Тень и искры

– А зачем ты ищешь этого человека?

Он самодовольно хихикнул, словно сказал что-то остроумное.

Я бросила взгляд на женщину. Та нервно дернулась, уставившись на улицу.

– Мне… сказали, что он может помочь найти работу.

– Сказали? Ну-ну. – Он опустил кружку и прищурился. – Кто тебе это сказал, девочка?

– Мужчина в пабе, вон там. – Я оглянулась через плечо и, шагнув на крыльцо, сняла капюшон. – Я спросила, не нанимает ли он на работу или не знает того, кто нанимает. Он сказал, что можно обратиться к вам.

Нор негромко присвистнул, рассматривал мое лицо.

– Нанимаю, девонька, но я ищу милашек вроде тебя не для того, чтобы подметать полы или подавать выпивку. Правда, девонька Молли?

Женщина кивнула.

– Правда.

Он резко повернул к ней голову.

– Правда, а дальше?

И без того бледная Молли побелела еще больше.

– Правда, сэр.

– Ага, вот хорошая девонька.

Нор ущипнул ее. Она взвизгнула, он рассмеялся, а в моей крови запел гнев.

– Знаю. – Я поиграла пуговицей накидки. От этого движения накидка распахнулась, открыв верхнюю часть моего платья. – Я знаю, что это за работа. – Я провела пальцами по кружевам. – Я надеялась, что мы можем поговорить наедине и прийти к соглашению.

– Соглашение? – Нор переключил внимание на меня, его темные глаза загорелись. – Да будут боги к тебе добры, девонька.

Он проследил за моими пальцами, скользящими по округлостям над кружевом, словно они вели его к очередной полной кружке.

– Как и сказал, я нанимаю, но нанимаю не любую девоньку.

Я сильно в этом сомневалась.

Он оттолкнулся бедрами от стены и провел рукой по жирным волосам.

– Надо убедиться, что ты достойна того, чтобы тебя нанять.

– Ну конечно. – Я улыбнулась ему.

– Тогда пусть боги будут добры ко мне, – пробормотал он, облизнув нижнюю губу. Когда он повернулся, в мешочке на его бедре звякнули монеты. – Тогда идем в мой личный кабинет, чтобы прийти к соглашению.

Молли повернулась, ее бесформенные губы приоткрылись, словно она хотела что-то сказать. Безучастные глаза встретились с моими, и она слегка покачала головой. Я лишь улыбнулась ей и вошла в нишу. Она закрыла рот, поморщилась и опять уставилась на улицу, а Нор открыл дверь мясистой рукой.

Без сомнений, эта же рука оставила синяки на лице Молли.

Нор придержал для меня дверь и с поклоном вытянул руку. Жидкость выплеснулась из кружки на липкий дощатый пол. Я вошла внутрь. В освещенной свечами комнате воняло потом и тяжелой сладкой гарью «Белой лошади». Я быстро огляделась, скользнув взглядом по кушеткам, обитым темной тканью. На кофейном столике между пустыми чашками лежало несколько курительных трубок, а почти вся поверхность была усыпана белым порошком. Как ни удивительно, здесь стоял письменный стол. На углу примостилась газовая лампа, бросая отблески на листки пергамента… и еще чашки.

Дверь за мной закрылась. Тихо щелкнул замок. Я оторвала взгляд от стола.

– Малец! – рявкнул Нор. – Я знаю, что ты здесь.

Мальчик поднялся из-за стола. Он походил на духа из Темных Вязов – молчаливый и бледный. Он был совсем маленьким – не старше пяти или шести лет. Темные волосы падали на впалые щеки. Единственным цветным пятном выделялся фиолетовый синяк на челюсти. Вытаращенные глаза были почти так же пусты, как и глаза Молли.

Я вцепилась пальцами в кружева, порвав их.

– Вот ты где. – Нор прошел мимо меня и поставил кружку на пергамент. – Убирайся отсюда и займись чем-нибудь. У меня дела.

