Чужая Рэл

Мария Перцева

Чужая Рэл

Глава 1

В дни, холодные, как этот, когда за стенами подвывает страшный ветер, а ветки алычи скрипят об окно, Рэли становилось по-особенному тяжело. Иногда, когда она подолгу находилась наедине с мыслью о том, что родилась зря, эмоции внутри вставали комом, мешая дышать и говорить. А если говорить приходилось, то весь день выплёвывая слова через спазмы, к концу дня горло саднило, как при простуде. Вот только болеть ей нельзя: когда она кашляла или шмыгала носом, её понукали и всё равно отправляли на завод. Работала она в убойном цеху с восьми лет, в том, где с конвейеров сходили охлаждённые или замороженные тушки птиц. Также с этого предприятия в магазины отправлялись суповые куриные наборы, фарш и полуфабрикаты из остатков куриного мяса и, конечно, индюшки. Она ненавидела те звуки, которые издавали индюки, поэтому их убивать ей оказалось немного проще. Отрубила голову, тело повесила на крюк конвейера, а голову отдельно – на движущуюся ленту. В конце рабочего дня вонь птичьего дерьма и тухлой крови стоял в носу, и, казалось, даже после горячего душа её преследовали эти запахи.

Взгляд Рэл блуждал по крепкой сетке, сквозь неё виднелись старые пути. По ним, сколько она помнила, перегоняли вагоны, гружённые свежим и мороженым мясом, в соседние города и столицу. Проеденный временем кирпичный забор был буквально в десяти метрах, но единственный переход, где кончалась сетка, ещё даже не виднелся. Вдоль путей она ходила пешком каждый день лет с восьми, а может, и с семи, она точно не помнила, исполнился ли ей тогда восьмой год. Завод находился загородом, а жилище Рэл – совсем в глуши, рядом с холмом, путь через который лежал на горный хребет. Плато, на котором стоял город, начинало вздыбливаться в скалистые горы так кручёно, что кружилась голова, если резко взглянуть наверх. Но на другую сторону хребта ходить всё равно нельзя: там начиналась граница другого государства.

Завод гудел, и этот звук баюкал её каждую ночь. Соседей у неё не было, и за километр от завода гул был единственным громким звуком. Ночные птицы, лай старой Имы, порой дикие шакалы кричали, но в основном шумел завод. Этот гул впитывался в её сознание и уносил в густую дрёму, а затем в сон. Мать Мирда, конечно, жаловалась, что её неспокойному сну только мешали посторонние звуки, но женщина, впрочем, всегда казалась чем-то недовольной.

Взгляд Рэли вновь устремился за сетку: «Вот бы…» – мечты о возможности сократить путь всегда посещали её, но сетка была под напряжением, и сверху тянулась колючая проволока. Кирпичный забор завода плотно оплетал крепкий многолетний плющ. Вот по нему бы она перебиралась, а там дальше на пристройку склада по пожарной лестнице, и всё – она на работе. Сколько это? Десять минут от силы. А Рэли приходилось ходить все сорок. Там переход, а дальше ещё до входной калитки, где бугай-охранник вечно лазил по её карманам. Что он там пытался найти? Ничего, наверное, просто щупал девчонку. А что её щупать? За ребра торчащие и за костлявый зад? Кто знает этого Фильшу, мужиком он казался девочке неприятным и непонятным. С Рэли-то не любили говорить, прикасаться к ней тем более, а тот мял её каждый день. После девушка держала путь до логистики, а это, считай, обратно, через весь завод, и там, где стояли вагоны, к сарайчику. В нём была её форма, а ещё свой чайник и, кроме туалета, имелся душ.

Конечно, постройка из самана, обколоченная поломанными деревянными поддонами, не была её собственной, она же не единственная на бойнице стояла. Был там старый Тахен, он родился глухонемым, и Семека, она совсем плоха, вечные тики мучили женщину. Она ходила в синяках и шишках, пару раз ломала себе руку, но всё равно приходила на смену и как-то справлялась; плакала, ругалась, но работу делала. Тахен и Семека, они ей уже как родные, семь лет вместе в смене. Был ещё Кемиш, но он умер полгода назад от туберкулёза, теперь искали замену. Планы росли, а втроём их выполнить не по силам, из-за этого в том месяце их оштрафовали на пятьсот роков. А вина-то чья? Где справедливость? Хотя Рэли только слышала такое слово, «справедливость», даже значение знала, а в жизни, вот, на примере, ни разу не встречала.

