Деяния святых Апостолов. До края земли

Лука встречался и разговаривал со многими свидетелями интересовавших его событий, потому что для понимания ранней истории рассказы очевидцев были очень важны. Некоторые из очевидцев знали Иисуса. Среди тех людей могла быть постаревшая к тому времени сама Дева Мария, потому что повествование Луки о рождении и младенческих годах Иисуса, включая подробности Благовещения, ведется словно бы от нее и, должно быть, полностью основано на ее свидетельстве. Свидетелями зарождения Иерусалимской церкви могли быть Иоанн Марк и его мать, Филипп, Апостолы Петр и Иоанн, Иаков, брат Господа; они могли из первых рук дать Луке информацию о Вознесении, дне Пятидесятницы, о раннем благовествовании и противостоянии синедриона, о мученичестве Стефана и обращении Корнилия, казни Апостола Иакова, тюремном заключении и освобождении Петра. Поэтому неудивительно, что первая часть Деяний имеет «весьма приметную семитскую окраску»[19].

Итак, мы убеждены в обоснованности заявлений Луки о том, что он пишет историю, и, кстати сказать, профессиональные историки и археологи относятся к числу наиболее доблестных защитников достоверности его трудов. Сэр Уильям Рамсей, например, вначале был восхищенным учеником радикального критика Ф. Бауэра, но позднее собственные исследования заставили его изменить первоначальную точку зрения. В произведении «Святой Павел, путешественник и римский гражданин» (1895 г.) он рассказывает, что начал свое расследование «без какой бы то ни было предвзятости относительно выводов», к которым пришел позже, но «напротив… с предубеждением, неблагоприятным для таких выводов»[20]. Тем не менее, он смог представить необходимые доказательства для того, «чтобы поставить автора Деяний в один ряд с историками первого ранга»[21].

Почти семьдесят лет спустя А. Н. Шервин-Уайт, читавший лекции по древней истории в Оксфордском университете и называвший себя «профессиональным греко-римским историком»[22], уверенно подтвердил точность исторических познаний Луки. Он писал о Деяниях так:

«Исторический фон абсолютно верный. В отношении времени и мест детали точны и корректны. Вместе с автором Деяний вы ходите по улицам и рынкам, театрам и ассамблеям Эфеса и Фессалоники, Коринфа и Филипп первого века. Выдающиеся люди того времени, магистраты, толпа и предводитель толпы – все они там… То же можно сказать о судебных заседаниях под председательством Галлиона, Феликса и Феста. Эта документальная повесть равна по своей исторической ценности запискам провинциальных и имперских судов в эпиграфических[23] и литературных источниках первого и начала второго века от Р. Х»[24].

Вот его заключение: «Историчность Деяний подтверждается вне всяких сомнений… Любая попытка опровергнуть ее даже в каких-то деталях должна теперь рассматриваться как абсурд. Историки, специализирующиеся на Риме, давно принимают ее на веру»[25].

б. Лука-дипломат

Лука не ставил написание истории своей единственной задачей, ибо те исторические факты, которые он представляет, являются выборочными и неполными. Он рассказывает нам о Петре, Иоанне, Иакове, брате Господа, и Павле, но ничего не говорит о других Апостолах, кроме того, что Иаков, сын Зеведеев, был обезглавлен. Он описывает, как распространялось Евангелие на север и запад от Иерусалима, но ничего не говорит о его продвижении в восточном и южном направлениях, кроме обращения ефиоплянина. Он повествует о палестинской церкви в ранний период после Пятидесятницы и далее – о расширении миссионерского служения среди язычников под руководством Павла. Лука – не просто историк. Фактически он является тонким христианским «дипломатом» по отношению и к церкви, и к государству.

Прежде всего, Лука развивает политическую апологетику, так как глубоко озабочен отношением римских властей к христианству. Поэтому он делает отступления, чтобы защитить христианство от его критиков. Он утверждает, что властям нечего бояться христиан, ибо они не занимаются ни подстрекательской, ни подрывной деятельностью, но, напротив, с точки зрения закона невиновны и никому не причиняют вреда. Более того, в целом они оказывают положительное влияние на общество.

