Вперед, за Фениксом! Станем сильнее

– Мне кажется, твой момент настал, – сказала вдруг Брюнхильда. – Попробуй поднять его.

Я протянула дрожащие руки. Провела пальцами по рукояти – она отдалась нитями, покорно опутавшими ладони, словно перчатки. И схватилась.

Я сняла его. Молот Тоура удивительно лёгкий, словно пушинка. Держа его прямо перед собой, я не верила, что происходящее – правда.

– Н-невероятно! – даже Брюнхильда запнулась. – Это правда! Значит, мы правы! Этот молот был выкован в Алмазных Пиках – там ему и увидеть самую великую свою битву!

Брюнхильда зааплодировала. За ней зааплодировали и воины.

– Ми-ра! Ми-ра! Ми-ра!

Даже на Родине мне так не радовались. Я… Неужели я и впрямь стала сильной? Настолько сильной, что стала достойной Молота Тоура!

И где-то, сквозь ликования и радость, моё чуткое ухо услышало тихий голосок Гили:

– Чувствую, ничем хорошим это не кончится.

4. Горы

Временами я думала о горах. Об их недостижимых вершинах, об их неподъёмных высотах, об их величавых пиках. Порой, когда я заходила далеко-далеко, в неизведанные глубины леса, на самом небосклоне я видела их. Крохотные зубчики из Звёздграда, они стали настоящими клыками, стоило мне пройти дальше в сопровождении Феникса. Он показал мне мир – настоящий мир за пределами моего города, показал мне Родину, какой я её никогда не видела.

И теперь, смотря ему вслед, я немного жалела, что не могу снова поделиться с ним своим восторгом. Ведь Алмазные Пики так похожи на горы моей Родины.

Длинный, протянувшийся за небосвод и пронзающий небеса хребет напоминал сосульки, растущие снизу вверх. Если мы на самом деле живём в пещере, а небеса – наш потолок, то эти скалы могли сойти за камни, что кольями растут из полов. Тем не менее это вовсе не простые камни.

Мы долго шли – неделями добирались до цветастых лугов, едва припорошенных снегом, – чтобы взобраться наверх. Ощутить, как холод завоёвывает эти земли, как его многочисленное войско движется вниз, покоряя долины шаг за шагом. А мы постепенно оказывались в тылу, в потустороннем мире. В мире, что принадлежал нимфам.

Спотыкаясь и падая, мы покоряли то, что, казалось, до этого никогда никем не было покорено. Ведь по пути из Фростонии, где мы провели тёплых три месяца, мы не встретили ни одного живого поселения: всё теперь принадлежит беспощадному ледяному войску.

С которым мы собирались идти на перемирие. Или нет. Ведь Брунхильда взяла с собой Молот Тоура.

* * *

Ночи здесь, в бесконечных горных высотах, особо холодны. Пронизывающе холодные, точно ледяное дыхание нимфы. Даже на Родине мне не приходилось чувствовать столь сухой мороз.

Но сегодня нам повезло: хотя бы буря отступила. Олав разогнал её при помощи волшебного посоха (так мощно стукнул, что я бы на месте злых духов тоже испугалась) и приказал тут же осесть с лагерем. Было нетрудно: мы разобрали вещи сравнительно быстро. Ездовые олени, на которых здесь передвигались все жители, разбрелись по жалким клочкам леса вниз по склону. Когда Гили забеспокоилась о них, Брюнхильда сказала, что волноваться не стоит: их олени знают дорогу к своим хозяевам и никогда не потеряются. Так, Гили расслабилась, но всё равно, пока разбивала палатки, приглядывала за младшими копытными братьями. Захария же отправился готовить вместе с поварами походную стряпню. А я осталась у костра.

Который без труда разжёг Феникс. Искорки тепла по-прежнему плясали в его глазах, и я сама не заметила, как уставилась на них в этом суровом молчании. Все занимались делом, лишь я позволила себе отдыхать. В светлой тьме, озаряемой звёздами и луной, я неуютно сжалась.