Мальчик обежал вокруг стола и направился к двери, даже не глянув в мою сторону. Если он выйдет из дома…

– Не туда, малец. Ты же знаешь. – Нор щелкнул пальцами и показал на узкий темный коридор. – Ступай в кровать, пока там есть пустая, и не выскакивай, как в прошлый раз.

Малыш развернулся на впечатляющей скорости и исчез в коридоре. Дверь закрылась. Я надеялась, что ребенок будет сидеть там, хотя не стану его винить, если сбежит. Значит, у меня не так много времени, чтобы до него добраться.

– Проклятые дети, – проворчал Нор. – У тебя дети есть?

– Нет.

– Ты не думай, у меня двое. То есть было.

Он рассмеялся и, судя по звуку, протащил по полу стул.

– Было? – спросила я.

– Ага, моя девчонка смылась и, наверное, попала в беду. Скорее всего, из-за своего проклятого языка. Она так и не научилась правильно им пользоваться. Как и ее мать. – Он опять издал хриплый смешок. – Сколько тебе лет?

Я повернулась к Нору, перекидывая накидку на плечи.

– Это имеет значение?

Он устремил взгляд на самую соблазнительную часть моего платья.

– Не-а, девонька. Не имеет. – Нор сел на стул и вытянул ноги. – Ты выглядишь свеженькой. Бьюсь об заклад, была игрушкой какого-нибудь лорда. Ты ему надоела?

– Была. – Я опустила подбородок и застенчиво улыбнулась. – Но его жена…

Он хихикнул.

– Здесь ты можешь не переживать насчет жен. – Пожирая меня взглядом, он опустил руку ниже пояса. – Ты такая хорошенькая.

Я стояла неподвижно, больше не играя роль. Я стала ничем. Никем. Не чем-то прекрасным и могущественным. Это было как надеть вуаль, пока он изрыгал пошлости. Я потеряла себя. Стала существом, в котором воспитывали покорность и уступчивость. Созданием, которое должно было понравиться Первозданному Смерти, в которое он может влюбиться. Служанка. Жена. Теплое, мягкое тело. Убийца. И это отвратительное подобие мужчины смотрело на меня так, словно он мог вылепить из меня одну из своих девонек.

– Не нервничай. – Нор похлопал по колену. – Я заключаю самые лучшие соглашения, когда у меня на коленях сидит хорошенькая девонька.

– Я не нервничаю.

Я в самом деле не нервничала. Не чувствовала абсолютно ничего, кроме отвращения и гнева, да и они были не настолько глубоки, чтобы заставить мое сердце биться сильнее. Думаю, я испытывала эти эмоции только потому, что нужно было что-то чувствовать, зная, чем все закончится.

Я подошла к нему, сделав для себя заметку почистить после подошвы сапог, села к нему на колени и медленно привалилась к нему.

– Проклятье. – Он сильно стиснул мое бедро.

Я дернулась – не от неудобства, а от контакта. Ничего похожего на те долгие ночи, когда я искала спасения от одиночества. Ничего похожего на прикосновения того бога.

– Ты не нервничаешь.

– Нет.

– Думаю, я тоже, девонька.

Нор поднял другую руку, откинувшись на спинку стула. Разбитые костяшки задели мою щеку, а потом он схватил мою косу, свернутую в узел, и дернул назад. Кожу головы обожгло дикой болью. Я закрыла глаза, не сопротивляясь.

– А теперь, девонька…

Если он назовет меня девонькой еще раз…

– Покажи мне, почему я должен позволить тебе дать мне это. – Его горячее дыхание обжигало мою шею. – Вместо того, чтобы просто взять это у тебя и оставить тебя себе, пока не надоешь мне. Тогда я позволю тебе заработать немного монет. Может, просто сделаю это в любом случае, так что лучше, чтобы ты произвела на меня впечатление.

