Отдайте сердца

Смутившись, Рони что-то вывела, всего пару слов, и остановилась, нервно теребя ручку.

– Не бойся. – Алето покрутил по стенкам стакана золотистый напиток и снова посмотрел на девушку. – Сколько тебе, лет восемнадцать? В твоем возрасте сюда приходят, чтобы отравить соперницу, реже – родителей ради наследства. На ту, которая нюхает или курит, ты не похожа.

Рони смотрела в ответ как знающий правду учитель смотрит на оправдывающегося ученика. От этого взгляда стало неуютно: она больше не смущалась, а сидела с таким видом, будто знала его наизусть. Ну уж нет.

– Не смотри на меня так больше. – Алето грозно ткнул пальцем в воздух. – Напиши, что ты хочешь, не надо ничего рассказывать. Это не мое дело.

Девушка неуклюже дописала и протянула лист, пряча глаза. «Чтобы один человек умер». Алето держал клочок бумаги в вытянутой руке и смотрел на него, не мигая. В голове начала зарождаться новая фантазия. Это была еще одна идеальная ситуация.

Его старый друг нашел себе хобби, начав убивать. Он яро и до безумия верил словам Альвардо, звучавшим тысячи, даже миллионы раз: «Станешь новым богом Алеонте», «Вернешь в город искру», «Искоренишь зло». Они были напыщенными и громкими, но превратились для него в заклинание, в молитву, в мантру.

Алето долго следил за старым другом, пытаясь понять, как тот выбирает жертву. Надо подвести его к выбору недруга Рони, и если Алето будет знать заранее… Этот затейник не должен заскучать. Наверное, новую затею стоит подготовить даже раньше, чем встречу с кровником. Необходимо поменять кирпичики местами – фундамент будет крепче.

Альвардо говорил, что в Алето больше рассудка, чем сердца. Ну вот же – он чувствовал себя оголенным нервом, который живет всего одним чувством, и все в нем подчиняется ненависти. Пусть учитель пожинает плоды своего ученья.

– Кого? – спросил Алето, мыслями возвращаясь к Рони.

Что же, заповедь, что здесь не спрашивают о чужих историях, пора забыть. Некоторые стоят того, чтобы отказаться от собственных слов, а ради старого друга можно было нарушить любое табу.

Крошечными буквами Рони вывела: «Отец».

Так вот откуда у нее столько синяков? Если он бил собственную дочь, она имела право ополчиться против него. Отличный вариант. Друг не устоит, особенно если добавить в историю острых деталей.

– Кто твой отец? – осторожно спросил Алето, боясь спугнуть девчонку.

Некромант шевельнул пальцами, заставляя сердце Рони забиться медленнее. Он слышал, как успокаивается ее пульс, как кровь течет по венам ровными сильными потоками, и это было сродни красивой завораживающей мелодии.

Девушка медленно написала: «Гирвано Корана, ворон».

Алето продержал записку в руке дольше, чем следовало. Не любил он воронов и других птичьих ублюдков, гордо именовавших себя «полицией».

Его отец работал коршуном и бросил их, когда мать носила второго ребенка. У них не осталось денег, и особенно ярко Алето запомнился суп из картофельных очистков. Из-за недоедания и волнения матери Лота родилась больной, да и у мамы здоровье пошатнулось. Она уже не могла нормально работать, ее гнали со всех мест, пока вовсе не перестали принимать. Тогда они перебрались в деревню, но и там было не лучше. И все из-за одного чертова коршуна, который пытался быть защитником города, а оказался обычным ублюдком.

Перегнувшись через стол, Алето сжал ладошку Рони.

– Ты не одна. Я помогу. Расскажи мне, что с тобой произошло.

«Ты не один», – говорила чертова церковь. Он ненавидел эту фразу и теперь сам ее произнес. Слова давали слишком много надежд, они были коркой хлеба для голодающего. Он сам когда-то продался, но стоящего в них оказалось немного. Что же, девчонка должна доверять ему, чтобы рассказать все.

