Смерть Земли

Тем временем Милявский с молодой подругой сели в его новенький чёрный внедорожник. Роман решительно подобрал кирпич и огляделся по сторонам. Вроде никого не было. По крайней мере, он никого не увидел. Когда машина тронулась с места и находилась уже в непосредственной близости, парень замахнулся кирпичом, но в последний момент сдержался. Это, конечно же, был бы глупый поступок. Камеры же всё фиксируют, а значит, его найдут и заставят платить ущерб. А то и дело уголовное вообще завести могут. Мысль о слезах матери остановила Ромкину руку.

– Чтоб ты сдох, мразь, – прошипел молодой человек с ненавистью, глядя вслед резко рванувшемуся внедорожнику.

Сразу после этих слов машину швырнуло в сторону, потом в другую, затем она развернулась и понеслась обратно – прямо по направлению к главному входу. Точнее, она ехала совсем не прямо, а постоянно виляя, но неизбежно приближаясь к парадной лестнице университета. На скорости джип влетел по ступенькам вверх и разнес стеклянные двери учебного заведения. Остановить движение безумной машины смогла только бетонная стена фойе. Ромка сразу бросился к месту столкновения и оказался там даже быстрее уже успевшего после начала смены налакаться охранника, растерянно хлопавшего глазами.

К счастью, дверь с пассажирской стороны с усилием, но открылась, и Роман увидел, что Ольга, на первый взгляд, вроде бы серьезно не пострадала. Всё-таки системы безопасности в дорогих машинах уже многие годы делали с умом. Парень сумел вытащить девушку и осторожно положил её на пол, подсунув под голову свой свёрнутый пиджак.

А на водительском сиденье, уткнувшись носом в подушку безопасности, скрючилось ненормально высохшее тело профессора Милявского. Он тоже, судя по внешнему виду, серьёзно не пострадал, но при этом всем было очевидно понятно, что жизнь стремительно покидала его. Обезумевший взгляд пожилого мужчины метался, не замечая никого и ничего вокруг, а с губ срывался какой-то звериный рык. Впрочем, это продолжалось не более минуты. Никто не успел ничего предпринять. Профессор дёрнулся последний раз и затих.

Стало совсем тихо. Охранник наконец сообразил и бросился вызывать экстренные службы. Ольга слабо застонала и попробовала пошевелиться, приоткрыв глаза.

– Лежи, лежи, не двигайся, – прошептал Роман, – я рядом, всё будет хорошо.

Прибывшие медики установили, что Ольга отделалась лишь многочисленными ушибами и переломом левой ноги, профессор же и вовсе не получил от столкновения серьёзных повреждений, а умер по какой-то совершенно другой причине. И по лицам врачей Рома понял, что это далеко не первая такая смерть, которую они видят.

* * *

На расширенном заседании руководства «ЮФИ» присутствовали её вице-президент Гордон Браун, три члена президиума, а также представитель правительства Европейского содружества Дик Крюгер и сенатор Маккейн.

– Скажите, Гордон, неужели вы не тестировали эти таблетки перед тем, как выпустить их на рынок? – вкрадчиво спросил Маккейн.

– Конечно, тестировали, но никому и в голову не могло прийти, что их действие проявится только через двадцать три года. Первая тестовая группа замечательно себя чувствовала на протяжении целых восьми лет. Правда, потом все они, все девять человек, разбились на самолете при посадке в Майами. Но компания решила, что и восьми лет достаточно. Затем протестировали ещё пару лет на нескольких тысячах людей. Вы понимаете, нескольких тысячах! Никаких побочных эффектов! Только плюсы. Мы же изначально создавали «ТТВ19» для лечения болезни Паркера, а это страшнее рака и СПИДа вместе взятых! Да я и сам жрал эти поганые таблетки на протяжении почти двадцати лет! Мне жить осталось чуть больше трёх!

– Зачем вы их вообще придумали?! – взревел Дик Крюгер.

– Ха! – глаза Брауна гневно и презрительно посмотрели на чиновника. – Да если бы не эти таблетки, то весь земной шар был бы давно охвачен эпидемиями, и это ещё не считая эффекта молодости… Да вы бы сейчас были дряхлым дедом, может даже с мочеприёмником в кармане! «ТТВ19» позволили выжить сотням тысяч людей. Да, они не всегда излечивали навсегда от какой-либо болезни сразу, но позволяли ослабить вирус и делали возможным традиционное лечение. А неоднократное их принятие позволяло поднять иммунитет людей на недостижимые иными способами в ближайшие лет сто высоты!