Я открыла глаза и положила руку ему на плечо. Сражаясь с болью от туго натянутых волос, опустила подбородок, пока не встретила взгляд его темных слезящихся глаз. Его лицо покраснело еще больше от похоти или гнева. Вряд ли он мог определить разницу между этими двумя чувствами.

– Я произведу на тебя впечатление.

– Уверенная, да? – Он опять облизнул губы. – Мне это нравится, девонька.

Я улыбнулась.

Вытянувшись так, чтобы он мог сосредоточиться только на том соблазнительном участке, я подвинула бедра вперед и подняла правую ногу. Не думая о том звуке, который он издал, о том, что чувствовала под собой, и о его запахе, я потянулась свободной рукой к голенищу сапога. Достаточно было просто вырубить его и не создавать трудностей. Я в полной мере сознавала, что сама позволила довести дело до этого момента. Могла обезвредить его, как только узнала, где ребенок, но не сделала этого, и это о многом говорило. Наверное, это должно меня обеспокоить. Я обхватила пальцами рукоятку тонкого стального клинка, незаметно вжавшегося в мою ладонь. Этот мужчина – эксплуататор и насильник. Держу пари, даже хуже, и леди Сандерс не ошиблась в своих предположениях о судьбе его жены. Этот человек, потянувшийся к пуговицам на штанах, был не лучше богов, которые убили тех смертных. Я вытащила клинок из сапога.

– Так ты будешь приступать к делу? – спросил Нор, и я почувствовала, как его влажный язык скользнул по моему горлу – о чем я точно вспоминать не буду. – Или я должен показать тебе, как это делается?

Я засомневалась, что собираюсь переживать о своих действиях.

Я отклонилась назад, и он выпустил мои волосы.

– Я готова приступить к делу.

Его маслянистый взгляд был прикован к округлостям моей груди.

– Так приступай.

И я приступила.

Я широко замахнулась и заметила, как он потрясенно вытаращил глаза. Заточенный край лезвия разрезал его горло, а я отскочила от брызнувшей горячей крови. Я была быстра, но все же почувствовала, что капли попали мне на грудь.

Проклятье.

Нор вскочил на ноги, спотыкаясь и схватившись за горло. Кровь залила его руки и потекла между пальцев. Он открыл рот, но смог издать лишь булькающий звук. Холодные, полные паники глаза вперились в меня. Он шагнул вперед и вытянул залитую кровью руку. Я отошла в сторону. Миг спустя его тело с глухим стуком рухнуло на грязный пол, зазвенели монеты.

Не забывая о разрастающейся луже крови, я подобрала юбки и присела на корточки. Тело Нора судорожно дергалось. Я вытерла клинок о его рубашку и убрала обратно в сапог.

– Может, Первозданный Смерти будет милостив к твоей душе. – Я начала подниматься, но остановилась. Схватила мешочек с монетами, висящий у него на левом бедре, и сдернула. – А вот за это спасибо.

Выпрямившись, я несколько секунд смотрела на него, прогоняя тепло, подступившее к рукам, – инстинктивную реакцию на смерть. Смотрела на неподвижное тело, заглушая мысли, что могу это исправить.

Не буду.

Не буду, даже если смогу себе это позволить.

Отвернувшись, я обошла письменный стол и вступила в коридор. Здесь было только две комнаты. Дверь слева приоткрыта. Комната оказалась заставлена койками с грязным постельным бельем. Я повернулась к другой двери и тихо позвала:

– Нейт? Ты здесь?

Ответа не последовало, но я услышала тихое шлепанье ног по полу.

– Я пришла, чтобы отвести тебя к сестре. – Я застегнула накидку. – Элли возле Утесов с хорошей леди, которая о ней заботится.

Через мгновение тишину нарушил тонкий голосок:

– Элли – это не полное ее имя. Это ее короткое имя. А какое полное?

