Стрекоза в янтаре

Я с интересом наблюдала за отцом Александром, пока он расписывал всю важность визита принца Карла во Францию. Полноватый темноволосый мужчина примерно моего роста, значительно ниже своего племянника, лишь в глазах угадывалось сходство – слегка раскосые, они светились умом и, казалось, были способны разгадывать самые скрытые намерения, что вообще было отличительной чертой всех Фрэзеров, с которыми мне доводилось встречаться.

– Однако, – закончил он, поглаживая густую темно-каштановую бородку, – не могу с полной уверенностью сказать, прибыл ли его высочество во Францию по приглашению Людовика или же без оного, просто от имени отца.

– Но это существенная разница, – заметил Джейми, скептически приподняв бровь.

Дядя кивнул, в гуще бороды промелькнула кривая улыбка.

– Верно, парень, – сказал он.

В обычно безукоризненном английском звучали нотки шотландского акцента.

– Истинная правда. И вот в этом ты и твоя жена как раз и сможете помочь, если, конечно, захотите.

Предложение сводилось к следующему: его величество король Яков согласен оплатить расходы на дорогу, а также выплачивать небольшое жалованье племяннику его самого верного и преданного друга отца Александра, если тот поедет в Париж, где будет помогать его сыну и наследнику принцу Карлу Эдуарду в меру своих сил и способностей.

Я была удивлена. Ведь мы с самого начала планировали отправиться в Рим – самое подходящее, как нам казалось, место для того, чтобы попытаться предотвратить второе восстание якобитов 1745 года. Я изучала историю и знала, что это восстание, финансируемое из Франции и возглавляемое Карлом Эдуардом, оказалось более успешным, нежели предпринятая в 1715 году попытка захвата власти его отцом, однако и оно в целом закончилось поражением. И если не вмешаться в ход событий, то войска под командованием принца Карла потерпят сокрушительное поражение при Куллодене в 1746-м и шотландскому народу еще на протяжении двух столетий предстоит пожинать горькие плоды этого поражения.

Теперь же, в 1744 году, принц Карл, по всей видимости, начинает искать поддержку во Франции. И есть ли лучший способ остановить смуту, чем попытаться повлиять на ее вдохновителя и зачинщика?

Я взглянула на Джейми – тот смотрел через плечо своего дядюшки на маленькую раку на стене. Глаза его остановились на позолоченной фигурке святой Анны и пучке оранжерейных цветов у ее ног, а мысли, похоже, витали где-то далеко. Наконец он тряхнул головой и улыбнулся дяде.

– А какого рода помощь может понадобиться его высочеству? Впрочем, – добавил он тихо, – думаю, что в любом случае смогу оказать ее. Мы согласны. Едем.

И мы поехали. Вместо того чтобы отправиться прямиком в Париж, мы вдоль побережья добрались сперва до Гавра, чтобы встретиться там с двоюродным братом Джейми Джаредом Фрэзером.

Богатый шотландский эмигрант, Джаред был импортером вин и более крепких спиртных напитков, у него имелся небольшой склад и внушительный жилой дом в Париже и огромный склад здесь, в Гавре, где он и назначил встречу Джейми после того, как тот написал, что мы будем в городе проездом.

Я хорошо отдохнула и вдруг почувствовала, что проголодалась. На столе служанка оставила еду – видимо, Джейми попросил ее об этом, пока я спала.

Халата у меня не было, зато оказалось под рукой тяжелое бархатное дорожное пальто; я накинула его, ощутив на плечах приятную тяжесть, поднялась, подбросила поленьев в огонь и села за поздний завтрак.

Я с удовольствием жевала черствые рогалики с жареной ветчиной, запивая их молоком из кувшина. Оставалось надеяться, что Джейми тоже хорошо накормят: он уверял, что Джаред – добрый его друг, однако более близкое знакомство с родственниками мужа заставляло сомневаться в их гостеприимстве. Впрочем, аббат Александр принял нас очень радушно, насколько это возможно для человека в его положении, привечающего в доме беглеца-племянника с подозрительной женой, свалившихся как снег на голову. А осенью прошлого года родственники Джейми со стороны матери, Маккензи из Леоха, едва не убили меня, когда я была арестована и осуждена как ведьма.

– Меня утешает, что этот твой Джаред из рода Фрэзеров, – сказала я Джейми, – они не такие бешеные, как Маккензи. А ты с ним вообще когда-нибудь встречался?