– И что, нет никакой надежды? – Крюгер немного смягчил тон.

– Нет! И её точно не будет в обозримом будущем! Это не вирус, не бактерия, это что-то непостижимое для нашего разума. Вы просто резко стареете через восемь тысяч шестьсот пятьдесят восемь дней после принятия первой таблетки. Организм этого не может перенести, и человек умирает в жутких муках за несколько минут. Никакая терапия не поможет. Поверьте мне, мы использовали самые продвинутые технологии! Представьте себе, эти проклятые таблетки родители давали детям как лекарство. Даже в развивающихся странах почти все хоть раз в жизни съели хотя бы одну таблетку. Вы же помните эту глобальную благотворительную программу? Гуманитарная помощь достигала таких объёмов, что на каждого жителя Африки, Азии и Латинской Америки, по статистике, пришлось две-три таблетки. Ну, спишем на коррупцию треть, которую разворовали, но тем не менее.

– И что же ждёт нас, если не найти противоядия? – сенатор Маккейн злобно сверлил взглядом побледневшего Брауна.

Гордон уже думал над этим, поэтому ответил почти сразу:

– Обобщить всю информацию я пока не смог, но с уверенностью могу сказать, что людей, которые ни разу в жизни не пробовали «ТТВ19», около двухсот миллионов. Причём это довольно разношерстная публика. Согласно данным ООН, более двух миллиардов таблеток были распространены в отсталых странах, то есть этих людей мы вскоре похороним. Около одного миллиарда являются постоянными клиентами «ЮФИ» – их тоже вычеркиваем. Всемирный Центр общественного мнения в прошлом году установил, что восемьдесят шесть процентов жителей планеты пробовали «ТТВ19». Армии всех стран мира раз в год давали их своим военным, а детям делали прививку на их основе сразу после рождения.

– А кто же останется, Гордон?

– Прежде всего, это коренные малочисленные народы, ведущие традиционный образ жизни: чукчи-оленеводы, буряты, карелы… горцы, дикие племена Южной Америки, Океании, немного индейцев, бедуинов, ну и аналогичные народности. Они уже многие годы ведут замкнутый образ жизни и никогда про эти таблетки не слышали. Наверное, они даже не заметят, что все остальные умерли. Помимо этого останутся некоторые адепты религиозных течений, в основном монахи-христиане в монастырях, буддийские, индуистские… Люди, которые в силу своей веры отказывались принимать «ТТВ19», видя в том искушение и сопротивление воле Бога. Однако многие, наоборот, видели в этих чудо-таблетках благодать и, посещая храмы, принимали их регулярно. Города вымрут почти все. Только беднейшие останутся, так как они не имели возможности купить «ТТВ19». Конечно, некоторые их воровали, но у большинства было желание лишь добыть себе еды.

– Вы хотите сказать, что человечество не обречено на вымирание? – спросил Крюгер.

– Нет, перечисленные мной категории людей будут жить так же, как и раньше, кроме того родятся же новые дети, которым не будут давать эти проклятые таблетки. Вопрос в том, как общество переживёт смерть огромного количества человек в относительно сжатые сроки.

– Нужно немедленно изъять «ТТВ19» из продажи и вообще уничтожить их запасы! – прорычал Маккейн. – И рекламу запретить! Но пока не будем говорить людям всей правды, может быть, ещё будет найдено лекарство?

– Не обнадёживайте себя, мистер Маккейн, – отрезал Браун, – в нашей лаборатории собраны лучшие специалисты в мире, и они до сих пор не смогли решить эту проблему. Я ещё, конечно, буду пытаться, но шансов практически нет.

– Да как вы вообще придумали эту дрянь?! – взревел Маккейн.

– Это сложно объяснить, и я сейчас не собираюсь этого делать, – отмахнулся Браун.

– Нет уж, – сенатор вдруг вытащил из-под стола пистолет и навел его на ученого, – рассказывай нам всё!

– Вы угрожаете смертью человеку, уже обреченному умереть? – усмехнулся Браун.

– Три года на кону как-никак, – ощерился Маккейн.

– Вы всё равно не поверите.