И она, как послушная кукла, все писала и писала. Алето прочел текст – настоящую исповедь, и детали плана сами собой встали на место. Да, все же он был фантазером, и это ему нравилось. Вон какой чудный план получилось нафантазировать. Старый друг не заскучает.

9.5. Нужно найти компромисс

Восемь лет назад

Эйнар хмуро вглядывался вдаль, Алето переминался с ноги на ногу. Они стояли наверху школьной башни, и весь двор, занесенный белым, был как на ладони. Снег, такой редкий в Алеонте, казалось, специально выпал именно сегодня, чтобы сделать день еще более тревожным, неясным.

– Как думаешь, что с ним будет? – спросил Алето, делая шаг в сторону от балюстрады.

– Отправят в Рицум или повесят, – не задумываясь ответил Эйнар.

Известие о том, что ученик Ордена жизни убил другого, потрясло не только школу, но и весь город.

Конечно, Раон всегда был козлом, но… Эйнар знал о его семье, знал, что вечные цепляния к другим только от того, что парня унижают дома. И пусть он сам сталкивался с ним чуть ли не каждый день, были моменты, когда они разговаривали на равных, и Раон казался, в общем-то, неплохим. А тут… Он не рассчитал магию и сжал сердце другого ученика слишком сильно. Подобное случалось редко, но за преступления судили всех одинаково.

Алето посмотрел на свои ладони так, словно видел в них орудие убийства.

– А если мы тоже когда-нибудь не сможем контролировать себя? Между жизнью и смертью так мало, я боюсь не нащупать этот миг.

Эйнар положил руку на плечо Алето:

– Я тоже боюсь. Но если мы не будем бороться за жизнь, то кто тогда? Мы научимся управлять своей силой.

– Хорошие слова, Эйнар.

Отец Гаста появился как всегда неожиданно. Серебряных нитей в его густых черных волосах заметно прибавилось за последние дни. Карие глаза смотрели устало, но по-доброму, с бесконечным пониманием. Эйнар уже плохо помнил, как выглядел отец, но казалось, что Альвардо похож на него.

– Алето, ты боишься, что не сумеешь совладать с магией, как это произошло с Раоном?

– Да. – Друг выпрямился, но взгляд по-прежнему был прикован к заснеженному двору.

– Если ты боишься сделать больно, это говорит о твоей человечности. Страх – хорошее чувство, оно показывает нам, когда нужно остановиться. Но грань тонка. Иногда, попав во власть страха, мы можем отказаться от всего и проиграть. Магия – не бог, это инструмент, и нам решать, как его использовать. Алето, в тебе больше рассудка, чем сердца. – Альвардо улыбнулся второму ученику: – А в тебе больше сердца, чем рассудка, Эйнар. Вам обоим нужно найти компромисс, только так вы найдете верный путь.

Эйнар промолчал, но крепко стиснул зубы. Отец Гаста говорил, что Алеонте нуждается в боге, который снова наполнит город искрой. Хотелось сделать это, какой бы компромисс ни понадобилось найти: с разумом или сердцем, с совестью, с людьми – неважно.

10. На кону стоит сам город

– Невозможно! – Женщины, обсыпанные пудрой, чтобы придать коже желанную белизну, всплескивали руками, испуганно перешептывались и косились на своих спутников.

Те одинаковыми голосами, браво выпячивая грудь, отвечали:

– Возможно, и долг каждого мужчины – защита своего города.

Сбивающей с ног волной пронесся слух о том, что застрелен Тьяр Дон – губернатор Аусской области, подчиняющейся Алеонте. На ней находился золотоносный Гарлийский рудник, поделенный с Кионом, и это стало вызовом южному городу. Тем более, пойманный убийца подтвердил – его наняли кионцы. Сколько в этих словах было правды? Эйнар мог поклясться должностью, что ни капли.

Однако люди поверили. Они роптали и жаловались, но в разговорах все чаще звучало «война». В салонах аристократов и тавернах, где собирались рабочие, в университетах, парках, на улицах – везде слышалось это проклятое слово. Эйнар все чаще сам проводил службы, посещал школы, приюты, богадельни и дома прихожан и все говорил, говорил, говорил о том, что нет нужды идти на войну, нет нужды даже в самой войне. Ему кивали, соглашались, но знали: король отдаст приказ, и им придется пойти.

