Нос

Роман Беляев

Нос

Предисловие

Все персонажи и события выдуманы. Лексикон героев соответствует (по мнению автора) лексикону определённой социальной прослойки описанной в книге эпохи. Их слова и отношение к некоторым вопросам могут не отражать мнение автора, а также они не преследуют цели кого-то оскорбить или навязать какую-то идею (как и сама книга).

В книге упоминаются, но не пропагандируются нетрадиционные сексуальные отношения. Автор выставляет их в непривлекательном свете и не создаёт искажённое представление об их социальной равноценности традиционным отношениям и (или) предпочтениям. Герои, имевшие эти нетрадиционные сексуальные отношения, не получают от них удовольствия и являются психически нездоровыми и аморальными представителями маргиналов и (или) деклассированных социальных элементов, подвержены риску заболевания ЗППП, терпят насмешки и осуждение со стороны окружающих людей. Те персонажи, что высказывают сомнительные мысли о подобных отношениях, не являются положительными и, следовательно, к их словам следует отнестись настороженно и скептически.

Также упоминаются, но не пропагандируются движение «АУЕ» (признано экстремистским на территории РФ, его деятельность запрещена) и символика национал-социализма/фашизма. Автор осуждает и не поддерживает любые проявления нетерпимости и насилия.

Также упоминаются, но не пропагандируются алкоголь, табак и наркотики, описываются процессы их употребления, вредящие здоровью. Автор не употребляет ничего из перечисленного, относится к таким вещам абсолютно негативно и призывает всех следить за своим здоровьем.

Помимо всего прочего, стоит упомянуть, что в 1998-м году на некоторое время вступил в силу ФЗ от 25.06.1998 № 92-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации», который вносил изменения в статью 134 УК РФ, заменяя слово «шестнадцатилетнего» на слово «четырнадцатилетнего». Все разговоры в книге о возрасте согласия и определении педофилии – не являются пропагандой, а являются отсылкой на это конкретное событие, и представляют собой вольную фантазию автора о том, какие могли бы быть основания для таких изменений, если бы их принимал странный, неприятный и аморальный человек, каким выступает персонаж Андрей. Автор осуждает и выступает строго против педофилии.

Благодарности

С любовью и от сердца и души благодарю тех, кто поддерживал меня через тёмные века моей истории.

Более приземлённо, но с уважением благодарю отдел по организации пассажирских перевозок ООО «Автовокзалы Удмуртии», заместителя начальника Главного управления архитектуры и градостроительства г. Ижевска Вако Д.И., главного врача БУЗ УР «РКЦПЗ МЗ УР» Каменщикова Ю.Г., а также Службу Администрации кладбищ МКУ города Ижевска за полезные ответы на мои вопросы об истории и работе различных мест и служб города.

1

– Мне кажется… что ты хочешь, чтобы я тебе отсосал, – со стороны послышался тихий слегка придурковатый голос, грубо порвавший тишину зимней ночи на автобусной остановке. Подумать только! Ещё три минуты назад за мной захлопнулась тяжёлая дверь психбольницы и я ступал по свежему снегу, думая, что же делать дальше, и даже ещё не успел осознать свою свободу в полной мере, и тут такой подарок судьбы…

– Ну, в какой-то степени ты прав. В общем-то, мне всё равно, но если подумать… Я был бы не прочь, наверное, чтобы мне кто-то отсосал… Но явно не ты, – сказал я, восприняв с некоторым отвращением худощавый, побитый, грязный, уродливо еле накрашенный под женщину и полуживой образ пидора, чьи чёрные волосы длиной чуть ниже ушей развевались на ветру, и добавил: – Да и платить мне нечем.

– Хм… Тогда что ты делаешь на остановке? – язвительно спросил он.

– Жду автобус, – оглянулся я по сторонам.

– Значит, у тебя есть деньги на билет. Или ты хотел проехать зайцем?

Я действительно хотел проехать зайцем, но деньги на билет у меня всё-таки были.

