Всадник

Ангел наш вибрировал, как хреновая фотография, то появлялся, то исчезал в метели. Нас из виду он пока явно не упускал, подстраховывался, падло, ну и пусть ему. Один раз он вообще по-моему превратился в некое подобие негатива. Забавную мы компанию представляли, наверное, со стороны, два непротрезвевших спасителя человечества и полусущество, полукартинка, мигающая в белом мареве с неестественно оттопыренными на ветру крыльями. Я ощутил себя героем некого американского патриотического боевика, эдаким Брюсом Уиллисом, спившимся, но непокоренным летчиком, или нефтяником, к которому обратилось ЦРУ, ФБР, президент США (подставьте по вкусу, кому чего не хватает), и он…

Тут меня как всегда отвлекли.

– Здесь…– донеслось откуда-то сверху и сбоку, мигнули обледенелые перья, я чувствовал, что стремительно трезвею. Ощущения были еще те.

– А как мы?– спросил Карлыч, моя нога провалилась куда-то вглубь и уперлась, во что-то напоминающее человеческую спину, после этого все пропа…

« Зима пришла из безвременья,

оттуда же пришел февраль,

Исчезло небо, свет, сомненья,

осталась тихая печаль…»

х х х

Я бы в странники пошел

Пусть меня научат…

( Александр Сергеевич Маношин. Избранное.)

Похоже, это был уже обещанный Екатеринбург, вернее его пригород, если можно так выразиться. Я огляделся, вокруг было старое кладбище, и Карлыч, сидящий на заднице и глупо при этом улыбавшийся. Метели и ангела не было и это было приятно.

Вот так с погоста на погост,

путь странника довольно прост.

Что-то потянуло меня на высокую поэзию, не к добру.

Карлыч улыбнулся и произнес:

– Никогда не думал что…

Он закряхтел и стал приподниматься.

Я вдохнул побольше уральского воздуха и сказал:

– Пошли что ли?

– Куда?– Карлыч развел руками,– И где наш проводник?

– Полупроводник,– усмехнулся я,– Карлыч, его не будет, но кажется, я знаю, где этот чертов портал.

С погоста на погост. Это мне похоже музыкой навеяло, блин. Или северным ветром.

–Ну-ка, глубокоуважаемый профессор, включите, свою соображалку, пожалуйста, и скажите вечному студенту, где в этих местах находится главное российское кладбище?

К чести профессора он думал всего секунду, потом произнес:

– О боже!.. Дом Игнатьевых!

х х х

Спящая красавица. Иннуэндо.

Под мерное качание кареты Присцилла задремала и Вера погрузилась в странное видение, ей казалось, что она снова в доме у Матушки и в то же время где-то еще.

…Туманное утро четвертого дня Змееносца владело миром. Запах полыни густо поднимался над полем брани. Замер гномий хирд, ни шороха, ни вздоха. Замерло пространство. Остановилось время, и не было вокруг ничего. Кроме белесой дымки укрывшей все. Каждый видел только стоящих с ним рядом, и ожидание растворилось вокруг. Тишина. Не слышно даже бряцанья цепей превративших щиты бородатых воинов в горный монолит. Не нужно слов, не нужно движений… пока…

Тысячелетняя грусть укрылась в тумане, тысячелетняя дремлющая где-то неведомая воля просыпалась в этом тумане, пока бесшумно, словно человек внезапно очнувшийся на рассвете, и непонимающий еще, жив он или уже нет… Сжимались в тугой комок мышцы, вздувались вены на хмурых лбах и не было страха, да и где быть ему, когда не было одиноких, где быть ему, когда ощетинившийся щитами хирд готов отправиться тропою Героев, где быть ему, когда Монолит…

Что-то задрожало в воздухе. Это была великая песня стрел, летящих в воздухе над полем брани. Она оборвалась на низкой ноте излета, лопнула и рассыпалось над землей тысячей разных звуков и их оттенков, сначала тихо, потом все громче и громче.

И грянуло и разорвалось на осколки и понеслось. Глухой стук шел из-за тумана, глухой топот несся по полю, и вела его смерть, или бессмертие.

И они полегли… Все до единого и единый как все. Со своей последней песней на устах. Сжимая топоры и головы врагов. А песня осталась, последняя песнь гномов, последний символ их великого искусства.