В течение трех дней рабочие отвечали стачками, крестьяне разгромили несколько поместий землевладельцев, но это было крошечной искрой, которая не смогла стать пламенем.

– Долг каждого мужчины сделать так, чтобы в его городе не слышали о войне, – не сдержавшись, произнес Эйнар и пошел в другой конец зала, продолжая кивать и улыбаться гостям.

Официальный приказ не был отдан, но все знали, к чему идет дело. Сегодняшний благотворительный вечер стал тому доказательством – зачем собирать деньги на нужды армии и во вдовий фонд, если не война стучится в двери? Вернее, если город сам не распахивает их.

Толстяк-распорядитель, одетый в слишком тесный для него костюм, объявил о том, что базар заканчивает работу. Женщины, с вымученным видом сидящие за деревянными стойками, принялись торопливо сгребать непроданные украшения и безделушки. Судя по тому, как опустели ряды, продать удалось многое. Еще бы, богачи всегда старались перещеголять друг друга – и уж если один видел, что другой сделал пожертвование, он не мог остаться в стороне.

Сцепив руки за спиной, Эйнар встал сбоку от кружка аристократов-прихвостней. Желая угодить королю, некоторые из них надели военные мундиры, но большинство, все же, явились в сюртуках. И женщины, и мужчины так и льнули к правителю, сидящему на высоком кресле с резной спинкой. Альдо смотрел по сторонам с истинно королевским видом и, заметив, как кто-то делает пожертвование, кивал, будто солнце лучом одаряет. Но Эйнар видел: глаза у него были как у лисицы, обнаружившей курятник открытым.

Повинуясь приказу распорядителя, два десятка девушек выстроились в линию. С каждой из них можно было «купить» танец, и деньги тоже шли на то, чтобы потешить мечты короля о войне.

– Пятьсот лено за сену Орьядо! – выкрикнул мужчина в военном мундире.

Одна из девушек покраснела и улыбнулась, прикрыв рот рукой. Первые ставки были сделаны, деньги собраны, музыканты начали медленную, нежную мелодию, и пары закружились. Основной свет приглушили, придав атмосфере таинственности, остались только свечи с длинными, трепещущими тенями.

– Душа Амадо, церковь не будет жертвовать? Или вы не танцуете? – вопросы прозвучали громко, с вызовом.

Эйнар обернулся: перед ним стоял Ользо Чикрос, сын крупного землевладельца и верный прихвостень короля. Белозубая улыбка резко выделялась на смуглом лице, и сам он так и светился лживым благодушием.

– Сен Чикрос, церковь не будет жалеть ни денег, ни сил, когда поймет, что война неизбежна. Пока же я верю: Алеонте и Киону хватит благоразумия сберечь своих людей.

– Благоразумия? – Ользо скривил губы. – По-вашему, мы должны закрыть глаза на провокации Киона? Подождем, пока их армия сама подойдет к стенам города?

– Не псы, а комнатные собачки, – раздался презрительный голос – вроде бы тихий, но недостаточно, чтобы не услышать.

На этот раз заговорил Ремон Тью, который за глаза хвастался, что король относится к нему как к брату, но увидев Альдо, лебезил перед ним как слуга, а не брат.

У Эйнара появилось нехорошее предчувствие, что оба заговорили неспроста. Сколько бы лет ни длилась вражда Ордена и людей короля, на открытый вызов решались немногие. Хорошо. Если Чикрос и Тью хотят выслужиться перед Альдо, пусть попробуют.

– Уважаемые сены. – Эйнар с улыбкой осмотрел кучку аристократов вокруг короля. – Церковь стоит на том, что каждый способен сделать ошибку и каждый заслуживает быть выслушанным. В мире нет ничего, что не решить словом, и если мы в силах избежать потери тысяч людей и половины бюджета Алеонте, надо сделать для этого все возможное. Не гордость будет кормить нас зимой, и не гордость согреет.