Ей до конца года велели приехать в столицу, письмо пришло. Только как же она приедет? Кемиш умер, с работы не отпустят. Вот и приходилось заливать раны от браслетов зелёнкой – больше нечем – и терпеть. Те ей малы стали ещё год назад, и она очень ждал, когда же можно будет их поменять. Семека сказала, что если раны загноятся, то это гангрена, и ноги отрежут. Рэли нужны ноги, очень. Её так напугали слова Семеки, что она попытался их забыть, но порой они всплывали у неё в голове.

– Слышал новости?

– Чо там, Шам?

– Грязные тархи. – Это грузчики переговаривались в курилке, та стояла рядом с саманной постройкой. – Чот зашевелились. – голоса у них громкие, грубые, Рэл часто узнавала последние новости от них.

– И чо?

– Стрёмно это.

– Чо это?

– Ой, Клохий, ты опять под синькой…

Газет Мирда не выписывала, да и не ходила почта до них, только до завода. Там и выдали Рэли письмо с повесткой – явиться за новыми браслетами. Отчим, когда узнал, что она должна уехать, впервые за долгое время ни разу ее не тронул, не было за эти дни ни одной привычной затрещины и оплеухи.

Мужчина на самом деле надеялся, что его воспитание сделает девочку лучше, но не помогало. Выросла не пойми какой, одно радовало – государство помогло, рабочее место выделило. Правда, этим местом Рэл должна была воспользоваться в шестнадцать лет, а до этой поры учиться. Ахел с Мирдой пытались её отдать в вечернюю школу, но кому нужна ненормальная девчонка? Их народ простой, и чужаков, как Рэли, люди сторонились. С другими детьми такого выродка не посадить, родители против будут, мало ли чему она может научить? Вдруг переманит на свою тёмную сторону, сделает из их честных детей таких же. В церковь их тоже не пускали. Вот и ходила Рэл, почти каждый день на завод…

Бойница располагалась у примыкающего загона, где вываливали битком кур в клетки. Их привозили на грузовиках с трёх ферм: одна была рядом с заводом, а прочие находились в соседнем городке Новак. Собственно, до столицы Тишины маршрут от Нигги был в два города, автобус шел через Новак, затем Элдерж и дальше прямиком до Тишины. Рэли мысленно прокладывала свой путь, так как Семека её сегодня порадовала хорошими новостями.

– Слышала, что в отдел кадров приходил кто-то… кроп-поп-поп, – речь женщины всегда прерывалась на рандомные выкрики, порой она могла засадить себе кулаком по голове или в грудь. – Завтра на стажировку… куууу-кууу… Придёт, и тебе отпускные дадут, если того возьмут…

Отпускных у Рэли накопилось за восемь лет немало, за каждый год по четырнадцать дней, итого сто двенадцать. Но ей столько не надо. Она не знала, на сколько затянется эта процедура, так что собиралась взять только неделю выходных. У неё так-то и выходной был один, через три рабочих, в этот день она пыталась учиться, книги читала, задачки решала, но и по дому что-то делала. Если погода хорошая была, то с книжкой убегала по холму вверх, где совсем тихий ручеёк – в пальца два толщиной – пробивался сквозь каменную породу. Пару яблок по карманам, и дома её можно было не ждать до ужина, весь день сидела там. Вот в зиму тяжко – холод пробирал до костей, перешитое старое пальто Мирды её не грело, только движения сковывало. Приходилось дома сидеть, тогда не поучиться, Ахел все мозги выклёвывал. Ругать он был мастер, попрекал, гнобил, тыкал, иногда такую затрещину мог вписать, что звёздочки перед глазами плясали, благо после оплеухи он переставал гундеть.

Работа шла сегодня ладно, а к концу вечера к ним привели Сусика. Тот косил на глаз, но казался весёлым. Они с Семекой ему стали показывать и рассказывать, что да как, тот оказался не тупой и быстро все схватывал.

– Рэля, – охнул Сусик вешая тушку на крюк, – ты бракованная!

– Я да, – вздохнула девушка, выверенными движениями она отрубала одну за одной куриную голову. – Брезгуешь?

– Та нет, – пожал тот плечами, повторяя нехитрые действия Рэли. – Я б и не подумал, что ты из этих.

– Из каких? – С ней редко кто говорил о её особенности, даже Мирда с Ахелом и то, только в момент ругани, а остальные старались не замечать.

– Ну, этих, – фыркнул Сус, – неземных.