Ты слыхала, как поют гномы? Конечно нет, откуда… А эта земля еще помнит из песнь, и их кровь, ибо с кровью впиталась песнь в эти камни…

…Голос гномы шел откуда-то из подпространства, и Вера чувствовала, как погружается туда в глубину забытых веков, туда, где еще не был никто из ныне живущих, и навстречу ей несся могучий хорал, настолько мощный, что пространство и время закручивались вокруг него в немыслимые узоры и были они подобны горной реке…

И хлопьями летел пепел погребальных костров. Всех костров, которые были когда-то, и яркие вспышки уносились куда-то в кромешную темноту, и темнота переставала быть темнотой. Искорки душ делали ее чуть светлей, и в этом был пресловутый Смысл Бытия.

– Так это для того… – прошептала Вера, или уже кто-то другой вместо нее.

– Да, – эхом отозвался знакомый голос.– Теперь ты знаешь…

Гулко словно подковы тикали часы, унося мгновения той же реки.

– Теперь знаю.– Шепнула Вера.

х х х

Глава XVI. В которой наши юные друзья изучают изнутри жизнедеятельность и различные виды поведения земляных червей.

Трудно сказать, сколько времени мы провели под землей, ход был действительно очень старым, я бы даже сказал древним, чтобы подчеркнуть уникальность этого хода. Из уважения к монахам в поте лица своего рывшего тут землю сродни земляным червям, я уже давно перестал аки и в мыслях своих называть гениальное это сооружение «норой», что непочтительно успел сделать перед началом нашего подземного променада.

Этот тоннель был очень узким и стены его удерживались на каких-то распорках или подпорках, как мне казалось чудом, или же по велению Господа нашего, что суть есть одно и тоже…

Чудо с Его стороны оберегать жизни таких убожеств коими являемся мы с Джереми, и тем не менее, в дали мы вскоре увидели свет. Наверное, с таким же вожделением глядят на полоску берега моряки после многомесячного плавания в соленых водах, или усталый путник видит вожделенную корчму в конце трудного дня, или…

Мы возликовали, но, правда, про себя, потому что нам по понятным причинам необходимо было соблюдать осторожность. Эти своды могли обрушиться в любой момент. Кто знает, сколько лет здесь не ступала нога человеческая. Причем сразу четыре.

А далее было вот что. Я полз первым, а Джереми прикрывал мой тыл. Что я предполагал увидеть? Наверное, монастырский погреб, ведь именно это успел предположить и озвучить мой спутник. А вот тут я уже путаюсь, потому предпочту не спешить.

Никакого монастырского погреба с предполагаемыми там бочонками монастырского, двухсотлетней выдержки, терпкого и густого в запыленных бутылях вина, мы не увидели. А увидели мы точно такое же кладбище, как и то на котором и нашли мы эту нору. Вот это да.

Или все-таки другое? Или то же, но просто другой его конец? Хотя погода не такая, изменилась она. Похолодало и дождик накрапывает. И лес не такой. Или тот самый. Нет, похоже, другой.

Дождь. Почему? Что-то не так.

Все эти сумбурные мысли вихрем пронеслись в моей голове, пока мы, отряхиваясь и тихо ругаясь, выбирались наружу. К тому же у меня почему-то пронеслась еще странная аналогия с родами. Когда вот так себе человек ползет на свет, ползет и…

Я прищурился и поднял взгляд в небо. Оно висело над нами величественное и исполненное недоступной нам красоты. На ум почему-то пришло:

Небо было сегодня как в старину.

Небо было сегодня как в старину…

х х х

Верхний Єгипет. Западный берег Нила. Земля мертвых. Огромное количество захоронений. Место близ древнего Хенобоскиона, тамплиерский центр Баллантардах, или Дом Воина. Долина Эск …

Да сколько же можно? Тамплиеры какие-то…Внутренний комп, а капитан уже сочинил для своего приобретения название ловил даже подсознательные сигналы, надо было срочно обуздать эту лошадку, а то чокнутся тут проще простого с такими наворотами. Западный берег, где садится солнце. Тамплиеры надо же.

Дания-остров Борнхельм или Тамплиеров остров.

Что за… Нет так невозможно.

Рядом прогрохотала повозка. На ослах тут ездили до сих пор. Вообще на ослах всегда ездят, в любой стране.

