Эпоха тумана

Стоит голове коснуться подушки, как меня моментально манит сон. Но прежде чем погрузить в дремоту, я успеваю услышать голос Зака, он говорит, что я молодец и должна продолжать в том же духе. Сомневаюсь, что это он мне сказал, скорее всего мой мозг, более здоровая его часть приобрела голос, и он принадлежит вовсе не мне.

Глава четвертая

На следующее утро я не обнаруживаю тело, которое я так тщательно заворачивала в черные пакеты. Как только открываю глаза, сразу же выглядываю в проход между кроватями. Пустота. Кто-то унёс его ночью, а я даже не заметила, уснула настолько крепко, что не услышала шагов, возни и шуршания полиэтилена. Не знаю чем оправдать себя, потерей бдительности или банальной усталостью, но нужно прекращать всё это. Не могу позволить себе спать без задних ног в месте, которое кишит незнакомыми людьми. Мало ли что может быть у них в головах. Удивляюсь, как они вообще не сошли с ума, находясь здесь так долго. Я бы тронулась.

День начинается обычно. Это если судить по рассказу Таты. Сижу на кровати и смотрю по сторонам, мои соседи уже проснулись, заправляют тонкими одеялами ещё более тонкие матрасы. Задумываюсь над тем, для чего они вообще это делают? Смысла в этом не больше, чем во мне счастья в данный момент. Наблюдаю за отработанными движениями поселенцев, они поправляют уголки одеял так, чтобы всё было идеально. Я же даже не потрудилась накинуть покрывало на кровать.

Продолжаю более детальное исследование помещения. Ничего примечательного, кроме камер, которых я вчера не заметила. Ими усыпано всё. Каждый угол просматривается. Не удивлюсь, если в туалете и душевой они тоже имеются. В новом мире все позабыли о правах человека, даже если это право сходить по нужде. Это раньше все кричали о толерантности и терпимости. Славные были времена.

Тата подходит ко мне и садится рядом, совершенно не волнуясь о том, что я могу быть против. Говорю же, всем плевать на всех.

– Для чего они это делают? – спрашиваю я, указывая на женщину, которая уже в третий раз перестилает кровать.

– Не знаю, скорее всего причина банальна. Это единственное, что в их власти.

Заправить кровать? Если на этом их власть заканчивается, то, возможно, им нет смысла пытаться спасти себя.

– Бежать не пробовали? – спрашиваю я.

– Иногда появляются бунтари, но они живут намного меньше, чем могли бы.

Это не жизнь.

Людей держат тут словно скот. И рано или поздно придет время каждого отправиться на убой. Я не хочу быть частью этого стада.

Вспоминаю вчерашний приём пищи. Марк сказал, что всех кормят раз в день по утрам. Ну вот. Сейчас ведь утро. Где еда?

– Тата, почему вчера дали всего один паёк? Марк сказал, что всех покормят после "уборки".

– Потому что, по сути, прибирала тут только ты. Это было поощрением, остальные получат свою порцию сразу после посещения ученых.

– Ученые, – повторяю я, вспоминая Лейзенберга. Он бы вписался в их компанию. Возможно, заменил бы главную Стерву.

– Веди себя… смирно и, может, нам повезет.

Кошусь на Тату.

– Везения не бывает, тем более в моём случае.

– Просто не хочется думать, что рано или поздно мы все тут погибнем.

– Тогда нужно бежать, – снова повторяю я.

– В этом случае смерть будет стопроцентной.

Возможно, так проще? Сложить перед собой руки и ждать, когда за тебя примут решение, даже если оно самое главное в твоей жизни.

Я же не могу так поступить. Если этим людям плевать на свою жизнь, то мне есть что терять. Сейчас мне безразлично, как мы с Заком будем жить, вместе или отдельно. Буду ли я видеть Герду и их дочь. Всё это больше не имеет для меня значения, я просто хочу оказаться рядом с ним.

Я скучаю так, как никогда и ни по кому. Помню мои страдания по Джери, и даже они меркнут перед тем щемящим чувством в груди, которое я испытываю сейчас. Я хочу домой.

Тата молча сидит рядом, я дальше разговор не продолжаю. Не знаю, о чём мы ещё можем поговорить. Минуты проходят одна за одной, я уплываю на кораблике своих мыслей, но собеседница вновь подаёт признаки жизни.

– Так ты из паствы? – спрашивает меня Тата.

– В какой-то степени, – отвечаю я, вживаясь в роль Лексы.