– И что ты предлагаешь? Билет на автобус за отсос?

– Ага, – воодушевлённо закивал он.

Я задумался. Идти мне было достаточно далеко. С другой стороны, я хуй знает сколько времени дрочил в компании двух шизофреников во время ванных процедур в больнице, и что-то более живое мне бы сейчас не помешало. Но назвать ЭТО живым можно лишь с натяжкой, да и не очень-то мне хочется что-то куда-то ему засовывать… Но если закрыть глаза и представлять что-нибудь другое, а не это существо…

– Ну давай, раз уж так дёшево, – неуверенно согласился я.

– Только потому, что ты такой красавчик, – сказала придорожная фея и повела меня за остановку.

[Здесь было отвратительное, омерзительное, тошнотворное описание процесса орального секса. Настолько отвратительное, что многие люди жаловались на испорченное настроение, тошноту, потерю аппетита. Многие не могли дочитать этот фрагмент, перейти через этот случайный «фильтр», и бросали читать книгу вообще. Несмотря на всю резко негативную окраску этого процесса и крайне непривлекательное описание, этот фрагмент пришлось убрать, так как люди свыше побоялись, что кто-то может прочитать его и переметнуться к команде, играющей по нетрадиционным правилам.]

– Да блядь! Какого хуя мой хуй в крови?!

– Спокойно! Просто опять ранки открылись во рту! – сказал он, вышел на свет и открыл свой рот, пытаясь продемонстрировать мне эти ранки.

Подтянув штаны, я подошёл к нему и заглянул в его пасть. Оттуда несло мусором. Я увидел гниющие зубы и кровоточащие раны, оставшиеся на месте тех, что уже сгнили.

– Фу бля, – выкинул я и засунул член в трусы, после чего натянул штаны.

– Не-не-не, стой! Давай закончим! – быстро проговорил пидор и обхватил меня руками с двух сторон.

– Пошёл! Нахуй! – вырвался из его странных объятий я, после чего ударил его своим лбом в лицо.

Урод упал, скорчившись и схватившись за разбитый нос, рыдая и стоная.

– Блядь… – вздохнул я. – Какой же ты мерзкий.

Сказав ему это, я достал из кармана и кинул ему мелочь на билет на автобус. Она со звоном рассыпалась, ударившись о него и протоптанный снег рядом. Я пошёл прочь – не думая, куда, просто лишь бы подальше от него. Но, не уйдя далеко, я развернулся и подошёл обратно к нему, чтобы забрать мелочь – слишком расточительно. Но она валялась либо в кровавом снегу возле него, либо на груди куртки, куда то ли успела натечь кровь с его носа, то ли он сам её ею измазал. Пачкать помимо хуя в его крови ещё и свои руки мне показалось непозволительным, поэтому я оставил его и направился, куда шёл, – бесцельно в темноту дворов, – отдаляясь от его редких всхлипов, от которых мне даже стало немного жаль его. Но сам виноват.

Я шёл по тропинке в сторону жилых домов, и снег скрипел под ногами. Всхлипы чмошника становились всё тише в дали, и вскоре на замену им пришла дворовая тишина с её редкими эхоподобными звуками из квартир: где-то плачет ребёнок, где-то работает телевизор, где-то играет музыка, где-то пьяная ссора, и совсем изредка мне везёт услышать, как кто-то ебётся. Но я не останавливаюсь, чтобы послушать, потому что это как-то… Противообщественно. Люди имеют право на неприкосновенность частной жизни. Хотя, с другой стороны они сами выставляют звуковой её аспект на всеуслышание, пусть и не совсем осознанно, хотя кто знает… И пока я думаю об этом, я удаляюсь от окна и теперь уже их не слышно. В общем-то, мне как-то похер на это, потому что сейчас у меня есть чем занять время и мысли: мне нужно было проехать на автобусе или троллейбусе около двадцати остановок. Ехать надо было практически на другой конец города, а денег на проезд у меня не было. Конечно, мне следовало попробовать проехать зайцем, как каждому уважающему себя гражданину, но я только что вспомнил, что тут неподалёку, по счастливой случайности, живёт один мой знакомый, который задолжал мне приличную сумму. Поэтому я внезапно обрёл цель во дворах, оправдание для импульсивного ухода с остановки, где ждал свой транспорт, и теперь шёл к его дому с надеждой вернуть свои деньги.