Дрова для костра уютно потрескивали, а пламя – манило.

– Может, сядешь поближе? – спросил Феникс, взглянув на меня вполоборота.

– И спустя час ты решил меня об этом спросить? – отозвалась я на его издевательский вопрос.

Он подумал. Может быть, даже догадался, как глупо прозвучали его слова.

– Могу подвинуться, – слегка раздражённо отмахнулся он.

И, прежде чем я успела ответить, отсел по другую сторону костра. Я молча подвинулась не в настроении благодарить его за то, о чём я не просила. Теперь, вблизи, я могла видеть его целиком.

Высокий, почти долговязый, Феникс согнулся в три погибели, собирая телом остатки тепла от собственного же волшебства. Тем более его одежда была на удивление тонкой – настолько, что во мне взыграло желание снять шубу и отдать ему. В конце концов, я тут закалённая Медведица – не он.

– Я так понял, ты обиделась на меня за то, что я хочу позаботиться о тебе.

Расхотелось. Он же чудесник – пускай сам себе огонь и наколдует. А мне, кроме шубы, греться-то и нечем.

Я промолчала. Должно быть очевидно, что я обиделась по другим, гораздо более серьёзным причинам.

– Знаешь, мы должны быть союзниками, а не врагами, – вдруг заметил он, благодарно кивая кому-то, пока ему подавали хворост для костра.

– Знаешь, не тебе это говорить, – наконец ответила я, осознавая, что без меня он совсем ничего не поймёт. – Не тебе, который хотел спровадить меня обратно на родину после…

Я замялась. Нет, я не стану унижаться и оправдываться! Пускай он и обещал быть всегда рядом.

– После чего? – спросил он, вскинув бровь.

Насмешливо улыбается! Я почувствовала, как краснею: то ли от стыда, то ли от злобы, то ли от всего и сразу.

– После всего, что я для тебя сделала, – вывернулась я. – Вообще-то я не раз помогала тебе и спасала тебя. Разве я бесполезная, скажи мне?

– Ты же сама вспомнила, что помогала мне, значит, полезная, – неожиданно справедливо рассудил он.

– Тогда в чём дело? Не хочешь, чтобы я затмевала твои заслуги, что ли? – ехидно предположила я. Хотя сама мало в это верила.

– Только вот, великая княжна Мира, после этих подвигов ты можешь стать мёртвой. А потенциально мёртвой ты не только не полезна – ты можешь подорвать всю нашу миссию.

Обаятельно улыбнувшись, точно после хитрой победы, он обвёл мою фигуру палкой и бросил ту в огонь. Зверка во мне видела даже детский восторг в его глазах.

– Вот это да! Посмотрите на него: Царь во дворце, Царь во дворце! – изобразила я, пока Феникс снисходительно усмехался в мою сторону. – А ты знаешь, что я тут княжна и ты мне не указ?

– Заметь, я веду себя расчётливо. А вот ты, как «Царь во дворце», приказываешь, что мне делать. А я не любитель этого.

– Ну, иногда приходится мириться с трудностями.

– Я подданный своей страны, поэтому не обязан.

Снова подбросил хвороста в огонь. В огонь моей злобы…

– Ну ты, Феникс. – процедила я.

– Что? Сдаёшься? – усмехнулся он и отвернулся.

И неожиданно, из ниоткуда – снежок. Прилетает из-за моей спины в спину Феникса и разлетается на кусочки.

Ошарашенная, я навострила уши. Что?.. Кто?

Я обернулась. Олав! На кончике его посоха белели крохотные снежинки. Единожды Олав ударил им по земле – и опять как новенький.

Так, надо объяснить Фениксу, что произошло. Олав решил поиграть среди ночи?

Но не успела я собраться с мыслями, как, оборачиваясь, поймала лицом снежок. По лицу пробежала волна мурашек, мех на ушах встал дыбом и тут же слёг под тяжестью влаги. А я застыла, смахивая перчаткой снег с глаз.

