Алый флаг Аквилонии. Спасите наши души

– Так это, товарищ Акимов, еще не все ваши люди? – спросил я, оглядывая шагающих рядом до зубов вооруженных и донельзя суровых морских пехотинцев.

– Да, – подтвердил тот, – минимальная тактическая единица морской пехоты – это взвод, так, в полном составе, мы и попали в этот мир. Наш лагерь разбит на мысу – там, где в цивилизованные времена располагался пригород Стамбула Ускюдар, он же Скутари. Вашу команду наши часовые заметили, когда вы стояли на берегу и что-то обсуждали. Когда мне об этом доложили, я взял первое отделение и выдвинулся вперед посмотреть на новых товарищей по несчастью.

– Понятно… – кивнул я и спросил: – Скажите, товарищ Акимов, те люди на противоположном берегу – они тоже из ваших или другие?

– В какой-то мере они из наших, – сказал подпоручик, – потому что тоже русские, как и мы с вами, а в какой-то мере они другие, потому что находящиеся там два взвода морской пехоты происходят из разных миров. Один взвод – из мира, похожего на наш, только в сентябре тысяча девятьсот восьмого года Российской империей там правит не наша императрица Ольга, а ее брат Михаил; при этом другой взвод советский, из января тысяча девятьсот сорок третьего года. И что характерно: в обоих этих мирах, как и у нас, тоже имели место наступательные Константинопольские операции. Сразу скажу, что в той истории, которую я учил у себя дома, в двадцать первом веке, в январе сорок третьего года Красная Армия сражалась под Сталинградом, а не штурмовала Константинополь. Да и потом за прочими делами у товарища Сталина до турок просто руки не дошли.

В ответ я только пожал плечами: мол, нам там и в самом деле пока не до турок, с немцами бы разобраться, – а потом спросил:

– Ну и как они там, товарищ Акимов, между собой не передрались? А то для наших товарищей погоны как у вас – это все равно что красная тряпка для быка. По крайней мере, при первой встрече.

– Да нет, не передрались[10], – ответил подпоручик. – Первоначально две этих команды просто держались по отдельности, но вчера вечером с того берега сообщили, что они тоже решили объединиться, потому что нашли между собой каких-то общих знакомых[11].

– Как они вам сообщили? – не понял я. – Ведь тут через Босфор до другого берега не докричишься, а радиостанции[12], насколько я понимаю, у вас нет.

– Обыкновенно сообщили, товарищ капитан-лейтенант, через флажки, – вместо подпоручика ответил старший унтер, похлопав рукой по чехлу на бедре. – Али мы не уже моряки?

– У нас на подводном флоте флажками из-под воды не помашешь, – сказал я, и тут же неожиданно для себя самого спросил: – Товарищ Акимов, если не секрет, а вы тут уже сколько дней?

– Трое суток с хвостиком, – ответил подпоручик. – А что это имеет какое-нибудь значение?

– Имеет, – усмехнулся я, – мы в этом мире уже неделю, а потому это вы тут новые, а не мы…

– Ну, Николай Иванович, – хмыкнул мой собеседник, – в таком разрезе вы действительно правы: вы первые, а мы вторые, если не считать аквилонцев, которые, как следует из их летоисчисления, обосновались здесь уже три года назад… Думаю, что, когда мы сможем вступить с противоположным берегом в прямой контакт лицом к лицу, командиры взводов из других миров тоже примут решение поступить под ваше командование, чтобы впоследствии присоединиться к аквилонцам.

Я немного подумал и высказал мысль, только что пришедшую в голову:

– Знаете что, товарищ Акимов… В то время, когда мы стояли на якоре у румынского берега, то довольно интенсивно обменивались с Аквилонией радиограммами. Нам хотелось как можно лучше знать, куда мы идем и к кому, чем дышат люди, с которыми нам придется провести остаток жизни, и во что они верят. И они, ничего не скрывая, отвечали на все наши вопросы…

– Я понимаю ваш интерес и всемерно его одобряю, – произнес подпоручик. – Соваться в воду не зная броду – это занятие не для самых умных людей. А теперь скажите – неужели вам удалось выяснить у аквилонцев что-то особенное?