Она действительно была из паствы, хотя и не являлась добровольным участником этого сюра. До сих пор поражаюсь тому, что она нашла Доминика. Надеюсь, тут с ним ничего плохого не делали. Лексе осталось только добраться до девятки, и тогда она сможет выдохнуть и зажить спокойно. Она будет ценной и от этого окажется под защитой стен базы номер девять. Молюсь, чтобы с её помощью Лейзенберг смог воссоздать вакцину, и тогда Зак получил бы то, чего так желал ранее. Позже я вернусь домой, и мы все будем… жить. И я больше носа за периметр не высуну, даже если все зараженные пропадут с лица земли. Буду дома сидеть. Занятие какое-нибудь найду. Или вернусь к прошлому, буду рисовать эскизы и делать крутейшие тату.

Было бы идеально.

Добралась ли Лекса до Зака? Может, нужно было сказать ей больше, обняться дольше?

Нет. Тогда это было бы прощанием. А я не готова с ней попрощаться. Я сделала ради неё столько ужасного, многим людям перешла дорогу. Где-то глубоко в душе принимаю решение – дальше Лекса сама за себя. Я больше не могу оберегать её как мама. Я всего лишь сестра, которая выдохлась и безумно устала.

Возвращаюсь в настоящее время, пока я витала в мыслях, все уже закончили застилать проклятые кровати, теперь все стоят возле них и ждут прихода Стервы со своей свитой.

Если честно, меня больше всего поражает то, что люди, окружающие меня, практически всегда молчат. Что нужно было сделать с ними, чтобы они умолкли и не обсуждали того, что произошло вчера? Это уму непостижимо. На их глазах застрелили человека, а они, кроме как поблевать, ничего и не сделали. Может, поэтому они и молчат? Стараются не сближаться с соседями, дабы потом не страдать? Я ведь и сама так делала. Это не помогает.

Во всём виноват страх и чувство неизвестности. Как мне объяснила Тата, они не знают того, что происходит вне этой казармы. Да, у них берут анализы, проверяют на наличие нужных ингредиентов. Ну что дальше? Что будет дальше, если моя кровь ещё не до конца очистилась от вакцины? Что они сделают со мной? Ведь у них результаты анализов не мои, а Лексы? Если и в её венах больше нет вакцины, то тогда человечество безвозвратно потеряло самый главный козырь в борьбе за выживание. Если есть, то главный козырь потеряла я.

Что из этого лучше?

И вот настал момент. Дверь открывается, и первой всё так же входит девушка. В этот раз с ней куда меньше учёных – всего лишь восемь. Стараюсь отогнать мысли о том, что никого из вчерашних экземпляров так и не вернули. Скорее всего их тела уже где-то на полпути к встрече с Капитаном.

Чувствую, что сейчас заберут меня. Пятая точка горит, так и хочется сигануть отсюда, но бежать некуда. А я уже так привыкла бегать, что нахождение на одном месте подобно суициду.

Стерва идёт по коридору и называет цифры тех, кого заберёт с собой сегодня. Их всего трое, все женщины средних лет, среднего телосложения, средней внешности, если бы я встретила их раньше на улице города или в кафе, то никогда бы не обратила внимания, но сейчас, смотря на обреченные лица, мне становится жутко. Настолько жутко, что хочется залезть под кровать и спрятаться.

Девушка идёт дальше, заглядывает в очередной раз в планшет и произносит цифры, от которых волоски на руках становятся дыбом. Это я. Она хочет забрать сегодня меня.

Прошлый день научил меня тому, что здесь нужно выживать, так же, как и за периметром Статуи Свободы. Вот только побег тут не лучший выход, только если ты не ищешь выход из жизни. Но меня отличает от остальных то, что я тут занимаю чужое место, и в моей голове нет мини-бомбы. Хоть какой-то козырь всё же у меня имеется.

Выхожу из-за кровати и встаю последней в веренице смертниц.

Шаг за шагом отдаляюсь от кровати, всё же бросаю взгляд назад. Марк стоит в проходе, рядом с ним Тата, в их взгляде читается сожаление, они словно в унисон говорят мне: "Прощай".

Отворачиваюсь и, гордо подняв голову, продолжаю идти дальше. Не буду той, кто обмочит штаны от неизвестности. В свои девятнадцать я пережила столько дерьма, что Стерва в белом халате не наведет на меня больший ужас, чем падение из окна, потеря мамы, страх за сестру, боязнь погони Зака, смерть Рэнли и Волка. Эти ученые всего лишь люди, а как известно – человек хрупок и очень даже смертен.

