Пятый уровень

– Ой, а они ведь соединяются! Пошли дальше!

– Что?.. – начал я, но уже понял, о чём она.

Ну кончено, никто из нас, созерцая реликтовое панно, не удосужился глянуть по сторонам. А между тем коридор не кончался. Нет, он как бы поворачивал одновременно и вправо, и влево, сливаясь с боковыми проходами, и все три были объединены этим красочным витражом («Да как только мы не разглядели его из вестибюля?»). И да, это бред, но мне показалось, что один из проходов зовёт меня, наполняя мысли тихими шелестящими фразами: «Зачем идти обратно тем же путём? Вернуться к выходу можно и другим… Да и зачем возвращаться? Можно ещё здесь побродить. Ну когда ещё выпадет такой шанс?.. Разве ты не хотел новизны?»

В общем, в итоге мы так и сделали. Постояв ещё пару минут перед витражом, отправились исследовать новый коридор.

***

Мы прошли его очень быстро, лишь изредка проверяя, нет ли бреши в защите его боковых комнат от любопытных взглядов. Некоторые двери еле держались в коробках, запертые хилыми замками, на вид готовыми выпасть от лёгонького нажатия, другие были накрепко заколочены удивительно новыми досками. Да, были и пустые проёмы, свет из которых я наблюдал в вестибюле. Но в комнатах опять не нашлось ничего интересного. Они были такими же голыми, как и та, сквозь которую мы сюда попали.

А вот одна из дверей оказалась не только запертой, но и опломбированной. Я изо всех сил старался рассмотреть знак, впечатанный в засохший сургуч, но разобрать сливавшиеся друг с другом символы было трудно.

«Большое округлое пятно в центре – наверное, герб Советов. А вот что за надпись по кругу? Да что ж такое?! Неужели я, так ничего и не выяснив, вернусь домой и буду гуглить тёмными ночами?!»

Я быстро сфотографировал печать и двинулся дальше.

Проход закончился, и мы вернулись обратно в полутёмный вестибюль. Я с надеждой посмотрел на дверь комнаты с баррикадой из досок. Мария перехватила мой взгляд:

– Как? Уже?! Ну уж нет! Мы ведь не осмотрели третий коридор!

И в итоге, как и следовало ожидать, хоть часы на моём запястье давно проскочили время обеда, а в желудке начинало урчать, сегодняшнему приключению ещё рано было заканчиваться. И мы пошли вдоль пыльной решётки, отделявшей коридоры от холла.

Ольга плотно сцепила руки вокруг моего предплечья, а Ильнур странно улыбнулся, оглянувшись на нас, и поспешил за убежавшей вперёд Марией. Я нервно дёрнул уголком рта, чуть не вырвавшись из цепких объятий, чтобы догнать этого сопляка и расставить наконец точки над «и». Но вовремя одумался: «Нет, нехорошо это будет. Я ведь сам виноват, что вообще на всё согласился. Пусть теперь идёт, как идёт».

В третьем коридоре нас ждали длинные пятна света, тянущиеся из проёмов и зеброй ложащиеся на пол. Их было три: одно почти сразу у входа, следующее – через две двери от него, последнее – восьмая или девятая дверь, далеко впереди, но всего лишь центральная в их общем ряду. Пол здесь был уже не голым бетоном: его закрывал ребристый настил из чуть округлых снаружи, выпуклых досок, как это бывает в очень старых квартирах. Доски сильно скрипели и пружинили под ногами, и я даже подумал, что во избежание травм надо бы посветить вниз.

За первым дверным проёмом оказался целый лабиринт комнат. Маленькие клетушки выстроились аркадой параллельно коридору. Клетушки без намёка на двери, разделённые тоненькими перегородками из дранки, заляпанными штукатуркой. Освещались они хмурым светом, льющимся сквозь запылённое, общее для всех комнат окно из неожиданно толстого армированного стекла. А вдоль стены коридора, из которого мы сюда попали, тянулся ещё один – тесный, тоже соединявший комнаты между собой. Как будто для этого было мало сквозных дверей.

