О Ване и пуТане

Через год Эрна вышла замуж за своего любовника, давно и успешно замещавшего Хера Кенига в постели. Бывший сибиряк Алекс, которого она в шутку называла Гибридом, был полукровкой: полунемцем-полурусским. Профессией новоявленный супруг обзавестись не удосужился, считая себя свободным художником. Этот непризнанный гений малевал такое, что понять его мазню без галлюциногенных грибов не представлялось возможным. Куда там Малевичу с его «геометрией»!

Когда через год брака любовные страсти улеглись, Эрна стала пенять супругу на тунеядство, приводить в пример его земляков-переселенцев, работающих на заводах и фабриках. Гибрид огрызнулся, дескать, те – быки, на которых арийцы землю пашут, а он – не быдло, он – Творец. В финале монолога Алекс обиженно уходил в «мастерскую» лежать на кожаной тахте Хера Кенига, высматривая на потолке сюжеты своих будущих шедевров. Не дождавшись, заливал за воротник пузырь и приступал к «творческому» процессу. В результате получались чудовищные каляки-маляки, висевшие сейчас в дорогих рамах на стенах «Золотого якоря». Эрна всерьез считала, что сии «полотна» не только услаждают глаз, но и поднимают потенцию клиентов заведения до уровня ее второго супруга, который в любое время суток был «всегда готов».

Погиб Гибрид бессмысленно и глупо. Затаив на зудевшую жену горькую обидку, он в очередной раз накушался шнапса и поехал «развеяться» на Мерсе Хера Кенига. Прогулка закончилась печально: Алекс не вписался в поворот…

Эрна была безутешна. И зачем она гнала мужа на работу? Ведь он же – Художник, человек с тонкой душевной организацией. Ведь средств на жизнь, благодаря Клаусу, у них хватало… «Это Хер Кениг забрал его к себе, – осенило вдруг вдову. – Во-первых, из ревности, во-вторых, из жадности, в-третьих, из мести, за то, что она не похоронила его в Хальштате. Бедный Алекс…».

Эрна сидела в кладбищенской часовне и, умываясь слезами, слушала речь святого отца.

Неожиданно за ее спиной раздался громкий шепот по-русски. женщина прислушалась.

– Один дед из Мюнхена смастерил себе гроб, похожий на трейлер, – шептала какая-то незнакомая ей тетка. – Оборудовал его вентиляционной системой и сигнализацией, сделал в нем запасы еды.

– На фига? – отозвался мужской хриплый голос.

– Боится, что родня по недосмотру похоронит его живым. Однажды он попал в автокатастрофу и был признан мертвым. Когда очнулся, семейство уже готовило похороны. С тех пор панически боится рецидива…

«Господи, и зачем эти люди сюда явились? – раздраженно думала вдова. – Им же плевать на Алекса!».

– Когда бабок до фига, можно и почудить, – продолжал хрипеть мужик. – У богатых свои бзики. Я по телику недавно видел сюжет про одного голландского бизнесмена. Так он придумал для экстремалов аттракцион «Смешные похороны». Прикинь, любителя острых ощущений опускают в гробу на глубину полтора метра и накрывают яму бетонной плитой весом в пару тонн. Все удовольствие обходится клиенту в сто евро за час. Говорят, у «покойничков» идет такой выброс адреналина, что только держись.

– А если клиент подохнет со страху? – поцокала тетка языком.

– Там все продумано: обеспечен приток кислорода, есть тревожная кнопка на случай, если ему подурнеет. Да и родаки экстремала наблюдают за своим чудиком с помощью специальной камеры, подключенной к компьютеру.

– Во дают! Совсем зажрались, мать их… Им бы наши проблемы.

