Тень и искры

Я приоткрыла губы, но не издала ни звука. Что было разумно. Но я пожалела, что не пошла своей дорогой.

Во дворе темного дома стоял на коленях человек, вытянув руки. Его тело согнулось назад под неестественным углом. Жилы на шее вздулись, а кожа… была освещена изнутри. Беловатый свет наполнял вены на его лице, горло и сбегал в грудь и живот.

Перед ним… стояла богиня. Ее бледно-голубое платье в лунном свете казалось прозрачным, напоминая мое свадебное. Платье с низким вырезом приоткрывало округлости груди, плотно облегало талию и бедра и растекалось мерцающей водой под ногами богини. На одном плече воздушную ткань скрепляла сверкающая сапфировая брошь. Гладкая кожа богини была цвета слоновой кости, а волосы – блестящими и черными как смоль.

Увидеть в столице бога или богиню не редкость. Они часто посещают царство смертных – как мне представляется, из-за страшной скуки или по делам Первозданных, которым служат. Последние же бывают здесь очень редко, если вообще бывают.

Меня учили, что иерархия в Илизиуме примерно такая же, как и в царстве смертных. Вместо королевства каждый Первозданный правит своим двором, а вместо знати у них боги, которые отвечают перед дворами. В Илизиуме десять дворов Первозданных. Десять Первозданных правят всем, что лежит между небесами и морями – любовью, рождениями, войной и миром, жизнью и… да, даже смертью.

Но меня поразило, что богиня держит руку на лбу мужчины. И от нее исходит белый свет, наполняющий вены.

Рот мужчины раскрылся, но из горла не вырвалось ни звука. Только серебристо-белый свет. Он лился из его рта и глаз, потрескивая, искрясь, и взлетал в небо, поднимаясь выше дома.

Боги милостивые, это же итер, сама сущность богов и Первозданных. Прежде я никогда не видела, чтобы его так использовали, и не думала, что может быть необходимость убивать смертного таким образом. В этом просто не было смысла.

Богиня опустила руку, и итер исчез. Двор опять накрыли тени и пятна лунного света. Мужчина… рухнул вперед, не издав ни звука. Богиня отошла, позволив ему упасть на траву лицом вниз. Она посмотрела на свою руку и с отвращением скривила полные губы.

Я знала, что мужчина мертв. Знала, что причиной тому итер, хотя и не подозревала, что его можно так использовать. Под моей кожей собралось тепло, и мне понадобились все силы, чтобы подавить импульс.

Богиня повернулась к открытой двери дома. Оттуда вышел бог с кожей перламутрового оттенка, его волосы были почти такой же длины, что и у богини. Они спадали на его спину как жидкая ночь. Он что-то нес, спускаясь по ступенькам, что-то маленькое и бледное, безжизненное и…

Я похолодела от ужаса, несмотря на летнюю карсодонскую жару. Бог нес… нес за ноги спеленатого младенца. К моему горлу резко подступила тошнота.

Мне следовало уйти и заняться своими делами. Нельзя, чтобы богиня или бог меня заметили. Я не имела никакого отношения к происходящему здесь кошмару. Мне нельзя видеть больше, чем я уже увидела.

Бог швырнул ребенка, и тот упал рядом с мужчиной на край мерцающего платья богини.

Все это меня не касалось. Никто из смертных не мог вмешиваться в дела богов. Люди знали, что хотя боги могут быть милостивыми и щедрыми, они также могут быть жестокими и злобными, если их оскорбить. Каждый смертный усваивал это с рождения. Наверное, этот мужчина чем-то заслужил их гнев, но бог швырнул словно мусор младенца – невинного.

Тем не менее последнее, что мне следовало сделать, – это сжать рукоять кинжала из тенекамня, который вполне мог убить бога. Но ужас уступил место жгучей ярости. Я больше не была пустой. Темное бешенство заполнило меня, выплескиваясь через край. Вряд ли я смогу уложить обоих, но уверена, что убью бога прежде, чем опять встречусь лицом к лицу с Первозданным Смерти. Я не сомневалась, что сегодня ночью моя жизнь закончится.

И крохотная, глубоко спрятанная часть моей души, которая помнила тот момент, когда мама отвесила мне пощечину, прекратила волноваться, буду ли я жить или умру.

Я вышла из-за дома…

Единственным предостережением было движение воздуха вокруг меня – ветер, пахнущий чем-то чистым и цитрусовым.