***

Пошастав некоторое время по тёмным дворам, засыпанным снегом в крапинку из мелких чёрных веточек, каких-то мелких красных штук, похожих на маленькие яблочки, и остатков уже давнишних новогодних фейерверков, пытаясь не думать о случившимся и найдя, наконец, нужный дом, – положение которого почему-то не соответствовало тому, что было в моей голове, – я подошёл к подъезду. Тут меня встретила проблема: я не помнил номер его квартиры. Благо, на подъездной двери было написано, с какой и по какую квартиру находятся в этом подъезде… квартиры. Их номера. Поэтому я, подумав минуту-другую, потоптавшись у двери, принял нелёгкое решение – звонить в каждую, пока не наткнусь на нужную. Начать я решил сверху, не спеша и с терпением.

– Здравствуйте! Здесь проживает Анатолий? – спросил я, позвонив в первую с левого конца, которая была под номером тридцать два.

– Нет, – спокойно и сухо ответили мне.

– Спасибо, до свидания, – ответил я и позвонил в следующую квартиру под номером тридцать один.

– Здравствуйте, а Анатолий здесь живёт?

– Кого вам надо? – ответил сонный женский голос.

– Анатолия.

– Нет, Анатолия здесь нет, – тихо сказала она и положила трубку.

Я позвонил в квартиру тридцать:

– Здравствуйте, Анатолий здесь живёт?

– Ох, как поздно уже. Нет! – раздражённо ответила мне ещё одна женщина.

– Спасибо, до свидания.

Я позвонил в квартиру двадцать девять:

– Здравствуйте, Анатолий здесь проживает?

– Да, а кто спрашивает? – третья подряд женщина ответила мне. Я не припомню, чтобы у Толяна была баба, тем более, судя по голосу, такая старая. Конечно, я давно его не видел, и всё могло случиться, и он мог найти себе бабу, изменив своим вкусам и полюбив постарше, но…

– Нос.

– Кто?

– Нос.

– Что «нос»? Кто спрашивает?

– Да Нос его спрашивает, ёбаный по голове… – последняя часть фразы не обо мне, а о ситуации в целом. Но бабка положила домофон, оставив меня наедине с ночной тишиной. Я немного подождал и набрал снова.

– Алло! – раздражённо крикнула она.

– Анатолия могу услышать? – после этих слов послышалось какое-то шорканье и голос вдалеке: «Толь, иди, тебя там какой-то ебанат спрашивает».

– Алло, – раздался грубый и низкий мужицкий голос. Я не припомню такого голоса у Толяна. Хотя, если он начал ещё больше пить и курить, простудился и постарел лет на двадцать, то это вполне мог быть он.

– Да, это Нос, здарова.

– Какой Нос блять? Хули ты сюда звонишь в ночью блять? Я ща выйду тебе пизды дам, сука ебаная ты.

– Извините, обознался, до свидания, – я ответил вежливо и нажал кнопку сброса звонка. «Да уж, неловко получилось», – подумал я и набрал квартиру двадцать восемь.

Квартира двадцать восемь молчала и не брала трубку. Я позвонил туда раза три, чтобы точно удостовериться, что там никого нет. Никто не брал. Хотя, не факт, что там никого нет – после всех звонков у меня возникла мысль, что люди, может быть даже Толян, могли просто выключить домофон, чтобы им не звонили. Суки. Но делать было нечего – надо идти дальше. Истина была рядом.

Я позвонил в квартиру двадцать семь:

– Здравствуйте, Анатолий тут проживает?