Стерва всего лишь человек, и я с ней справлюсь.

Входим в следующий отсек, он идентичен нашему. Как я понимаю, место, где я провела последние часы, крайний в веренице подобных. Идём из одного помещения к другому. Стерва называет цифры, и к нам постепенно прибавляются люди в серых одеждах, но не все готовы пополнить наши ряды. Стерва в белом халате расправляется с неповиновением дважды, повторив вчерашний концерт. Я больше не вскрикиваю, но дрожь омерзения побороть не могу.

Как легко она отнимает жизни… взрывает головы налево и направо, при этом смотря жертве точно в глаза. И перед каждым нажатием кнопки на пульте смерти, всего на краткий миг, но лицо девушки становится похожим на лик сатаны. Она получает от этого наслаждение.

В итоге нас оказывается больше тридцати человек. Мужчины, женщины и подростки.

Когда мы подходим к очередной двери, Стерва оборачивается и приказывает нам отвернуться.

Делаю, как велено и, стоя к ученым спиной, рассматриваю затылки несчастных передо мной. Слышу, как очередная дверь открывается, и раздаются десятки уверенных шагов, топот приближается, и я смыкаю челюсти. Неизвестность, действительно страшна.

Краем глаза замечаю, как люди в темно-синей форме натягивают на головы экземплярам мешки, надевают наручники, а потом уводят мне за спину. Когда мешок перекрывает мне обзор, я начинаю шумно дышать через стиснутые зубы. Сердце отбивает бешеные ритмы, а над верхней губой выступает пот.

Одно дело думать, что ты храбрая, а другое – быть таковой.

На запястьях смыкаются наручники, и, к сожалению, в этот раз их закрывает не Зак. Они не сделают мне поблажки за красивые глаза. Им от меня нужно нечто другое.

Сжимаю пальцы в кулаки, одеревеневшее тело поворачивают и слегка подталкивают в спину. Кто-то берет меня под локоть и ведет вперед. Снизу мешка видно, что этот кто-то мужчина в синей военной форме.

Идём достаточно далеко, напольное покрытие не меняется, и я даже примерно не могу определить, в какую сторону мы движемся. Останавливаемся, пару мгновений ничего не происходит, а потом пол под ногами начинает двигаться, слегка вздрагивает, и мы едем куда-то. Лифт.

Останавливаемся, и как я могу предполагать, покидаем лифт. По звукам шагов можно догадаться, что нас разводят в разные стороны. Постепенно я различаю только свои шаги и военного рядом со мной. Мы остались одни. Почему? Где остальные?

Снова останавливаемся, замечаю, как перед нами открывается обычная дверь, она не отъезжает в стороны, а распахивается. Меня вводят внутрь, хватка на руке пропадает, звуки шагов военного удаляются, а потом я слышу, как зверь закрывается.

Тишина.

Глубокая и темная.

Стараюсь успокоить дыхание. Неизвестность действительно страшит, и чем дольше я парю в прострации, тем тяжелее становится дышать.

Медленно поднимаю руки к лицу, хочу скинуть вонючий мешок, но меня останавливает мужское:

– Нет.

Опускаю руки. Я тут не одна.

Около тридцати минут, а может, и трех, я не слышу ничего. Напряжение уже скребется на подкорке черепа. Даже не могу ровно стоять, тело неумолимо начинает пошатываться из стороны в сторону. Само по себе. Приказываю ему прекратить, но оно не повинуется.

Слышу перед собой шаги и напрягаюсь. Благодаря щели снизу вижу черные мужские ботинки, начищенные до блеска, и белые брюки, как и у тех, кто приходил за нами. Очередная ученая крыса.

Легкое касание теплых пальцев к моей руке заставляет вздрогнуть. Рука плавно поднимается, поглаживая мою искусанную конечность, а другая резко сдергивает мешок.

Сначала меня слепит яркость комнаты. Вскидываю руки в защитном жесте, проморгавшись, убираю их от лица.

Мужчина больше не держит меня, но разглядывает с явным интересом.

Ему не больше сорока, светло-русые волосы зачесаны назад, будто он собрался сниматься в порно восьмидесятых. Бледно-голубые глаза, идеальные черты лица, ему бы в рекламу о какой-нибудь туалетной бумаге или зубной пасте.

– Здравствуй, Лекса, – говорит он и улыбается.

Мерзко улыбается.