Гордон вопросительно посмотрел на трёх членов президиума – дряхлых морщинистых стариков. Они переглянулись между собой и закивали.

– Скажи им, – прошамкал первый.

– Пусть узнают, – сиплым голосом добавил второй.

– И удивятся, – хмыкнул третий.

Гордон Браун достал из портфеля и положил на стол небольшой чёрный кубик размером чуть больше пачки от сигарет, помещенный в полиэтиленовый пакетик.

– И что это? – хмыкнул Маккейн.

– Источник «ТТВ19», – коротко ответил Браун. – Этот камешек нашли рядом с местом падения Антарктического метеорита около тридцати лет назад.

– Вы хотите сказать, что из этой штуки делали таблетки? – с недоверием произнёс сенатор.

– Не совсем, – покачал головой Гордон, – я сейчас всё вам продемонстрирую.

Он подошёл к шкафчику, вытащил из него маленький аквариум с водой, поставил его на стол и опустил кубик в воду, предварительно вытащив из полиэтилена.

В ожидании все столпились вокруг. Через пару минут из предмета стала интенсивно выделяться слизь тёмно-красного цвета. Она быстро заполнила аквариум и прекратила дальнейшее расширение.

– В общем, – прервал молчание Браун, – именно из этого выделенного вещества сделана основа «ТТВ19».

– Хрень какая-то, – пробурчал Крюгер, – нас пичкали инопланетной жижей!

– Получается, что все таблетки в мире, то есть их основа, произведены из этого маленького кубика? – спросил Маккейн.

– Угу, – кивнул Браун. – Только этих предметов тринадцать. Все они были найдены в районе падения метеорита. Больше таких нет. Предметы абсолютно идентичные по тем характеристикам, которые мы смогли измерить: плотность, масса, размеры. А вещество они выделяют только будучи помещёнными в воду с весьма любопытным процентом содержания соли.

– И что это за любопытный процент? – ухмыльнулся Крюгер.

– Шесть целых, шестьдесят шесть сотых и ни тысячной больше или меньше.

– Чертовщина какая-то! – сказал Крюгер и выругался. – Вы, наверное, совсем тронулись умом, а я вместе с вами, раз выслушиваю эти бредни про метеориты и дьявольские числа. Вы же учёный!

– А я и не придавал раньше этим числам никакого значения, – отмахнулся Браун, – но последние события даже меня заставили взглянуть на мир несколько по-другому. Три шестерки фигурируют во многих предсказаниях конца света и сатанинского промысла, но вопрос всегда заключался в том, где их искать.

Остаток дня прошел в детальных обсуждениях планов на будущее, которое ещё утром виделось в смелых мечтах бесконечным, а сейчас – трагически коротким. В ходе споров Маккейн всё же нечаянно выстрелил из своего пистолета, попав в стену, за что получил весьма внятную затрещину от Крюгера, а Брауну с трудом удалось их разнять. Только три члена правления хранили абсолютное спокойствие и лишь время от времени бросали какую-нибудь уточняющую реплику.

* * *

Уже примерно через полгода девять миллиардов населения Земли стало катастрофически быстро уменьшаться. За первую неделю «Предельного кризиса», названного так доктором Брауном, в день умирало по пятьдесят-сто миллионов человек. Люди буквально сгорали как бенгальские огни. В отчаянии они бросались в церкви, ожидая божественного спасения, и нередки были случаи, когда впоследствии находили их иссушенные тела прямо перед алтарями. Люди умирали и в Мекке, и в индуистских храмах, и в палатах элитных клиник.

Однако даже в этой череде ужасных смертей была какая-то справедливость. Количество съеденных при жизни таблеток напрямую влияло на силу предсмертных мук. Многие бедняки, которые только раз пробовали «ТТВ19» или были привиты вакциной, умирали спокойно, без судорог, часто даже во сне и почти всегда практически безболезненно. Зато «элита общества» – миллиардеры, высшие чиновники, политики, криминальные боссы, торгаши, звёзды шоу-бизнеса и им подобные испытывали воистину адские мучения. И никакие деньги не могли спасти их от страшного и неминуемого конца или хотя бы ослабить боль.