«Вот это да! Чудеса советской архитектуры. Возможно, здесь располагался канцелярский отдел…»

Окно, усиленное решёткой впаянного в него проволочного каркаса, поражало своей конструкцией, указывая на особую важность помещений. Ведь с противоположной стороны здания стёкла были совершенно обычными и давно повываливались наружу. «А может, и там окна раньше были такими, но пострадали от чего-то, и их пришлось заменить?»

В общем, мы сошлись на том, что это либо какое-то важное научное помещение, либо бухгалтерия. Ведь что же ещё так ценится в учреждениях, как не склад официальных бумаг? И конечно же, в пользу последнего говорила сама планировка: из некоторых комнат в коридорчик смотрели пустые окна – такие, какие все помнят по старым присутственным местам.

«Но вот куда подевались стекла? Хотя бы деревянные рамы, не говоря уж о дверях с косяками? Или всё-таки недострой? Но ведь… Хоть другие помещения ничего толком о себе не рассказали, но заколоченные двери? Но пломбы?.. Это не соответствует варианту с канцелярией. Может, просто здесь не успели достроить? И правда съехали… Как будто в спешке… Но вывезли-таки все инструменты, мебель и оборудование».

Впрочем, это всё было не важно. А инструменты могли растащить, мебель сжечь на костре. Но Мария всё порхала по комнаткам, строя безумные догадки. Она подпрыгивала, кружилась, и полы её пальто раздувались широким колоколом, подчёркивая тонкую талию. Ильнур и Ольга вяло бродили взад-вперёд, пиная кем-то натасканные сюда газеты и кучки тряпья. И внезапно я тоже решил досконально тут всё осмотреть, заглянуть в каждый дверной проём, в каждый угол этого здания.

Пройдя пятую из выстроившихся друг за другом комнат, я обнаружил, что она была последней, и вышел в объединявший их проход. Там я резко остановился, только сейчас заметив проём, ведущий в некий тесный «предбанник». Свет проникал в него только из коридора, и моя тень вытянулась вперёд размытым чёрным пятном, погружая закоулок во мрак. С потолка на проводе свисала одинокая лампочка-шестидесятка, хотя до этого никаких осветительных приборов я здесь не встречал. А больше тут не оказалось ничего примечательного, кроме того, что в стене напротив была приоткрытая дверь.

Дверь висела на ржавых петлях, оттягивавших вниз наличник с косяком, так что в месте их стыка с проёмом образовались толстые щели. Коробка была сильно перекошена по диагонали. Круглая, ощетинившаяся щепьём дыра говорила о том, что раньше в двери был замок, а две более светлые области на некрашеном полотне ДСП намекали на сорванную ручку. Из зазора между косяком и дверью тянуло запахом сырой штукатурки.

В нерешительности я застыл на пороге, когда сзади в меня с криком «Бу!» врезалась Мария. За ней подоспели и остальные, тут же уставившись на мою находку. Несмело я поднял руку, толкнув дверь. И та откатилось вперёд с противным протяжным скрипом.

За дверью была кромешная тьма, и отсвет из-за наших спин выхватывал из неё лишь брусчатый пол. Но его состояние здесь было ещё плачевнее, чем в остальной части здания: многие из досок выпирали вверх, выгнувшись, перекрутившись и лопнув. Это намекало на их длительный контакт с водой. А каких-то из них вовсе не было, и в провалах виднелась тёмная, влажная, неровная бетонная стяжка.

– Пойдёмте туда! – торжествующе воскликнула Мария, выуживая из кармана телефон, чтобы посветить.

– Нет, – неожиданно резко ответил я, одёрнув её за руку.

Она пронзила меня огненным взглядом. Я смутился, выпустив её кисть и мягко объясняя:

– Смотри, какой пол! Недолго и споткнуться, нарваться на приключения…

– Но есть же фонарик!