Твердо смотрю ему в глаза. Он первым отводит взгляд и поворачивается ко мне спиной. Если бы не развешанные всюду камеры, я бы уже набросилась на него, перекинула руки через голову и душила бы изо всех сил.

Кажется, я становлюсь кровожадной, а чего они хотят от людей, загнанных в угол?

– Я доктор Пол Эшли, – говорит он, проходя к креслу в центре комнаты.

Осматриваюсь и теряюсь в догадках, что я тут делаю. Это не лаборатория, тут нет скальпелей, пробирок и медперсонала. Я словно очутилась на приёме у… психолога. Стены окрашены в нежно-персиковый цвет, больше тут нет ничего, кроме коричневого кожаного кресла и дивана. Рядом с креслом стоит трехногий маленький стол, а на нём лежит открытая папка. Вижу там своё фото и пару строчек, но с такого расстояния мне не прочитать корявый почерк доктора Пола Эшли.

На этом всё.

– Присаживайся, мы пока побеседуем с тобой. Скоро принесут результаты твоих анализов, и мы решим, что нам делать дальше.

Медленно иду к дивану, оборачиваюсь на дверь – она стеклянная, за пределами просторный холл и такие же стеклянные двери вдалеке.

– Не бойся, – мягко говорит Пол, оборачиваюсь, улыбка озаряет его лицо, и он добавляет. – Ты ведь не боишься, что я кусаюсь?

Чего?

Привет тебе от Капитана, он бы поведал, как Я кусаюсь.

Сажусь на край дивана и во все глаза смотрю на Пола. Он мутный тип. По-другому я его описать не смогу. Влажные взгляды, ублюдская прическа и улыбка маньяка. Он постоянно облизывает губы, и от этого они блестят, словно их намазали блеском.

– Лекса, я бы хотел поговорить с тобой и понять, как тебе нравится у нас.

Смотрю на него во все глаза и не понимаю, о чём он говорит.

– Вы это серьезно? – напряженно спрашиваю я.

Пол легко взмахивает рукой, словно отгоняет назойливую муху, и его неестественная улыбка слегка подрагивает. Он снова облизывает губы и слегка склоняется вперед.

– Можно на ты, – говорит он. – Мы будем проводить достаточно много времени вместе, и поэтому я хочу избежать формальностей. Так как тебе у нас?

– Неприятно.

– Почему?

Задавая вопрос, Пол скользит взглядом мне по ногам и задерживается между ними куда дольше, чем я бы позволила, не будь на мне наручников.

– Потому что я хочу на свободу.

Очередная улыбка. Он поднимает взгляд всё так же медленно и противно.

– Ты и так на Свободе.

Он меня раздражает.

– А ещё хочу собеседника с нормальным чувством юмора, – твёрдо смотря ему в глаза, говорю я.

Уголки губ слегка вздрагивают, но улыбка не покидает насиженного места.

Как у него щеки не болят?

В дверь стучат, и тут же открывают её. Она не заперта? Вы серьезно? Конечно, о каком побеге может идти речь, если у меня в голове взрывчатка.

– Пол! – восклицает вошедший мужчина. – Это удивительно! Посмотри.

Не замечая меня, сорокалетний мужчина проносится к креслу и что-то рассказывает на научном языке. Со стороны двери, точнее, прямо за ней происходит что-то… из ряда вон выходящее. Крики, выстрел.

Мужчины в комнате замирают, а я, наоборот, подаюсь ближе к двери, но за стеклом ничего не видно, словно происшествие происходит прямо рядом с нами, за стеной.

– Что там? – спрашивает Пол у вновь прибывшего.

– Это экземпляры Келлера, снова бушуют.

Стоит мне услышать знакомую фамилию, как я соскакиваю с места и подступаю к креслу. В руках Пола моментально появляется пульт, подобный тому, что я видела у Стервы, он направляет его на меня и выгибает бровь дугой.

– Что вы сейчас сказали? – спрашиваю я.

Не успеваю расслышать ответа, как крики за пределами кабинета заставляют меня обернуться.

По ту сторону стекла двое в синей форме под руки тащат мужчину. На мгновение… всего на одну жалкую секунду мне удается увидеть его профиль. И я узнаю его. Это Зак. Не верю своим глазам и бросаюсь к стеклянной преграде, распахиваю её и наблюдаю, как дверь лифта закрывается. Успеваю увидеть избитого Зака, в момент, когда дверь закрывается, он поднимает голову, и я встречаюсь с ним взглядом.

Меня словно прошибает током. Делаю шаг к нему, передо мной появляется Пол.