Когда уже нельзя было и дальше скрывать правду о причинах массовых смертей, мировые правительства сделали соответствующие заявления. Почти никто им не поверил. Рассказы о каких-то прилетевших из космоса метеоритах не впечатлили народ, посчитавший, что истину от него как всегда утаивают. Это спровоцировало ещё больший хаос, вспышки грабежей и насилия. По опустевшим городам бродили отряды мародёров и разбойников. Государства формально ещё существовали, но власти реально не могли обеспечить порядок даже на небольших территориях.

Но самым страшным ударом стало то, что дети, рождённые у родителей, хотя бы один из которых принимал «ТТВ19», тоже несли в себе механизм отложенной и неминуемой смерти в предназначенный час. Это была настоящая катастрофа, предвещавшая закат всего человечества.

Несмотря на это, не все опустили руки и поддались панике. Наиболее развитые страны сумели объединить людей, сохранивших остатки разума и человечности. Они создали небольшие «оплоты», в которых собрали своих лучших специалистов, передовые технологии и запасы необходимых ресурсов.

Гордон Браун трудился ночами напролёт в своей лаборатории, но все его попытки разгадать принцип воздействия препарата на геном человека не давали никаких результатов. В часы редкого отдыха от главной работы он сумел соорудить микрочип, который, будучи вживлённым в организм человека, мог точно определить оставшееся до его смерти время.

Теперь на его руке всегда светилось маленькое табло с обратным отсчетом. Когда начали истекать последние сутки, Гордон собрал в конференц-зале немногих оставшихся своих специалистов и провел с ними последний брифинг.

– Все наши попытки оказались безрезультатными. Видимо, наш разум не в состоянии пока постичь эту тайну.

– Но ведь есть в мире один человек, который не умер! Значит, надежда остается?! – воскликнул один из ассистентов.

– Конечно, мистер Англома – действительно удивительный случай. Человек вмиг постарел, но после этого все процессы в его организме замерли. Мы провели на нём сотни опытов, но так и не установили, в чём заключается его уникальность. Что ж, я надеюсь, что вы продолжите исследования и после моей смерти.

– Да ведь в том и дело, что этот Марсель ничем не отличается от других людей, но когда мы вживили ему изобретённый вами чип, то часы сразу показали нули, а он живёхонек!

– Я даже подозреваю, что он теперь даже бессмертен, – ухмыльнулся Гордон, – но эту загадку вам предстоит решить без меня.

– Тяжело жить со знанием того, что скоро умрёшь, – вздохнул кто-то.

– А вот здесь ничего не поменялось, – улыбнулся Браун. – Люди всегда знали, что они умрут. В нашей психике изначально заложен механизм, позволяющий противостоять этому знанию. Тысячи лет люди жили, смирившись с неизбежностью смерти. Разум лишь цеплялся за иллюзорные надежды на то, что смерть произойдет не сейчас и не с тобой конкретно. Теперь нам всем предстоит смириться не только с её неотвратимостью, но и с предопределённостью её момента.

В зале царило мрачное молчание.

– Прощайте, друзья мои, – тихо сказал Браун, – все мы уйдем, но первая задача ученого – сделать так, чтобы человечество продолжало жить. Неважно, сколько нам отпущено, можно и за день перевернуть мир или его погубить.

Браун вышел, закрылся в своем кабинете и умер, крича от боли, точно в тот момент, когда на табло высветились четыре нуля.

* * *

«Часы Брауна» стали неотъемлемой частью жизни людей, ведя постоянный отсчёт времени, оставшегося им до конца. Их вживление стало обязательным, позволяло более грамотно распределять ограниченные людские ресурсы на необходимые посты. Было очевидно, что не имело смысла переучивать человека на другую специальность, если ему оставалось жить лишь пару месяцев.

В одном из сохранившихся «оплотов», названном Новым Новгородом, Рома Жуков готовился стать отцом. К счастью, в плане родов медицина смогла добиться значительных успехов и обеспечить почти стопроцентную гарантию рождению здорового малыша, причем практически безболезненно для его матери.

В ожидании этого столь радостного события Роман шагал взад-вперед по коридору приемного покоя и нервно смотрел на свои обычные часы, а пару раз даже взглянул и на жизненный таймер. Юристом он так и не стал, так как обществу гораздо нужнее были технические специалисты, поэтому ему пришлось пройти программу обучения работе с электрооборудованием. Ольга стала его женой уже здесь, в «оплоте», куда они добрались, преодолев немало трудностей погрузившегося в хаос мира. Он не мог с уверенностью сказать, что она любит его, но вместе им было хорошо, а ещё она вот-вот должна была родить ему ребенка.