– Нет никаких Анатолиев тут, до свидания.

– До свидания.

Я позвонил в квартиру двадцать шесть:

– Алло, Анатолия могу услышать? – после моих слов в динамике послышался приглушённый, – опять женский, кстати, – крик: «Толик, тут тебя к домофону!».

– Да, слушаю, – раздался неуверенный голос юнца. Тоже навряд ли тот Толян, но чем чёрт не шутит? Признаться честно, я никогда не старался запомнить его голос, потому что мне было похуй, и даже после всего общения, – которого было не так уж и много, – мне трудно было воспроизвести его в голове. Кардинальные отличия типа женского голоса или голоса деда какого-нибудь я, конечно, замечу, но что-то менее отличающееся… Навряд ли.

– Толян, здарова! Это Нос!

– Какой Нос?

– Ну Нос. Шо ты, друзей уже забыл всех?

– Не знаю я н-никаких Носов, – неуверенно произнёс голос в домофоне.

– Бля, пиздец ты Толян конечно. Ладно, похуй. Ты мне деньги вернуть не хочешь?

– Каким деньги? Н-не хочу.

– Таким деньги, ёпты. Которые ты занимал у меня полгода назад, и плюс ещё те, которые ты ещё занимал у меня недавно.

– Ни у кого я ничего не занимал!

Я тяжело вздохнул.

– Слушай, Толян. Открой дверь, давай я к тебе поднимусь, нормально поговорим. Или сам спускайся давай. Потому что так дела не делаются.

– Ничего я тебе открывать не буду и н-никуда спускаться тоже не буду!

– Братан, зачем всё усложнять, тратить своё и моё время?

– Слушайте, я не знаю, кто вы, но вы явно ошиблись.

– Ты Толян?

– Допустим.

– Блять, ты либо Толян, либо кто-то другой. Допускать не в твоих компетенциях сейчас.

– Анатолий Игоревич Никитин, – сказал Анатолий в домофоне, и я понял, что это не тот Толян, потому что тот Толян был Первуниным.

– Да с-сука… – раздражённо и разочаровано прошипел я и нажал кнопку сброса звонка.

Я постоял минуту в тишине, подышал ночным воздухом, подумал. И пришёл к выводу, что как бы мне этого ни не хотелось, но нужно продолжать, нужно идти до конца, раз уж начал это всё. И позвонил в квартиру двадцать пять.

– Алло! – раздражённым сонным голосом ответила ещё одна женщина. Что, в этом доме за домофон отвечают только женщины? Странно.

– Да, алло. Анатолия могу услышать?

– Нет, Анатолий здесь не живёт.

– Спасибо, до свидания.

Я позвонил в квартиру двадцать четыре. По моим оценкам, это был уже второй этаж из четырёх.

– Кто там? – трубку взяла то ли маленькая девочка, то ли маленький мальчик. Всегда было трудно различать их голоса.

– Привет. Могу Толю услышать?

– Толи здесь нет.

– Хорошо, спасибо, – сказал я и подумал, почему она или он ещё не спит.

Я позвонил в квартиру двадцать три:

– Да? Кто там? – томным голосом сказала женщина. Ещё одна.

– Анатолия могу услышать?

– Нет, Анатолия здесь нет… – каким-то загадочным и интригующим тоном ответила она.

– А кто есть? – по приколу с улыбкой спросил я.

– Есть Анжела, Жанна, Снежана, Марго… Есть Света, но она сейчас занята… А вообще, заходи, посмотри, может ещё кого найдём тебе по вкусу…

М-да. Это вызвало улыбку у меня.

– А из мужчин есть кто? Анатолий есть?

– Из мужчин ты имеешь в виду… У нас здесь как бы ДЛЯ мужчин, а не С мужчинами, если ты понимаешь.

– Да, понимаю. В смысле Анатолии среди клиентов есть, нет?