Тут Эрна не выдержала и разрыдалась в голос, прервав монотонную речь служителя культа. Внимавшие его речи «зрители» стали бросать на нее укоризненные взгляды, мол, не умеет гражданочка вести себя в божьем храме, заглушает воплями столь проникновенный текст. Эрне было на них плевать. Переводя мутный взгляд с обложенного венками закрытого гроба на канделябры со свечами, она пыталась убедить себя, что все происходящее – дурной сон. Сейчас она проснется, откроет глаза и увидит рядом похрапывающего Алекса… Но сон не развеивался.

Зазвенел церковный колокол, кто-то поднял Эрну со скамейки, крепко взял ее под руку и повел к выходу. Гроб уже выносили, направляясь к месту его вечного упокоения. Вдова медленно двинулась к разверзшейся пасти могилы, стенки которой были драпированы атласной тканью под цвет травы. За спиной не прекращался назойливый шепот зевак:

– Мне кум рассказывал, что где-то в Баварии открыли гостиницу в виде гробницы, где кровати постояльцев имеют форму гробов. Рядом – кладбище, чтоб, у клиентов было полное ощущение смерти.

– Мать родная, – ахнула тетка, – дык там же, в отели этой, тебя может и карачун хватить…

Эрну мелко трясло. Она не спускала глаз с полированной крышки гроба, пока та не исчезла в зеленой пасти могилы. Кто-то подвел ее к большому подносу с аккуратной горкой земли и вложил ей в руку лежавшую рядом лопаточку.

Вслед за землей Эрна и сама хотела броситься в могилу. Ей больше не хотелось жить. В этот день безутешная вдова поклялась себе, что мужчин в ее жизни больше не будет. Никогда…

Через полгода в доме Хера Кенига поселился новый персонаж. Сожителем Эрны стал чистокровный русак Олег Долгов, недавно расставшийся со своей немецкой супругой. Он уже получил постоянный вид на жительство и больше не видел смысла в разыгрывании комедии. Фамилия Олега полностью отвечала его сущности. Долгов у Олега было выше крыши. Он был на десять лет моложе своей пассии и паразитировал на ее страхе одиночества. Работа в жизненные планы Долгова не входила. «На немца» он не хотел ишачить из «патриотических» соображений. Язык не хотел изучать из «эстетических». Не нравился ему немецкий: груб, не милозвучен, резок, как рычание пса. Иное дело, французский или итальянский. Впрочем, последние Олег тоже изучать не собирался. Он вел образ жизни воробья: поклевал, полетал, погадил. Мужчина обладал единственным талантом – умел пудрить мозги.

Запудрил он их и сожительнице, напустив радужных пузырей в описание их светлого будущего. Зиждиться оно должно было на их совместном бизнесе, в котором Долгов отводил себе роль управляющего делами. Эрна же должна была выступить в роли инвестора, выдав ему все денежки, скопленные Хером Кенигом.

Олег долго держал в секрете профиль будущего предприятия, но в конце концов признался, что хочет организовать элитный публичный дом. А что? Дело это довольно прибыльное. Так зачем деньги в банке держать? Они должны работать. Девочек из России он высвищет на счет раз. Многие тверские знакомые уже давно телефон ему обрывают с просьбой пристроить их в приличный пуф. Вон какое письмо на днях получил он от своей бывшей соседки.

«Здравствуй, Олежик! – писала та. – Рада, что ты так неплохо устроился в сытой стране. Пусть хоть кому-то из наших будет хорошо. Ты этого заслуживаешь, так как всегда был умным, хитрым, предприимчивым. А у нас тут – сплошная задница. Вовка Хмелев начхал на свои майорские звездочки и устроился швейцаром в элитный ресторан к Крутикову, у которого почти весь персонал – преподаватели, владеющие двумя иностранными языками. Безработица сейчас жуткая. Сидим, сосем лапу. С понедельника страшно взвинтились цены. Хлеб подорожал в два раза!!! Следом вверх поползли цены на крупы и макароны. Как я ненавижу эту жизнь! Вокруг – чудовищные грязь, слякоть, тусклые серые лица. Такая безысходность, что выть хочется. Как стемнеет, выйти на улицу страшно. Прогулка ночью приравнивается к попытке суицида…

Олежик, миленький, может, там у вас есть хоть какая-то работа? Самая грязная, самая тяжелая. Мы бы с Лялькой могли и проститутками трудиться, и задницы старикам мыть. Месяц-другой унижений – и год можно нормально существовать. Если что, дай нам знать. Очень надеемся на тебя».