Мне зажали рот, и меня пронзил разряд энергии в тот момент, когда меня обхватили, придавив руки к бокам. Потрясение от контакта – разряд, последовавший за касанием, касанием чьей-то кожи к моей, – стоило мне доли секунды, которая была нужна, чтобы разорвать хватку. Я дернулась назад и ударилась о жесткую, как стена, грудь.

– На твоем месте я бы не издавал ни звука.

Глава 2

Предостережение, едва громче шепота, прозвучало в тот момент, когда напавший оторвал меня от земли. Я была потрясена. Он унес меня со двора поразительно легко, словно маленького ребенка. А меня нельзя было назвать маленькой – ни ростом, ни весом. Мужчина к тому же оказался невероятно быстрым. В одно мгновение мы оказались в одном из увитых зеленью переходов.

– Не знаю, что ты там задумала, – снова заговорил он. Тревога прозвенела во мне громко, как колокола, звучащие каждое утро в Солнечном храме. – Но, могу тебя заверить, это закончилось бы для тебя плохо.

Как только он меня отпустит, ему самому будет плохо.

Мое сердце сильно колотилось, я извивалась, пытаясь освободиться. Он только крепче стиснул мою талию, шагая дальше по туннелю, куда сквозь густые заросли, покрытые сладко пахнущими цветами, просачивались лишь узкие полоски лунного света. Я потянулась к кинжалу, повернув голову и пытаясь разжать его руку. Но мне ничего не удалось.

Во мне вспыхнуло раздражение, смешанное с паникой. Я не привыкла, чтобы со мной так обращались, за исключением тренировок и боев. Даже когда я училась в «Нефрите». Ощущение его руки на моем рту, его пальцев на щеке и того, как крепко он держал меня – что меня вообще держали, – было почти таким же ошеломляющим, как и осознание, что я угодила в ловушку.

Я подогнула ноги и ударила, но попала в пустоту. Сделала это еще раз, и еще, размахивая ногами, пока не заболели мышцы живота.

– И что бы ты ни задумала сейчас… – продолжал он, стоя неподвижно – мои попытки вырваться не сдвинули его ни на дюйм. Он говорил почти со скукой. – Это тоже не закончится для тебя ничем хорошим.

Тяжело дыша, я позволила телу обмякнуть и стала думать. Мужчина силен и может с легкостью нести меня. Я не буду отчаянно вырываться, как дикое животное.

«Соображай, Сера. Думай». Я сосредоточилась на ощущении от него, пытаясь оценить его рост. Прижатая к моей спине грудь была твердой… и холодной. Как и рука на моем рту. Примерно такой бывала моя кожа, когда я выходила из озера. Я пошевелилась и подняла ногу, проводя ступней вверх по его ноге, чтобы найти колено.

– Впрочем… – Он изысканно растягивал слова. Его голос был чувственным, и что-то в нем казалось странным. Едва заметный акцент напомнил о чем-то. – Мне страшно интересно, что это ты пытаешься сделать.

Я прищурилась; моя ярость победила панику. Я нашла изгиб его колена и вскинула ногу, чтобы размахнуться для жестокого…

Он с мрачной усмешкой отступил в сторону, избежав моего удара.

– Нет уж, спасибо.

Приглушенный звук, который я издала в его ладонь, был рожден чистейшей, незамутненной яростью.

Мрачный смешок раздался снова, на этот раз тише, но я ощутила его каждым дюймом спины и бедер.

– Ты злющее маленькое существо, правда?

Злющее? Маленькое? Существо?

Я не маленькая и не существо, но сейчас я действительно чувствовала все оттенки злости.

– А еще немного неблагодарное, – добавил он.

Его холодное дыхание коснулось моей щеки. Моей щеки. Воздух замер у меня в горле. Во время борьбы капюшон соскользнул назад, почти открыв мое лицо.

– Тебя бы убили прежде, чем ты смогла воплотить свою неразумную идею. Я спас тебе жизнь, а ты пытаешься меня ударить?

Я сжала кулаки и повернула голову. Он вдруг замер, прижавшись ко мне. Его тело излучало напряжение.

– Это все, Мадис? – донеслись снаружи туннеля слова женщины.

– Да, Кресса, – ответил глубокий, исполненный силы голос.

Бог и богиня. Я застыла рядом с моим пленителем.

– Пока что.

Два слова, произнесенные Крессой, сочились раздражением.

– Должно быть, мы уже близко, – сказал Мадис.

Спустя мгновение тишины снова заговорила Кресса:

– Тарик, ты знаешь, что с ними делать.