Проклятье.

Я покачала головой, отчасти довольная, что малыш не так уж доверчив. Элли. От какого имени оно может быть уменьшительным? Элизабет? Этель? Элена?

– Элеанора? – предположила я, зажмурившись.

Наступило долгое молчание. А затем:

– С Элли правда все хорошо?

Я открыла один глаз. Наверное, боги ко мне добры.

– Да. С ней все хорошо. И я хочу забрать тебя к ней, но нам нужно уходить.

– А что… насчет папы?

Прикусив губу, я оглянулась на комнату, где его папа истекал кровью, и опять повернулась к двери.

– Твой папа… решил вздремнуть.

Вздремнуть? Я поежилась.

– Он рассердится, когда проснется и не найдет меня, – прошептал Нейт за дверью. – Засветит мне еще один фингал, а то и хуже.

Ну, он больше никому не сможет засветить фингал.

– Он за тобой не придет. Обещаю. Леди Милосердия уберегут тебя от него. Как оберегают твою сестру.

За дверью не было слышно никаких звуков, и я начала опасаться, что придется ее выбить. Не хотелось травмировать ребенка еще сильнее, но… Я отошла назад.

Дверь приоткрылась, и появилось худенькое личико.

– Я хочу увидеть сестру.

Меня охватило облегчение. Я улыбнулась малышу – настоящей улыбкой, а не той, которой меня учили. Протянула ему руку.

– Тогда идем к сестре.

Покусывая губу, он переводил взгляд с моей руки на лицо и обратно. Приняв решение, мальчик взял меня за руку. Меня покоробило от прикосновения теплой кожи, но я заставила себя терпеть и сжала его ладонь.

Я вывела его из коридора и прошла через переднюю комнату, не позволяя смотреть в сторону письменного стола. Мы вышли на крыльцо.

Молли по-прежнему стояла там, играя завязками корсета. Она повернулась и, подняв брови, перевела взгляд с мальчика на меня.

Я отдала ей мешочек с монетами.

– Я бы не стала задерживаться возле этой двери, – прошептала я. Нейт тянул меня за руку. – Поняла?

Молли бросила взгляд на закрытую дверь за моей спиной.

– Я… поняла.

Ее тонкие пальцы обхватили мешочек.

– Хорошо.

Я вышла из ниши на яркое солнце и даже не оглянулась.

Ни разу, уводя мальчика прочь.

– Вижу, я была права, – заметила Эзра, когда я заняла место напротив нее после того, как усадила мальчика рядом с Марисоль.

– Насчет чего?

Эзра ткнула пальцем мне в грудь. Я опустила взгляд и увидела темные брызги.

– Ты его убила?

Разгладив юбки, я скрестила ноги в щиколотках.

– По-моему, он поскользнулся и упал на мой клинок.

– Он упал на твой клинок горлом?

– Правда, странно?

– В самом деле странно. – Эзра склонила голову набок и уставилась на меня. – Рядом с тобой такое часто случается.

– К сожалению. – Я смотрела на сводную сестру. – Мужчины, которые неосторожно размахивают кулаками, должны внимательнее смотреть, куда ступают.

На лице Эзры появилась слабая улыбка.

– Знаешь, ты меня чуточку пугаешь.

Я повернулась к окну. Мы ехали по залитой солнцем улице.

– Знаю.

Глава 9

Сквозь густые ветви вязов пробивались пятна солнечного света. Я шла по лесу к озеру. То, что я сделала с Нором, омрачало каждый мой шаг. Я не чувствовала ничего, только немного…

Что-то, что мне не нравилось.

Что-то, о чем я не хотела думать.

Я представила улыбку на лице Нейта, когда он увидел сестру, ждущую его в приюте на Утесах Печали. Улыбку, которая заразила радостью остальных. Я старалась вытеснить из воспоминаний вытаращенные, потрясенные глаза его отца. Думала, с какой радостью мальчишка бросился к сестре. По пути в приют я смотрела из окна экипажа, не мучая себя мыслями об отсутствии раскаяния. Во всяком случае, старалась.