Эрна сдвинула плечами.

– А я тут причем?

– Дай денег, и мы закрутим бизнес. У нас же – куча свободных комнат. Поселим туда путанок. Пусть нам копейку колотят. Вчера по телеку рассказывали, что каждый третий немец жаждет эротических приключений с новой партнершей и мечтает изменить своей супруге. Так пусть изменяют на нашей территории за хорошие бабки.

От возмущения у Эрны аж в глазах потемнело. Вот же тварь! Хочет гарем под боком заиметь, превратив ее дом в притон! Раз осмелился озвучить такое, значит, испытывает к ней исключительно археологический интерес.

– Убирайся вон! – указала она сожителю на дверь.

И Долгов убрался, бросив на прощание:

– Да кому ты нужна, старуха!.

Старухой Эрна не была. В неполные сорок выглядела весьма презентабельно. Всегда была ухожена, подкрашена, со свежим маникюром, модной стрижкой и обязательно на высоких каблуках.

В одиночестве она мыкалась недолго. Свято место пусто не бывает. Вакансию занял Хамид, политический беженец из Ирана. Свою личную жизнь в Германии Эрна со смехом называла социальным регрессом: немец – русский немец – русский – иранец.

К жизни она вообще относилась легко, чтоб не сказать легкомысленно. На негативе не зацикливалась, дурного в голову не брала, как и тяжелого в руки. Любила повторять: «Все равно будет так, как будет, даже если будет наоборот».

«Наоборот» случилось через два года, когда выяснилось, что прожиты почти все деньги Хера Кёнига. Тогда-то Эрна и вспомнила о бредовой идее экс-супруга Долгова. Вспомнила и довела ее до ума. Так на карте Гамбурга появился еще один бордель под названием «Золотой якорь».

Ваня и Таня

По определению Эрны, проститутка из Таньки была, как из дерьма пуля. Отсюда и мизерные заработки, львиная доля которых отсылалась в Беларусь. На себя девушка не тратила почти ничего, но по магазинам все равно ходила. Больше – по продуктовым, в которых она любовалась экзотическим многоцветьем фруктов, вымытых, расфасованных в пластиковые коробочки, перевязанных яркими клеенчатыми ленточками – хоть сразу в рот отправляй.

Она смотрела на посетителей магазина, которые, не глядя на ценники, механически бросали в тележку все, что им нравилось, и завидовала. Рыбка поймала себя на мысли, что, находясь в Германии, она все время сравнивает жизнь немцев и белорусов. Не хочет, а сравнивает. И это ее несказанно злило. Скорее всего, потому, что, находясь в стране изобилия, она ничего не может себе позволить. Разве что, в выходной посетить русскую дискотеку, где до двенадцати ночи вход для девушек бесплатен, и можно пообщаться с земляками, забыв на какое-то время о «левом» статусе на этом празднике жизни. В один из таких вечеров она и познакомилась с Иваном.

Таню он заметил сразу, едва она вошла в зал. Точеная фигурка, высокая упругая грудь, роскошные бедра при тончайшей талии. Божественные пропорции. У Ваньки от восторга «в зобу дыхание сперло». Когда девушка подошла ближе, оказалось, что и личико у нее миленькое: широко распахнутые голубые глаза, cочные чувственные губки, веснушчатый курносый носик. Но самое главное – рост: метр шестьдесят, не больше. Как раз его любимый размер. И цвет. И форма. И даже запах. Кроме всего прочего, девушка излучала какую-то особую сексуальную энергию и при этом вовсе не казалась развращенной. В мгновение ока Ваня оказался рядом с красоткой и «приклеился» к ней на весь вечер.