Феникс! Смеялся, глядя на меня!

– Ну! Глаз за глаз, великая княжна! – развёл руками он. – Если мы не умеем сражаться честно, будем сражаться в грязную.

– Ты не понял! Это была не я.

Он даже договорить не дал! Но от этого снежка я увернулась, и тот мгновенно утонул в снегу.

– Феникс! – вскрикнула я. – Так нечестно, это не я.

– Лови, Мира! – продолжал он, словно не слыша меня.

А я изворачивалась и изворачивалась, как могла, пока не…

– Аргх. Ну тебя, Феникс!

Хвост мой ощетинился, а уши встали, готовые улавливать любой свист снежков. Я тут же загребла снега и как бросила его в сторону Феникса! А тот заставил его вмиг растаять. И улыбается ехидно, превесело, словно обманул дурочку!

– Ну, погоди! – Сказав это, я опустилась и собрала ещё немного снега. Но, разогнувшись, увидела, как Феникс дал дёру. – Стоять! Куда напр-р-равился?!

Ему-то от меня не убежать! Стой, жар-птенчик, сейчас как водицей-то огрею!

Злобно и пугающе хохоча, я погналась за ним сквозь толпу воинов Брюнхильды. Те же покорно расходились, улыбаясь нам в спины. Да-да! Моя месть священна: расходитесь перед великой княжной Мирой!

А Феникс тем временем петлял и вилял, словно в танце. Ловкий, юркий! Но я не хуже: у меня вообще, в отличие от него, дар есть.

Наконец мы достигли конца лагеря, где он уже не убежит. Он взбежал на холм и стал вязнуть в снегу, тогда как я по нему легко прыгала, как Гили – на копытцах.

Раз, два, три! И я уже у него за спиной. Раз, два, три! Я запорошила его лицо снегом, смеясь от злорадства и… странной радости. Но Феникс оказался не промах!

Схватив меня за запястья, он подло поставил мне подножку, и мы оба повалились в снег. Точнее, он – спиной, а я – прямиком на него. Больно ударившись носом о его грудь, я на мгновение потеряла нюх, но потом приподнялась и, обретя его, едва не сошла с ума.

Его смуглое, едва румяное лицо. Терпкий запах благовоний и трав. Белозубая улыбка, окутанная горячим туманом. И глаза – голубые небеса на земле.

Вдруг стало так хорошо. И сразу же так обидно. Я толкнула Феникса ладонью в грудь и едва не расплакалась: какой же он хороший! Матушка, почему он такой?! Хороший, но такой глупый!

Как я скучала по нему, такому хорошему!

– Не обижайся, пожалуйста, – неожиданно сказал он, слегка ослабив хватку. – Я же просто хочу о тебе позаботиться. Будь на моей стороне.

– Ну почему? Я же не хочу, – заныла я, не убирая рук. – Я не хочу уезжать. Не хочу, чтобы это приключение заканчивалось… Не хочу…

Я сглотнула подступающие слёзы. Плакса-Мира. Какой была, такой и осталась…

– Надо, Мира. Мы не можем… путешествовать вместе.

Он опечалился. Не знаю, от того ли, что ему приходится в очередной раз мне что-то доказывать, или от того, что я сейчас опять разревусь.

– Нет другого выбора. Так нельзя.

Звучит как приговор. Но это же не так…

Надежда… Неужели у меня не может её быть?

– Выбор есть всегда, Феникс, – пробормотала я. – Я докажу тебе это.

Его брови вдруг взметнулись, и он стал выглядеть растерянным. Редко мне удавалось видеть его таким: кажется, он стоял на распутье. Тогда как утверждал, что всё решил.

– Мира, я…

– Феникс! Ты что там забыл?! – послышался издалека знакомый голос.

Опомнившись, я тут же отпрыгнула и очутилась лицом в снегу. Дура… Зачем позволила ему так расположиться?

