Путешественница

Джейми устало открыл глаза.

– Ну что?

– Джон Уильям Грей – мой брат, – сказал Мелтон. – Он поведал мне о встрече с вами. Вы сохранили ему жизнь, и он дал вам обещание.

С огромным трудом Джейми переключился на прошлое.

Верно, он повстречался с тем юношей за два дня до начала этой войны, закончившейся победой восставших шотландцев при Престонпансе. Полгода, отделявшие «тогда» от «теперь», казались огромной пропастью – так много всего за них случилось.

– Да, я вспомнил. Он обещал меня убить. Если вы сделаете это вместо него, я не буду против.

Он вновь смежил веки. Почему бы англичанам не пристрелить его во сне?

– Он сказал, что за ним – долг чести.

Мелтон, отряхнув колени, встал и повернулся к своему подчиненному, который наблюдал за этим допросом с явным недоумением.

– Весьма сложное дело, Уоллес. Этот… это не просто якобит, а знаменитость своего рода. Слыхал о Рыжем Джейми? Ну, тот, что напечатан на разыскных листах?

Лейтенант кивнул, с любопытством поглядев на распростертое у его ног почти бесчувственное тело. Мелтон с горечью улыбнулся.

– Да, сейчас он не кажется особенно опасным. Но все равно это Рыжий Джейми Фрэзер, и его милость будет более чем рад получить такого нерядового пленника. Чарльза Стюарта пока не нашли, но несколько известных якобитов потешат толпу возле Тауэра почти так же.

Лейтенант потянулся за планшетом.

– Может, послать сообщение его милости?

– Нет!

Мелтон повернулся и снова уставился на Фрэзера.

– В этом-то все и дело! По этому грязному бунтовщику плачет виселица, но он – тот человек, что возле Престона взял в плен моего младшего брата, но не застрелил, чего этот щенок вполне заслуживал, а оставил в живых и вернул товарищам. И это, – процедил он, – наложило на всю мою семью этот чертов долг чести.

– Господи боже! – вскричал лейтенант. – Значит, вы не можете передать пленника его милости?

– Нет, чтоб мне лопнуть! Я даже пристрелить этого подлеца не могу, не нарушив данное братом слово!

Пленный открыл один глаз.

– Не бойся, я никому не скажу, – пробормотал он и тут же закрыл глаз снова.

– Заткнись!

Мелтон совершенно взбесился и ударил шотландца ногой. Тот охнул, но промолчал.

– А что, если расстрелять его под вымышленным именем? – предложил лейтенант.

Лорд Мелтон бросил на своего помощника презрительный взгляд и через окно посмотрел в небо.

– Через три часа стемнеет. Я прослежу за захоронением казненных. Следует отыскать возницу, чтобы держал язык за зубами, и небольшую крытую повозку, пусть туда навалят сена. Разумеется, заплатить вознице. Он должен быть здесь с повозкой, как только стемнеет. Все ясно, Уоллес?

– Так точно, сэр! Только вот что с этим пленным, сэр? – спросил лейтенант, указывая на лежавшее на полу тело.

– Что с ним? – резко спросил майор. – Он слишком слаб, чтобы ползать, не говоря уже о том, чтобы ходить. Он никуда не денется, по крайней мере, пока не подъедет фургон.

– Фургон?

Пленный не только обнаружил признаки жизни, но даже приподнялся на локте. Налитые кровью голубые глаза под спутанной рыжей шевелюрой выражали тревогу.

– Какой фургон? Куда меня повезут?

Повернувшись от двери, Мелтон бросил на него взгляд, полный открытой неприязни.

– Куда, интересно, можно отправить лэрда Брох-Туараха, как не в его усадьбу?

– Я не хочу домой. Я хочу, чтобы меня расстреляли.

Англичане переглянулись.

– Бредит, – уверенно заявил лейтенант.

Мелтон кивнул:

– Вряд ли он вынесет дорогу, но его смерть, во всяком случае, не ляжет камнем на мою совесть.

За англичанами плотно закрылась дверь. Джейми Фрэзер остался один – и все еще живой.

Глава 2

Охота начинается

Инвернесс, 2 мая 1968 года

– Разумеется, умер!

В просторном кабинете звенел взволнованный голос Клэр, усиленный эхом с книжных полок. Она стояла возле отделанной пробкой стены, будто пленница, ждущая расстрела, и смотрела то на Роджера Уэйкфилда, то на дочь.

– А по-моему, нет.