– Жил с ним какое-то время, когда мне было восемнадцать, – ответил он, снял комочек оплавленного воска со свечи и вдавил в него обручальное кольцо своего отца: в зеленовато-серой бляшке остался отпечаток рубина-кабошона с выгравированным на нем девизом Фрэзеров: «Je suis prest»[14]. – Он настоял, чтобы я остановился у него, когда я приехал в Париж завершать образование. И был добр ко мне, да и с отцом они очень дружили. И потом, никто не знает парижского общества лучше, чем человек, торгующий спиртным, – добавил он, очищая кольцо от воска. – Я хочу переговорить с кузеном прежде, чем окажусь при дворе Людовика в качестве сторонника Карла Стюарта. Хочу быть уверенным, что мы сможем удрать отсюда в случае чего.

– Но почему? Ты считаешь, что нас ждут какие-то неприятности? – спросила я. – Какой бы помощи ни ждал от нас его высочество, его положение, как мне кажется, обеспечивает защиту.

Он успокоил меня улыбкой:

– Да нет, не думаю, что нас ждут неприятности. Как там говорится в Библии, англичаночка? «Не верь сильным мира сего»?

Он поднялся, поцеловал меня в лоб и убрал кольцо обратно в сумку.

– А кто я такой, чтобы подвергать сомнению слово Божье?..

День я провела за чтением травника, которым в качестве прощального подарка снабдил меня брат Амброз, затем чинила одежду. Одежды у нас было совсем мало – в путешествии налегке есть свои преимущества, но и недостаток тоже есть: дырявые носки и платки с оторвавшейся каймой надо штопать и латать немедленно. Я как зеницу ока берегла коробочку для шитья, а также сундучок, где лежали лекарства и травы.

Игла сновала по ткани, поблескивая в свете солнца, льющегося из окна. Интересно, как прошла встреча Джейми с кузеном? Еще любопытнее было бы знать, каков он, этот принц Карл. Ведь он должен стать первой известной исторической личностью, с которой мне предстоит познакомиться. К тому же, согласно легендам, которые о нем распространились (вернее, распространятся, тут же поправила я себя), личностью он был довольно загадочной. Судьба восстания 1745 года почти целиком зависела от этого молодого человека, от его провала или успеха. А состоится ли оно вообще, зависит теперь от усилий другого молодого человека, Джеймса Фрэзера. И меня…

Я сидела, целиком погрузившись в работу и свои мысли, как вдруг из забытья меня вывели чьи-то тяжелые шаги по коридору. Я очнулась и поняла, что день уже на исходе. За окном капало – значит, на улице потеплело; заходящее солнце отсвечивало в сосульках, свисающих с крыши. Дверь отворилась, вошел Джейми.

Бегло улыбнувшись мне, он подошел к столу и замер с сосредоточенным выражением на лице, словно пытался вспомнить что-то важное. Снял плащ, сложил его и аккуратно повесил на спинку кровати. Выпрямился, подошел к стулу, опустился на него и закрыл глаза.

Я сидела неподвижно, с забытым на коленях шитьем, и с интересом наблюдала за этим представлением. Через минуту он открыл глаза и улыбнулся мне, однако не произнес ни слова. Потом, подавшись вперед, начал внимательно изучать мое лицо, точно мы не виделись несколько недель. А после с видом человека, сделавшего какое-то важное открытие, расслабился, опустил плечи и уперся локтями в колени.

– Виски… – довольным тоном произнес он.

– Это я вижу, – осторожно заметила я. – Причем много виски.

Он медленно покачал головой, словно она была у него тяжелая-претяжелая. Казалось, было слышно, как в нем плещется это виски.

– Да не я, – отчетливо выговорил он. – Ты.

– Я?!

Возмущению моему не было предела.

– Твои глаза, – сказал он.

И с трудом выдавил улыбку. У него самого глаза были затуманенные, как поверхность пруда под дождем.

– Мои глаза? Но при чем тут мои глаза?

– Они цвета о-о-очень хорошего виски, когда солнце светит вот так, сбоку. Сегодня утром я думал, они цвета шерри. Видишь, ошибся. Не шерри. И не бренди. Виски… Это я тебе говорю.

Выражение лица у него было при этом такое довольное, что я невольно расхохоталась.

– Джейми, ты же в стельку пьян! Чем ты занимался?

Он слегка нахмурился.

– Я не пьяный.

– Ах нет?