Вдруг я почувствовала тёплое прикосновение. Кожа вмиг потеплела, а по телу прошлась горячая волна, заставившая хвост завилять. Ласковым движением Феникс испарил снег на моём лице. А мне тут же захотелось нырнуть обратно, чтобы с головой провалиться под землю.

– Прости, Захария… Увлёкся немного, – сказал Феникс, неловко улыбаясь.

– Я просил тебя держать костёр зажжённым, а ты взял и подставил всех поваров.

Я вскинула голову. Ожидая увидеть пухлые щёки Захарии, налившиеся румянцем злобы, я неожиданно для себя заметила, как его взгляд бегал между мной и Фениксом. Взгляд широко открытых глаз – неожиданно взволнованный для такого спокойного юноши.

– Подай руку, друг, – попросил Феникс, и Захария тут же помог ему встать. – Спасибо, Захария… Спасибо, что пришёл за мной.

Я удивлённо навострила уши. Что-то тут неладное творится… Явно неладное!

И я хотела было подслушать, о чём же они так оживлённо зашептались, как голос за моей спиной возвестил:

– Великая княжна М-мира!

Я вздрогнула и, попутно отряхивая одежду, обернулась. Надо мной возвышался Олав – как всегда, вместе со своим посохом. Казалось, рядом с Олавом утихает любая буря… даже душевная.

– Привет, – неловко отозвалась я, поднимаясь. И тут же спросила: – Зачем… ты это сделал?

– Что? Я н-не понимаю, о чём ты, – говорил он, лукаво улыбаясь.

Ну вы, мужчины и зверы, дураки. Не понимаете, что всё гораздо сложнее, чем вам кажется.

– Если ты подумал, что мы с Фениксом.

– Знаешь, в одной книге я вычитал берское выражение… «Бранятся – только тешатся». Вот, – припомнил он. Вновь его улыбка дрогнула.

– Мы… Это не совсем так, Олав.

Кажется, именно на этих словах его плечи вдруг опустились. Руками он прочно держался за посох.

– Ох, – только и выдавил он.

– Ну, ничего! – вырвалось у меня, и я непроизвольно похлопала Олава по плечу. – В любом случае спасибо тебе. Я… Я узнала много нового, вот!

И снова почувствовала тот самый запах, который, как я думала, скоро совсем забуду.

Зато Олав воодушевился. Хоть и пальцы его только сильнее сжали посох.

– Я… рад, что п-помог.

Его улыбка слабела. Я взяла было Олава под локоть, но тот остановил меня движением руки.

– Послушай, Олав… Это правда?

– Что? – тихо отозвался он. Я едва слышала его в той лагерной кутерьме, которую улавливали мои уши.

– Ну… Что тебе так больно, когда ты чувствуешь что-то хорошее? Радость, счастье…

– Благодарность, желание помочь… Да, правда.

Казалось, он сказал это непроизвольно. Заученно.

– Прости, я… – Не зная, что сказать, я отпрянула.

– Я понимаю, Мира, в-всё понимаю, – ответил он мягко, как старший братец, которого у меня никогда не было. – Ты не хочешь меня обидеть.

– Да! Это я и хотела сказать.

Неловкое молчание. Уши окунулись в свист горного ветра.

В тот миг Олав обернулся на далёкие вершины. Здесь, на склоне, они напоминали рисунки, наброски. До сих пор мне порой кажется, что я во сне, а тело моё по-прежнему в Звёзграде, а завтра – по-прежнему свадьба.

Слава Матушке, Феникс появился вовремя.

– Рядом с нимфами проклятие, кажется, усиливается. Не представляю, что чувствовали мои предки, – проговорил Олав, опуская взгляд. – Сердце сжимается… Порой будто вот-вот лопнет. Зато, когда начинаешь бояться, боль проходит.

Он согнулся – разбитый, поверженный… Он не знал радости без боли, счастья без страданий. Что бы я ни говорила о Фениксе, о неслучившейся свадьбе, мои невзгоды – лишь мелкие неприятности по сравнению с его бедой.