– Не стоит. Тем более, там, в большом коридоре, остались две открытые комнаты. Помнишь?.. Уже не хочешь узнать, что там такое?

Думаю, и Ольге с Ильнуром не хотелось лезть неизвестно куда. Так что они развернулись и вышли. Мария чуть-чуть постояла у двери, а потом вдруг, зацепившись пальцами за косяк, вся подалась вперёд, ныряя во тьму. Под моим нервным взглядом она секунду висела так, придерживаясь за проём и, видимо, изо всех сил вглядываясь в черноту, а затем тихо, неуверенно пискнула: «Эй!..» Потом вдруг резко отпрянула – подтянулась обратно в проём – и за ней с треском захлопнулась откатившаяся назад дверь. На мой ошалелый взгляд она хитро улыбнулась, напугав меня ещё сильнее, и прошмыгнула мимо, поспешив в главный коридор.

***

Оставив позади таинственный лабиринт, мы пошли ко второму открытому проёму. То, что нашлось за ним, превзошло все наши ожидания.

Комната метров шесть на шесть была вся заставлена голыми панцирными койками. Их каркасы были выкрашены в ностальгический грязно-синий цвет. Нижние стояли на полу, сдвинутые очень плотно и нагромождённые друг на друга, а верхние кто-то аккуратно поставил на торец – вертикально – и прислонил к стенам. Оставшиеся были просто свалены в кучу, заблокировав путь к такому же, как и в лабиринте, окну из армированного стекла. А прямо перед нами абсурдным пятном обыденности среди всего этого хаоса стояли четыре кровати, расположенные абсолютно правильно, всеми ножками на полу, и расставленные по две в ряд, как будто приглашая нас прилечь.

– Вау! – сипловато протянула Ольга, а Ильнур усмехнулся, почему-то заставив меня покраснеть.

– Ой, а что это здесь было? – наивно спросила Мария, и мне отчаянно захотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не быть сейчас здесь, рядом с нею.

– Возможно, комната отдыха. Для каких-то дежурных… – только и сказал я. – Нечего нам здесь делать, пойдёмте!

– Ну почему сразу «пойдёмте»? – снова вклинилась Ольга. – Давайте присядем, поболтаем…

– Время уже позднее, холодно здесь и есть хочется! – выпалил я сразу все пришедшие на ум доводы. – К тому же, там осталась ещё одна комната. Может, в ней нас ждут настоящие тайны?!

– Ну… Если тайны, тогда пошли… – неуверенно протянула Мария.

Неужто поняла мои волнения? За ней потрусил Ильнур, и я тоже наточил коньки к выходу, но тут мою руку сжали тиски сильных Ольгиных пальцев.

Я ещё не въехал, что к чему, а она уже присосалась ко мне в поцелуе, мягко, но настойчиво подталкивая к койке. Я хотел отстраниться, но она очень крепко вцепилась, и тут меня передёрнуло от внезапного возбуждения. Я плюхнулся на кровать, даже не ощутив контакта с панцирной сеткой, смягчённого то ли курткой, то ли неожиданным чувством. Лишь чудом я избежал встречи затылком с железным изголовьем, рискуя получить травму посерьёзнее ущемлённой гордости.

Ольга приземлилась на меня сверху и, не дав опомниться, расстегнула мою ширинку. Задрав полы своей дублёнки, она оттянула вбок нитку стрингов и заёрзала на мне конвульсивными толчками. Не в силах ничего с собой поделать, я схватился за края кровати, и, стараясь не смотреть в нависшее сверху лицо, завторил Ольгиным движениям.

Вдруг меня окатило холодом. Показалось, что на соседней койке кто-то сидит. Мотнув головой, я вроде бы заметил очертания фигуры, повёрнутой против света, так что в густой тени едва выделялись контуры зелёной шапочки и халата, как у хирурга. Голова фигуры была опущена, взгляд исподлобья сверлил меня…

Я рванулся, садясь на кровати и чуть не уронив Ольгу на пол. Видение тут же исчезло. Но я ещё долго не мог совладать с собой, подрагивая и нервно краснея.