– Ваш малыш, – раздался приятный мужской голос с явным польским акцентом, – поздравляю!

Погрузившийся в свои мысли Роман и не заметил, как к нему подошел медик, державший в руках сверток с новорождённым.

– Ну что вы остолбенели, папаша?! Принимайте сыночка, – улыбнулся мужчина.

– Спасибо, – только и сумел проговорить парень.

Роман осторожно взял на руки завернутого в белоснежное одеяние сына и посмотрел на его умиротворенное спящее личико. И хотя он знал, что доживет лишь до времени, когда эта кроха только начнет бегать, он чувствовал себя самым счастливым человеком в мире.

– Ваша жена ещё спит, но через три часа уже сможете её увидеть, – продолжил медик, – и ребенок будет с ней. Всё прошло очень хорошо, без каких-либо осложнений.

Роман оторвал взгляд от сына и поднял глаза на врача. Его лицо было очень знакомым, причем ещё до «оплота». Хотя, учитывая население всего в около десяти тысяч жителей, он мог видеть его и здесь. И вдруг парень вспомнил.

– Погодите, ваша фамилия ведь Подольски? – спросил Роман.

– Конечно, у меня же на халате это написано, – улыбнулся медик.

– А ведь это вы тогда перед началом всей этой катастрофы дали развернутое интервью для международных независимых новостей, где рассказали о масштабах происходящего? В Варшаве дело было? Тогда правительства еще молчали…

– Я, – хмыкнул Войцех. – Меня потом выгнали с работы за распространение панических настроений. Ну ничего, сейчас я здесь и весьма этому рад.

– Можно я сам отнесу сына в кроватку? – спросил Роман.

– Можно, сегодня моя смена, а я – добрый! – рассмеялся Войцех.

Они шли рядом по длинному белому коридору, и Роман на мгновение посмотрел на тыльную сторону ладони доктора, где на дисплее уже стартовал отсчёт последних суток его жизни. Несмотря на это, мужчина был в хорошем настроении и даже свой последний день старался провести с пользой, помогая родиться новым маленьким гражданам мира.

Но и в ручку новорожденного малыша уже был тоже вживлен маленький таймер, на котором стремительно и неумолимо бежали в обратном отсчете секунды из отведенных ему 8658 дней жизни. И вся жизнь с этого момента должна была протекать с оглядкой на эти секунды. Это был новый мир, мир таймера.

Неудачная реконструкция

НИКОЛАЙ СОКИРКИН

Устать бояться

«Мудрый не беспокоится ни о чем

поскольку он устал беспокоиться»

Лао-Цзы

Этот рейс никогда не будет последним. Хочется крикнуть: «Слышите, у меня никогда не будет последнего вылета!»

Но вряд ли кто услышит, вряд ли кого я задену этими словами. Я просто улечу, сегодня, сейчас. Откроется люк, и я снова увижу самолет и небо. Уж не знаю, смогу ли я выдержать полёт, смогу ли снова выжить среди всех напастей, но… Иногда мне кажется, что призрачно-голубое небо слишком маняще. Оно слишком спокойно, чтобы оставить равнодушным. Может, у иного человека и не возникнет такой мысли: сорваться и взлететь, а вот у меня возникнет. Возникнет уже по той причине, что я не могу сидеть на земле, призывно вздыхая и глядя на небо.

Одних небеса благословляют, другим сулят беды и страдания, кто-то обожествляет их, но я вижу в них поток, стремление, моё стремление оторваться и взмыть прочь от земли.

– Ничего себе! Парень, ты что, решил пролететь там? – мой помощник посмотрел на вулкан, который грозно и мрачно изрыгал пламя, красуясь где-то вдали, но не настолько, чтобы быть совсем безопасным, особенно для моего полёта.

– Ты, главное, подготовь всё, чтобы этот полет не оказался последним, – не став отвечать на его вопрос, сказал я.

– Я слабо верю, что крылья смогут пролететь, выдержать полёт. Только Ив Росси делает такие трюки, и то крылья-то у него сами не летают, он приземляется на парашюте!

– Прекрасно, надо расти!