Я отложила шитье, подошла и опустила ему руку на лоб. Он был холодный и влажный, а лицо розовело румянцем.

Джейми тут же обхватил меня за талию и, притянув к себе, ласково уткнулся носом в грудь. Запах спиртного, исходивший от него, был так силен, что казался почти осязаемым, он окутывал его, словно туман.

– Иди ко мне, англичаночка, – пробормотал он, – моя девочка с глазками цвета виски, моя любовь… Давай я отнесу тебя в постельку…

«Скорее тебя надо отнести в постельку», – подумала я, однако спорить не стала.

В любом случае уложить его надо. Наклонившись, я подставила плечо, но он отстранился и величественно распрямился во весь свой огромный рост.

– Нечего мне помогать, – сказал он и дернул шнур, стягивающий ворот его рубахи. – Я же сказал: я не пьяный…

– Ты прав, – согласилась я. – Пьяный – это слишком мягко сказано. Ты в полной отключке, Джейми.

Он перевел взгляд с рубашки на килт, взглянул на пол, потом – на меня.

– Ничего подобного, – надменно пробормотал он и сделал ко мне шаг. – Иди сюда, англичаночка… Я готов…

Про себя я подумала, что «готов» – самое подходящее для него сейчас определение. Рубашку он расстегнул только до пояса, и она сползла с плеч, однако снимать ее совсем он, видно, не собирался.

Широкая грудь была обнажена, в центре живота виднелась уютная ямочка, уткнувшись в которую подбородком я так любила лежать. Вокруг сосков вилась поросль коротких курчавых волос. Заметив, что я разглядываю его, он взял меня за руку и положил ее к себе на грудь. Он был такой упоительно теплый, что я тут же прильнула к нему. Он обнял меня другой рукой и наклонился поцеловать. У меня голова закружилась от запаха спиртного, исходящего от него.

– Ладно, – засмеялась я, – раз ты готов, то и я тоже. Только позволь прежде раздеть тебя, хоть я и наработалась сегодня.

Пока я раздевала его, он не сделал ни малейшего движения, стоял совершенно неподвижно. Не шелохнулся и тогда, когда я сняла с себя верхнюю одежду и повернулась к кровати.

Я забралась в постель и обернулась – он стоял посреди комнаты, величественный и розовый в последних отсветах солнца. И напоминал греческую статую: длинный прямой нос, высокие скулы – такие профили выбивали на римских монетах. Крупный, но нежно очерченный рот слегка растянулся в улыбке, раскосые глаза мечтательно смотрели куда-то вдаль. Стоял и не двигался с места.

Я заволновалась.

– Джейми! – окликнула я его. – Скажи-ка, как ты определяешь, пьяный ты или нет.

Выведенный из транса звуками моего голоса, он слегка пошатнулся и уцепился за угол каминной доски. Глаза его, поблуждав по комнате, остановились на мне. Туманная пелена исчезла, они прояснились и вновь засверкали умом и живостью.

– Да очень просто, англичаночка. Раз можешь стоять, значит, не пьяный.

Он отпустил каминную доску, шагнул ко мне и медленно осел на пол – глаза пустые, широко раскрыты, и мечтательная улыбка на губах.

– О-о!.. – только и смогла произнести я.

Тирольские трели петухов во дворе и стук горшков внизу, в кухне, разбудили меня на рассвете. Фигура, лежавшая рядом, дернулась. Джейми пробудился мгновенно и сразу сморщился от боли в голове.

Я, опершись на локоть, созерцала эти бренные останки. Могло быть и хуже. Глаза плотно зажмурены, чтобы не раздражал солнечный свет, волосы торчат в разные стороны, как иглы у ежа, но кожа бледная и чистая, а пальцы, сжимающие край покрывала, почти не дрожат.

Я осторожно приоткрыла одно зажмуренное веко, заглянула под него и шутливо спросила:

– Есть кто дома?

Тут и второй глаз, близнец первого, медленно приоткрылся. Я убрала руку и встретила его взгляд улыбкой:

– Доброе утро!

– Это как посмотреть, англичаночка, – ответил он и снова закрыл глаза.

– Ты хоть имеешь представление, сколько в тебе весу? – спросила я как бы между прочим.

– Нет.

Сам тон ответа подсказывал, что он не только не знает, но и вообще никогда не задумывался об этом. Однако я не сдавалась.