«Инструкция нужна, срочно. Или книжица какая-нибудь. Книга…»

«Некрономикон» книга позволяющая общаться с мертвыми.

Причем тут мертвые?

Коновалов помотал головой отгоняя наваждение. Хотя наваждение ли это было?

Другое.

Книги по медицине: Саладин де Аскуло, Сабур Бен-Саад, Альберт Великий.

Не то. Бытие… И про ангелов что-нибудь…

Книга Еноха. Книга Бытия утверждает, что падший ангел является стражем неба. И там есть упоминание термина светлоглазые.

Еще.

«Книга Авраама» – бессмертие.

Капитану стало даже немного жалко свою бедную голову, надо же старается, пытается понять чего ему дураку нужно. Сколько же туда всякой дряни понапихано?

Так, пока суд да дело, проверим еще чуть-чуть египетскую тематику. На ум пришел старый добрый фильм про египетскую царицу Клеопатру и ее озабоченного Антония.

Манипул-200 человек, легион– 5-6 тыс. Три манипулы когорта. 10 когорт – легион.

Так стоп это у нас какой-то Древний Рим получается, надо что-нибудь местное, богиню или близко, как на зло, кроме верблюдов и пирамид ничего в голову не лезет. Ага. Ирида! Кажется…

Ирида– радуга

Вот так всего-то.

Тут капитана отвлекли звуки странной музыки, доносившейся из открытого настежь окна на втором этаже ближайшего дома

Арфа!

Арфу еще называли Ниблий.

Отключение

Escape/

Капитан уже немного стал понимать, как ему работать со своим новым сознанием, он чувствовал себя спутниковой тарелкой, а рога были, очевидно, усилителем.

Вдруг страшно захотелось спать. Капитан прикрыл глаза. Ну не здесь же. Он посмотрел в то окно, откуда доносились звуки неведомой арфы, потом по сторонам и вошел во дворик.

Никого, когда он шел по дорожке между клумбами, он уже почувствовал, что его ведут. Как ни странно, музыка не становилась громче, она затихала, по мере того как он приближался к мансарде.

Мыслей не было, по крайней мере, посторонних и внутренний комп молчал.

Вот и дверь, она оказалась открытой, и когда капитан пересек порог, то отметил, что звуки ниблия исчезли.

Так и есть, он понял правильно, ему сюда.

За порогом не было ничего, только тьма. Было такое ощущение, что Коновалов стоит на краю разверстой бездны.

«Все что ты видишь, всего лишь у тебя в голове», – шепнул кто-то в ухо голосом Деда.

Потом свет включился, и капитан увидел себя стоящим посредине комнаты с бежевыми обоями. Типичный недорогой офис. Стол, кожаное кресло для посетителей. На столе компьютер, как же без него. За столом мрачноватого вида мужчина в дорогом пиджаке и с синим лицом. Глаза прятались под темными непрозрачными очками.

Коновалов сразу понял, что перед ним мертвец. Живой или полуживой, ну что-то вроде самого Коновалова, только похуже сохранившийся, может быть из-за несоблюдения спортивного режима, кто его знает. Человек явно при жизни страдал одышкой и прочими спутниками кабинетных работников.

– Наконец-то,– выдохнул он.– Я уж думал, не дождусь. Так сгнию…

Коновалов молчал, даже в кресло садиться не стал.

– Ты Воин, пойми, тяжело… Ты ведь такой же, как я, – если бы не одышка и фиолетовые раздувшиеся губы, мертвец, наверное бы говорил скороговоркой, создавалось впечатление, что он очень спешил выполнить чей-то приказ.

– Я передам тебе все, что знаю. Так ОНИ,– он выделил это слово,– велели.

Коновалов вспомнил о сущности в белом костюме и почувствовал себя совсем неважно.

–За клиентами я проследил от самого… Города… Ох и помотался я за ними, это какие-то придурки просто…Впрочем зачем тебе это…– мертвец совершенно по-стариковски пошамкал губами и выложил на стол фотографию.

– Вот гляди. Встретишь их там, где тебе было сказано. Не ошибись. Один из них убийца.

Капитан продолжал молчать, и мертвец видимо посчитал это сигналом. А может остатки человеческого толкнули его на монолог, как знать? Он заговорил сначала медленно потом быстрее, Коновалов слушал и глядел на фотографии.