– Разумеется, – отозвался второй мужчина.

– Раз уж мы здесь, можем и поразвлечься, – заметил Мадис.

Поразвлечься? После того, как он убил младенца?

– Как хотите, – вымолвила богиня, и все стихло.

Их трое. Тарик. Мадис. Кресса. Я снова и снова повторяла эти имена, когда вокруг воцарилась тишина. Я не была с ними знакома и понятия не имела, к какому двору они принадлежали, но их имена я не забуду.

Держащий меня мужчина переступил с ноги на ногу, и его дыхание коснулось моей щеки.

– Если я уберу руку, обещаешь не делать глупостей, в том числе не кричать?

Я кивнула, прижавшись затылком к его груди. Крик никогда не был для меня способом решения проблем.

Он медлил.

– Мне кажется, что я об этом пожалею, – сказал он со вздохом, из-за чего я заскрежетала зубами. – Но, наверное, просто добавлю это в растущий список того, о чем жалею.

Он убрал руку от моего рта и опустил на мой подбородок, обхватив его пальцами. Я сделала глубокий вдох, стараясь игнорировать холод, исходящий от него, и стала ждать, когда он меня отпустит.

Он не отпускал.

– Ты собираешься идти за этими богами, – заявил он через мгновение. – Об этом ты думала?

Хороший вопрос, поскольку смертным запрещено вмешиваться в дела богов. Это считается оскорблением Первозданного, которому они служат. Но у меня был ответ.

– Они убили младенца.

Мгновение он молчал.

– Это не твое дело.

Я напряглась, услышав это.

– Убийство невинного ребенка должно волновать каждого.

– Ты так думаешь, – ответил он, и я нахмурилась. – Но это не так. Ты поняла, кто они, как только их увидела. Ты знала, что тебе следовало сделать.

Я знала, и мне было плевать.

– И ты также считаешь, что мы должны оставить тела там?

– Вряд ли они их оставили.

Когда боги убивали смертных, они оставляли тела, обычно в качестве предостережения. А если они их не оставили, то куда забрали? И зачем? Зачем они это сделали? Мог еще кто-нибудь быть в том доме?

Я подняла голову. Его рука последовала за моим движением.

– Так ты собираешься меня отпускать? – спросила я тихим голосом.

– Не знаю. Не уверен, что готов к тому, что ты собираешься сделать.

Я уставилась на темные побеги, нависающие над моей головой.

– Отпусти меня.

– Чтобы ты побежала туда и дала себя убить? – возразил он.

– А вот это не твое дело.

– Ты права. – Он помолчал. – Но ты и ошибаешься. Но поскольку спасение твоей жизни нарушило мои планы на вечер, хочу убедиться, что мои благородные действия стоили того, что я потерял, придя тебе на помощь.

Я не могла поверить собственным ушам.

– Я не просила твоей помощи.

– Но все равно ее получила.

– Отпусти меня и можешь возвращаться к своим важным планам на вечер, в которые, наверное, не входит проявить простую порядочность и забеспокоиться из-за бессмысленных убийств, – возмутилась я.

– Тебе нужно понять пару вещей, – протянул он, и его большой палец скользнул по моей челюсти. Я застыла от такой неожиданной и непривычной для меня ласки. – Ты понятия не имеешь, в чем заключались мои планы на вечер, но да, они были очень важными. И ты не знаешь, что меня беспокоит, а что – нет.

Я поморщилась.

– Спасибо за разъяснение.

– Но в одном ты права, – продолжал он, будто я ничего не говорила. – Во всем моем теле нет ни одной порядочной косточки. Да, у меня нет того, что ты называешь простой порядочностью.

– Ну, это… повод для гордости.

– Да, – согласился он. – Но сейчас я притворюсь порядочным и отпущу тебя. Тем не менее, если ты попытаешься вернуться туда, я тебя поймаю. Ты от меня не убежишь, и вся эта ситуация меня разозлит.

Его странное стремление помешать мне лишиться жизни выглядело как самая настоящая порядочность. Но я не собиралась указывать на это.

– Я чем-нибудь дала понять, что меня волнует, не разозлю ли я тебя? – поинтересовалась я.

– Похоже, нет. Но надеюсь, ты найдешь в себе хотя бы каплю здравого смысла и решишь ею воспользоваться.

Я вздрогнула от гнева.

– Это было грубо.

– Даже если и так, ты понимаешь? – спросил он.