– Ты прости меня, ладно? – после длинной паузы выдавил я. – Давай уже выбираться отсюда…

– Не хочешь – не надо! – огрызнулась Ольга. – Зачем так драматизировать?

Усмехнувшись и картинно закатив глаза, она стала поправлять одежду, вернув на место ниточку трусиков. Я застегнулся и попытался прогнать видение, поражаясь, что за штуку сыграли со мной стыд и совесть. Потом вывалился в коридор, бегемотом протопал по скрипучим доскам и вломился в третий проём.

Там оказался такой же лабиринт, как и в первой комнате. Чуть меньше мусора, но всё те же клетки из дранки. В одной из них я нашёл Марию с Ильнуром. Они мило беседовали о чём-то у окна.

«Ф-фу, пронесло!»

– Удовлетворили своё любопытство? Уходим! – громогласно возвестил я и первым вышел наружу, не дав им задать вопросов.

На пороге я наткнулся на ползшую за мною Ольгу и шустро припустил к вестибюлю. Мои спутники помедлили в недоумении, но тоже пошли следом.

Холодная полутьма холла была уже совсем близко, когда мне вдруг почудился шум. Будто зашелестел ворох старых газет, а затем раздалось отчётливое эхо шагов. Несмотря на топот ног и скрип досок, услышали это все и как вкопанные остановились. На фоне синеватой дымки впереди проступил тёмный силуэт.

Фигура медленно приближалась, немного прихрамывая, и я невольно попятился, но тут же опомнился и заставил себя замереть, жестом призывая к спокойствию остальных. Силуэт подобрался ближе, и в слабом, призрачном свете стали различимы детали.

Бабка лет семидесяти, с морщинистым грязным лицом, в замызганной кофте – той самой, из цветастой ангорки, что во времена перестройки резво сметали с прилавков.

«Всё ясно. Хозяйка хлама из будки вернулась в свои владения и наткнулась на незваных гостей…»

Старуха всё ковыляла к нам, и, не выдержав напряжения, я вдруг сморозил:

– Простите, вы не подскажете, где здесь выход?

На это в ответ раздался издевательский скрипучий голос:

– Какой ещё выход? Нет тут ничего! Куда пошли, а?

Оценив ситуацию, я уверенно двинулся ей навстречу, но, поравнявшись с бабусей, получил неожиданно крепкий толчок в грудь.

– Куда пошёл? А ну иди сюда!

Ошалев, я начал оправдываться:

– Да мы как раз хотели уйти… – и заработал новую серию ударов.

– Нечего здесь ходить! Нечего! Ишь…

Старуха уже орала вовсю, брызжа слюной из раззявленного беззубого рта, больно тыча в меня кулаками и оттесняя назад. Я, конечно, не отвечал: где ж это видано – бить старую и явно больную женщину? Оглянувшись, я увидел, что спутники пятятся по коридору – слегка испуганно, но вместе с тем веселясь.

А когда я повернулся обратно, обнаружил, что коридор уже пуст, и услышал удаляющиеся шаги. Удивительно, но бабуся успела раствориться в полутьме вестибюля.

– Что же теперь делать? – неуверенно спросила Мария. – Выход-то через вахту…

– Не боись! – нарочито бордо ответил я. – Вернёмся в другой коридор и тихонько вылезем через окно. Придётся опять сделать круг, но вы же сами хотели тут погулять…

***

Мы ковыляли в темноте, стараясь особо не шуметь, светя себе под ноги телефонами и усердно перешагивая выбоины в полу. Мария с Ильнуром шли впереди, мы с Ольгой – чуть поодаль. От стен отражалось эхо наших шагов и скрип досок под ногами. И к этим звукам примешивался призрачный шёпот капели.