– Зачем ты тогда продолжаешь это делать? Зачем помог мне и Фениксу? Мог ведь этого не делать – вряд ли бы что-то сильно изменилось.

– Но изменилось же. – Сквозь боль слишком юный конунг улыбнулся. – Я хотел сделать вас двоих счастливее… пока ещё способен.

Моё сердце разрывалось на кусочки от его слов. Олав… Что они хотят с тобой сделать? Они хотят пожертвовать твоей жизнью в обмен на жизни всех… Нет, не верю! Должен быть выбор! Должен быть другой путь! И я заставлю Феникса и всех вокруг в это поверить.

– Знаешь что, Олав? – торопливо сказала я, положив руку на его большое плечо и сжимая её.

– А? Д-да? – Он удивлённо дрогнул от моей хватки.

– Выбор есть всегда, – сказала я, глядя ему в глаза. Прямо в его светлые, неверящие, но ищущие глаза. – Верь мне. И тогда всё будет хорошо.

На этом я отпустила его и помчалась обратно в лагерь. Я придумаю… Я что-нибудь придумаю!

Обязательно, Олав! Обещаю, Феникс! Я всех вас спасу!

* * *

Вдалеке виднелась вершина. Отсюда, за десятки аршин, она казалась недосягаемой. Но вскоре, спустя одно трудное путешествие, мы смогли достигнуть её порогов. Ещё немного – и мы будем там. Там – на одном из Алмазных Пиков. Там – на самом высоком из них, Материнском Пике.

Готовясь к завтрашнему выдвижению, мы расположились лагерем совсем рядом, разгружая мешки с обрядовыми принадлежностями. Жестокое время не пожалело когда-то яркие робы и усыпанные камнями драгоценности: спустя десятилетия, а то и столетия, всё потеряло былую поразительную красоту. Смахивая с них пыль и стирая грязь, мы касались только тени тех времён, когда эти украшения сияли.

Поэтому, стоя посреди палатки Брюнхильды, я чувствовала себя ещё более неловко, чем раньше, откровенно уставившись на эти следы прошлого. Я не могла устоять от по-воровски страстного любования: в библиотеке Неизменного дворца подобное невозможно было встретить.

Брюнхильда же склонилась над небольшим рисунком, изображающим, судя по всему, ту самую вершину, куда мы должны будем подняться завтра. Вокруг были расставлены фигурки: белые, изображавшие северян, и светло-синие – нимфы.

– Конунг Олав с подачи отца попросил нас о сопровождении, – наконец выдохнула Брюнхильда, очнувшись от своей глубокой думы. – Что же, нам выгоднее: мы будем находиться в максимальной близости от конунга Олава и нимф. Ударим в самое сердце…

На этих словах она протянула руку к одной из фигурок и выставила её вперёд. В тот миг мне показалось, что один взмах руки – и синие фигурки волной поглотили бы белую.

– Когда конунг подойдёт к нимфам, чтобы заключить сделку, они приблизятся к нему и окажутся в удобной позиции, где мы сможем атаковать их вблизи, – объясняла Брюнхильда, расставляя белые фигурки в строй. Синие же беспорядочно столпились около той, что выступала. – Нужно будет дождаться, когда они доверятся конунгу Олаву, и… – Вдруг из ниоткуда верховный ярл достала большой увесистый камень и бросила его между белой и синими фигурками. – И тут ты одним движением породишь силовую волну, которая должна волной отбросить их назад! Ты создашь нам выгодные условия для нападения. Дальше наши маги разберутся. От тебя требуется один чёткий удар – и на этом всё. Понимаешь?

– А… где спрячем оружие? – уточнила я.

– На этот счёт не волнуйся. Он сам к тебе прилетит в нужное время, стоит его только позвать. Как мы делали до этого. Так ты всё поняла?

Невольно мой хвост заёрзал. Я ощутила, как шуба слегка колышется на боках. Непохоже, что Брюнхильда это заметила. Либо решила не обращать на мои сомнения внимания.

– А дальше куда? – старалась побороть взволнованность я.