– Ты о чём? – Рэл удивлённо глянула на стажёра и, прихватив из переносной клетки последнюю курицу быстро и легко взмахнула топориком, та ещё трепыхалась, когда она её подвешивала.

– Ну ты чо? О тархах, не от Бога которые, – пояснил он, подвигая следующую полную клетку. – У меня дед при церкви, да и в школе на религиоведение рассказывали.

– А меня в школу не взяли, – вздохнула Рэли. У нее и не все книги были, только самые нужные. – Сусик, а что ты тут делаешь, раз в школе учился? – хотелось, конечно, спросить о тархах, вот только это могло подождать.

– При заводе бункер, вот конфликты слягут, и я опять в город, тут же граница рядом. Если они пойдут на нас, мы спрячемся сразу, а тем, кто в Нигге не факт, что места хватит в городском, – заговорческим шёпотом пояснил парнишка. – Ты никому, если чо.

– Я никому, – растерялась Рэл. – А всё так серьёзно?

– Нет вроде, но дед решил перестраховаться. У меня во чо есть. – И он вытащил цепочку с подвеской прозрачного, как стекло, камня. – Это божья благодать.

Что такое ББ, Рэли не знала и то, что её наручи на щиколотках из металла с примесью космической пыли, тоже.

– Двери бункера тоже обезопасены, так что тебе повезло, что тут работаешь, – продолжил он, подавая задумавшейся Рэл следующую курицу и оглядываясь по сторонам.

Семека, стоя возле своего конвейера, их не слышала. Тахен, умея читать по губам, не смотрел на них. Так что Сус зря оглядывался, боясь, что его могут услышать.

– Я тебе говорю, тархи ещё пожалеют, что решили начать всё это, – кивнул парень сам себе и вытер кровь с щеки, размазав всё до самого уха.

– Что начать? – Рэли уже начинало быть не по себе. Она-то жила прямо под началом гор и если на самую высоту подняться, то можно увидеть, на другой стороне, начало дикого заволоченного туманом леса. Там начиналась граница с другим государством Тарх. Но она не дура, никогда не ходила в туман, ей с детства объясняли, что если войти – не вернуться. Она слышала о земле тархов, знал, что раньше чужаков, как она, им отдавали. И девушка, принимая свою долю, радовалась, что носит браслеты, а не ушла в эту тягучую бескрайнюю туманную даль с тархами. Лучше быть изгоем, чем трупом. Кто знает, что те делают с такими, как Рэл. – «Может, они вытягивают ненормальность, как комары кровь высасывают? – думала она, – И умертвили бы меня, больше не нужную. Может, и правильно мухрийцы отказываются отдавать ненормальных, не по вере им обрекать на смерть даже таких».

– Они посла направили в Тишу, – так они сокращённо называли столицу. – Тот пришёл с вестью, что они хотят получить ущербных, как ты, мол знают, что вы опять рождаться стали. А наши ему отказали, – гордо заявил Сусик.

– Хорошо, – облегчённо выдохнула Рэл и, промазала топориком, отрубила курице только полбашки, но тут же исправила и голову кинул в кучку брака.

Удача сегодня точно была на стороне Рэл, так как уже к концу дня Сусика из стажёра перевели в официального работника, а значит, её отпустят. И чем быстрее она вернётся на работу, тем лучше. Тут, как оказалось, безопаснее всего, пока в стране нарастает напряжение.

Мирда равнодушно отнеслась к тому, что Рэл отправится в столицу одна, как и к новости о тархах и о бункере. До Нигги они ехали вместе, там женщина вышла, таща две клетчатые сумки, наполненные товаром, на точку. На дорогу дочери она оставила пакет крупных сочных яблок и в тайне надеялась, что больше её не увидит. Вернётся – дура, думала Мирда, считала, что за отпуск её отпрыск может подыскать работу в столице. – «Не зря ж я в отцы выбирала умного? Должна сообразить, хоть и образования нет, зато опыт работы есть», – подумала она на прощание сухо кивнув Рэли.

Так или иначе Мирда тянула своё бремя, лишая себя нормальной, полноценной, лучшей жизни, какая бы точно с ней случилось, если бы дитё оказалось нормальным. Женщина иррационально винила Рэл, что она лишила её возможности стать матерью ребёнка без отклонений. То, что вина первостепенная лежит на прививках на основе ББ, – её не волновало, она мыслила другими категориями и считала, что Рэл – её наказание. А как к наказанию ещё относиться? Как к горю, конечно. К Ахелу, которому сейчас было уже пятьдесят семь, она не чувствовала ничего. Но менять что-то не собиралась, рассчитывала, что, когда Рэл уйдёт из их семьи, то всё станет лучше.