Сначала они танцевали, потом разговаривали, снова танцевали и опять разговаривали, разговаривали, разговаривали. Ваня не спускал с Рыбки восторженных глаз. Неужели наконец повезло? Гуляя по предутреннему городу, девушка поведала новому знакомому, что приехала в Германию по студенческой визе, учится на экономическом факультете, живет в общежитии. Вот закончит учебу и вернется на родину, в Гомель, где у нее остались мама и братишка.

Ваня тоже рассказывал о себе, вернее, не рассказывал, а трещал, как футбольный комментатор. Он страшно боялся, что, как только возникнет пауза, Таня тут же начнет прощаться. Иван сам себя не узнавал. Наверное, за всю свою жизнь он не произнес такого количества слов, как в этот вечер. Среди прочей болтовни Фишер не забыл сообщить девушке и о своих планах создать семью и построить собственный дом с мансардой, балконами, эркерами, полом с подогревом, спортзалом под самой крышей, джакузи и большой треугольной ванной цветом под малахит. Пока же он живет в маленькой двушке на шестьдесят квадратов. Не хоромы, конечно, но на одного хватает.

«Не хоромы… Да это почти спортзал! – с грустью подумала Таня. – Мы всю жизнь протолклись на тридцати метрах, сначала вчетвером, потом втроем. Другие вон веками в общаге мыкаются… Ванну он хочет под малахит… Почему не под алмаз?».

Таня вспомнила свою гомельскую ванную комнату: рыжий, в бурых разводах, потолок, осыпавшийся от постоянных затоплений. Ржавая батарея, по которой к ним гоняли тараканы от соседа-алкаша. Пожелтевшее от времени чугунное корыто с потрескавшейся эмалью. Стены, покрытые грибком, тусклый плафон под потолком, заедающий выключатель с дыркой, через которую они с Олежкой наблюдали за искрящимися разноцветными проводками…

– Алло! – взял ее за плечо Иван. – А пойдем-ка ко мне в гости.

Таня отказалась, сославшись на сильную усталость. Фишер заулыбался – тест на «слабость передка» девушка прошла успешно.

Прощаясь на пороге общаги, они долго смеялись над казусностью ситуации: Фишер по-немецки означает рыбак, а Танина фамилия – Рыбка. Вот и выходит, что поймал Ваня девушку в свои сети.

Как только провожатый скрылся за углом, Танька помчалась в «Якорь», а утром рассказала Инке о своем новом знакомстве. Почесав лоб, та резюмировала:

– Присмотрись к нему повнимательней. Может, он решит твою финансовую проблему. По всему видать, парень практичен: семью иметь хочет, дом строить… Машина у него, говоришь, приличная. Опять же работа нехилая – земляков напаривать, а дебилов среди нашего брата, что у дурака махорки… А вот со студенчеством своим ты зря загнула. Когда подсядет на тебя хорошенько, расскажи ему правду.

– Совсем сдурела? – вскинулась девушка. – Какой нормальный мужик после этого…

– Цыц, Рыба! Не сразу… Постепенно. Сначала прощупай его установки. Фильм обсудите или книжку какую. У меня есть «Яма» Куприна, дай ему почитать.

***

Через неделю Ваня пригласил Танюшку в японский ресторан «для расширения ее «кругожора». Поход в «Банзай» оказался первым в жизни девушки походом в ресторан.