Ильнур посветил вверх. Крыша здесь прохудилась, и талая вода резво сочилась вниз с потемневших стропил, стекая по стенам и капая с потолка. Здесь не было и намёка на лампочку, но сверху свисало несколько оборванных проводов.

«Возможно, не успели достроить. Или провода ободрали вольные собиратели цветмета. Вон и ржавые скобы полувековой древности… Да они, кажется, еле держатся, готовые упасть нам на голову…»

Судя по ощущениям, по коридору мы шли гораздо дольше, чем в прошлый раз. Мистическое сияние удивительной стены-витража и не думало приближаться, оставаясь размытым пятном вдалеке. Не зная, как это поможет, я зачем-то начал считать запертые двери, а мои спутники вертели головами, беспокойно переглядываясь и всё ещё не решаясь говорить вслух. Но бредовые мысли, видимо, появились и у них.

Тут во тьме раздался зловещий скрежет, и одна из дверей медленно поехала внутрь, отбросив на стену яркий прямоугольник света. Вздрогнув, все остановились. Пятно света перечеркнул силуэт с неестественно длинной рукой, тянущейся до самого пола.

Оборванный, грязный, заросший бородой мужик выступил из проёма, разворачиваясь к нам, и в его руке была зажата не то шишковатая дубина, как в учебниках по истории, а не то какой-то гигантский обглоданный мосол. Он волок его за собой, гулко стуча по доскам настила. Наша бравада вмиг улетучилась, и мы кинулись прочь со всех ног.

«Больные бродяги… Да они с бабкой – прямо сладкая парочка!»

Я чуть не врезался в застывшего Ильнура: за каких-нибудь пару метров до холла из полутьмы выступил силуэт старухи. Мария взвизгнула и закрыла рот руками, а Ольга прижалась ко мне, крепко схватив за запястье. Я поймал на себе взгляды спутников с читавшимся в них вопросом: «Что делать?»

– За мной! – одними губами скомандовал я, дёрнув Ольгу за локоть и ввалившись вместе с ней в комнату-лабиринт.

Толкаясь, мы протиснулись во внутренний коридор и столпились у маленького предбанника, судорожно озираясь. Но никто за нами не гнался, и вокруг стояла тишина. Всё та же лампочка болталась на проводе, но, готов поклясться, следующая дверь была другой! Вместо дыры в ней поблёскивал кругляш новенького замка, и судя по всему, тот был заперт!

Мария с Ольгой вдруг хором всхлипнули и запричитали.

– А ну тихо! – рявкнул я, и это подействовало.

Я оттеснил всех назад, освободив место и призывно глянув на Ильнура. Он понял.

Девчонки тихо поскуливали, пока мы с Ильнуром ударяли плечами в дверь, стараясь действовать синхронно, не толкаясь. Со звонким хрустом дверь подалась, и мы вывалились в сырую тьму. Пропустив всех вперёд, я наклонился к выбитому полотну ДСП, и Ильнур помог мне кое-как впихнуть его обратно в коробку.

– Что теперь?! – истерично спросила Ольга.

– Всё норм, – хладнокровно ответил я, включая фонарик.

Я думал, что мы попадём в какой-то подвал, так как здесь пахло влажной штукатуркой и плесенью. Но вокруг были всё те же гнилые доски и бетонные стены – продолжение коридора, разве что чуть пошире и покороче. Хотя… Нет, у стены справа начинался лестничный марш, ведущий куда-то вниз. Но туда мы не пошли, ведь я сразу нашарил лучом фонаря дверь в конце коридора. Я повёл всех за собой, поражаясь, какого чёрта мы вообще полезли в этот дом, и что это за нелепая постройка. Дверь была не заперта. Легонько толкнув её, я увидел синий мрак вестибюля и осторожно высунулся в щель, озираясь.