Роджер очень устало провел рукой по лицу и поднял со стола папку с материалами изысканий, которыми он занялся три недели назад, когда Клэр и ее дочь пришли к нему в первый раз и попросили о помощи.

Открыв папку, он, не торопясь, перебрал листы.

Якобиты Каллодена. Восстание 1745 года. Храбрые шотландцы, объединенные под знаменем Красавчика принца Чарли, прошлись по стране карающим мечом, но при Каллодене на блеклой вересковой пустоши были полностью разбиты герцогом Камберлендским.

– Ну вот, – промолвил ученый и вынул из дела несколько скрепленных листков – на современной фотокопии удивительно выделялся старинный почерк архивных документов. – Это личный состав полка Ловата.

Уэйкфилд протянул Клэр список, но его перехватила ее дочь Брианна и, нахмурив рыжие брови, принялась его изучать.

– Прочти первую часть, – попросил Роджер. – Которая «Офицеры».

– Хорошо, – согласилась Брианна и прочитала вслух: – «Саймон, сын Ловата»…

– Молодой Фокс, – перебил Роджер. – Сын Ловата. И еще пять имен, так?

Брианна покосилась на историка, но продолжила:

– «Уильям Чисхольм Фрэзер, лейтенант. Джордж Д’Амерд Фрэзер Шоу, капитан. Дункан Джозеф Фрэзер, лейтенант. Байард Мюррей Фрэзер, майор».

Брианна чуть побледнела, сделала паузу, чтобы сглотнуть слюну, и произнесла последнее имя:

– «Джеймс Александр Малькольм Маккензи Фрэзер, капитан». – Она опустила бумаги. – Мой отец.

Клэр, тоже побледнев, быстро подошла к дочери и взяла ее за руку.

– Да, – сказала она Роджеру. – Я знаю, что он отправился к Каллодену. После того как там… у круга камней… он расстался со мной, он решил вернуться на Каллоденское поле и помочь товарищам, которые боролись на стороне Карла Стюарта. Мы знаем, что он это сделал. – Клэр кивнула на папку. Папка лежала под настольной лампой и казалась таким невинным предметом. – Вы нашли их имена. Но… но… Джейми…

Сказанное вслух, одно это имя произвело на нее сильное действие: Клэр изо всех сил стиснула губы.

Настала очередь Брианны оказать поддержку.

– Ты же говорила, он собирался вернуться, – сказала она, ободряя мать светом синих глаз, – что он хотел увести своих людей с поля, а потом вернуться и принять бой.

Несколько пришедшая в себя Клэр кивнула.

– Он понимал, что убежать от англичан ему почти невозможно, и не хотел, чтобы его схватили, а потом повесили… и заявил, что предпочтет погибнуть на поле боя. Он был намерен так поступить.

Обернувшись к Роджеру, она обратила на него взор. Ее янтарные глаза всегда напоминали ему ястребиные, словно зрение ее было куда острее, чем у большинства.

– Не может быть, чтобы он остался в живых, – там столько было убито, а Джейми осознанно стремился к смерти!

При Каллодене под пушечными ядрами и мушкетными пулями пала почти половина армии хайлендеров. Но не Джейми Фрэзер.

– Да нет, – упрямо заявил Роджер. – Вот же у Линклатера определенно сказано.

Он открыл книгу в белом переплете под названием «Принц в вереске».

– «После сражения, – прочитал ученый, – восемнадцать раненых якобитских офицеров укрылись в крестьянской хижине близ вересковой пустоши, где они провели два дня без пищи и ухода. На исходе второго дня англичане нашли их и расстреляли. Избежал этой участи только один человек, некий Фрэзер из полка Ловата. Все прочие похоронены на опушке местной рощи». Видите? – Он положил книгу и выразительно глянул на женщин. – Офицер полка Ловата.

Роджер снова схватил список.

– Вот они! Все шестеро. Теперь мы понимаем, что человек в хижине не мог быть молодым Саймоном – он хорошо изученная фигура, и что с ним произошло, известно точно. С частью своих людей он, заметьте, не раненный, совершил отступление, с боями пробился на север и в конце концов добрался до замка Бофорт, того, что тут неподалеку.

Уэйкфилд показал куда-то за высокое окно, туда, где неясно светились вечерние огни Инвернесса.