Ничем непримечательные лица… На одной два мужика, один старый один молодой, молодой был тот, что и на фотографии капитана. Ничего нового. Старик… Вида чмошного, но интеллигентного, и пожалуй пропитого, ну это обычно соседствует одно с другим. Неужели он? С ума сойти.

Мертвец между тем продолжал говорить.

– У меня ведь в той жизни контора была. Погребальная. Не поверишь. Большим человеком был. И так вот теперь. А что делать? Инсульт, понимаешь незадача…Ты то тоже небось… Да ладно не говори, понятное дело.

И представляешь, испугался. Ни черта не боялся при жизни, ни бандитов, ни налоговой, а тут так жить захотелось. Как никогда… Юмор наверное, да? Думал обдурю, а от судьбы не уйдешь… Проследи говорят, дело непыльное , а нам нельзя. Игры у них так их сволочей. В зомби вот превратили. А ты гляжу пока не гниешь… Ну да скоро начнется не переживай… Опять юмор…

Капитан продолжал молчать.

– Такое вот дело. И что дальше, на кладбище снова? Молчишь… Ну молчи, молчи, тебе брат тоже нелегко…Тут вот… Запомни, можно живым быть после смерти, а при жизни мертвее мертвого. Да… Мне вот не повезло… Прощай…

И тут все поплыло перед глазами Коновалова. Откуда-то подул ветер, очень сильный и почему-то холодный. Силуэт бывшего большого человека стал словно бы таять на глазах, тлеть и распадаться.

Коновалов опомнился и крикнул:

– А девушка?

Ответа не было. Потом все погрузилось во тьму, и сознание покинуло капитана.

х х х

Одинокий Царь пустыни меланхолично жевал колючку на краю своих владений. Палило солнце, но что оно коренному жителю этих песков. Он был абсолютно равнодушен к окружающему пейзажу и даже не обратил своего царственного внимания на приближающегося сородича. Тот же спешил, хоть не было заметно погонщиков и никто не понукал его.

И приблизившись, стал говорить он. И если бы кто-то смел подслушать разговор двух царей, то узнал бы следующее.

– Опять за свое? Это не по правилам…– заявил Приблизившийся.

– Почему,– насмешливо поинтересовался Жующий. Поднимая ушастую голову и на миг, оставив в покое недоеденное растение.

– Нельзя использоватьНеживущих!

– А как ты отличаешь Живущих от Неживущих? Суть то одна.

– Это глупая игра словами, ведь было же сказано…

– А как ты разграничиваешь глупость и неглупость?

– Ты снова за свое…

– Я всегда за свое… И ты это знаешь.

– Я буду вынужден…

– Давай, а я вот на счастье свое или на беду ничего не вынужден. Это удел слабых…

И сказав так, он снова принялся за свою колючку.

х х х

И плакали в своих вонючих норах

От эстетичного экстаза

(Лесь Подеревьянський)

– Да известно ли вам, что Смерть единственный персонаж изображаемый у разных народов практически одинаково?

Да, да это так. Такое впечатление, что художники рисовали ее с натуры. Причем в разное очень разное время и все равно одинаково. Правда, насколько я знаю в один период времени, в Европе в средние страшные века, после того как черная чума выкосила население на четверть, к традиционной косе были добавлены крылья. И драконий хвост. А так все как обычно. Почему?

– Не знаю Карлыч и думать об этом не желаю, если честно…

– Зья, батенька, зья…– профессор нервно засмеялся, слушать его было страшно.

– Саша, вы одно поймите. Космос является цельной, упорядоченной системой, в которой поддерживается определенный порядок, и в котором работают некие законы, действие же их даже мы частично можем отследить на личных частных примерах. Существуют миры называемые астральные. Их суть невозможно постичь нашим человеческим разумом нашими приборами и средствами измерений и наблюдений. Но они существуют независимо от знаний о них тех или иных существ обладающих разумом.

– Ну и что тут такого, помолчи Карлыч, чего-то муторно мне…

– Неудивительно…

А чего удивительного? Ничего. Так и есть.

Карлыч молчать не мог. Видимо конституция у него такая. В минуты опасности, а опасностью так и пахло в воздухе.

– Несчастный монарх. Вы знаете, как его окрестили в народе?

– Ну, Николай. Какой там из них не помню, помню Кровавый был кто-то. Но вроде не этот.