– Удалось, – кивнул я, – впрочем, они этого и не скрывали. Наши с вами случаи (там их называют «забросами») происходят не просто так, а потому что некие высшие силы решили поставить над местным человечеством острый социальный эксперимент, одномоментно (в историческом масштабе, разумеется) выдернув его из дикости каменного века и подняв к вершинам развитого социализма. Но, помимо дружественно настроенных людей, которые должны пополнить их ряды, те же самые высшие силы забрасывают к аквилонцам отряды врагов, которых следует разгромить и уничтожить, а выживших пленных подвергнуть перевоспитанию. Председатель Верховного Совета Аквилонии товарищ Грубин считает, что неведомые экспериментаторы делают это для того, чтобы их общество не разжирело и не покрылось патиной самодовольства и самоуспокоенности, а всегда находилось в тонусе, чтобы выдержать пришедший извне внезапный удар или стойко перенести неожиданные трудности и лишения.

– Понятно, Николай Иванович, – кивнул подпоручик, – если нагрузки не выходят запредельными, то только так можно воспитать из массы обычных людей идеальное общество. Но к чему вы именно сейчас завели этот разговор?

– Когда мы вели с аквилонцами переговоры о присоединении к их государству, – внезапно охрипшим голосом произнес я, – то нам открыто заявили, что грядущее лето и осень будут для них временем тяжелых испытаний, к которым они сейчас всеми силами готовятся. Такая уж у них политика – с теми, кого они считают «своими», говорить только честно. До сих пор аквилонская армия состояла из пары сотен народных ополченцев и пяти сотен римских легионеров, обученных биться холодным оружием, но ее пополнение сводной кадровой ротой, имеющей боевой опыт жестоких войн двадцатого века, может говорить о том, что грядущие испытания многократно превысят все, что экспериментаторы обрушивали на Аквилонию прежде. Там говорят, что, если тебе под руку положили топор, то придется рубить, а если пулемет – то стрелять… Иначе, мол, еще не было ни разу.

Товарищ Акимов бросил на меня острый взгляд и сказал:

– Морская пехота, товарищ капитан-лейтенант, никогда не уклоняется от боя, и либо побеждает, либо погибает, но не сдается. Думаю, что и русские морские пехотинцы из других миров придерживаются этой же заповеди. Присоединившись к Аквилонии, мы будем биться за нее так же яростно, как бились за Российскую империю и Советский Союз в своих мирах. Иного быть не может.

Дальнейший путь до лагеря морских пехотинцев на мысу Ускюдар мы проделали в полном молчании. Желания разговаривать просто не было. Если в начале наших приключений в каменном веке я думал, что речь идет только спасении команды нашей подводной лодки от неизбежного в Каменном веке одичания, то теперь, после своих же собственных слов, я понял, что смысл нашего появления в этом мире и проще, и страшнее. Наша «Малютка» – это всего лишь средство для того, чтобы аквилонцы смогли обнаружить и присоединить к своему обществу этот отряд профессиональных солдат, по мнению неведомого экспериментатора, необходимый для резкого усиления способности Аквилонии отражать внешние угрозы. Нет, я был уверен, что никто из нас не будет брошен и забыт, что всем нам в Аквилонии найдется дело в соответствии с его наклонностями и способностями, но, увы, уже не как морякам-подводникам. Напротив, люди подпоручика Акимова и других, пока незнакомых мне взводных командиров, понадобятся аквилонцам в своем исходном профессиональном качестве для того, чтобы сунувшиеся к ним неприятности потом об этом жестоко пожалели. Ну что же, решил я, в нынешних условиях это дело не менее нужное и важное, чем топить в море немецкие и румынские танкеры с горючим.

Взводный полевой лагерь на мысу Ускюдар, обустроенный людьми товарища Акимова, по сравнению с нашими временными стоянками выглядел просто идеально: обложенное камнями кострище, навесы от дождя, обустроенные в тени коренастого дуба из срубленных топором жердей и прошлогоднего камыша, надувные прорезиненные матрасы оливкового цвета поверх подушки из можжевелового лапника в качестве постелей. Когда я спросил у подпоручика, не опасается ли тот располагать свой лагерь под деревом, ведь в случае вполне вероятной тут грозы этот дуб станет магнитом для молний, мой собеседник ответил, что совсем рядом с «его» дубом, но на безопасном расстоянии, растет несколько высоких пирамидальных тополей, которые оттянут на себя удар небесного электричества.