Из самолета я, как и Ив Росси, выехал на специальных роликах, а дальше… А дальше невероятный шум ветра, где-то земля, потерявшая объем из-за высоты, и вулкан, над которым, почти над самым жерлом, должен пролететь я. Ещё будучи на земле, лётчик попросил меня передать привет Сатане, когда я буду пролетать над центром вулкана. Это было вместо последнего напутствия, а мой помощник просто крикнул: «Рок-н-ролл!»

Крылья должны были управляться с помощью специальных сенсоров, прикрепленных к моей голове. Это что-то вроде искусственных частей тела, которые прикрепляют инвалидам. Только крылья во много раз чувствительней, к тому же есть подстраховка. Если датчики перестанут реагировать на нервную систему, то они будут слушаться малейшего движения моего тела. Если крылья потеряют чувствительность, то в ход пойдет ручное управление, а если вдруг всё пойдет крахом, то мне поможет парашют – чудесное изобретение человека, дарующее свободу и спасение. Но крылья мне оставит их изобретатель, если я смогу с помощью них и приземлиться, не знаю, как именно, но специальное топливо превратило крылья почти в реактивный ранец. Страшно ли мне? Страшно было в самолете, а сейчас я не думаю о падении, мне некогда ощущать ужас. И хотя уже адреналин хлынул в мою кровь, я спокоен и сосредоточен, меня почти нет в этом полете, я полностью растворен в нём.

Несколько завитков, чтобы яркий шлейф из дымовых шашек, что прикреплены к моим ботинкам, запечатлелся на фоне извергающей пламя и пепел горы, на радость фотографам и зевакам, и дальше, к вулкану.

Жарковато! Вулкан недружелюбно встречает. Кто знает, может, как полыхнет и прощай всё! Жалко будет крылья, да хотя какая потом мне будет разница?

Какой дым! Одна надежда на специальный костюм и респиратор. А все равно страшно, скорей бы пролететь над ним. В этом самая соль: пролететь, пройти там, где тебе страшнее всего, там, где все превращается в единый всеобъемлющий страх. Какое в этом удовольствие! Удовольствие бывает не только там, где тихо и спокойно, но и там, где можно что-то превзойти, а труднее всего превзойти самого себя.

Жуткий пепел начал вырываться из жерла, видимо так рождались легенды о драконах, о богах, в тот момент, когда человек сталкивался с такими вот явлениями и чувствовал свою ничтожность перед ними. Ближе, еще ближе и еще жарче, почему-то кажется, что я не вернусь!

Ужасно! А не страшно! Вот это жар и… Я ничего не вижу. Я граничу между паникой и сосредоточением, всё равно никуда не деться, но страх и инстинкт самосохранения хотят вырваться откуда-то из глубины, да… Вот это выброс! Даже через специальный защитный костюм, я ощущаю жар, какой ЖАР! ЖАР! КАК ЖАРКО!..

– Меня пугает только первый реконструированный. – Я слышал шепот где-то совсем далеко. Неужели это лекарства так действуют, словно меня напичкали наркотиками? – Он слишком неуправляем и самостоятелен.

Похоже на голос той брюнетки, что пыталась общаться со мной. Она что-то говорила про реконструкцию. Ох, как меня мутит, и все кружится, едва я открою глаза.

– Ещё одной очередной реконструкции бюджет не выдержит. Спасибо, что нам и так дали двоих. Хорошо ещё, что тело второго частично спас его необычный костюм, а первый упал в болото.

– Ну, он до сих пор летит. Боюсь, что такая фиксация даст о себе знать, рано или поздно…

– Наши психологи над ним поработают. Если надо, они его прозондируют и подкорректируют, и он не захочет больше летать, да и ему это будет незачем, у него всё будет на земле.

Что за чушь… никогда… зачем мне просто жить на земле, я лучше сдохну, чем буду просто сидеть на земле…

– Это вам не ваше общество, – высокая брюнетка, слишком идеальная, будто из журнала, что-то говорила о том, как я должен вести себя в их мире. – Запомните, вы были реконструированы с научными целями, а не из-за гуманных соображений.

«Интересно, – размышлял я, – как такая шикарная девица могла стать научным сотрудником? Нет, ну как, это понятно, но ведь она что-то соображает, по крайней мере она понимает, что говорит».

– А вы, – обратившись ко мне, она прервала цепочку моих рассуждений, – вы так и не вспомнили своё имя?

– И не хочу…