– Эх, Саша, Саша. Кровавым его сделали большевики, вернее окровавленным, после того как расстреляли. А до этого его окрестили Окаянным. Николай отрекся от престола. Так вот. Как говорится, в здравом уме и рассудке. Вопиющий поступок с точки зрения приверженцев монархического уклада. Почему он не передал власть наследнику? Непонятно. Грубо говоря, Самодержец сам отрекся от самодержавия. Да и по отношению к церкви он лавров не снискал. Такой был человек. Своеобразный. Теперь вот современники желают причислить его к плеяде святых. Монархия входит в моду. Все повторяется Саша. Хотя не мне об этом судить. Как говорится, «не судите, да не судимы будете».

Вот же завелся старый черт. Ничего не хочу говорить по этому поводу. Действительно, не нам судить. У нас своих проблем выше крыши.

Жутко здесь, это да. А смысл…

А смысл, мне кажется действительно в том, что мы делаем в данный момент. И все. Именно в данную секунду, терцию, или что там еще…

Потому что возьмите, например, наше рождение. Вот ты родился, и нет смысла. Дальше. Или смерть. Умер и тоже, все, нет дальше смысла.

Потом еще, что интересно. Страх смерти. Что это? Почему он есть? Может не надо его? Вот родился человек, и страх смерти вместе с ним родился. Зачем? Непонятно. Или сразу он не родился, а потом появился, родители научили. Говорили туда не лезь больно будет, сюда не влезай убьет. А если бы не научили, а наоборот бы талдычили, не надо смерти бояться, дерьмо все это. Нету ее этой смерти и так далее, какие бы сущности тогда бы вырастали? Вот вы чувствую смеетесь уже, а смеетесь из-за этого самого страха, а сущности между прочим бессмертными бы и рождались, потому что не может с человеком произойти то чего он не боится…

И вообще страх этот, ни в коем случае не инстинкт самосохранения, это совсем другое, не нужно мешать грешное с праведным. Это качество приобретенное. Так мне кажется.

Чего-то мысли у меня скачут, и башка разболелась. Хотя чего удивляться.

Да и место было довольно неприятное. Понятно, казнь императора российского само по себе событие из ряда вон… Но тут же кроме всего еще присутствовали и дети… Карлыч правда предупредил, что ни тел ни костей нам встретиться не должно, ибо останки в свое время были перевезены и перезахоронены, но кто знает, чего они там пиарщики долбанные на самом деле перевозили… Вобщем, несмотря на развитой цинизм эпохи развитого социализма, вся эта обстановка серьезно действовала на мои расшатанные алкоголем нервы…

– Тсс, кажется, это здесь…

Мы, наконец, добрались до дальней стены этого ужасного подвала. Света разумеется не было. Ни отраженного, никакого… музей, блин.

Превозмогая непонятное оцепенение, охватившее все мои члены без исключения, я чиркнул зажигалкой…

– Как он там говорил?

– Не спешите, Саша… Сейчас…

Пламя обожгло плоть и … Нет, не может быть!..

На стене проступало нечто. Огонек погас, потом вспыхнул вновь, и буквы поползли по стенам, словно змеи…

1921 год от Рождества Христова

Здесь по приказу тайных сил, Царь был принесен в жертву для разрушения Государства. О сем извещаются все народы.

–Что это? – раздался шепот в наступившей тьме, правда в тот момент мне казалось, что тьма никогда и не рассеивалась, с того самого дня, двадцать первого года…

Нет ребята, я никогда не был отъявленным монархистом и монархистом вообще… Но знаете… Нет не знаете вы ничего. Я понял как ни странно всех этих энергетов или как их там. Это было действительно сильное место, куда там ацтекам и прочим, личностям типа Кастанеды. Детские игрушки. Место это было… Опять не хватает слов. Меня, помнится, еще резанула мысль о цинизме Хранителя, хотя для подобного рода сущностей, как я понял, таких понятий не существовало вовсе, это с моей недалекой точки зрения я мог оперировать подобного рода понятиями, да и чего там с нас простых… Ну вы поняли. Я знал очень важных товарищей, которые буквально лопались от сознания собственной значимости и величия. И вещи эти подчас были только по их мнению, и не всегда совпадали с мнением окружающих. А по мнению этих самых окружающих было все совсем не так, но товарищам этим было наплевать на чужие мнения, им было не наплевать только на собственную значимость.