Возможно поэтому, оба тома адресованы Феофилу. Хотя прилагательное theophiles, означающее либо «любимый Богом», либо «любящий Бога» (БАГС), может символизировать любого христианского читателя, скорее всего, все-таки оно является именем конкретного человека. И хотя наречие kratistos («достопочтенный», Лк. 1:3) может быть или просто «вежливой формой обращения без всякого подразумеваемого официального значения», или «почетной формой обращения по отношению к людям, занимающим более высокий пост или общественное положение, чем говорящий» (БАГС), последнее нам кажется более правомерным, поскольку еще раз встречается в связи с прокураторами Феликсом (23:26; 24:3) и Фестом (26:25). Современным его эквивалентом может быть обращение «Ваше превосходительство» (НАБ). Некоторые ученые полагают, что Феофил являлся особым римским чиновником, прослышавшим о клевете на христиан, в то время как Б. Х. Стритер считает, что это слово являлось «псевдонимом, продиктованным благоразумием», фактически (как он догадывается), «секретным именем, под которым в римской церкви был известен Флавий Климент»[26].

В любом случае, Лука вновь и вновь возвращается к трем основным тезисам своей политической апологии. Во-первых, римские официальные лица были всегда дружелюбно настроены к христианству, а некоторые даже стали христианами, как, например, центурион у креста, сотник Корнилий и Сергий Павел, проконсул Кипра. Во-вторых, римские власти не могли доказать виновность Иисуса и Его Апостолов. Иисуса обвинили в антиправительственной агитации, но ни Ирод, ни Пилат не нашли подтверждения этим обвинениям. Далее, в Филиппах магистрат принес Павлу свои извинения, в Коринфе проконсул Галлион отказался слушать его дело за несерьезностью и недостаточностью обвинений, а в Эфесе городской чиновник публично объявил Павла и его друзей невиновными. Та же история повторилась с участием Феликса, Феста и Агриппы – причем никто из них не сумел вынести приговора ни по одному из предъявленных Павлу обвинений – все эти три оправдательных приговора Павлу, по словам Луки, соответствовали трем заявлениям Пилата о невиновности Иисуса.

В-третьих, римские власти пришли к заключению, что христианство было religio licita (законной, или разрешенной религией), потому что оно не было новой религией (новой религии потребовалась бы санкция государства на право существования), а скорее самой чистой формой иудаизма (иудаизм был разрешен римлянами со второго века до Р. Х.). Воплощение Христа стало исполнением ветхозаветных иудейских пророчеств, и верующие христианской общины являлись прямыми продолжателями ветхозаветных Божьих людей.

Такой была политическая апологетика Луки. Он находил доказательства тому, что христианство было безобидным (поскольку некоторые римские официальные лица сами приняли его), невиновным (потому что римские судьи не могли найти никаких оснований для его преследований) и законным (потому что оно было истинным иудаизмом). Христианам всегда следует требовать защиты со стороны государства на тех же основаниях. Я вспоминаю заявление, сделанное в 1972 году верующими баптистами города Пирятина в адрес Н. В. Подгорного, Председателя Президиума Верховного Совета СССР, и Л. И. Брежнева, Генерального секретаря Коммунистической партии. Цитируя статьи Советской конституции и Международной Декларации прав человека вместе с другими законами и юридическими пояснениями, евангельские христиане баптисты города Пирятина потребовали осуществления своих прав, свободы совести и вероисповедания, заявив, что они не нарушали закон. Они писали: «В наших действиях нет ничего вредного, ничего противоправного, ничего фанатичного, но только то, что духовно полезно, чисто, честно, мирно и находится в соответствии с учением Иисуса Христа»[27].

Вторым примером «дипломатии» Луки является его роль миротворца в церкви. Своим повествованием он хотел показать, что ранняя церковь была единой церковью, что чудесным образом удалось избежать опасности раскола между иудейскими и самарийскими христианами, между иудейскими и языческими христианами, что Апостолы Петр, Иаков и Павел пришли к полному согласию по основным догмам Евангелия.

Маттиас Шнекенбургер стал тем самым автором, который в своем труде Uber den Zweck der Apostelgeschichte (1841 г.) «впервые провел серьезное исследование целей написания Деяний»[28]. Он считает, что Лука защищал Павла в полемике с иудейско-христианскими критиками, которые выступали против его миссионерского благовестия язычникам. Лука подчеркивал иудейскую практику Павла и хорошие взаимоотношения с Иерусалимской церковью. Он также старался показать большое сходство между Павлом и Петром – «такие же чудеса, видения, страдания и речи»[29], c тем чтобы «сделать Павла равным Петру»[30].