– Однако человек, спасшийся из дома в Линахе, не был и одним из оставшихся офицеров – Уильямом, Джорджем, Дунканом или Байардом. Почему? – Он выхватил из папки следующую бумажку и почти торжественно ею помахал. – А потому, что все они погибли при Каллодене! Все четверо были убиты – я обнаружил их имена на поминальной табличке в церкви у Бьюли.

– О господи, – выдохнула Клэр и бессильно рухнула в старое крутящееся кожаное кресло, которое стояло у стола.

Наклонившись, она положила на стол руки и опустила на них голову. Разметавшиеся густые каштановые кудри скрыли ее лицо. Брианна, высокая стройная девушка с длинными, сияющими в свете лампы рыжими волосами, встревоженно склонилась над матерью.

– Но если он не умер… – осторожно начала она.

Клэр подняла голову.

– Но он мертв! – воскликнула она. Ее лицо застыло, и обозначились мелкие морщины у глаз. – Ради бога, прошло двести лет. Погиб ли он при Каллодене или не погиб – все равно он мертв!

От такого пыла матери Брианна отпрянула, опустила голову, и рыжие – такие же, как у отца, – волосы закрыли лицо.

– Вероятно, – прошептала она, и Роджер увидел, что Брианна еле удерживается от рыданий.

Совершенно неудивительно, подумал он. Сколько всего разом навалилось на бедняжку! Каково это – во-первых, обнаружить, что человек, которого она любила и всю жизнь называла «папа», на самом деле не ее отец; во-вторых, узнать, что ее настоящий отец – шотландский горец-хайлендер, живший двести лет назад; а в-третьих, осознать, что он пожертвовал собственной жизнью для спасения жены и ребенка и умер какой-то страшной смертью. Да уж, есть от чего прийти в смятение!

Роджер подошел к Брианне и коснулся ее руки. Она подняла на него блуждающий взгляд и слабо улыбнулась. Он заключил ее в сочувственные объятия, однако мельком подумал о том, как хорошо чувствовать ее в своих руках – такую теплую, нежную и вместе с тем упругую.

Клэр так и оставалась сидеть за столом. Ее ястребиные глаза чуть посветлели от воспоминаний. Она водила невидящим взглядом по стене кабинета, сверху донизу уставленной книгами, заметками и хрониками – наследством покойного преподобного Уэйкфилда, приемного отца Роджера.

Посмотрев туда же, Роджер обнаружил приглашение на ежегодное собрание Общества Белой Розы – компании энтузиастов-эксцентриков, до сегодняшнего дня борющихся за независимость Шотландии. На традиционных встречах они чтили память Карла Стюарта и его героических соратников-горцев.

Роджер кашлянул.

– Э-э… но если Джейми Фрэзер не погиб при Каллодене… – сказал он.

– Следовательно, он, вероятнее всего, умер после.

Клэр уставилась на него холодным спокойным взглядом.

– Вы не можете себе представить, что там было, – сказала она. – В Горной Шотландии царил голод – никто из них не брал в рот ни крошки несколько дней до битвы. Нам известно, что Джейми был ранен. Даже в случае, если он сумел спастись, не было никого… никого, кто мог бы о нем позаботиться.

Голос ее чуть дрогнул. Да, теперь она стала доктором, но ухаживать за больными и ранеными умела уже тогда, двести лет назад, когда прошла через круг стоящих камней и нашла свою судьбу с Джеймсом Александром Малькольмом Маккензи Фрэзером.

Роджер понимал чувства обеих гостий: высокой нежной девушки, которую он держал в объятиях, и неподвижно сидевшей за столом женщины, что застыла в решимости. Эта женщина прошла сквозь круг камней и совершила путешествие во времени; ее подозревали в шпионаже и арестовали как ведьму. Удивительное стечение обстоятельств вырвало ее из объятий первого мужа, Фрэнка Рэндалла; через три года второй муж, Джеймс Фрэзер, отчаянно пытавшийся спасти от верной смерти ее и еще не рожденного ребенка, отправил ее, беременную, назад через камни.

Роджер прекрасно понимал, что выпавших на ее долю страданий и приключений более чем достаточно, но прежде всего он был историком. Им двигал интерес ученого, не признающий ограничений морали, слишком сильный, чтобы придерживаться лишь сострадания. Более того, Уэйкфилд каким-то образом чувствовал, что в семейной трагедии, к которой он оказался причастен, незримо участвует еще один человек – Джейми Фрэзер.

– А если он не погиб при Каллодене, – более решительно начал он вновь, – можно попробовать узнать, что с ним произошло. Хотите, чтобы я это сделал?