– Котёнок, ты же понимаешь, что мы не можем раскрывать такую информацию. Всё конфиденциально. Это наша репутация, в конце концов…

– Да, я понял, спасибо. Буду иметь в виду.

И действительно буду. Не каждый день натыкаешься на бордель. Теперь понятно, почему ребёнок из двадцать четвёртой не спит. Хотя, может и не поэтому.

Я позвонил в квартиру двадцать два:

– Да? Кто там? – трубку взяла та же женщина и повторила точно так же своё приветствие.

– А шо, вы и там, и там?

– Ну, для общего же комфорта нам понадобились две квартиры. Это удобно и очень рентабельно!

– Хорошо, понял, спасибо, – сказал я и нажал кнопку сброса.

Я позвонил в квартиру двадцать один:

– Да, – наконец-то ответил мужчина. Холодно. Лаконично.

– Здравствуйте! Анатолия могу услышать?

– Слушай, ты заебал уже всех обзванивать со своим Анатолием блять! – на конструктивный диалог рассчитывать больше не приходилось.

– Так могу или нет?

– Ща я тебе услышу, блять… – сказал он и повесил трубку.

На втором этаже справа от меня открылось окно, из которого высунулся здоровый мужик и заорал:

– Пошёл нахуй отсюда, блять! А то сейчас спущусь, сука, и тебе все руки переломаю!

– Да давай, спускайся, ебать! – я решил построить из себя смельчака.

– Щас, сука, спущусь… Щас спущусь… – пробормотал он и свернулся обратно в своём окне, скрывшись в темноте квартиры за ним.

В это время открылось окно на первом этаже, откуда страшная бабка с синяками на лице начала так же орать на меня:

– Вали отсюда, опездол ебаный блять! Вали нахуй, а то сейчас милицию вызовем!

Я промолчал, потому что моё внимание отвлекло открывающееся окно на третьем этаже, вроде как из двадцать пятой квартиры, откуда высунулась раздражённая женщина с взъерошенными волосами и кинула в меня мешок мусора. Он зацепился за бетонную крышу подъезда и порвался, повис на каком-то выступе, и из него посыпались вонючие остатки овощей, фруктов, шкурки от сосисок и картофельные очистки, какие-то мелкие тряпки, чайные пакетики и вообще всякая гадость, а также попутно из него полилась какая-то настолько смердящая мутная жидкость, что меня чуть не вырвало. Благо, на меня не попало.

– Да ты охуела, мразота ебаная блядь?! – крикнул я ей.

– Уёбок! – крикнула она мне ответ.

На втором этаже слева открылось окно, откуда высунулся ещё один мужик средних лет, который спокойно сказал:

– Слушай, пиздуй отсюда по-хорошему, а то сейчас менты приедут, и я им скажу, что ты по домофону моей дочери всякую хуйню педофильскую предлагал.

«М-да-а, – подумал я про себя. – Ну и уебаны здесь живут».

– Ладно! Сосите хуй! – крикнул я им и решил по-быстрому свалить. Отойдя от дома на приличное расстояние, я оглянулся, и во мне промелькнула мысль: «Может быть, я ошибся подъездом?». Но мне было лень обзванивать ещё один подъезд, да и милиция была наверняка на подходе, если была вызвана, поэтому, вспомнив, что недалеко здесь живёт один мой хороший друг, я направился к нему. Может быть, он сможет мне помочь?