В «Банзае» ей все было в диковинку: и то, что предложили надеть поверх одежды расшитое кимоно, висевшее на спинке высокого стула из бамбука, и то, что стали готовить блюдо прямо в их присутствии. За этим виртуозным шоу Таня наблюдала, раскрыв рот. Нет, она, определенно, попала в восточную сказку: вокруг деревянные настилы, цветные бумажные фонарики, рисовая бумага, зонтики. Экзотическая музыка, журчание воды в фонтанчике, пузырьки воздуха в огромном, во всю стену, аквариуме с золотыми рыбками.

Разобраться с меню она так и не смогла. «Незнакомые слова «сашими», «тяхан», «якитори» ей ни о чем не говорили. Ваня порекомендовал спутнице хотатэ – жареного морского гребешка и тобико – икру летучей рыбы. Все это было непривычным на вкус, но очень аппетитным. А еще Иван настоял на том, чтобы девушка попробовала содержащей золото японской водки «Чо-Токусен Кинпаку». Та долго отказывалась, но любопытство все-таки победило…

Опьянев, Рыбка пожаловалась на слуховые галлюцинации:

– Вань, сакэ – такой коварный напиток. Из-за него у меня в мозгу какие-то голоса раздаются… на русском языке… Мужской голос говорит, что не сдал какой-то идиотский тест, ха-ха-ха… А женский какую-то историю рассказывает… Вот опять…

«… он дохнул на нее перегаром и говорит: «Ты меня не воспитывай – припозднилась. Эта вон, – кивает в мою сторону, – за фрица выходит и дочку к германцам увозит. Получается, я должен отказаться от родного дитяти. Думаешь легко это?».

– Нет, Ванюш, мне точно пора домой – крыша едет…

– Глупенькая, это в соседней кабинке люди беседуют.

– А почему по- русски?

– Так наших здесь более пяти миллионов. Куда ни плюнь – в земляка попадешь. Одни приехали на родину предков, другие – по еврейской линии, третьи косят под беженцев. Прибавь к ним пристроившихся за арийцами супругов, контрактников-специалистов, студентов, нелегалов-гастарбайтеров, вот и будешь русский мат на каждом углу слышать.

– Шутишь…

– Зуб даю! Вот тебе самый популярный иммигрантский анекдот: «На заданный социологами вопрос: «Считаете ли вы, что в Германии слишком много русских?» десять процентов населения ответили: «Ja», тридцать пять: «Nein». Остальные сказали: «Пошли вы на хрен!».

Танька захохотала. Засмеялись и в соседней кабинке. И еще в одной.

– Видишь, сколько здесь наших на один квадратный метр?

Из ресторана парочка вывалилась совершенно очумевшей. О том, чтобы сесть за руль, не могло быть и речи. Такси вызывать тоже не стали. Предпочли прогуляться по городу.

Таня шла по вечернему Гамбургу и ловила кайф. Она останавливалась у витрин, заглядывала в окна домов, подставляла лицо под брызги фонтанов. Дорога была освещена настолько, что казалось, на дворе – божий день. В неописуемый восторг девушку привели автоматически раскрывающиеся двери, смешные пудели в ошейниках из вспыхивающих лампочек, старушки в шортах с рюкзачками за спиной да сигареткой во рту. «Наши бабульки перекрестились бы, такое увидев», – подумала Таня.

Размышления девушки были прерваны какой-то трелью. Рыбка вздрогнула. Через секунду их с Ваней обогнал парень на спортивном велосипеде с белой крысой на плече. Он оглянулся на парочку и недружелюбно повертел пальцем у виска.

– Ну вот еще один больной, – поставила диагноз Танька.