– А если я скажу «нет»? Будешь держать меня здесь всю ночь? – бросила я.

– Поскольку мои планы рухнули, у меня есть немного свободного времени.

– Ты издеваешься? – огрызнулась я.

– Вовсе нет.

Все мое тело ныло от желания врезать ему. И сильно.

– Понимаю.

– Хорошо. Если честно, у меня уже начали уставать руки.

Погодите. Он намекает, что я?..

Он отпустил меня. Боги, какой он высокий. Должно быть, от моих ног до земли был целый фут, судя по тому, как жестко я приземлилась. Я оступилась, и он подхватил меня под руки, не давая упасть. Еще одно доказательство порядочности, за которое я нисколько не была благодарна.

Освободившись, я развернулась к нему и потянулась к кинжалу.

– А теперь ты издеваешься. – Мужчина вздохнул и сделал выпад.

Он был быстрым как молния и схватил мое запястье прежде, чем я выдернула клинок. Я ахнула. Одетый во все черное, он казался не более чем плотной тенью. Он притянул меня к груди и резко развернулся вместе со мной. Через пару быстрых ударов сердца я опять оказалась в ловушке, на этот раз между увитой растениями стеной и его телом.

– Проклятье. – Я отклонилась назад, поднимая правую ногу…

– Давай не будем это делать?

Переместившись, он резко придавил бедром мою ногу, схватил меня за запястья и свел их вместе.

Я боролась изо всех сил, а он поднял мне руки над головой и прижал к стене. На нас дождем посыпались цветы. Я подняла свободную ногу. Мне просто нужно немного места…

– Полагаю, это означает «нет». – Он наклонился вперед и прижался ко мне всем телом.

Я застыла. Воздух застрял в горле. Похоже, ни одна часть моего тела не осталась свободна. Мои ноги. Бедра. Живот. Грудь. Я чувствовала его, его бедра на моем животе, его живот и нижнюю часть груди – на моей груди; чувствовала сквозь одежду его кожу – холодную, как первое прикосновение осени. Мои ощущения смешались. Я заставила себя набрать воздуха в легкие – вдохнула его свежий цитрусовый запах, за которым даже не чувствовался аромат душистого горошка, росшего вокруг. Никто – даже сир Холланд и люди, знающие, кто я, – не приближался ко мне настолько.

Я не видела, когда он переместил свободную руку, но почувствовала, как она проскользнула под мою голову и застыла между моим затылком и стеной.

– Тебе нужно кое-что понять. – Его шепот наполнился мраком. – Хотя я не предлагаю перестать бороться – можешь делать все, что считаешь нужным, – тебе следует знать: ты меня не одолеешь. Никогда.

От категоричности его слов по моим рукам пробежала дрожь. Я запрокинула голову и подняла взгляд… Да он выше меня на добрый фут, а то и больше. Может, даже выше Первозданного Смерти. По шее пробежал тревожный холодок. Большая часть его лица оставалась в тени, и я видела только твердую линию челюсти. Потом он чуть наклонил голову, попав в пятно лунного света – и я разглядела его.

Этот мужчина… абсолютно, без сомнений был самым ошеломительным из всех, кого я встречала. А мне доводилось видеть красавцев. Некоторые были из Ласании, другие – из восточных королевств. Некоторые обладали более утонченными чертами, чем тот, кто прижимал меня к стене, но ни у одного они не были так гармоничны, так… чувственны, как у него. Даже в лунном свете было видно, что у него сияющая кожа золотистого оттенка, напоминавшего пшеницу. Высокие и широкие скулы, прямой, как клинок, нос, а губы… полные и широкие. Такой тип лица, который любой художник захочет изваять в камне или запечатлеть угольным карандашом. Но в его чертах таилась холодность. Словно сами Первозданные создали эти линии и грани и забыли добавить человечности.

Я посмотрела ему в глаза.

Серебро.

Его глаза были невероятного, сияющего оттенка – яркие, как сама луна. Прекрасные. Вот все, что мне пришло в голову, а потом… я увидела свет за зрачками, завитки итера.

– Вы бог, – прошептала я.

Он ничего не сказал, но во мне проснулся инстинкт, побуждающий либо подчиниться, либо бежать – немедленно сделать либо одно, либо другое. Инстинкт кричал, что меня даже несколько дюймов не отделяют от одного из самых опасных в любом мире хищников.