***

Пройдя несколько дворов в направлении нужного дома, я вдруг заметил, что ничуть не наслаждаюсь свободой. Конечно, она не была отобрана у меня надолго, чтобы прямо истосковаться по ней, но три месяца просиживания в палате со всякими ебанутыми тоже заставят заскучать по улице, по которой можно свободно пройтись в одиночестве. Чем я сейчас и занимаюсь. Поэтому я перевёл свои мысли наружу извне и обратил внимание на то, что окружало меня. Серые панельные пятиэтажки, прокрашенные ещё чем-то более серым между плитами-панелями. Многоглазые, наблюдающие за мной этой сотней оранжевых очей, в которых было видно их душу, их мысли в виде людей, снующих туда-сюда, занятых своими делами. Эти ребята здесь надолго. Они не собираются никуда уходить. Это можно понять по ним. По людям, которые бегают внутри них. Полуголые, по-домашнему растрёпанные, уставшие после дня. Они точно не покинут свой очаг. А значит, и очаг не покинет своего места. Эти дома переживают поколения. Их стены исписаны чувствами населяющих их людей. Из щелей между их плит сочится та горечь, тёмная грусть и даже отчаяние, что испытывают этих люди. Поэтому эти щели заделывают серым бетоном. Серое на сером, чтобы спрятать серое. Серый – ничего не имею против этого цвета. Жаль, что он так прочно ассоциируется с грустью. Мне иногда жалко сам этот цвет. Не так много радостных вещей связано с ним, как с любым другим. Люди обычно не связывают своё счастье, свою любовь, свою радость с серым цветом. Ох, серый цвет, я бы обнял тебя, если бы мог, чтобы тебе не было так грустно. Ты не виноват в своей судьбе. Люди сделали тебя таким.

Я почувствовал, как к глазам подступают слёзы. И понял, что следует остановиться. Мысленно, не физически. Да и физически тоже, потому что я почти дошёл до дома друга. Эти мысли… Они возникают из ниоткуда. Они не связаны с чем-то конкретным. И объектом этих мыслей может стать что угодно. Это я понял за многие года испытывания странных чувств в странных ситуациях по отношению к тому, к чему эти чувства обычно человек испытывать не должен. Надо отвлечься от всего этого.

Я подошёл к домофону. Затем я отошёл от домофона, чтобы посмотреть на номер дома. «67». Он совпадал с тем, что я помню. Уже хорошо. Я подошёл к домофону. Взглянул на номера квартир в этом подъезде. Нужный номер тоже вписывался. «89». Я набрал его на домофоне.

– Да? Кто там? – раздался слегка раздражённый голос моего друга Коли. М-да, похоже, люди не любят, когда им ночью звонят в домофон. Могли бы выключить его в таком случае.

– Нос.

– Чего ты так поздно пришёл сюда?

– Как зачем? Повидать старого друга! Давно же не виделись! – с задором ответил я.

– Да. Давно не виделись. И что ты хочешь?

– Так увидеться!

– Ладно, сейчас спущусь, – как всегда в своём по-доброму недовольном тоне сказал он.

Прошло несколько минут, – наверное, – прежде чем он вышел. Я в это время наблюдал за дымящейся мусоркой у подъезда. Наверняка кто-то не потушил сигарету и выбросил бычок. Навряд ли у этого явления могут быть другие причины.

– Ну, здарова, Носяра! – из задверной подъездной темноты на свет уличного фонаря вышла крупная фигура Коли.

Он был крепкого телосложения, выше меня ростом, и это всегда настораживало меня, когда мы с ним видимся после долгой разлуки. Но потом я вспоминаю, что это доброй души и глаз человек, давно знакомый мне, и настороженность пропадает. Мне даже стало не по себе вытаскивать его в эту холодную ночь на тревожную улицу.

– Здарова, здарова. Как жизнь? – спокойно поприветствовал его я.

– Да нормально, терпимо. Сам-то как?

– Да вот, только из дурки вышел…

– А что так поздно отпустили? Ночь на дворе же.

– Ну, скажем… Я сам так договорился. Да и Марк и Саша сказали, что сегодня ночью устраивают что-то. Если бы я вышел днём, то чем бы я был занят до ночи? А так вышел и сразу к ним, ни промедлений, ни опозданий. Охраннику пообещал пару пачек сигарет занести за это, когда буду мимо проходить в другой раз.

– А тут что тогда делаешь?

– Да тут такая ситуация вышла… Непредвиденные расходы. Чтобы их возместить хотел навестить Толяна. Но что-то не обнаружил его дома. Хотя я даже не уверен, что это его дом. Напомни-ка, какой у него дом и квартира?