Оказалось, мы в какой-то пристройке с правой стороны вестибюля, и смотрел я как раз на ворота. И, о чудо, они были приоткрыты.

Я решительно вышел в холл, бросив настороженный взгляд на будку охраны. За решёткой было пусто, и я торопливо подозвал спутников. Подбежав к железным воротам, мы с Ильнуром навалились на них, вытолкнув одну створку наружу.

Улицы как таковой не было: её залили непроглядные сумерки, непонятно когда успевшие опуститься на пустырь. А из-за ворот на нас готова была ринуться толпа.

Страшные, грязные, озлобленные бомжи, вооружённые шипастыми досками и дубинами, скалясь, выступили из тьмы. Крутанувшись на ватных ногах, я бросился прочь, схватив кого-то за рукав (кажется, Ольгу). К счастью, остальные рванули следом за нами.

Я влетел в пристройку и бросился вниз по лестнице, успев ещё обернуться и сгрести в охапку кого-то. Мы вылетели на площадку с хилой дверью, тоже открытой.

Ольга с Ильнуром шмыгнули во тьму, но вдруг сверху оглушительно грохнуло, и Мария застыла на месте. Начисто забыв о галантности и о душевном трепете, я резко впихнул её внутрь и сам влетел следом, захлопнув за собой дверь. Вверху и внизу двери я нашарил мощные шпингалеты и судорожно защёлкнул их. И как только я это сделал, дверь затряслась от ударов.

Я навалился на дверь, надеясь удержать её в петлях. Ильнур тоже оказался рядом. В дверь колотили, и я прикрыл глаза, выдерживая боль от ударов. Но вдруг они прекратились. Повисла тишина, нарушаемая только всхлипами.

«Совещаются они там, что ли?..» – пронеслась в голове дикая мысль.

Но не успел я её озвучить, как раздался дребезжащий щелчок: «Бдзынь!» (перепугав всех, под потолком загорелись лампы).

«Что за бред? Если здание раньше и было подключено сети, то теперь-то?..»

Рядом плакали девушки, а я вертел головой, озираясь.

Снова коридор, только уже не с гнилыми досками, а с узорчатым линолеумом на полу. И линолеум был подозрительно новеньким. Стены, правда, украшали разводы влаги, а лампы горели здесь через одну, но сам факт их работы изумлял. А по бокам опять были двери, но теперь обитые металлом и запертые, даже с какими-то указателями.

«Точно! – невпопад думал я. – Это не подвал… Это целая генераторная станция! Она обеспечивает электричеством всё здание. Наверняка на дверях надписи: «Не влезай, убьёт!»

Лампы судорожно моргали, погасая и включаясь вновь, изредка синхронизируясь и то освещая подвал, то погружая во тьму. Вдалеке ламп горело всё меньше, и метров через пятнадцать коридор уходил во мрак. Невозможно было разглядеть, что там впереди.

Я до последнего не хотел верить, что попал в такую ситуацию, а когда наконец признал это, то наплевал на всё и протянул руки к дрожащей Марии. Я обнял её. Осторожно прижал к себе, приподнял её заплаканное лицо и нежно посмотрел в огромные серые глаза, приговаривая: «Ничего… Всё в порядке… Всё норм…»

Поначалу она ещё всхлипывала, потом судорожно вздохнула и робко опустила голову мне на грудь. Я прижал её к себе, поглаживая по волосам. И тут меня осенило: «Давно пора достать телефон и набрать номер службы спасения!» Но сделать этого я не успел – в дверь заколотили. Мария отпрянула. Мы с Ильнуром бросились защищать вход.

Одуревшие взгляды, всхлипы, паническая одышка, звуки ударов.

– Бегите! – крикнул я, из последних сил вжимаясь спиною в дверь.

Спутники бросились прочь, а я зажмурился, сдерживая натиск и готовясь к неотвратимому. Но вдруг я тоже оттолкнулся от двери и кинулся наутёк, не думая, чем это закончится.