– Думаю, стоунов[15] пятнадцать, около того. Вес кабана приличных размеров. К сожалению, у меня нет помощника, который подвесил бы тебя к шесту вверх ногами и отнес к дымящемуся очагу.

Один глаз приоткрылся снова и с тревогой уставился на меня, а потом на выложенный плиткой пол у камина в дальнем конце комнаты, и губы раздвинула робкая улыбка.

– Как это ты умудрилась втащить меня на кровать?

– А я и не тащила. Поднять тебя я все равно не смогла бы, а потому оставила лежать там, только прикрыла одеялом. Где-то в середине ночи ты немного очухался и приполз сюда.

Он, похоже, был удивлен и открыл уже оба глаза.

– Правда?

Я кивнула и попыталась пригладить рыжие волосы, торчавшие над левым ухом.

– О да! Ты действовал очень целеустремленно.

– Целеустремленно? – Нахмурившись и обхватив голову руками, он на мгновение задумался и произнес: – Да нет, я не мог.

– Очень даже мог. Со второй попытки.

Он недоверчиво оглядел свои руки, грудь и ноги, словно сомневаясь в способности своего тела проделать такие действия, затем снова перевел взгляд на меня.

– Правда? Слушай, это же нечестно! Я ничегошеньки об этом не помню! – Секунду он молчал и выглядел пристыженным. – Скажи, а я… это… не натворил никаких глупостей?

– Нет. Глупостью это вряд ли можно назвать. К тому же ты был не слишком разговорчив.

– Слава Господу и на этом, – сказал он, и из груди его вырвался тихий смешок.

– Гм… Ты только и твердил: «Я люблю тебя».

Он снова издал смешок, на этот раз громче:

– Ах вон оно как… Могло быть и хуже.

Он набрал в грудь воздуха, но вдруг замер. Повернул голову и подозрительно принюхался к пучку мягких рыжеватых волос под приподнятой рукой.

– Боже! – воскликнул он и отстранился от меня. – Не вздумай принюхиваться ко мне, англичаночка. От меня воняет, как от старого вепря, который сдох неделю назад.

– И был замаринован в бренди, – добавила я и придвинулась ближе. – Как это, скажи на милость, ты умудрился так нализаться?

– Пресловутое гостеприимство Джареда. – С глубоким вздохом он откинулся на подушки и обнял меня за плечи. – Он повел показывать свой склад в доках. Показал и кладовую, где хранятся самые редкие вина, португальское бренди и ямайский ром.

Он слегка поморщился при этом воспоминании.

– Пришлось попробовать. Вино оказалось неплохим, особенно если сперва набрать в рот, а потом выплюнуть, как делают знатоки, но разве могли мы поступить таким образом с бренди? Кроме того, Джаред уверяет, что оно должно медленно стекать по горлу, только так можно по-настоящему оценить качество бренди.

– Ну и сколько же вы оценили? – с любопытством осведомилась я.

– Потерял счет уже на второй бутылке.

Тут за окном зазвенел колокол, сзывающий к утренней мессе. Джейми выпрямился и уставился в окно, через которое в комнату врывались яркие лучи солнца.

– Господи, англичаночка! А который теперь час?

– Думаю, около шести, – ответила я. – А что?

– О, ну тогда еще ничего. Я уж испугался, что звонят к полуденной мессе. Потерял всякое представление о времени.

– Да уж. А впрочем, разве это имеет значение?

Он энергично откинул одеяла и встал. Слегка пошатнулся, но сохранил равновесие. Прижал обе ладони к голове, словно желая убедиться, что она на месте.

– Знаешь, – вздохнул он, – сегодня мы с Джаредом договорились встретиться в доках, у него на складе.

– Вот как? – Я вылезла из кровати и нашарила под ней ночной горшок. – Если он планирует довести начатое до конца, то ему вряд ли нужен свидетель.

– Что довести до конца?

– Да вот что. Почти все твои родственники только и мечтают прикончить тебя или меня. Почему бы и не Джаред тоже? Одну попытку он уже предпринял – отравил тебя алкоголем.

– Ужасно смешно, англичаночка! – сухо парировал он. – Лучше скажи: есть у тебя какой-нибудь приличный наряд?

В дороге я была одета в серое саржевое платье, приобретенное в аббатстве через надежных людей на распродаже, однако я все же захватила с собой наряд, в котором бежала из Шотландии, подарок леди Аннабел Макраннох, – красивое бархатное зеленое платье. Оно немного бледнило меня, но выглядело очень нарядным.