Затаив дыхание, он ждал ответа и ощущал через рубашку теплое дыхание Брианны.

Джейми Фрэзер прожил свою жизнь и встретил свою смерть. Казалось, это очевидно, но Роджер счел, что обязан докопаться до истины. Он и сам толком не понимал зачем. Женщины Джейми Фрэзера имели право знать о нем все известные факты. Брианна вообще никогда его не видела и благодаря этим сведениям могла бы составить какой-то образ отца. А Клэр… Он уже задумался о том, о чем она сама если еще не стала размышлять, то, скорее всего, только из-за шока. Раз она дважды смогла преодолеть временной барьер, то, значит, хотя бы теоретически, это ей вновь удастся.

А коли Джейми Фрэзер не погиб при Каллодене…

В смутном янтаре глаз Роджер увидел искру понимания – та же мысль посетила и ее. Клэр, и так белокожая, побледнела так, что стала цвета лежавшего перед ней на столе ножа для бумаг из слоновой кости. Она стиснула нож с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

Несколько долгих минут она молча и пристально смотрела на Брианну, затем перевела взгляд на Роджера.

– Да, – чуть слышно сказала она. – Да. Выясните это для меня. Пожалуйста. Выясните.

Глава 3

Фрэнк и новое открытие

Инвернесс, 9 мая 1968 года

По мосту через Несс шло много народу: люди торопились домой, к ужину. Роджер двигался впереди и закрывал меня от толпы своими широкими плечами.

Мое сердце гулко стучало о твердую книгу, которую я прижимала к груди. Я чувствовала это каждый раз, когда останавливалась и задумывалась, чем же мы занимаемся. Непонятно было, какое знание хуже: что Джейми не пережил Каллоден или что спасся.

Мы возвращались к дому преподобного; мост глухо гудел под нашими ногами.

– Эй, смотри, куда едешь! – крикнул Роджер и быстро отодвинул меня из-под колес велосипеда, водитель которого собирался на полной скорости проехать по мосту против движения.

– Извините! – бросил велосипедист и, просочившись между какими-то школьниками, махнул рукой.

Я осмотрелась в поисках Брианны рядом с собой, но ее нигде не было.

Мы провели день в Обществе охраны древностей. Брианна спустилась в подвал, в отдел кланов, чтобы сделать фотокопии документов, включенных Роджером в список.

– Вы так любезны, Роджер, приняв на себя такие хлопоты, – сказала я, намеренно громко, чтобы меня было слышно сквозь шум речной воды и гул движения.

– Да пустяки, – несколько смущенно ответил он и остановился, чтобы я могла его догнать. – Понимаете ли, мне интересно.

И он слегка улыбнулся.

– Вы же знаете: мы, историки, ненавидим нераскрытые тайны.

И Роджер кивнул, чтобы откинуть с лица темную челку, растрепанную порывом ветра.

О да, историков я знала. Прожила с историком двадцать лет. Фрэнк тоже не хотел оставить эту тайну. Впрочем, не хотел он и раскрывать ее на самом деле. Но два года назад Фрэнк умер, и теперь это было наше дело – мое и Брианны.

– Вы уже получили ответ от доктора Линклатера? – спросила я, когда мы зашли под мост.

Приближался вечер, но северное солнце все еще стояло высоко. Сквозь листву высаженных по берегу лаймов пробивались теплые лучи, которые окрашивали в розовый помещенный под мост гранитный кенотаф.

Роджер, щурясь от ветра, покачал головой.

– Нет, но ведь я написал ему только неделю назад. Если ответ не придет до понедельника, я позвоню. Не волнуйтесь, – улыбаясь, продолжил он, – я был очень осторожен и не рассказал никаких деталей, только общее направление исследования. Написал, что мне нужен список якобитов, прятавшихся в крестьянской хижине в Линахе после Каллоденской бойни, если он имеется, и, возможно, сохранившиеся сведения о человеке, избежавшем казни. И попросил указать мне на источники.

– Вы знакомы с Линклатером? – спросила я и сунула книги под мышку, чтобы моя левая рука отдохнула.

– Нет, но написал ему на бланке колледжа Баллиоль и аккуратно приплел мистера Чизрайта, моего старого руководителя, который действительно знает Линклатера.

Роджер хитро подмигнул, и я рассмеялась. Его ярко-зеленые глаза на смуглом лице сияли. Наверное, ему действительно интересна судьба Джейми, но было совершенно ясно, что им движет еще один, куда более сильный интерес – к Брианне. Мало того, я видела, что это чувство взаимно, однако не уверена, понимает ли это Роджер.