Когда я проходила мимо пахнущих мускусом полевых цветов, густо разросшихся под вязами, мой желудок опять резко скрутило. «Что с тобой не так?» – повторяла я снова и снова. Ведь что-то не так, верно? Ладони взмокли. Я осторожно перебралась через упавшие ветки и острые камни, скрытые под листвой – скрытые так же, как и шлейф смерти, который я оставляю за собой.

«Нечто прекрасное и могущественное».

Я не чувствовала себя ни тем, ни другим.

После той ночи, когда я провалилась, за мной приходили двое смертных, узнавших, кто я, и пожелавших использовать в своих целях. Потом еще трое, включая Нора, нашли смерть на острие моего клинка. Они не были хорошими людьми. Но такими же недостойными, как и я. Убийцами. Насильниками. Рано или поздно их все равно настигла бы смерть. Пятеро умерли от моей руки по приказу мамы, и это не считая лордов Водинских островов. Четырнадцать. Я забрала четырнадцать жизней.

«Что с тобой не так?»

Я прерывисто выдохнула. Сюда, в самую чащу леса, солнечный свет почти не проникал, и здесь сохранялась прохлада, но моя кожа казалась такой же липкой, как дощатый пол в том кабинете. Липкой от пота и крови. Возникло искушение снять накидку и платье. Почему бы и нет. В этот лес никто не ходит. Все боятся Темных Вязов – даже сир Холланд. Но я не стала раздеваться, потому что гулять по лесу в нижнем белье или нагишом странно даже для меня…

Внезапный шорох в кустах заставил меня остановиться. Звук доносился сзади. Я развернулась, всматриваясь в деревья. В Темных Вязах бродят не только духи. Тут обитают медведи и огромные пещерные коты. И крысы, которые вырастают до страшных размеров, и дикие кабаны, и…

Из листвы вырвалось что-то. Я споткнулась и отшатнулась назад, к стволу вяза. За деревьями промелькнул красно-коричневый мех. Сердце оборвалось, на миг я не могла поверить в то, что вижу.

Волка кийу.

Это был самый крупный вид волков во всех королевствах. Я часто слышала в лесу, а порой и в замке, их вой, но вблизи видела лишь однажды – когда была маленькой. Белого волка.

Мои мышцы одеревенели. Я не смела издать ни звука, даже дышать глубоко. Волки кийу были известны своей свирепостью, они красивы так же, как и дики, и не особенно дружелюбны. Если подойти к ним слишком близко, можно жестоко поплатиться, и я молилась, чтобы он меня не увидел. Чтобы оказался не голоден. Я даже не могла дотянуться до клинка. Волка мне не убить. Крысу размером с дикого кабана? Запросто. Этих я могу бить и днем, и ночью.

Волк перескочил через покрытый мхом валун, из-под мощных лап полетела рыхлая земля и мелкие камешки. Он сделал несколько прыжков рядом с тем местом, где я стояла, похоже, не заметив меня. Я не шевелилась, когда он прыгнул опять. Волк споткнулся, и у меня перехватило дыхание. Его лапы подогнулись, и он с глухим стуком упал на бок.

И тут я увидела, почему он упал.

Мое сердце сжалось от этого зрелища. Из его груди, поднимающейся и опадающей в неровном дыхании, торчала стрела. Его мех не был красновато-коричневым. Это кровь. Много крови.

Волк попытался подняться, но повалился на землю. Я посмотрела в ту сторону, откуда он появился. Вэйфейр. Должно быть, зверь слишком близко подошел к краю леса, и его заметил кто-то из лучников, карауливших на внешних стенах. К печали, тяжело сжимающей грудь, добавился гнев. Зачем лучникам стрелять в волка, когда они находятся в полной безопасности? Даже если волк кого-то преследовал, я не видела необходимости его убивать. Они могли пустить стрелу в землю рядом со зверем или напугать его шумом. Незачем было стрелять в него.