Попутно моё воображение рисовало красочные образы: карта Брюнхильды превращалась в поле боя, где войска врага налетали на меня со всех сторон, как голодные вороны – на неосторожно оставленное на окне мясо.

– А дальше – по ситуации. Или ты думаешь, что всё так просто решится? Без твоей помощи нам не обойтись! – слегка раздражённо отозвалась она, вскидывая бровь.

По спине прошёлся холодок, заставивший шерсть и волосы встать дыбом.

– А… я смогу?

Брюнхильда сперва удивлённо округлила глаза. А потом широко улыбнулась, преисполненная уверенностью, какой я, наверное, ещё не научилась.

– Конечно! Ты же наша героиня, – сказала она, обойдя стол и положив руку мне на плечо. – Не унывай. Ты же хочешь помочь своим союзникам, не так ли? Покажи, на что способна – не стесняйся!

Я скромно улыбнулась в ответ, стушевавшись. Да, она права. Только вот неловкость по-прежнему не покидала меня…

– Прости, Брюнхильда, я просто ещё не очень привыкла, что у меня… есть сила, – вполголоса проговорила я, глядя на собственные руки – больше не такие тонкие и нежные. Вдруг я ощутила странное чувство, будто я… скучаю по тем рукам?

Нет, я скучаю лишь по собственной безответственности. Пора взять силу в свои руки, а не ждать, что тебе, милой и кроткой, кто-то поможет.

– Малявочка, – назвала она меня дружелюбно, так, что не хотелось обижаться, – ты подняла Молот Тоура. Тебе нужны ещё какие-то доказательства?

– Не верится. Думается, что это какое-то совпадение, удача… – начала было я, но Брюнхильда меня перебила.

– Слушай, – сказала она, ткнув меня пальцем в солнечное сплетение, – рас-слабь-ся. Ты излишне себя накручиваешь. Просто скажи себе: «Я смогу!» Больше тебе ничего не нужно. Поверь мне – я-то знаю.

Я шумно выдохнула. Она так уверенно улыбается, щуря тёмные глаза. И что бы она ни говорила, в них крылась загадка силы, которую мне так и не удалось раскрыть.

А впрочем…

– Ты права. Надо быть увереннее в своих силах.

Я сжала кулаки. Крепко. Крепко-крепко. Надо верить в себя… Надо просто верить, несмотря ни на что!

– Брюнхильда, спа…

– Слушай, малявочка, прости, что перебиваю, но у меня к тебе одна ма-а-аленькая просьба, – неожиданно сказала она, на что я, конечно же, навострила уши. – Твой дружок как-то подозрительно ошивается у нашей палатки… Можешь поговорить с ним, чтобы он тут не сновал? В конце концов, он не часть войска – ему тут нечего делать.

И вправду, я заметила знакомый силуэт, мелькавший среди занятых воинов. Захария как ни в чём не бывало нёс перед собой толстый пузатый котёл и предлагал всем отведать его похлёбки. Признаться, от одного только запаха у меня сразу потекли слюнки!

Тем не менее, если бы не замечание Брюнхильды, я бы и не подумала, что он мог находиться здесь по совсем иным причинам, нежели собственный альтруизм.

– А, да… Конечно! – без колебаний отозвалась я, на что Брюнхильда похлопала меня по спине и подтолкнула к выходу.

– Давай-давай! А я займусь своими делами, если ты не против. – Она ушла туда же, где и стояла до этого, – к столу.

В тот момент, когда она отпустила меня, я заметила, как на её шее мелькнул небольшой округлый кулон. Он точь-в-точь напоминал тот, что был на шее у Феникса, только цветом отличался. Был тёмным, странно-тёмным. Амулет, что позволял мне говорить на всех языках, подсказал нужное слово: «эбонитовым».

Быстро смахнув наваждение, я припустила вперёд: надо не мелочи разглядывать, а выяснить, что это Захария задумал. И связано ли это как-то с тем, что он на удивление подозрительно ведёт себя все эти два месяца?