Дорога для Рэли прошла быстро, но трудно: её укачивало с непривычки и ко всему мутило от волнения. В сумке лежало всё самое необходимое, вещи на смену – один комплект, два полотенца, мыльце и зубная щётка с тюбиком заканчивающейся пастой. На ней самой был добротный, новый, самое главное утеплённый, купленный матерью в стоковом магазине комбинезон, свитер тоже новый, горчичный, под горло. Ботинки дали ей большие, но на тёплый носок – в самый раз. Перешитое Мирдино пальто всё равно болталось в плечах, но с связанной Рэл шапкой и шарфом, в целом, смотрелось нормально. В автобусе сквозило из всех щелей, и сиденья жёсткие, обшитые кожзамом не добавляли тепла. До этого Рэл пару раз ездила в Ниггу и по старой памяти знала маршрут до Тиши, когда ей впервые надели браслеты. Ботинки ей всегда приходилось брать с свободным голенищем, на шнуровке, иначе те натирали ноги с браслетами. Зато все, кто ехали с ней, и не догадывались, что она ненормальная, с виду же обычная девушка, худая, бедная, но опрятная. Отпускные деньги Рэл припрятала во вшитый карман в трусах, своровать не своруют, а надурить могут. Девушка выглядела совсем мелкой, лет на тринадцать, даже не ясно со стороны девчонка или мальчишка.

Это Рэл знала, что она девушка, и у неё уже есть самая настоящая грудь. Хотя не верила, что найдёт себе хоть какого-нибудь парня, даже среди больных и уродливых, те чурались её, так же, как и все. Даже Кемиш и тот по началу её не принимал, это потом, спустя много лет он разобрался, что Рэл хорошая. Добрая, честная, наивная, но сообразительная, а ещё трудолюбивая и небрезгливая, а это самое главное на работе, принял её как напарницу по смене – уже хорошо и пару раз дарил конфеты. Ухаживал – надеялась Рэл, он ей не нравился, именно благодаря ему, она осознала себя как девушку. Возможно, если бы он не умер, мечтала она, то она даже согласилась бы его поцеловать. О туберкулёзе Рэл знала, но поверхностно, ну, болел, но зато не старый!

Ахел расщедрился и отдал свою карту города Тишины. Конечно, она старая и что-то давно изменилось, но уж от вокзала до нужного адреса Рэли доберётся. Сглатывая ком в горле из-за тошноты, она не отлипала всю дорогу от окна. В основном за стеклом тянулись поля, разграниченные посадками каких-то деревьев, девушка не помнила их названий, но в основном угадывала тополя и сосны. Ей понравился мост через реку, широкий, длинный, и вид на реку Атюг был завораживающий, что Рэл невольно выдохнула.

– Ну вот, ещё пол часа – и мы в Тиши. – Сказала женщина, на её вздох, она села в Нигге на место матери Рэл.

В Нигге было две автостанции, одна перед заводом, в котором работала Рэли, а второй в центре, за рынком. А в Тише было семь остановок: на въезде, четыре по городу и один на выезде. И выйдя на четвёртой, девушка достала из кармана сложенную карту. Сперва уверенно она зашагала по широкой улице, но чем дальше она шла, тем скованнее себя чувствовала. Непривычное место, слишком много людей, высокие здания, куча киосков и бутиков, от этого кружилась голова и разбегались глаза. А ещё Рэл осознавала, что сильно выделяется своей бедностью, но она настолько маленький человек, что прохожие, одетые по моде, лощённые люди, замечая её, всё равно сторонились, и это они ещё не знают, что она выродок и на её щиколотках, под ботинками, браслеты.

На городском транспорте, понятное дело, Рэл сэкономила тридцать пять роков, и шла пешком ещё несколько добрых кварталов. В незнакомой местности ей казалось, что идёт целую вечность, но по сути не прошло и часа, как она вышла на центральную улицу. Та оказалась ещё шире прежних, и вся словно сияла чистотой и благородством, Рэл ещё больше ощутила свою чуждость шагая в сторонке от прохожих, почти по обочине. Она думала о матери, в Тише она не жила, та уроженка Щелоуда, еще одного крупного города, который находился намного южнее. Ей казалось сейчас это просто невозможным: Мирда и часть светского общества. Та Мирда, наверное, никогда б не стала торговать на Ниггском рынке. Она и правда испортила ей жизнь настолько? Историю своего отца она не знала, знала, что тот умер – и всё. Так что в переезде на окраину Нигги она винила себя. Она иногда думала о бабушках и дедушках, тут Рэл точно знала, что Мирде было стыдно с таким ребёнком искать у тех покровительства. А те, зная о Рэли, и не рвались помогать дочери.