Ф. Бауэр пошел еще дальше. Он рассматривал Деяния как произведение, имеющее точную и «идейно направленную» цель. На довольно хрупком основании коринфских раздоров («я Павлов… я Кифин…», 1 Кор. 1:12) он развивает сложную теорию о том, что ранняя церковь разрывалась на части в результате конфликта между изначальным иудейским христианством, представленным Петром, и более поздним языческим христианством, представленным Павлом. Он рассматривал Деяния как попытку Луки-«павлиниста» (последователя и защитника Павла) второго века приуменьшить и даже отрицать предполагавшуюся вражду между двумя лидирующими Апостолами и примирить, таким образом, иудейских и языческих христиан друг с другом. Он изобразил Павла как верного иудаиста, который исполнял закон и веровал в пророков, а Петра – как евангелиста, через которого обратился первый язычник. Так, два Апостола представлены в гармонии, а не в противодействии друг другу. Фактически, по его словам, Лука пытался примирить «две противоборствующие стороны, изображая Павла как можно более «петроподобным», а Петра как можно более «павлоподобным»…»[31].

Общеизвестно, что Ф. Бауэр и его последователи в Тюбингенской школе ушли слишком далеко в своей теории. Нет никаких свидетельств тому, что в ранней церкви имелось два христианства (иудейское и языческое), возглавляемое двумя Апостолами (Петром и Павлом), находившимися в непримиримом противостоянии друг против друга. Возможно, на Бауэра оказало влияние диалектическое понимание истории Гегеля в плане повторяющегося конфликта между тезисом и антитезисом. Между иудейскими и языческими христианами совершенно определенно существовало некоторое напряжение, и из-за активности иудействующих назревал достаточно серьезный раскол, пока все вопросы не были разрешены Иерусалимским собором. Лука и не скрывал этого. Другим реальным фактом является то, что Павел открыто, лицом к лицу, выступил против Петра в Антиохии из-за того, что тот прекратил общение с верующими из язычников. Но эта конфронтация была временной и исключительной мерой; Павел писал об этом в Послании к Галатам в прошедшем времени. Петр вполне осознал свою мимолетную слабость. Примирение между двумя лидирующими Апостолами было настоящим, и полемика, развернувшаяся в Деяниях, Посланиях к Галатам 1 и 2 и 1 Коринфянам 15:11, касается соглашения, которого Апостолы достигли в своем понимании Евангелия.

Лука не выдумал эту апостольскую гармонию, как об этом говорит Бауэр, он, скорее, наблюдал ее и написал о ней. Совершенно очевидно, что в своей истории он отдает предпочтение Петру (главы 1 – 12) и Павлу (главы 13–28). Кажется вполне вероятным, что он намеренно представляет их служение как параллельное, а не противоречащее друг другу. Сходство является значительным. Так, и Петр, и Павел были преисполнены Духа Святого (4:8 и 9:17; 13:9); оба проповедовали Слово Божье со смелостью и дерзновением (4:13,31 и 9:27,29); оба свидетельствовали перед иудейской аудиторией об Иисусе распятом, воскресшем и воцарившемся во исполнение Писаний, явив Собой путь спасения (напр.: 2:22 и дал. и 13:16 и дал.); оба проповедовали иудеям так же, как и язычникам (10:34 и дал. и 13:46 и дал.); оба получали откровения, оказавшиеся чрезвычайно важными для определения пути развития миссионерской деятельности церкви (10:9 и дал.; 16:9); оба были лишены свободы за свидетельство об Иисусе, а затем чудесным образом получили освобождение (12:7 и дал. и 16:25 и дал.); оба исцелили хромого от рождения, Петр – в Иерусалиме, а Павел – в Листре (3:2 и дал. и 14:8 и дал.); оба исцеляли и других больных (28:8); оба изгоняли злых духов (5:16 и 16:18); оба обладали такой сверхъестественной силой, что люди исцелялись, осеняемые тенью Петра и возложением платков и опоясаний с тела Павла (5:15 и 19:12); оба воскрешали мертвых, Петр – Тавифу в Иоппии, а Павел – Евтиха в Троаде (9:36 и дал. и 20:7 и дал.); оба призывали Божий суд на волхвователя/лжеучителя, Петр – на Симона-волхва в Самарии, а Павел – на Елима в Пафе (8:20 и дал. и 13:6 и дал.); оба отказывались от поклонения со стороны своих последователей, Петр – в ситуации с Корнилием, а Павел – в ситуации с жителями Листры (10:25–26 и 14:11 и дал.).