В кабинете покойного преподобного я с облегчением сложила книги на стол и рухнула в кресло у камина. Роджер же принес мне из кухни стакан лимонада.

Кисло-сладкий напиток помог мне перевести дух, но только я окинула взглядом стоявшую на столе книжную стопку, как сердце застучало сильнее.

Есть ли в них сведения о Джейми? Руки, державшие холодный стакан, неожиданно вспотели. Впрочем, я попыталась прогнать неуместные мысли. Не заглядывай так далеко вперед, предостерегла я себя. Посмотрим, что мы найдем, а потом разберемся.

Роджер изучал книжные корешки в надежде выбрать новый путь изысканий. Преподобный Уэйкфилд, приемный отец Роджера, помимо служения, оказался еще и историком-любителем, краеведом-энтузиастом и ужасным барахольщиком – шкафы были забиты старинными и современными книгами, редкими томами и массовыми брошюрами, журнальными подшивками и папками с вырезками из газет и прочим подобным хламом.

После некоторой паузы Роджер оперся на ближайшую к нему стопку. В ней были книги авторства Фрэнка – большой успех, если судить по отрывкам из рецензий на пыльных суперобложках.

– Вы это читали? – поинтересовался он, показав мне книгу под названием «Якобиты».

– Нет, – ответила я, отпила лимонада и поперхнулась. – Не могла.

После возвращения я категорически отказалась хоть как-то соприкасаться с текстами по истории Шотландии, хотя специализацией Фрэнка был в том числе восемнадцатый век. Я, вынужденная жить со знанием, что Джейми умер, стремилась обходить все, что могло мне о нем напомнить. Впрочем, из этого все равно ничего не вышло – попробуй-ка выкини его из головы, если перед глазами с утра до вечера своим существованием напоминает о нем Брианна. В любом случае, я не могла себя заставить читать что-либо, связанное с этим пустозвоном Красавчиком принцем Чарли[1] или его несчастными соратниками.

– Понятно. Я лишь предположил, что здесь можно найти что-то полезное.

Роджер покраснел и замолчал.

– А… э-э… ваш муж – я имею в виду Фрэнка, – поспешно добавил он. – Вы рассказывали ему… э-э… о…

Но окончательно смутился и не договорил.

– Конечно, рассказывала! – холодно парировала я. – Как вы это себе представляете? Я появляюсь на пороге его кабинета после трехлетнего отсутствия и спрашиваю: «Здравствуй, милый, что бы ты хотел сегодня на ужин?»

– Нет, конечно, нет, – пробормотал Роджер, отвернулся и впился взглядом в книги на полке, покраснев от смущения до кончиков ушей.

– Простите меня, – вздохнула я. – Вы задали правильный вопрос, просто рана еще не вполне зажила.

Правильнее говорить «совершенно не зажила». Острота полученной боли меня испугала и удивила. Отставив стакан, я решила, что для продолжения беседы мне понадобится что-то покрепче лимонада.

– Да, я все рассказала. О камнях, о Джейми. Обо всем.

Какое-то время Роджер молча изучал портрет Фрэнка на задней стороне обложки – с фотографии потомкам улыбался смуглый, красивый и худой автор.

– А он вам поверил? – тихо спросил Роджер.

Лимонад налип на губы, и перед ответом понадобилось их облизать.

– Нет, – сказала я. – Сначала нет. Он решил, что я сошла с ума, даже отправил к психиатру.

Я усмехнулась воспоминанию, хотя при нем кулаки у меня сами собой сжались от злости.

– А после этого? – Роджер повернул ко мне бледное лицо, сверкнув любопытными блестящими глазами. – Что он подумал?

Я глубоко вздохнула и зажмурилась.

– Не знаю.

В маленькой инвернесской клинике царили запахи карболки и крахмала, превратившиеся для меня в чужие. Я не могла думать и пыталась не чувствовать. Возвращение оказалось много ужаснее прошлого – там меня спасал кокон из сомнений и неверия в реальность происходящего и подпитывала надежда на спасение. Тут же было слишком хорошо понятно, где я и что со мной. И я знала, что спасения нет. Джейми мертв.

Врачи и сиделки пытались вести себя приветливо, кормили и поили, но все мои чувства вытеснили тоска и ужас. У меня спросили имя, я назвала, но больше не сказала ничего.