– Захария! Эй, Захария! Мне тоже отольёшь плошечку?

На мой голос он обернулся сразу, оборвав себя на полуслове. Взгляд Захарии из тёплого и приветливого мгновенно превратился в прищур.

– Мира… Да, конечно, я же всех накормить пришёл, – довольно безразлично отозвался он, снимая с пояса одну из висевших плошек. – А что ты тут делаешь? Ты вроде дружишь с Брюнхильдой, но ты же не принадлежишь к войску Ледяного Севера.

– Да я так, помогаю, делать же нечего, – ответила ему я, стараясь выглядеть невозмутимо. Подхватив из его руки плошку, я подождала, пока он достанет половник. – Мне половинку: не буду обделять остальной отряд.

– Ты не обделяешь… – отмахнулся он, мешая похлёбку в котле. – Кстати… – Вновь щурясь, он едва заметно кивнул в сторону: там стоял длинный ящик, охраняемый двумя рослыми воинами. – Не знаешь, чьё это?

Я поблагодарила Матушку за то, что Захария был всего лишь человеком, а не звером и не мог услышать, как заухало моё сердце. Конечно же, я прекрасно знала, что находится в этом ящике.

– А… что такое? – ответила вопросом на вопрос я, протянув плошку, в которую Захария налил тёплого варева. – Спасибо!

От одного запаха я неожиданно почувствовала себя очень голодной и тут же хлебнула побольше похлёбки. И едва не подавилась: от стряпни Захарии по всему телу пробежали волны мурашек! Даже самая обычная похлёбка выходила у него дивной, замечательной.

– Да не за что, это моя работа, – с полуулыбкой ответил Захария. – А насчёт ящика… Просто придворный маг Локи хотел посмотреть, что внутри, но воины ему запретили. Очень странно, понимаешь? Вряд ли воины его собственной дочери стали бы что-то скрывать от него.

Удовольствие от похлёбки настолько затуманило мой разум, что я не сразу нашла отговорку. Брюнхильда, конечно, воевода, но вдруг не продумала такую важную деталь… Не отыскав лучшего ответа, я выдала первое, что пришло в голову:

– А! Так это мои вещи. – Я отхлебнула супца, пряча тем самым краснеющие от вранья щёки.

– Правда? Я думал, большинство вещей мы растеряли, – напомнил мне Захария. Но тут же сам нашёл объяснение: – Хотя немудрено, что за два месяца ты умудрилась что-то раздобыть. Даже целый ящик… Но вы же, зверицы, любите всякие обновки, да?

– Конечно! Ты прекрасно меня понимаешь.

Я изобразила такую улыбку, что даже самый наивный в мире смертный вряд ли ничего не заподозрил бы. Но Захария, похоже, и впрямь лишь любопытствовал, поскольку не обратил на неё никакого внимания.

– Слушай, раз пошёл такой разговор… – неожиданно перевёл он беседу в другое русло. – Я тут кое-что захватил для вас с Гили, вам должно понравиться.

– О, что же? – участливо поинтересовалась я.

– Понюхай, – предложил вдруг он, снимая с пояса какой-то мешочек и потягивая его мне.

Я не без сомнения вдохнула запах чуть издалека. И обомлела!

– Как душисто… – растаяла я. – Это какая-то приправа?

– Больше для запаха и для хруста, конечно… Но травка неплохая, – наконец искренне улыбнулся он. – Посыпать тебе похлёбку? Должно немного хрустеть, как лук.

– Да, давай!

И вправду, как хрустит!.. Всё-таки вкус у Захарии отменный, в этом ему не откажешь.

– Я выкупил её у одного бродячего торговца ещё во Фростонии, – рассказывал он с горящими глазами. – Хороший образец местной кухни!..

– Правда? – вдруг послышался голос со спины. – Дайка посмотреть!

Вздрогнув, я обернулась, едва не пролив похлёбку. Позади вытянулась на копытцах Гили, посматривая в мешочек.