– Дом тринадцать, квартира двадцать восемь.

– Тогда, вроде, по адресу зашёл. Только квартиру не мог вспомнить, пришлось почти весь подъезд обзвонить.

– Ты что, в каждую квартиру звонил?! – с потрясением воскликнул Коля.

– Ну да. Я же не знал, что у него двадцать восьмая.

– И ты решил посреди ночи просто позвонить во все квартиры, пытаясь попасть в его?

– Да.

– Поверить не могу… И что жильцы?

– Гондоны они, а не жильцы. Ну, жильцы тоже. Но больше гондоны.

– В смысле?

– Да орать начали, прогонять.

– Ещё бы…

– В итоге Толяна не было дома.

– Ну да, он вроде переехать куда-то хотел. Может, наконец, и переехал.

– Вы общаетесь? Знаешь, куда он мог переехать?

– Да не, с ним больше Стас общается.

– Ну, тогда со Стасом и поговорю на встрече. Только как до неё добраться… У тебя мелочи на проезд не будет?

– Нет, извини, мелочи нет.

Мы постояли в тишине пару минут, рассматривая темноту между сосен и елей во дворе. Я безэмоционально думал, как мне добраться до квартиры Марка. И как бы засадил девушке Коли. Не то чтобы я прямо уж хотел ей засадить. Просто думал, что было бы, если бы ситуация вынуждала ей засадить… Пожамкал бы её мясистые бёдра. Потёр бы пирожок. Интересно, чем он пахнет? Надеюсь, не рыбой. Рыбные пирожки не всегда к месту. Скорее всего она следит за собой и пахнет чем-то кисломолочным…

– А что за непредвиденные расходы? – резко прервал мои размышления Коля.

– Одно педрило мерзкое за остановкой предложило мне отсосать за мелочь на билет.

– Педрило мерзкое? Тут? У нас? Лупарь что ли?! Только не говори мне, что ты согласился! – на лице Коли было изумление от совершённой мною глупости, – по его мнению.

– Ну… Подрочи насухо с моё в ванной, в компании сумасшедших, которые иногда ебут друг друга, и тогда поймёшь, почему я согласился.

– Да он же больной весь! Небось подхватил ещё чего! Ну ты даёшь… И что, ты все деньги ему отдал?!

– Да, отдал. Но потом хотел забрать. Но в итоге оставил.

– И о чём же ты думал, когда соглашался? Как бы поехал?

– Зайцем.

– За… Зайцем? Слушай, я тебя не понимаю. Что мешает тебе поехать зайцем сейчас?

– Ну, в общем-то, ничего. Но просто лучше ехать с деньгами. На всякий случай.

Он посмотрел на меня как на дурака. Я посмотрел на него как не дурак.

– Знаешь… Ты очень противоречивый человек, – продолжил диалог Коля. – Противоречивая личность. Ты излагаешь чистые мысли о грязных вещах. И грязные мысли о чистых вещах… Иногда ты говоришь очень проницательные слова, приводишь умные мысли к месту, делаешь правильные дела. И кажешься одним человеком. Но вот ты говоришь абсолютно дурацкие вещи и вытворяешь всякую хренотень. И ты уже другой человек, противоположный первому. Взять хотя бы эту ситуацию. У тебя есть деньги, но ты хочешь поехать зайцем. При этом ехать зайцем без денег ты не хочешь. При этом ты отдаёшь эти деньги Лупарю, чтобы он тебе отсосал. Хотя эти деньги, судя по всему, твой единственный реальный шанс поехать, куда тебе там надо. К Марку. Что это за бред? Зачем ты отдал ему деньги, если не можешь без них поехать? Почему ты не можешь без них поехать, если изначально хотел ехать, не заплатив? И зачем ты обзванивал все квартиры в доме Толяна, если мог спросить у меня номер его квартиры?