Я видел спины Марии, Ильнура, хотел догнать их, но тут все лампы погасли. Впереди раздался дикий, отчаянный, рвущий душу крик. Он стремительно сошёл на нет, а свет включился опять. Лампы горели теперь по всей длине коридора, осветив и ту его часть, что раньше оставалась в тени. Передо мною открылась ужасающая картина.

Рваная дыра в полу, обрамлённая ломаным брусом и клочьями линолеума. Свет моргал над ней, и куски вздыбленных досок отбрасывали безумные тени, придавая дыре сходство с огромной клыкастой пастью. Я поплёлся вперёд и упал на колени у её края. Дрожащими пальцами выковырял из кармана мобильник и, чуть не уронив его, ткнул кнопку питания. Неистово надавив на ярлык фонаря, вытянул руку над ямой.

Пропасть без намёка на дно. Лишь метра через три – битые плиты кафеля нижнего этажа, «стекающие» в дыру. И ничего. Ни следа живых людей, ни их тел, разбившихся о бетон.

Всё ещё ни во что не веря, я склонился над ямой, шаря по ней лучом фонаря, и стал тщетно, надрывно звать спутников, выкрикивая их имена.

Часть вторая. Борец

Выйдя из ступора, я оттолкнулся от края ямы, встал на ноги. Сунул в карман мобильник и побрёл обратно по коридору, давя в себе отчаянный крик: «Что блин происходит?!» Мозг не хотел работать, подсовывая мне вместо ответов какую-то кашу из образов: дед с обглоданным мослом, старуха в кофте, бешеные бомжи, плачущая Мария. Всё это никак не хотело вписываться в картину реальности, но я не мог очнуться.

Шатаясь, едва не встречаясь головой со стенами, я добрался до двери, больше не прыгающей под ударами. Выковыряв из куртки мобильник, набрал экстренный номер. После недолгих гудков послышался женский голос: «Что у вас случилось?» Но когда я дурным голосом начал орать, объясняя ситуацию, связь прервалась, и я понял, что разговариваю сам с собой. Я жал кнопку вызова снова и снова, но на линии то было занято, то звонок обрывался. Лишь один раз всё получилось, но автоинформатор попросил подождать, и тут экран погас – телефон умер, превратившись в бесполезный кусок пластика. Я едва не шарахнул его об стену, но одумался и сунул обратно в карман.

«Ничего, – стал я себя успокаивать, – всё будет хорошо… За мной приедут… Отследят геолокацию…» – но на это в голове возникали саркастически мрачные мысли.

Опасаясь приближаться к двери, каким-то чудом сдержавшей натиск бомжей, я наматывал круги по коридору, дожидаясь неизвестно чего – то ли чудесного спасения отрядом бравого спецназа, то ли появления в стене волшебного портала, ведущего прямо домой – и не находил моральных сил даже на то, чтобы оплакать свою несбывшуюся любовь. И тут я заметил Её.

В стене слева, примерно посередине между небезопасным выходом и страшным бездонным провалом, действительно была плотно закрытая, сливавшаяся цветом с бетоном, тусклая оцинкованная дверь. Я не стал долго раздумывать, как это умудрился не заметить её раньше, а просто подошёл и остановился напротив. И стало ясно, что она не заперта, потому что на внутренней стороне некрашеного косяка виднелась пара миллиметров более светлого дерева, не потемневшего от влажного воздуха подвала и не затёртого прикосновениями. А рядом с дверью, как раз на уровне глаз – там, где обычно вешают эвакуационный план, – была пластиковая табличка, формой и размером похожая на автомобильный номер. Она была грубо пришпилена к бетону не до конца вогнанным в него гвоздём. Корявая размазанная надпись, сделанная чем-то засохшим, рыже-коричневым, гласила: «Помолись!»

– Вот ещё! Давно не пробовал и сейчас не собираюсь! – подумал я и мягко толкнул дверь, осторожно заглянув внутрь.