Гермоген. Последний день перед уходом в вечность

Владимир Шеменев

Гермоген. Последний день перед уходом в вечность

– Батюшка, батюшка, очнитесь, – звал кто-то. Голос был нежный, ласкающий, ангельский. От тихих интонаций, льющихся переливом, хотелось повернуться на бок, подсунуть руку под заросшую щеку и поглубже вдавить голову в кирпич, обмотанный ветошью, который казался мягкой пуховой подушкой.

Иссохшая жилистая рука поползла по деревянному настилу, сгребая ошмётки старой гнилой соломы, ткнулась в окаменевшую глину и дрогнула, посылая импульс истомленному телу: под головой не думочка1, и ты не в постели, очнись, просыпайся, пора.

Веки дрогнули.

Гермоген2 открыл глаза, глянул на полоску света под каменными сводами. Всё, что он мог – это видеть. Мог ещё шевелить иссохшими губами – и, кажется, всё. Нет, не всё. Ещё руки слушались старца, мог осенить себя крестом, перевалившись на спину, и язык, растрескавшийся от жажды, ворочался среди ввалившихся скул, позволяя звучать Иисусовой молитве. Патриарх уже не ходил, не вставал и даже не пытался, только лежал, вытянувшись на грубо сколоченных нарах, брошенных на ледяной пол. Лежал на спине и редко, если мог перевернуться, на боку, чувствуя не плотью, а костями жёсткость своего ложа. Дышал часто, прерывисто, с хрипотой. Черты лица заострились, кожа поблекла, сжурилась и потемнела, переняв синеву подземелья. Изо рта шёл пар – тёплое дыхание в тёплом теле в сыром, промозглом подвале, больше похожем на каземат, чем на келью.

В тот день, когда его спустили сюда по винтовой лестнице с полусотней ступеней, не отчаяние нашло на него, а радость. Два узких, в локоть шириной, стрельчатых окна на полукруглой стене напомнили патриарху алтарь. «С чего начал, тем и закончу», – улыбнулся Гермоген, оглядывая своё узилище: тёмное, сырое и холодное.

Ещё недавно патриарх всея Земли Русской – высокий, статный, не старик и не дед, хотя ему перевалило за восемьдесят, а убелённый старец, отче, батюшка, владыка – сам вёл службы, сам хиротонисал и сам выходил со словом поучительным к народу православному.

«А теперь я подобен скелету, обтянутому кожей», – думал патриарх и утешал себя мыслями: «Плоть немощна, дух силён», – дабы не впасть в уныние и случайно не похулить Бога, отчего вся жизнь, прожитая в трудах, могла скрутиться, словно лист пергамента, затрещать и рассыпаться в пыль. Вспомнил, как жена неразумная советовала мужу своему, покрывшемуся червями и струпьями: «Похули Бога и умри». Гермоген напрягся, ему было тяжело выговаривать то, что сказал своей жене Иов Многострадальный, но он повторил слово в слово: «…Ты говоришь как одна из безумных: неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?3». И добавлял уже от себя: «Из праха создан, прахом стану. А душа пойдёт в вечность!» – Разум не хотел отпускать тему бессмертия: любил Гермоген поговорить и порассуждать о том, во что не только верил, но и воочию увидел.

***

В Вербное воскресенье вывели патриарха ляхи из заточения, нахлобучили митру на голову, сунули посох в руки и, подтолкнув к ослу, стоящему у ограды Успенского собора в Кремле, сказали: «Давай, божий человек, садись и прокатись на радость быдлу русскому, а мы рядом пойдем с вострыми саблями, чтобы ты не взбаламутил Москву и нас жизни не лишили». Боялись поганцы гнева народного, вот и выпустили патриарха из-под стражи в праздник Входа Господня в Иерусалим. Думали любовь поиметь народную – да не вышло.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Думка (разг.) – маленькая постельная подушечка.

2

Гермоген (1530-1612) – патриарх Московский и всея Руси. Прославлен в лике святителей.

3

Иов. 2:10.