Танец кончился, начался новый круг торгов. Ользо и Ремон исподлобья поглядывали на Эйнара, словно копили слова, чтобы высказаться. Однако когда снова заиграла музыка, они не успели раскрыть ртов – их опередил Дано Фьела, очередной прихвостень короля. Он него так и разило вином, а глаза были как мутные стеклянные шары, но на ногах он держался уверенно и столь же твердым голосом проговорил:

– Может и так, душа Амадо, но как жить, если знаешь, что смолчал, когда тебя оскорбили? Если Кион покушается на наши территории, мы дадим отпор.

Он выпячивал мощную грудь, стянутую военным мундиром. Уж кто-кто, а Фьела знал о войне – он сдерживал восстания в колониях и защищал границу с Торлигурой. Его рвение Эйнар понимал: третий сын обедневшего землевладельца, он мог сделать имя только в сражениях. И сделал – возвращался, чтобы блеснуть при дворе новой победой, вскружить голову очередной девице и ускакать в закат навстречу подвигам. У него просто не было иной жизни. Но ведь она была у других.

Король Альдо с явным интересом наблюдал за разговором, а придворные, вторя ему, жадно уставились на церковника и троицу. Эйнару все больше казалось, что его, не спросив, обрядили в костюм клоуна и поставили на середину циркового круга.

– Сколько вам лет? – обратился он к ним. – Вы помните осаду триста десятого года? Я – нет, но я родился в самый голод, в начале зимы, когда не осталось ни муки, ни дров. Моя сестра умерла, а ведь у родителей были деньги, но что они значат в осажденном городе? Из-за того, что первые месяцы я недоедал, я рос маленьким и щуплым – недокормыш, так меня могли бы дразнить. Да, я не видел настоящей войны, но я застал ее, мое тело помнит, поэтому каждой своей частью я буду против. Пусть войну ведут те, кому она нужна, а обычные люди хотят мира.

– Мы все помним ту осаду. – Ремон Тью хмурился. – При всем уважении, не надо делать вид, что вы один настрадались и поэтому стали миротворцем. Если вы против войны, то вы ничего не теряли из-за действий Киона – ни земель, ни людей.

– А кто здесь терял? – Эйнар не удержался от ухмылки. Он увидел, как Альдо покрутил кисть, будто разминался перед ударом.

– Тьяр Дон был моим отцом, и кионский наемник его убил! – Худенькая девушка грозно потрясла кулачком. – Нам пришлось переехать, потому что мама постоянно боялась!

Эйнар жалостливо посмотрел на нее. Может, он ошибался, но… Но, скорее всего, нет, и вряд ли она когда-нибудь узнает, кто стоял за убийством ее отца на самом деле.

– Я соболезную вам, сена Дон. – Эйнар поклонился девушке. – Если вам или вашей семье понадобится помощь, вы всегда можете прийти в церковь Эйна. Вы не одни.

Ользо громко хмыкнул. Ремон все не унимался:

– При всем уважении, я должен сказать, что ваша паства – это по большей части необразованные крестьяне и рабочие. Приличным девушкам не место в вашей церкви.

Кончики пальцев наливались жаром. Чуть сжать руки – и каждый из троицы успокоится. Сердце будет биться медленно-медленно, им уже не захочется ни спорить, ни даже стоять.

– Алеонте – это и есть крестьяне и рабочие. Большнство из нас – потомки беглых рабов. Здесь нет тех, кто равнее других.

Дано еще сильнее выпятил грудь – точь-в-точь бойцовский петух.

– Не нужно обвинять нас, если сами не способны дать ответ. Знаете, что я вам скажу? Вы как старик прячетесь за сводами своей церкви и не можете по-мужски принять бой.

– Чего вы от меня ждете, сен Фьела? Что я обижусь и пожалуюсь? Или вступлю в драку с вами? А может, одумаюсь и начну выступать за войну?

Эйнар все понял. Грубость в присутствии короля любому могла стоить головы. Этот лощеный двор никогда не позволял себе прямого вызова – не считая живущих ради дуэлей юнцов, – нет, здесь проклятья прятали за лестью, а вместо кулаков пускали в ход слова острее кинжалов. Если король спокойно наблюдает за ссорой, она с его подачи.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.