Я перевела взгляд на волка. «Пожалуйста, пусть все будет хорошо. Пожалуйста, пусть все будет хорошо». Я повторяла эти слова, хотя знала, что ничего не хорошо. Тем не менее детская надежда жила во мне.

Волк прекратил попытки подняться, его дыхание становилось натужным и неровным. Я отошла от дерева и поморщилась, когда под ногой хрустнула ветка. Но волк почти не пошевелился или вовсе ничего не заметил. Он едва дышал.

Я подбиралась ближе. Наверняка на меня нашло временное помрачение рассудка. Волк ранен, но даже умирающее животное может броситься и нанести рану. А волк точно умирал. Белки глаз резко обозначились. Его карие глаза не следили за моими движениями. Грудь не шевелилась. Кийу застыл.

Это была тревожная неподвижность.

Так же не шевелилась грудь того человека, когда я срывала с него мешочек с монетами. Так же неподвижна грудь Одетты каждый раз, когда я ее навещаю.

Я подалась вперед, не сводя глаз со зверя. Из открытой пасти капала кровь. Мне на глаза навернулись слезы. Я давно не плакала. С той ночи, когда потерпела провал. Но я питала слабость к животным… ну, за исключением крыс. Животные не судят. Их не заботит, достойны ли они. Они не используют других и не причиняют им боль. Они просто живут и ожидают, что их либо оставят в покое, либо будут любить. Вот и все.

Я опустилась на колени перед волком, еще не осознав, что делаю, и протянула руку. Задержалась, не касаясь шерсти, и сделала прерывистый вдох. В голове зазвучали слова мамы, сказанные давным-давно. «Не делай так больше. Ты поняла? Никогда так больше не делай». Я огляделась и никого не увидела в темном лесу. Я была одна. В этом лесу я всегда одна.

С колотящимся сердцем я схватила древко стрелы. Никто не узнает. Руки стали теплыми, как и в тот момент, когда сердце Нора стукнуло в последний раз, но теперь не стала игнорировать или прогонять это ощущение. Я приветствовала его. Звала.

– Прости, – прошептала я, выдергивая стрелу.

От раздавшегося при этом звука и запаха железа у меня все перевернулось внутри.

Волк никак не отреагировал, его кровь едва сочилась – верный признак, что сердце больше не билось. Я не стала мешкать ни мгновения.

Я сделала то же, что и в шесть лет, когда поняла, что Баттерс, наш старый амбарный кот, умер. Сделала то, что проделывала лишь пару раз с тех пор, как узнала о своих способностях.

Я погрузила руки в пропитанный кровью мех. В центре груди загудело, пьянящая волна затопила вены и распространилась по коже. Жар хлынул по рукам – словно я слишком близко подошла к открытому огню, – и скользнул между пальцев.

Я пожелала, чтобы волк жил.

Именно это я сделала с Баттерсом, взяв кота на руки. Это же делала еще несколько раз. Любая рана, забравшая жизнь, просто исчезала. Невероятно, но таков мой дар. Он позволял чувствовать недавнюю смерть – как это было с Андреа.

А еще возвращал мертвых к жизни, но не так, как это было с портнихой, – хвала за это Первозданным и богам.

Мое сердце ударило один раз, другой, третий. Внезапно грудь кийу поднялась под моей рукой. Я отшатнулась и села на землю.

Пульсирующий жар в руках угас, а волк поднялся на лапы, дико вращая глазами, пока не увидел меня. Я застыла, держа обе руки в воздухе. Зверь уставился на меня, прижав уши, а потом на нетвердых лапах шагнул ко мне.