Но я… я не могла осмыслить, как он может выглядеть всего на несколько лет старше меня. Конечно, это не так. Ему могло быть сотни лет. Но кроме той ночи, когда должна была состояться моя свадьба, мне не доводилось находиться так близко к существам из Илизиума. Меня смутил его юный вид.

Тут я осознала, что пыталась ударить бога – причем не один раз. И даже кинжалом.

И он… не сразил меня.

Ничем не навредил. Все, что он сделал, – это помешал навредить самой себе. Ну и да, он удерживал меня. Тем не менее мог сделать что-то гораздо, гораздо хуже.

Может, он из двора Страны теней и отвечает перед Первозданным Смерти? У меня внутри все перевернулось. Понятия не имела, известно ли обо мне кому-нибудь из богов, которые служат Первозданному Смерти. Любые сделки между смертным и богом оставались только между ними двоими, но эта сделка – совершенно иное дело. Вполне возможно, что все боги в Стране теней знали: у Первозданного была супруга, которую он так и не забрал, хотя и заключил договор.

Бог наклонил голову, и густые волны волос упали ему на щеки. Он поймал в плен мой взгляд, и я не могла отвернуться, даже если бы перед нами возник сам Первозданный Смерти. Не могла отвернуться, пока в серебре его глаз вихрились клубы итера.

К горлу подступил ком. От того, что кто-то смотрел на мое лицо так пристально, я испытывала что-то совершенно нереальное. Я не привыкла к такому после семнадцати лет под вуалью Избранной. Когда на меня смотрели, у меня возникало ощущение… уязвимости, вот почему я старалась прятать лицо под капюшоном всегда, когда мамы не было рядом. Теперь она предпочитала, чтобы мое лицо оставалось открытым – словно напоминание о моем провале. Как бы это ни было глупо, но меня начало охватывать возбуждение.

Он пробормотал ругательство.

У меня в груди затрепетало. Неужели он понял, кто я? Как такое возможно? Меня так прятали. Моего лица не видели даже Теневые жрецы, хотя и знали, кто я.

– Что?

Он так пристально рассматривал мои черты, что начало покалывать веснушки у меня на носу и щеках. Он на миг закрыл глаза. Мы находились так близко друг к другу, что, когда его ресницы взметнулись вверх, я заметила, какие они густые.

– Все смертные знают, что богам мешать нельзя.

Я с усилием сглотнула, чувствуя, что нарастающее восхищение пропало.

– Знаю. Но…

– Они убили невинного, – перебил он и посмотрел на выход из туннеля. – Но тебе следовало догадаться, что лучше не вмешиваться.

Я беспомощно расслабила руки. Я знала, что возражать богу нельзя. Следует поблагодарить его за помощь – помощь, о которой я не просила, – а потом постараться оказаться от него как можно дальше. Но я этого не сделала. Наверное, утратила контроль над собой. А может, дело было в моем безрассудстве, на которое сир Холланд сетовал при каждом удобном случае. Или я вдруг просто перестала беспокоиться.

– А вам следовало обратить внимание на то, что они убили невинного ребенка, а не на то, что я собиралась сделать, – возмутилась я. – Или вам все равно, потому что вы бог?

Его глаза загорелись ярче. У меня внутри расцвел страх и просочился в кровь. Смертным нельзя перечить богу. Это я тоже знала.

– Эти трое заплатят за то, что сделали. Можешь не сомневаться.

Я похолодела, хотя он и не обвинил меня в неподобающем поведении. Он говорил так, словно обладал достаточной силой и властью. Словно хотел лично проследить за этим.

Он бросил взгляд на выход из туннеля, а затем посмотрел мне в глаза и предупредил:

– Они идут.

Не успела я и слова вымолвить, как он опустил мои руки и разжал хватку. Но воспользоваться свободой я не успела. Он схватил меня за талию, оторвал от земли и, проведя рукой по голому бедру, закинул мою ногу себе на пояс. Меня захлестнула паника. Что за?..

– Обхвати меня второй ногой, – тихо приказал он мне. – Нельзя, чтобы они тебя увидели.

То ли из-за его зловещего тона, то ли из-за неустойчивого положения, в котором оказалась, но я подчинилась. Обхватила его правой ногой и вцепилась в рубашку, подозревая, что он не хочет, чтобы видели и его.

– Если только попробуете что-нибудь… – предупредила я.

Он опустил голову, и я испуганно втянула воздух, почувствовав, как его губы изогнулись в улыбке, касаясь моей щеки. Они казались такими же холодными, как и его касания.