Правда, эти сравнения разбросаны по всей книге Деяний и не находятся в прямом сопоставлении друг с другом. И все же они не случайны. Лука намеренно включил их в свое повествование, чтобы показать, что и Петр, и Павел – оба были Апостолами Христа с одним и тем же поручением: проповедью истинного Евангелия. Именно в этом смысле Луку можно назвать «миротворцем», демонстрирующим единство Апостольской церкви.

в. Лука – богослов, евангелист

Ценность так называемой «редакционной критики» заключается в том, что она представляет авторов Евангелий и Деяний не бездумными редакторами, действующими по принципу «вырезать и наклеить», но богословами, имеющими собственное право выбора. Они расположили и представили свой материал так, чтобы он послужил их конкретной пасторской цели. В 1950-х годах редакционную критику к Деяниям начал применять сначала Мартин Дибелиус (Martin Dibelius, 1951 г.), потом Ганс Конзельманн (1954 г.)[32], а затем в своих комментариях Эрнст Хенчен (1956 г.). К сожалению, эти немецкие ученые считали, что Лука стремился достичь теологических целей за счет исторической достоверности. Однако профессор Говард Маршалл, взявший за основу их работы (подвергая их в то же время скрупулезной критике), особенно в своей замечательной работе «Лука: историк и богослов» (1970 г.), настоятельно советует не ставить Луку-историка в оппозицию Луке-богослову, ибо он был и тем, и другим, считая, что Лука-историк настоятельно нуждается в Луке-богослове и наоборот.

«Лука является как историком, так и богословом… Лучше всего его следовало бы назвать «евангелистом», поскольку мы считаем, что в это определение входят оба понятия… Как богослов, Лука был заинтересован в том, чтобы его повествование о Христе и ранней церкви основывалось на достоверной истории… Он использовал свою историю на службе своей теологии»[33].

И далее, Лука был «и надежным историком, и хорошим богословом… Мы считаем, что достоверность его теологии основывается или рушится вместе с надежностью той истории, на которой она зиждется… Лука озабочен скорее значением истории спасения, нежели самой историей в виде собрания голых фактов»[34].

Так, Лука, в частности, был богословом спасения. Спасение, как писал Говард Маршалл, «является центральным мотивом в теологии Луки, как в Евангелии (в котором мы видим его исполнившимся), так и в Деяниях (в котором мы видим его провозглашение)»[35]. К этому привлекает внимание и Майкл Грин в своем произведении «Значение спасения». «Трудно переоценить важность тезиса о спасении в работах Луки… – писал он. – Просто удивительно… что, принимая во внимание частое употребление терминологии спасения, к теологии спасения Луки не было привлечено большого внимания»[36].

В «Песне Симеона», или Nunc Dimittis, представленной Лукой в Евангелии, уже дается набросок его теологии спасения (Лк. 2:29–32). Здесь следует отметить три фундаментальные истины.

Первое, спасение было уготовано Богом. Обращаясь к Богу, Симеон ссылается на то, что он видел собственными глазами: «…видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицем всех народов» (Лк. 2:30–31). Спасение не было идеей, возникшей после рождения Иисуса, оно планировалось и было обещано за долгие столетия до своего исполнения. Эта мысль повторяется в Деяниях постоянно. В проповедях Петра и Павла, не говоря уже о речи Стефана в свою защиту, смерть Иисуса, Его воскресение, Его воцарение и дар Святого Духа – все это видится как кульминация вековых пророческих обещаний.

Второе, спасение даровано Христом. Когда Симеон говорил Богу о «спасении», Которое он увидел собственными глазами, он имел в виду Младенца Иисуса, Которого держал на руках и о Котором было сказано, что «родился Спаситель» (Лк. 2:11). Позже Сам Иисус прямо заявил о том, что Он «пришел взыскать и спасти погибшее» (Лк. 19:10). Он иллюстрирует Свои слова тремя известными притчами о погибших людях (Лк. 15:1–32). Затем, после Его смерти и воскресения, Апостолы объявили, что прощение всех грехов было доступно каждому, кто покается и уверует в Иисуса (Деян. 2:38–39; 13:38–39). Действительно, спасение невозможно найти ни в ком другом (Деян. 4:12). Ибо об Иисусе сказано: «Его возвысил Бог десницею Своею в Начальника и Спасителя, дабы дать Израилю покаяние и прощение грехов» (Деян. 5:31).