Меня уложили в чистую белую постель, я сцепила руки над своим оберегаемым животом и закрыла глаза, чтобы перед глазами оказались лишь дождь над вересковым болотом и лицо Джейми – все, что осталось в памяти за миг до того, как я вошла в круг камней. И пыталась продлить воспоминания, поскольку знала, что новые образы – лица сиделок или ваза с цветами возле кровати – неизбежно изгонят прежние и станут обыденностью.

Осторожно я прижала один большой палец к основанию другого, и меня посетило странное облегчение: шрам был на месте. След от маленького пореза в форме буквы «J». Джейми сделал его по моей просьбе – это его последнее прикосновение.

Сколько я так пролежала, не знаю. Иногда я засыпала и попадала во сне к окончанию восстания якобитов. Снова видела покойника в лесу, как Дугал Маккензи умирает на полу Каллоден-хауса и как оборванные хайлендеры спят перед битвой, спрятавшись в грязных окопах.

Просыпалась обычно резко, с жалобными стонами или криком ужаса – и вновь оказывалась среди запаха карболки и умиротворяющего бормотания сиделок, которое после гэльских боевых кличей я не понимала. Но затем меня вновь одолевал сон, и я задремывала, спрятав в кулаках свою боль.

Как-то раз я открыла глаза и увидела Фрэнка. Он стоял в дверях и ладонью приглаживал свои темные волосы. Похоже, он был растерян, что неудивительно.

Я вновь молча откинулась на подушки, не повернув голову в его сторону. Фрэнк был похож на своих предков Джека и Алекса Рэндаллов: те же утонченные черты аристократов и красивой формы голова с непослушной темной шевелюрой. Однако, кроме некоторого несходства обликов, в нем имелись и внутренние отличия: никакого страха или жестокости, ни вдохновленности Алекса, ни высокомерия Джека. Длинное небритое лицо Фрэнка с мешками под глазами казалось умным, добрым и чуть усталым. Мне никто этого не говорил, но я знала: чтобы добраться до больницы, он ехал всю ночь.

– Клэр?

Он нерешительно приблизился к койке и начал так, словно не был уверен, что это в самом деле я.

Сама я тоже не была в этом уверена, однако кивнула и ответила:

– Здравствуй, Фрэнк.

Вероятно, от долгого молчания я говорила хрипло и с трудом.

Он взял меня за руку, я не отвела ее.

– С тобой все… в порядке? – после паузы спросил он, нахмурившись.

– Я беременна.

Моему спутанному разуму это казалось самым важным. Я не задумывалась о том, что сказать мужу, если вновь с ним встречусь, но когда я увидела его в дверях палаты, все стало ясно: скажу ему, что беременна, он уйдет – и оставит меня в покое, наедине с образом Джейми в памяти и жарким касанием на руке.

Фрэнк на мгновение замер, но не отпустил руку.

– Знаю. Мне сказали, – тяжело вздохнул он. – Клэр, ты можешь рассказать, что произошло?

На мгновение я почувствовала ужасную пустоту внутри, но сразу пожала плечами.

– Думаю, да, – устало промолвила я, сосредоточиваясь.

Рассказывать не хотелось, но перед Фрэнком у меня имелись определенные обязательства. Я все-таки была его женой.

– Если совсем коротко, то я встретила другого, полюбила и вышла за него замуж. Прости меня, – быстро добавила я, поскольку мое признание произвело очевидное потрясение. – Так уж вышло. Ничего не могла поделать.

Такого Фрэнк не ожидал. Он молча открыл и закрыл рот, как рыба, и сжал мою кисть так крепко, что я скривилась от боли и выдернула ее.

– Что ты имеешь в виду? – резко поинтересовался он. – Клэр, где ты была?

Он резко поднялся и навис надо мной.

– Помнишь, когда мы виделись в последний раз, я собиралась к кругу камней на Крэг-на-Дун?

– Да.

Его лицо выражало гнев, смешанный с недоверием.

– В общем… – облизала я сухие губы. – Видишь ли, там я прошла сквозь расколотый камень и попала в тысяча семьсот сорок третий год.

– Не издевайся надо мной, Клэр!

– Ты, что ли, думаешь, я шучу?

Внезапно это показалось мне ужасной нелепостью, и я захихикала. Но, по правде сказать, в этом не было ничего забавного.

– Перестань!

Я замолчала. В дверях, как чертики из коробочки, появились две сестры. Наверное, сидели в коридоре рядом с палатой.