– Что ты сделаешь? – прошептал он. – Опять потянешься к оружию на бедре?

– Да.

– Даже зная, что не успеешь нанести удар?

Я крепче сжала его рубашку.

– Да.

Он негромко рассмеялся, и я ощутила это всем телом.

– Ш-ш.

Он только что шикнул на меня? Я напряглась, как тетива лука. Его переносица легла в изгиб моей щеки, и я замерла по совершенно иной причине. Его губы оказались так близко от моих, что касались уголка рта. Меня закрутил вихрь ощущений – дикая смесь недоверия, гнева и чего-то вроде предвкушения, которое я испытывала, входя в «Нефрит». Я не могла понять. Это не одно и то же. Я не знала этого мужчину. Неважно, сколько смертных с радостью поменялись бы со мной местами: людей часто тянуло к богам, как ночные розы – к луне. Но такие, как он, опасны. Он хищник, каким бы прекрасным и великодушным ни казался.

Но ко мне редко приближались так близко, касались меня. Дотрагивались. Те, кто это делал, тоже были незнакомцами. Разве что когда они касались меня, то делали это вовсе не со мной. Я оставалась такой же безымянной, какими часто были они, когда я позволяла увести себя в темную нишу или за закрытые двери комнаты, где ничто не длилось долго. Где я носила вуаль, хотя мое лицо оставалось открытым.

Но сейчас я чувствовала себя собой. Больше, чем когда-то за долгие годы.

– Поцелуй меня, – велел он.

Во мне вспыхнуло раздражение. Ненавижу, когда мне приказывают. Если честно, это началось давно. Наверное, это стало одной из причин, почему меня отвергли. Но его требование имело смысл. Показалось бы странным, если бы мы просто стояли вот так и ничего не делали, продолжая сверлить друг друга сердитыми взглядами.

Поэтому я поцеловала его.

Поцеловала бога.

От соприкосновения наших губ у меня внутри все оборвалось, как бывало, когда я слишком близко подходила к краю Утесов Печали. Его губы были холодными, они казались мягкими и одновременно твердыми и соблазнительно отвечали на каждое движение моих. Он совершенно замер, и двигался только его рот. Рука на моем левом бедре и другая – на боку – оставались неподвижны. Он будто заледенел, и я сама не поняла, почему сделала то, что последовало дальше. Может, виной тому была моя импульсивность. Может, мое раздражение. Или его кажущееся спокойствие. И если быть до конца честной, возможно, это случилось из-за того, что он мог оказаться из Страны теней и служить Первозданному, который лишил меня возможности спасти королевство. Не исключено, что ни одна из этих причин не была верна, но меня это не заботило.

Я поймала его нижнюю губу зубами и прикусила. Не до крови, но он дернулся всем телом, и его спокойствие исчезло.

Он наклонил голову и углубил поцелуй. Теперь его губы больше не казались мягкими. Он раздвинул мои губы яростным толчком языка, а от ощущения его острых зубов на моей нижней губе по мне пробежала волна трепета. Его зубы. Клыки. О боги. Я и забыла об этом. Мои вены заполнил страх, ведь я знала, какие они острые. Знала, что бог может ими сделать. Но когда провела языком по его языку, в мою кровь хлынуло что-то еще – порочный и разрушительный, опьяняющий трепет. Его вкус был древесным и дымным – как ви́ски. Бог издал глубокий горловой звук, от которого у меня заколотилось сердце.

Его ладонь изогнулась на моем бедре, холодные пальцы вжались в кожу, оставляя обжигающий след. Он убрал руку с моей талии и просунул ее между моим затылком и стеной. По мне пробежала дикая дрожь. Он вцепился в мои волосы, и булавки, удерживающие косу, выпали, но меня это не заботило. Он оттянул мою голову назад и… целовал меня так, будто не мог оставить неисследованным ни один уголок моего рта. Словно ждал этого вечность. Это была глупая и странная мысль, но я целовала его в ответ, совершенно забыв, зачем мы это делаем, и лишь смутно слыша звуки шагов и заливистый смех нежелательного свидетеля – бога.

Все ли поцелуи богов такие опасно дурманящие, как этот? Здравый смысл тихо взывал ко мне, говоря, что стоит начать беспокоиться. Что, если нас видел Первозданный? Что, если он передумал, но нашел меня целующейся с одним из его богов? Мне следовало заволноваться, но вместо этого я целовала бога еще крепче, не желая думать о проклятом Первозданном. Я позволила себе существовать в настоящем моменте.