– Лекса, прошу тебя вернуться в кабинет, иначе, мне придётся применить силу.

Словно под гипнозом возвращаюсь, не обращаю внимания на лужу крови на полу и валяющиеся гильзы рядом с ней.

И вот я снова сижу на диване, а мозг старается вернуть картинку, которую я видела недавно. Это действительно Зак, я бы его ни с кем не перепутала. Его тоже привезли сюда? Он жив, и это главное, теперь нужно как-то найти его.

В ушах стоит гул, и я не сразу слышу голос Пола, пока он не присаживается передо мной.

– Правила, – говорит он.

– Что?

– Правила. Их всего два. Первое, ты беспрекословно и моментально слушаешь меня. Второе, отвечаешь правдиво на все вопросы.

Киваю, желая прекратить встречу с ним как можно быстрее. Нужно как-то найти Джери, может, он знает, где именно держат Зака. Я даже не предполагала, что он может оказаться здесь же. В одном здании со мной.

– А теперь о твоих анализах. Мы такого прежде не видели и нам нужно будет провести пару небольших опытов, поэтому ты переезжаешь в номер люкс. Сейчас мы пройдем к лаборатории, там нас уже будут ожидать лучшие умы человечества…

Пол Эшли продолжает говорить, а я все не могу избавиться от лица Зака. Может, мне всё же почудилось это? Мозг настолько зациклен на нём, что я…

В кабинет снова врывается мужчина, уже во второй раз он перебивает себялюбивого Пола, но сейчас он испуган.

– Он вырвался!

Доктора не успевают больше ничего сказать или сделать. Дверь распахивается так, что ударяется о стену, удивляюсь, что она не разбилась. И на пороге я вижу Зака.

Это точно он!

Его лицо в крови, практически как из моего сна.

– Зак, – шепчу я.

– Где она?! – кричит он.

В его руке пистолет, он не раздумывая стреляет в недавно вошедшего мужчину, тот даже вскрикнуть не успевает. Зак наводит пистолет на Пола и спрашивает:

– Где она?

– У себя…

– Ты, за мной!

Он даже не посмотрел в мою сторону.

Пол не спорит и не противоречит, поднимается с кресла, переступает тело ученого и подходит к Заку. Зак наконец-то обращает внимание на меня, переводит взгляд на мои руки, поднимает льдистые глаза и говорит:

– Идём.

Он пришёл за мной? Кто такая "она"? Что, блин, происходит?

Не думая ни о чём, поднимаюсь с места и иду следом за Заком и Полом, которого тот, словно щит, выставил перед собой.

Выходим из комнаты и тут же встречаем больше десятка людей в синем.

Всё происходит слишком быстро. Выстрелы оглушают. Падаю на пол. Гильзы валятся и звонко отскакивают от пола, а потом наступает тишина. Сквозь остаточный шум слышу голос Пола.

– Не трогайте её! Она нам подходит!

Открываю глаза и натыкаюсь на лицо Зака. Он лежит на спине, его тело буквально изрешетили пулями.

– Нет!

Подползаю к нему и прикасаюсь к щеке. Но понимаю, он уже не дышит.

– Нет! Только вместе, ты же сам об этом говорил, – шепчу я.

Меня начинают оттаскивать, но я цепляюсь за Зака, тяну его за футболку и только сейчас понимаю, что он одет так же, как и я.

Они и его схватили!

Кричу и брыкаюсь, всё же мне удается вернуться к телу Зака, но я больше не трогаю его. Протягиваю руку к месту на животе. К шраму от зашитого мною ранения. На том месте кожа чиста. Шрама нет.

Что происходит?

Очередной сон?

Я ничего не понимаю, прикасаюсь руками к своему лицу. Это не сон.

Меня снова хватают и заламывают двое, хотя в этот раз я не сопротивляюсь. Во все глаза смотрю на место, где должен быть шрам. Его не может не быть!

Я не сплю, уверена в этом.

Лейзенберг создал вакцину, но…

Мысль я закончить не успеваю. Легкий укол в шею, и я оседаю в руках чужаков.