– Да нет, – рассмеялся Иван. – Это мы больные – прем, как танки, по велосипедной дорожке. Видишь, тротуар делится на две части: широкая – для пешеходов, узкая – для велосипедистов…

– Вань, я вот что хотела у тебя спросить: здесь что, совсем не воруют автомобили? У нас угоняют даже из гаражей, закрытых на три замка…

– Если что, страховка все покроет, чай, в Европах живем. – хмыкнул тот. – Вначале я тоже всему удивлялся. Тому, что продавцы благодарят за покупку. Что трава круглый год зеленая. Что поезда между всеми крупными городами ходят каждый час, а письмо в любой конец страны попадает в течение суток. Что здесь не одергивают детей, что бы они ни сделали. Однажды просто опупел, наблюдая в магазине такую сцену: пока одна мамашка, раскрыв варежку, шарахалась по магазину, ее пятилетний отпрыск потянул на себя стеллаж. Тот грохнулся, и разбилась гора посуды. Ну, думаю, сейчас ей дадут чертей и такой счет нарисуют, что мало не покажется. А знаешь что было? Продавцы бросились к ревущему ребенку, стали выбирать из его волос осколки стекла. Когда подплыла родительница стали перед ней извиняться, еще и игрушку сорванцу подарили. А еще здешние собаки не лают. Как-то раз одна на меня гавкнула, так ее хозяин полчаса шел следом за мной, извиняясь за поведение своей питомицы.

– Класс, – протянула Танька мечтательно. – Вот бы у нас так. А меня однажды укусила овчарка одного крутяка, так он сказал: «Альфа хороших людей не кусает. Породистые животные редко не ошибаются».

Ваня привлек девушку к себе.

– Бедненькая моя. Скоро ты пообвыкнешься и ничему не будешь удивляться.

– А вот скажи: есть ли в твоей теперешней жизни что-то такое, чего тебе не хватает? Что было на родине лучше и за чем ты здесь тоскуешь?

Фишер задумался.

– Не знаю даже. Зимой не хватает снега и запахов, осенью – жженных листьев, весной – талой воды и распаренной земли. И помидоры здесь не пахнут, и яблоки, и дыни. Все какое-то муляжное. В остальном же… пожалуй, всего хватает.

– Ой, Вань, гляди: кот на поводке! – Таня аж присела от смеха. – Нет, точно, кота… ха- ха-ха… на по… на поводке…

– Все логично. Ведь если Васька убежит, домой он вернуться не сможет. Здесь все подъезды закрываются автоматически – не домяукаешься. Вот их и выгуливают таким образом. Тут не Совок, где весь день можно носиться по подвалам и крышам. Бездомных животных в Германии нет вообще. Немцы с тварями возятся, как с детьми малыми. Котам делают прививки, возят их к врачу на осмотр, кастрируют. Если по какой-то причине не могут их содержать, сдают в кошачий приют. Здесь имеются специализированные магазины, где продаются меховые домики, корзинки, игрушки в виде пищащих мышек. Я уже не говорю о кошачьем рационе с витаминными добавками и визитах к звериному психологу.

Таня недоверчиво посмотрела на Ивана.

– С собаками тоже так цацкаются?

Иван потрепал девушку по волосам.

– Еще больше. Если ты имеешь пса, то держать его обязан на поводке. Разрешать бегать по лужайке можно лишь на специальной территории, предназначенной для выгула. Если собачья лапа ступит на травку, нарушение обойдется хозяину в четырнадцать евро, а неубранный за четвероногим другом «след» – в тридцать пять. Содержание собак вообще обходится в кругленькую сумму. Одно их обучение стоит до трех тысяч евро.

– Ванюш, откуда ты все так хорошо знаешь? Ну, законы всякие, цифры, суммы…

– Так я кем работаю? – рассмеялся Фишер. – Страховщиком! Страхую от всего. В том числе и от нанесения ущерба третьим лицам. А вред кто наносит? В основном…

– Ой, смотри, – перебила его девушка, тыча пальцем в сторону свалки, взгромоздившейся прямо на тротуаре.

– Это – шпермюль. Завтра под утро вывезут.

– Шпер… что?

– Мусор, не влезающий в обычные контейнеры.