И знаете смешно наблюдать подобную публику, когда она или он попадает, например, в толпу разъяренных матросов. Тем более революционно настроенных, или под наркотиком, не важно. Или просто прохожих, но чем-нибудь серьезно расстроенных. И что тогда мы наблюдаем? Правильно, ничего хорошего. Наши раздутые идиоличности, почему то хотят в этот момент, стать ужасно маленькими и незначительными, а лучше всего незаметными, чтобы не стать мертвыми. И этот страх живет внутри них. Значит внутри они мертвецы, вот такой       я сделаю для вас неожиданный вывод. И самолюбование их исчезает куда-то и прочая надуманная самогордыня. Ох и термины я сегодня выдаю, самогордыня, идиоличности. Надо же!

Нет, ребята это было страшно. Действительно, страшно. Меня не обступали призраки невинноубиенных особ царского… Нет… Это было нечто, как же сказать. Это было соприкосновение с Нечто, или нечтом. Причем соприкосновение такой силы воздействия, что хотелось немедля лететь, левитировать, трансплантировать… короче подальше…Я не пытался в тот момент разбираться в своих чувствах, нет. Я просто сжал изо всех сил руку Карлыча и шепнул:

– Валим…

И мы повалили, тут даже ничего не пришлось загадывать и шептать, хотелось просто отсюда куда подальше, и причем не важно куда. На Чукотку, на Полюс, экватор, в Египет…

Откуда-то из туманного далека, долетел невинный и как всегда своевременный вопрос от Карлыча:

–А вы знаете батенька, как арабы называли христиан?

И тут же последовал не менее быстрый ответ:

–Назара…

«Ну и что?»

Помолчал, потом спросил:

– Вы, Саша стихи любите?

«Ага, ужасно. Как институтка», – подумал Саша про себя, а вслух промолчал. Карлыч молчание мое принял видимо за согласие и продекламировал, с тоскливым выражением скорби на лице. Одухотворенно, получилось.

Я хочу себе построить трон

На огромной холодной горе,

Окруженный человеческим страхом

Где царит мрачная боль.

-Как вы думаете, чье это творение?

«Никак я не думал. Оно мне надо?»

–Карл Маркс, раннее…

«Оппа!»

– А так он еще и поэт? С претензией на генитальность?

– Пытался, по молодости…

– Как все мы.

– Ох, что-то и мне нехорошо,– Карлыч старчески пошамкал губами, а потом вдруг запел неожиданно чистым голосом, негромко, но убедительно.

Боже, Царя храни!

Сильный, державный.

Царствуй на славу нам!

Царствуй на страх врагам,

Царь православный;

Боже. Царя храни!

Боже. Царя храни!

Славному долги дни

Дай на земли!

Гордых смирителю,

Слабых хранителю,

Всех утешителю

Все ниспошли!

«Ага, Карлыч, ты еще и монархист! Тот еще крендель. Пласидо Доминго, Шаляпин, а все туда же, золотая рота, ей богу!»

А профессор меж тем продолжал. От его пения потихоньку, полегоньку, а становилось не по себе. Хорошо не услышит нас никто.

Перводержавную

Русь православную,

Боже, храни!

Царство ей стройное,

В силе спокойное!-

Все ж недостойное

Прочь отжени!

Нет, ну правда, представьте, стоит хлыщ принародно, можно сказать, и орет, что баклан, штаны на коленях вытянуты, манжетки черные, очечки треснутые, а в глазах чисто радуга сияет. Залюбуешься, если близко не знаком. У меня аж мурашки по телу поскакали от этой картины Шишкина, маслом по стекловате. Блин!

Воинство бранное,

Славой избранное,

Боже, храни!

Воинам мстителям,

Чести спасителям,

Миротворителям-

Долгие дни!

У Карлыча прям слезы ручьем по лицу рванули. А он рукавом их вытер и знай свою линию ломит… Я понял, что пока он до конца не допоет не успокоется горемычный…

Будь нам заступником,

Верным сопутником

Нас провожай!

Светлопрелестная

Жизнь поднебесная,

Сердцу известная,

Сердцу сияй!

Тут, наверное, чего-то наложилось одно на одно и ноздри мои впервые за последние несколько лет втянули в себя горячий воздух пустыни…