– Думаю, да, если только он не пострадал от морской воды.

Я опустилась на колени у маленького дорожного сундучка, достала и развернула платье. Опустившись со мной рядом, Джейми поднял крышку аптечки и начал изучать ряды склянок, пузырьков, коробочек и пакетиков с травами.

– А у тебя есть здесь что-нибудь от сильной головной боли, англичаночка?

Глянув через его плечо, я дотронулась до одного пузырька:

– Шандра помогает, хотя это и не лучшее средство. Вот чай из коры ивы с фенхелем очень хорош, но нужно время, чтобы настоялся. Вот что, дам-ка я тебе печеночницу. Тут же снимает всякую головную боль.

Он подозрительно скосил на меня синие глаза:

– От одного названия тошно…

– Да, – весело согласилась я. – Но средство замечательное. Вырвет, и тут же станет легче.

– Ммфм… – Он встал и придвинул ко мне ногой ночной горшок. – Рвота по утрам – это по твоей части, англичаночка. Давай собирайся, одевайся. Я уж как-нибудь справлюсь с головной болью сам.

Джаред Мунро Фрэзер оказался маленьким, щупленьким человечком с живыми черными глазами, он был очень похож на своего дальнего родственника Мурту, члена клана Фрэзер, который сопровождал нас до Гавра. Когда я увидела Джареда, важно стоявшего в раскрытых воротах склада, так что веренице грузчиков с бочками приходилось огибать его, сходство настолько поразило меня, что я заморгала и протерла глаза. Мурта, насколько мне было известно, остался на постоялом дворе – лечить охромевшую лошадь.

У Джареда были точь-в-точь такие же длинные темные волосы и пронзительные глаза, такая же жилистая обезьянья фигурка. Но на этом сходство и кончалось. Когда мы подошли поближе – причем Джейми галантно расчищал мне дорогу, проталкиваясь через толпу локтями и плечами, – я увидела и различия. Лицо у Джареда было скорее вытянутое, нежели в форме сердечка, с задорным курносым носом, от чего тут же разрушалось впечатление важности и напыщенности, которое возникало от его позы и подчеркивалось отлично сшитым платьем и гордой осанкой.

Удачливый купец, а не скотопромышленник, он, в отличие от Мурты, умел улыбаться; у того на лице, казалось, навеки застыло настороженное и суровое выражение. Джаред же, едва завидя нас, расцвел в широкой приветливой улыбке.

– Дорогая! – воскликнул он и, подхватив меня под руку, оттащил в сторону: на нас надвигались два гиганта грузчика, катившие перед собой огромную бочку. – Счастлив наконец познакомиться с вами!

Бочка с грохотом вкатилась на деревянный настил, и я расслышала, как булькает внутри нее содержимое.

– С ромом можно так обращаться, – заметил Джаред, следя за ее перемещением. – С ромом – да, но только не с портвейном. Им я всегда занимаюсь сам, как и винами, разлитыми в бутылки. Кстати, я как раз собирался пойти взглянуть на партию, прибывшую из Бель-Ружа. Не желаете ли сопровождать меня?

Я взглянула на Джейми, тот кивнул, и мы тут же последовали за Джаредом, уворачиваясь от катившихся бочек, тележек и тачек, а также мужчин и мальчишек самой живописной наружности, тащивших на спинах рулоны тканей, ящики с зерном и продуктами, свернутые в трубку медные листы, мешки с мукой и прочий товар, который обычно перевозится морем.

Гавр являлся в ту пору важным торговым портом, а сердцем города были доки. Вдоль гавани более чем на четверть мили тянулся причал с выступающими из него пирсами, возле которых стояли на якоре трехмачтовые барки и бригантины, рыбацкие плоскодонки и небольшие галеры – все виды судов, снабжавшие Францию провиантом и другого рода товарами.

Джейми крепко держал меня под локоть, чтобы уберечь от столкновения с ручными тележками, катящимися бочками и крикливыми торговцами и матросами, которые, похоже, вовсе не глядели, куда идут, а просто толклись на причале повсюду.

Джаред шел с другой стороны и кричал мне в ухо, указывая на заслуживающие интереса объекты, мимо которых мы проходили, и бодрой скороговоркой давая пояснения о каждом корабле и его хозяине. Оказывается, «Арианной», которую мы вскоре должны были увидеть, владел Джаред. Вообще суда здесь принадлежали или частному лицу, или же – в большинстве своем – группе торговцев, являясь их коллективной собственностью. А иногда – капитану, который нанимал команду и сдавал корабль в аренду купцам. Увидев, что в личном владении находится куда меньше кораблей, чем в коллективном, я поняла, что Джаред – действительно состоятельный человек.