– Как мусор? – возбудилась Танька. – Вот же кресло совсем новое, компьютер, телик, зеркало… А пальма какая классная… Давай возьмем ее с собой. Я ее у себя в общаге поставлю…

– Это добро уже сто раз пересеяно турками, поляками и нашими. Все приличное давно уволокли. Техника не работает. Видишь, провод обрезан. И пальма жуткая. Вылезай оттуда. Не пачкай рук.

Рыбка выбралась из кучи очень расстроенная.

– Надо ж, какие приличные вещи люди выбрасывают. И чего им это кресло не подошло?

– Новое купили, а это больше не вписывается в интерьер.

– А у нас мебель на всю жизнь приобретается, – вздохнула девушка. – Помню, как много лет назад родители купили гарнитур «Калинка», который еще долго сохранял запах дерева и лака. Мама тогда все время ходила с тряпкой и смахивала пыль с полированной поверхности. Как родители радовались обновке. Каким достижением был для них тот, купленный в рассрочку, гарнитур. «На всю жизнь покупаем!» – гордо говорил отец. Так и вышло: на всю жизнь.

Парочка незаметно подошла к Ваниному жилищу.

– Идем, Рыбка, чайку попьем, хатку мою посмотришь, – потянул Таню парень за руку.

– Поздно уже, – заупрямилась девушка. – У меня завтра зачет.

– Вот и отдохнешь маленько, а утром я тебя подброшу к унику.

Последнее предложение очень ее напрягло. Какой уник? Ей утром уже работать надо, а перед этим выспаться. Она прижалась к Ивану, чмокнула его в щеку.

– В другой раз, Ванюша. А то у нас с тобой получается, как в пошлом анекдоте: «Девушка, можно пригласить вас на ужин с завтраком?».

«Умница! – возликовал Иван. – Она, определенно понравится родителям и оме. Точно понравится». Он достал из кармана большое красное сердце, красивое, с упругими блестящими боками.

– Это – тебе. Будешь смотреть на него и вспоминать меня до следующей встречи. Только смотри не съешь!

– А оно съедобное?

Рыбка понюхала подарок и звонко рассмеялась.

– Да это же помидор! Какая прелесть! Где ты такой взял?

– Шел к тебе на свидание мимо турецкого магазина. В одном из лотков с помидорами увидел эту прелесть и не смог пройти мимо.

– Спасибо, Ванюшечка! – запрыгала Таня от радости. – А давай его поделим и съедим!

– Ни в коем случае! – обиделся парень. – Это – не харч, а символ моей любви.

– Вот символ и попадет в самое наше нутро.

Пока они препирались, рядом тормознула машина. Водитель-очкарик хотел что-то спросить, но вдруг расплылся в сальной улыбке и, подмигнув Таньке, изобразил непристойный жест, приглашающий к сексу.

Ваня рванулся к ударившему по газам наглецу и метнул помидор в быстро удаляющийся автомобиль. Шмяк! – и от символа любви осталась лишь большая красная клякса на его заднем стекле.

– Получай, фашист, гранату от советского бойца! – выкрикнул Фишер вслед придурку, презирая себя за неспособность воздать маньяку по заслугам.

Настроение у парочки упало до уровня городской канализации.

– Рыбчик, не расстраивайся, – пытался Ваня успокоить подругу. – Сумасшедших в городе хватает. Это в Совке они все в дурдомах сидят, а тут – гуляй, рванина!

– Да я, Ванюш, не расстраиваюсь, просто сердца жаль до слез, – и из Таниных глаз покатились соленые капельки.

Фишер бросился их вытирать манжетой своей выходной рубашки.

– Считай, что мы с тобой его поделили и съели. А в следующий раз я тебе новый подарю. Клянусь!

Таня грустно улыбнулась. До общежития шли молча. Каждый думал о своем. Ваня переживал, что не смог набить извращенцу морду. Рыбка терзалась невозможностью дальнейших прогулок по городу, ведь в любой момент можно было столкнуться с кем-нибудь из клиентов «Золотого якоря».

Таня