Третье, спасение предлагается всем людям. Как сказал об этом Симеон, оно было уготовано «пред лицем всех народов» (дословно), чтобы явить собой «свет к просвещению язычников и славу народа Твоего Израиля» (Лк. 2:31–32). Без сомнения, именно эту истину Лука и выделяет. В Евангелии (3:6) Лука, говоря об Иоанне Крестителе, продолжает цитировать пророка Исаию в главе 40 далее того места, где остановились Матфей и Марк, чтобы завершить утверждением: «…и узрит всякая плоть спасение Божие». В Деяниях 2:17 он говорит словами Петра о Божьем обетовании, данном через Иоиля: «…излию от Духа Моего на всякую плоть». Эти два слова pasa sarx – «вся плоть», или «все человечество», стоят как указатели в начале обеих книг Луки, в обоих случаях оформленные в виде ветхозаветных пророчеств, чтобы привлечь внимание к основному содержанию послания Луки. Иисус есть Спаситель мира; Его любовь все объемлет. В своем Евангелии Лука показывает сострадание Иисуса к представителям тех слоев общества, кого обычно презирают другие, а именно, к женщинам и детям, бедным, больным, грешным и отверженным, самаритянам и язычникам. В то же время в Деяниях он рассказывает, как Павел повернулся к язычникам, и описывает триумфальное шествие Евангелия от Иерусалима – столицы евреев до Рима – столицы мира.

Торжество всеобъемлющего распространения Евангелия выглядит в изложении Луки особенно уместно. Ибо именно Лука является единственным автором-язычником в Новом Завете (Кол. 4:10 и дал.)[37]. Хорошо образованный и много повидавший, Лука – единственный из авторов Евангелий, который называет Галилейское море «озером», потому что может сравнить его с Великим морем – Средиземным. Он обладает широким познанием греко-римского мира, его истории и географии. Поэтому он раскрывает свою историю об Иисусе и ранней церкви на фоне современных ему мирских событий. И он использует слово oikoumene, «населенная земля», чаще (восемь раз), чем все другие авторы Нового Завета, взятые вместе.

Но Лука, богослов спасения, также в значительной степени является евангелистом. Ибо он провозглашает Евангелие спасения от Бога во Христе для всех людей. Поэтому он включает в Деяния такое большое количество проповедей и обращений, особенно Петра и Павла. Он показывает, что они проповедовали своим непосредственным слушателям, и дает возможность услышать эти проповеди нам, живущим многие столетия спустя. Ибо, как сказал Петр в день Пятидесятницы, обетование спасения принадлежит всем, «кого ни призовет Господь Бог наш» (Деян. 2:39).

2. Введение в Деяния (Деян. 1:1–5)

После нашего общего введения в Евангелие от Луки и обсуждения цели написания Евангелия и Деяний, перейдем непосредственно к Деяниям и к их предисловию. Необходимо внимательно проследить за тем, как Лука понимал взаимосвязь между обеими книгами и роль Апостолов как основателей церкви.

а. Две книги Луки

Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала 2 До того дня, в который Он вознесся, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых Он избрал.

Здесь Лука говорит нам о своем двухтомном труде на тему происхождения христианства, который по сути составляет примерно одну четвертую часть всего Нового Завета. Он не рассматривает первый том как историю об Иисусе Христе: от Его рождения, через Его страдания и смерть – к триумфальному воскресению и вознесению, а том второй – как историю церкви Иисуса Христа: с момента ее рождения в Иерусалиме, через ее страдания в гонениях – к триумфальному завоеванию Рима приблизительно тридцать лет спустя. Ибо в двух этих книгах сопоставительная параллель проложена между двумя этапами служения Христа, но не между Христом и Его церковью. Свою первую книгу он написал обо всем, что Иисус делал и чему учил от начала до того дня, в который Он вознесся. Он рассказал о том Иисусе, «Который был пророк, сильный в деле и слове пред Богом и всем народом» (Лк. 24:19). Во второй книге он напишет (предположительно) о том, что Иисус продолжал делать и чему продолжал учить после Своего вознесения, особенно через Апостолов, чьи проповеди и чьи «чудеса и знамения» во свидетельство Лука запишет с большой верностью. Таким образом, за личным служением Иисуса на земле последовало Его служение с небес, осуществлявшееся Его Апостолами через Духа Святого. Более того, водоразделом между этими двумя видами служений было вознесение Иисуса. Этим событием не только закрывается первая книга Луки (Лк. 24:51) и открывается вторая (Деяния 1:9). Вознесением также завершается земное служение Иисуса и начинается Его небесное служение.