«Пожалуйста, не откуси мне руку. Пожалуйста, не откуси мне руку». Рука нужна мне для очень многого – есть, одеваться, держать оружие…

Навострив уши, волк обнюхал ту руку, на которой не было его крови. Меня пронзил страх. О боги, если он ее откусит, мне некого винить, кроме…

Волк лизнул мою ладонь, развернулся и побежал прочь. Он быстро исчез в сгущающихся тенях между вязов. Я целую минуту не шевелилась.

– Не за что, – прошептала я и от облегчения осела на землю.

С участившимся сердцебиением я посмотрела на свои руки. Кровь на ладони казалась темной. Я как могла вытерла ее холодной травой.

Я никогда не применяла дар на животных, чью смерть не видела, и никогда – на смертных, хотя подошла близко к тому, чтобы сделать это с Одеттой. Если бы она умерла…

Я бы нарушила свои правила.

Я считала, что у всех живых существ есть душа. Но животные – это одно, а смертные – совершенно иное. Вернуть смертного – немыслимо. Вроде черты, которую нельзя пересекать, и это слишком большая власть – выбирать, вмешиваться или нет. И я не хотела такой власти и такого выбора.

Никто не знал, откуда у меня этот дар и зачем. Я еще до рождения была предназначена для смерти. Не было смысла в способности, которая связывала меня с Первозданным Жизни – Колисом. Неужели он узнал о сделке и наделил меня даром? Не это ли имела в виду Одетта, уверяя, будто, по словам Арей, меня осенили и жизнь, и смерть? Все же Колис – король богов. Должно быть, от него сложно что-то скрыть.

Я опять посмотрела на ладони. Когда мы с Эзрой вошли в амбар, я не знала, что Тавиус увязался за нами. Увидев, что я сделала, он выскочил и наткнулся на королеву, которая испугалась, что применение такого дара разгневает Первозданного Смерти.

Может, она была права.

Возможно, именно поэтому Первозданный Смерти решил, что ему больше не нужна супруга. Я же способна воровать у него души.

Похоже, причин так много…

Я вспомнила, как после случая с Баттерсом сир Холланд усадил меня и объяснил, что я не сделала ничего плохого, вернув кота к жизни. Что бояться нечего. Он помог мне понять, почему я должна быть осторожна.

«То, что ты умеешь, – это дар, удивительный дар, часть тебя самой, – говорил он, опустившись на колени, чтобы наши глаза находились на одном уровне. – Но он может стать для тебя опасным, если люди узнают, что ты, вероятно, можешь вернуть их близких. Если ты будешь решать, кого возвращать к жизни, а кого – нет, это может прогневить богов и Первозданных. Это дар от короля богов, который нужно держать при себе и использовать только тогда, когда ты будешь готова стать тем, кем тебе предназначено быть. А до тех пор ты не Первозданная. Будешь действовать как они – и Первозданные решат, что ты одна из них».

Сир Холланд единственный назвал это даром.

И в его словах был смысл. В том, что он сказал про потенциальную угрозу. Люди пойдут на все, чтобы вернуть своих близких. Кто знает, сколько просителей приходят в Солнечные храмы, умоляя именно об этом? Но эти просьбы никогда не исполнялись.

Но то, что я должна использовать дар только когда буду готова стать тем, кем мне предназначено быть, вообще лишено смысла. Я решила, что он говорил о времени, когда я исполню свой долг. В общем, я ничего не знала.

Закрыв глаза, опустила руки на колени. Грудь затопило опьяняющее тепло. Я уже чувствовала его раньше, когда применяла дар. Хотя нечасто это делала. Всего пару раз: на бродячей собаке, сбитой экипажем, и раненом кролике. Но не на таких крупных животных, как волк кийу.

Тепло, хлынувшее в мою кровь, в этот раз было сильнее, и я решила, что это как-то связано с размерами волка. Ощущение, как от глотка виски, который расцветает теплом в груди, а потом стекает в живот. Напряжение в плечах и шее ослабло.