У Мирды был старший брат Мирдар, и у того давно подрастали свои дети, он даже как-то приезжал проведывать их, ещё до Ахела. Рэл не сильно помнила тот день, но именно он привёз Иму. Сказал, что его дети наигрались, собака хорошая, добрая, умеет сторожить. Собака уже тогда далеко не щенок, ластилась к Рэлуи как к родной, но без денег на её содержание они бы не смогли оставить Иму. Приютов для собак не было в Мухрии, равно как и для детей. Детские дома содержали только круглых сирот, таких по стране было немного. Так что Иму оформили по всем правилам, с полной передачей владения. Мирдар, как прошлый хозяин, выплачивал ежемесячно алименты в четыреста роков на корм и уход.

В финансах Рэл не разбиралась, но по прикидкам выходило, что Мирда откладывала часть денег. Точка на рынке в чистой выручке приносила около пятнадцати тысяч роков, это с учётом поделок из дерева Ахела, и сама Рэл на заводе получал почти столько же. Сперва десять тысяч роков, но, отработав пять лет, получила прибавку аж в шесть тысяч роков – итого выходило шестнадцать. Интересоваться у матери о деньгах, куда и на что те тратились Рэл побаивалась, и лишний раз предпочитала вовсе с ней не заговаривать. У Мирды имелась привычка к неожиданным истерикам. Женщина она всегда эмоционально холодная, но её могло прорвать от сущей мелочи. Ее лицо искажалось от злости и морщины возле губ и на лбу врезались глубже на ее сухой коже. В порыве своего нервоза она начинала трясти своего ребенка, кричать, винить, а потом ещё Ахел выдавал Рэли оплеухи, что та довела мать.

С этими мыслями она дошла до административного здания, большого, высокого, этажей в одиннадцать. Вход в него украшали резные колонны, а двери оказались из тяжёлого дерева, увенчанного резьбой по краям. Ей же надо было идти на третий этаж цокольного этажа, об этом говорилось в полученном письме. Вот только далеко ей пройти не дали, дама на регистрации, одетая по форме, не пропустила, но, разобравшись, она вызвала для Рэл сопровождающего. Тот явился с опозданием, но, молча подозвав девушку рукой, пошёл обратно вниз по лестнице.

– Нет вашего размера. – Сказала ей сухая на вид преклонных лет женщина, с туго собранными волосами на затылке. – На днях будет.

– Как на днях? – опешила Рэл.

– Нормальная практика, – пожала она плечами. – Вот, держи, – она дала Рэл бумагу с указом, – заселишься по адресу, придёшь к нам опять через два дня. Ты должна была к нам каждый год ходить, а тебя почти восемь не было… ищи их, – фыркнула она. – Вот размер не тот тебе и оставили.

Рэл удивлённо поморгала, пришла в себя и, поблагодарив ради вежливости, ушла. Каждый год, оказывается. А она мучилась с этими браслетами. Они, наверное, уже вросли в её кожу, сидели так плотно, что, когда ноги отекали, края браслетов перетирали кожу. Год назад они не беспокоили ещё, но уже сдвинуть их выше или ниже не выходило, икра подросла, а ниже хрящ мешал. Иногда так чесалось под ними, что она складывала ненужный лист из блокнота и, просовывая его между ногой и металлом, чесала кожу. Немного осталось – и ей дадут большие. Она помнила, какими были эти в начале – просторные, их даже снять можно было, но нельзя, браслеты оснащали датчиком, и при снятии те отправляли сигнал. Снявшего обещали отправить в лагерь на шахты, словно особо опасного преступника. Там конвой, плохая еда и для маленького ребенка точно быстрая смерть от невыносимой, долгой физической нагрузки. Правда так Мирда говорила Рэли, а как на самом деле, она не собиралась проверять.