Глава пятая

На протяжении своей жизни Лекса не знала лишений. С самого рождения и до развода родителей её жизнь была – приторной сладкой ватой. Живя в полной семье, в достатке, в одном из самых дорогих городов мира, единственное, что могло испортить её настроение, так это неподходящий к случаю фасон платья или же невыполненные домашние задания по биологии. По большей части её проблемы, какие бы они ни были, решала старшая сестра, на которую Лекса всегда хотела быть похожей, но судьба распорядилась так, что Лекса оказалась полной противоположностью Алекс. Она была нежной и ранимой, в тот момент когда Алекс встречалась с невзгодами лицом к лицу. Алекс всегда была в центре внимания и щедро делилась им с младшей сестрой. Одни подруги, одни друзья, одни и те же вечеринки. Если кто-то позволял себе хотя бы грубое слово в адрес Лексы, то неминуемо встречался со вздорной старшей сестрой, которая могла и кулаки в ход пустить.

Всё бы и продолжалось так, но потом их семья распалась, и младшая сестра была раздавлена случившимся, возможно, даже больше, чем старшая. Она днями ходила по пустому огромному дому и не находила там успокоения. Особняк Брукс стал лишь напоминаем о былой жизни, а пустота и тишина стен давили на малышку Лексу с утроенной силой. Значимость друзей, учебы, веселья и достатка словно померкла в глазах Лексы. Для чего всё это, если самый дорогой для тебя человек исчез?

Лекса постоянно звонила сестре и пыталась наладить былые отношения, но Алекс отвернулась от неё и крайне редко отвечала на назойливые звонки, а когда позволяла себе брать трубку, то её ответы были короткими и холодными. Она словно винила Лексу за выбор отца.

Лекса внутренне страдала и ей не с кем было поделиться своей болью. Ведь единственный человек, который всегда понимал её и поддерживал, стал недоступен.

За время, пока сестры не воссоединились, Лекса изменилась до неузнаваемости, она стала скрытной, улыбалась, лишь когда приезжала к маме и сестре. Там она старалась казаться такой же, как и раньше. Она думала, что Алекс простит её за выбор отца и они снова станут близки. Этого не происходило, а секрет неверности матери всё только портил. И в один из дней потерянный подросток решил прекратить всё это. К счастью, трагедии удалось избежать из-за череды случайностей. Отец прибыл домой раньше времени и спас свою единственную дочь от фатального решения.

Младшая Брукс стала неуравновешенна. Она рыдала ночами, а на утро натягивала на лицо милую улыбку, словно могла спрятаться за ней. Отец замечал это, но дочь не шла на разговоры с ним. Несколько раз она пыталась уговорить его на честный разговор с Алекс, но тот был непреклонен.

И так страдали две девушки от выбора своих родителей. Это бы продолжалось и дальше, но мир изменился, и на руинах павшей цивилизации у них появился шанс на понимание и прощение былых обид. Но кто же знал, что к старым скелетам в шкафу будут добавляться новые?

Лекса стала посещать психологов, но доктора не помогали, она не могла довериться ни одному из них. В глубине души она считала свою потерю не столь серьезной, чтобы прощаться с жизнью, но больше не было сил терпеть одиночество и нести внутри себя тайну о появлении на свет Александрии.

Всего одному из десятков психологов удалось достучаться до Лексы, она не расспрашивала девушку, а просто разговаривала с ней и постепенно начала вытаскивать потерявшегося в своих переживаниях подростка на поверхность. Но стоило Лексе сделать глоток чистого воздуха, как пришел туман. Он снова повернул жизнь Лексы на сто восемьдесят градусов. За короткий промежуток времени она потеряла надежду увидеть отца, оплакала погибшую маму, простилась с парнем, в которого думала, что влюблена. Узнала о беременности, родила и попала в паству Барона. Пережила насилие, смерть и возрождение. И практически в каждый из этих моментов сестра была рядом и брала на свои плечи непосильную ношу под названием "Проблемы Лексы".

Всё вышеперечисленное было настолько тяжелым, что Лекса стала снова задумываться о том, чтобы покинуть этот мир. Несколько раз она всерьёз размышляла об этом. Но её останавливали две мысли. Два устремления. Она знала, что её ребенок жив, и она должна его найти. Вторая же мысль – Алекс никогда бы не сдалась.

Эти две мантры и вели Лексу до самой Статуи Свободы. Но попала она туда ужаснейшим образом. Лекса долго думала, как же ей найти сына, куда его могли забрать и что с ним делают там, где нет рядом мамы. Она засыпала с этими мыслями и просыпалась с ними же. Порой думала, что начинает сходить с ума. Ей чудилось, что она слышит плач Доминика, а сны не давали ей покоя, в них она постоянно переживала момент, когда маленького, ещё питающегося грудным молоком малыша отнимали из её рук. Проснувшись, она думала, как должна была поступить в тот день. Эти мысли съедали её, оставляя после себя обглоданный скелет.