«Арианна» оказалась где-то в середине ряда стоявших на якоре кораблей, прямо напротив большого склада с выведенными мелом на двускатной крыше крупными буквами: «Фрэзер». Увидев это имя здесь, я ощутила легкое волнение и гордость за то, что ношу его; оно давало чувство принадлежности к роду, уверенности в себе.

«Арианна» была трехмачтовым судном примерно шестидесяти футов в длину, с широким носом; у борта, обращенного к берегу, виднелись две пушки – наверное, на случай встречи в море с пиратами-грабителями, подумала я. По палубе сновали люди – насколько я понимала, не бесцельно, хотя с виду все это походило на разворошенный муравейник.

Все паруса были спущены и закреплены, но начавшийся прилив слегка раскачивал судно, оно словно кивало нам бушпритом. Нос украшал вырезанный из дерева бюст дамы с довольно мрачным выражением лица; огромные обнаженные груди и спутанные локоны были покрыты солью. Дама смотрела так, словно ей вовсе не нравится море.

– Красотка, правда? – спросил Джаред, махнув рукой.

Я поняла, что он имеет в виду «Арианну», а вовсе не деревянное изваяние дамы.

– Да, хороша, – вежливо откликнулся Джейми.

Я заметила, как он с тревогой взглянул на ватерлинию, туда, где маленькие волны лизали темно-серый корпус корабля. Очевидно, он опасался, что нам придется подниматься на борт. Храбрейший воин, отчаянный и напористый на поле брани, Джейми Фрэзер был по натуре человеком сугубо сухопутным.

Он вовсе не принадлежал к распространенному в Шотландии племени заядлых морских волков, охотившихся на китов у Тарвати или совершающих кругосветные плавания в поисках богатства. На воде он страдал от морской болезни, причем в такой острой форме, что едва не погиб в декабре, когда мы переправлялись через пролив. Правда, тогда он был ослаблен тюремным заточением и пытками. А сейчас последствия вчерашней оргии с Джаредом не слишком располагали к морским прогулкам. Я заметила, как лицо его омрачили воспоминания, а кузен тем временем превозносил прочность и скорость «Арианны». Тогда я, придвинувшись к Джейми поближе, шепнула ему на ухо:

– Ну не полезем же мы на палубу, раз она на якоре.

– Не знаю, англичаночка, – ответил он, и в его взгляде читались одновременно отвращение и решимость. – Скоро выясним.

Джаред дошел до половины трапа, громкими криками приветствуя команду.

– Если вдруг увидишь, что я позеленел, притворись, что падаешь в обморок, или еще что-нибудь придумай. Иначе меня стошнит прямо на башмаки родственнику, а такие выходки, знаешь ли, производят дурное впечатление.

Я похлопала его по руке:

– Не волнуйся. Я в тебя верю.

– Да при чем тут я! – ответил он, бросая последний тоскливый взгляд на твердую землю. – Это мой желудок…

Палуба тихонько покачивалась под ногами, но Джейми и его желудок держались молодцом – возможно, тут сыграло свою роль бренди, которым щедро угощал нас капитан.

– Славная штука, – сказал Джейми, поднеся стаканчик к носу, и, прикрыв глаза, одобрительно вдохнул густой аромат. – Португальское, верно?

Джаред одобрительно рассмеялся и подтолкнул капитана локтем:

– Видал, Портис? Я же говорил тебе: у него нюх на спиртное! А ведь он пробовал такое только раз!

Я прикусила губу и избегала смотреть Джейми в глаза. Капитан, огромного роста неряшливый мужчина, выглядел утомленным, однако скроил приветливую гримасу и улыбнулся Джейми, обнажив три золотых зуба. Этот человек явно вознамерился держать свое богатство при себе.

– Угу, – буркнул он. – Так это тот парень, которого ты хотел нанять осушать твои трюмы?

Джаред на секунду смутился, на обветренном лице вспыхнул румянец. Я заметила, что одно ухо у него проколото для серьги. Интересно, с чего же он начал сколачивать свое состояние?

– А-а, ладно, – протянул он, и впервые в его речи был отчетливо различим шотландский акцент. – Там видно будет. Но сдается мне…