Как же, в таком случае, правильнее было бы назвать вторую книгу Луки? Ее популярным названием, особенно в Соединенных Штатах, является «Книга Деяний», и это вполне подтверждено Синайским кодексом четвертого века, в котором она озаглавлена просто как Praxeis, «Деяния». Но из этого названия не ясно, чьи деяния изображает Лука, не помогает отличить его книгу от более поздних апокрифических книг второго века, подобных «Деяниям Иоанна», «Деяниям Павла» и «Деяниям Петра», а также произведений третьего века, таких, как «Деяния Андрея» и «Деяния Фомы». То были мелкопробные романы, которые превозносили авторитет того или иного Апостола, в особенности при помощи мифических чудес, и обычно имели целью протащить под покровительством высокого имени какую-нибудь неортодоксальную тенденцию[38].

Начиная со второго века, официальным названием произведения Луки было «Деяния Апостолов», с или без определенного артикля перед Апостолами. И конечно же, именно Апостолы занимают центральное место на сцене театра Луки: сначала Петр и Иоанн (главы 1–8), затем один Петр (главы 10–12), Иаков как председатель Иерусалимского собора (глава 15) и в особенности Павел (главы 9 и 13–28). И все-таки в самом этом названии уделено слишком большое внимание человеку; в нем нет и намека на ту божественную силу, при помощи которой Апостолы говорили и действовали.

В восемнадцатом веке были предложения озаглавить эту книгу как «Деяния Святого Духа». Иоганн Альбрехт Бенгель, например, писал, что второй том Луки «описывает не столько деяния самих Апостолов, сколько деяния Святого Духа, так же, как первая книга описывает деяния Иисуса Христа»[39]. Эта концепция стала очень популярной благодаря Артуру Т. Пирсону, чьи комментарии (1895 г.) были опубликованы в книге под этим же названием («Деяния Святого Духа»):

«Эту книгу мы можем, пожалуй, назвать Деяниями Святого Духа, ибо от начала и до конца она является рассказом о Его явлении и деяниях. Здесь мы видим, как Он пришел и как действует… Но (то есть только) здесь можно признать лишь одно истинно Действующее Лицо, или Посредника, в то время как другие, так называемые актеры, или работники, являются просто Его инструментами. Посредник – Тот, Кто действует, а инструмент – это то, через что Он действует»[40].

Пирсон заканчивает свою книгу волнующим призывом:

«Церковь Христова! Летопись деяний Святого Духа никогда не завершится. Это такая книга, которая не может иметь конца, потому что ждет продолжения в виде новых глав так скоро, как только Божьи люди вернут благословенному Духу Его святое место Руководителя»[41].

Это, надо сказать, разумные коррективы. Во всем своем повествовании Лука говорит о Святом Духе: об обетовании Духа, Его даре, излиянии, крещении, Его полноте, силе, свидетельстве и водительстве. Прогресс распространения благовестия в мире невозможно объяснить без действия Духа. И все-таки, если в названии «Деяния Апостолов» преувеличивается человеческий элемент, то в «Деяниях Святого Духа» основное место занимает божественный элемент, а значит, в этом случае не уделяется должного внимания Апостолам, главным личностям, через которые действовал Дух. Это также не согласовывается с первым стихом Евангелия от Луки, где автор провозглашает, что действия и слова, о которых говорится в повествовании, принадлежат вознесенному Христу, действующему через Святой Дух, Который, как знает Лука, есть «Дух Иисуса Христа» (Флп. 1:19). Самым точным (хотя и громоздким) названием, которое в полной степени соответствовало бы заявлению Луки в стихах 1 и 2, было бы что-нибудь типа: «Слова и деяния Иисуса Христа, продолжающиеся Его Духом через Его Апостолов».