Здание общежития, куда её направили, выглядело убого, до него ей пришлось добираться около трёх часов, на автобус она упрямо не собирался садится, решив, что лучше побалует себя сытным хорошим ранним ужином, обед она ведь тоже пропустила. Рядом с общежитием была и столовая, в неё она и зашла. Выбрала суп свекольный на говяжьем бульоне, картофельное пюре с большой отбивной, салат из капусты с горошком, два ломтика белого хлеба, а на десерт булочку с вишней, запивать выбрала сок в литровой бутылочке, решив, что оставит половину на завтра. Все это добро вышло в триста сорок роков, дороговато, но Рэли ничуть не огорчилась, наоборот – воодушевилась, обрадовалась, выбрала самый дальний столик и, смакуя, принялась прихлёбывать наваристый суп. Наелась она до отвала и булочку оставила на утро, завернула в три салфетки бумажные, положила в худую сумку и, поблагодарив двух дородных тётушек в фартуках, вышла в приподнятом настроении из столовой.

Глава 2

Получив у вахтёрши по выданному направлению ключ и поднимаясь по лестнице на пятый, последний этаж, Рэл переживала. Пару дней ей придётся жить тут, в чуждой для неё обстановке, без привычных людей в окружении. Не то, чтобы мать с отчимом или работники завода ей были безмерно дороги, но она точно знала, что они не навредят ей. Вахтёрша Зиля Вардаровна, крепкая женщина пенсионного возраста в засаленном форменном переднике, смотрела на неё слишком пристально, слишком колко. В её взгляде были вопрос и осуждение, брезгливость и жалость. Почему? Неужели её предупредили, что Рэли не такая? Или она сама догадалась? Общежитие частично приватизированное, но все ещё являлось государственным. У заводов и предприятий были льготы на командировочные, и те через администрацию могли получить ключ от комнаты, благо крохотные однушки имели свои такие же крохотные туалеты с душевыми. А вот уже кухня у всех была общей. Но Рэл всё равно не собиралась что-то готовить – сок и пирожок в сумке есть. Хорошо бы, конечно, чай купить и пряников, только вот чайник нужно просить у соседей, так что лучше ходить в столовую. Это она сегодня с голода наелась как в праздник, а завтра планировала зайти в продуктовый, взять что-нибудь на перекус сладкого, литр молока, а в столовой горячего супа с хлебом. В такую промозглую погоду хотелось горячей еды, пакет с яблоками так и остался полным.

Свернув в левое крыло, через пустую, тускло освещённую кухню она направилась к оббитой тонким кожзамом, с вылезшей из дырок пенной подкладкой двери, на которой покосилась прибитая табличка с номером. Ключу что-то определённо мешало: сопя от усердия и дёргая ручку, она пыталась прокрутить его в замке – ничего не выходило. А под конец, когда лоб уже вспрел под шапкой, дверь резко распахнулась.

– Простите, – с запинкой от удивления и стыда сказала она, – я думала, что… у меня ключ с номером сорок один.

– Да, это сорок первая, – согласилась девушка, – заходи, – бросила она через плечо, уходя вглубь.

– Я думала… – Всё ещё в растерянности Рэли шагнула вперёд, закрывая за собой дверь. Ключ был вставлен изнутри, и именно из-за него не получалось открыть дверь.

– На ключ закрой. – Молодая девушка, чуть старше Рэли, а может, так казалось, сидела с ногами в кресле и с любопытством наблюдала. – Меня Клима зовут.

– Меня Рэл. – Она мешкалась разуваться, топталась на половой тряпке, кинутой у входа вместо коврика.

На какое-то время комната замерла, Рэл не знала, как ей быть, в её голове крутилось много вопросов, только задавать их она не решалась, а Кли всё продолжала пристально наблюдать.

– Надолго? – всё-таки нарушила молчание Клима. – Тебя подселили надолго?

– Не знаю. – Рэл опустила сумку на пол, стянул шапку и озадаченно посмотрел на свои ботинки.

Кли вздохнула и, поднявшись с кресла, стала его раскладывать. В соседнем углу стояло такое же, уже разложенное, застеленное свежим бельём, и возле лежали резиновые тапки с биркой.

– Надеюсь, что нет, – решила добавить Рэли и нехотя, медленно, боязно принялась расшнуровывать ботинки.

Долгие пешие прогулки всё-таки сказались, и, хоть тёплые носки натянуты поверх браслетов, их придётся снять. Шерстяная бежевая ткань носков оказалась в крови из-за содранных болячек, но если она возьмёт чистую пару, зелёнку, и зайдёт в боковую дверь слева – та вела в туалет – то неожиданная соседка, может, и не заметит. И, отставив обувь к чужой паре, Рэл зарылась в сумке, выискивая необходимое.