Босфор тут сильно сужается, примерно до семисот метров, и представляет собой поток воды, стремительно несущийся к Мраморному морю со скоростью атакующего эсминца. Отсутствие бурунов говорило, что Константин Монидис меня не обманул, и порогов на Босфоре, даже в этом узком месте, действительно нет. После последнего поворота будет достаточно держаться точно по оси фарватера, а остальное доделает течение реки, которое само вынесет нас на глубину. Отсюда, если внимательно присмотреться в южном направлении, вдали уже была видна голубеющая морская гладь цели первого этапа нашего путешествия.

Полевые лагеря морских пехотинцев из двух других миров располагались на другом берегу реки, прямо напротив лагеря подчиненных подпоручика Акимова. И ведь не перепутаешь, кто есть кто. Бойцы и командиры советской морской пехоты были одеты в нашу черную форму, только вместо бескозырок и фуражек имели на головах такие же черные береты, а солдаты императора Михаила были обмундированы в камуфляж, только немного иного оттенка, чем у людей подпоручика Акимова. Было видно, что это два дружественных, но не смешивающихся подразделения. Несколько имперских солдат присутствовали в лагере советских морских пехотинцев, и наоборот. Однако, нет – хозяйство у них совместное… Не успели мы подойти к полевому лагерю, как из зарослей кустарника в устье реки, в которую превратился Золотой рог, вышла охотничья партия, таща на жерди тушу лесного оленя, при этом половина охотников была в черной, а половина в зеленой форме.

Впрочем, едва мы расположились, как подпоручик Акимов взял быка за рога и флажными сигналами сообщил противоположному берегу реки последние новости. Судя по возникшему у тамошних обитателей оживлению, эта информация вызвала у них значительный интерес. Двое – один в черном, один в зеленом (очевидно, командиры) – подошли к самому урезу воды и принялись смотреть на нас в бинокль, ну и я тоже не отказал себе в удовольствии полюбоваться на них в ответ. Оба, как и подпоручик Акимов, плотно сбитые и широкоплечие, крепко стоящие на широко расставленных ногах, только советский командир на полголовы ниже царского офицера.

Видимо, эти взаимные гляделки через реку удовлетворили обе стороны, потому что с противоположного берега сообщили, что они тоже согласны отправиться в поход, чтобы влиться в состав Аквилонии. Детальные планы решили строить после того, как нам удастся сплавить «Малютку» по течению и она сможет поработать паромом. Подпоручик Акимов решил назначить местом сбора европейский берег, и после некоторых размышлений я с ним согласился. С той стороны берег Мраморного моря не изрезан вдающимися в сушу заливами, а значит, пеший путь по нему будет в два раза короче, чем азиатским маршрутом. Три взвода, чтобы перевести их морем, «Малютка» просто не поднимет.

Точкой сбора предварительно назначили залив за мысом Инджебурун, где должна будет встать на якорь наша «Малютка», когда пересечет Мраморное море. Нам туда от устья Босфора идти восемь-девять часов ходу, а морская пехота к этому мысы своими ногами будет топать по пересеченной местности как минимум две недели, а то и все двадцать дней. Кстати, пока они будут идти, мы успеем разведать Дарданеллы как минимум до сужений у Чанаккале, вызывающих у меня наибольшие опасения.

И тут подпоручик Акимов, достав свои карты, сказал, что иногда надо смотреть не только вглубь, но и вверх, а еще лучше – сразу сверху. Мол, десятью километрами южнее Чанаккале на европейском берегу есть гора Ачи Баба[13]. В двадцатом веке ее высота составляла двести четырнадцать метров, а сейчас вершина поднимается над уровнем моря на двести девяносто четыре метра, что дает радиус обзора в шестьдесят пять километров или тридцать пять морских миль. По крайней мере, обзор местности в вершины этой горы даст нам общее представление о дальнейшем направлении течения Дарданелл – и тогда можно будет принимать решение, каким путем мы пойдем дальше.

А вечером, после ужина, которым нас накорми гостеприимные хозяева, подпоручик Акимов подсел к нашему костерку, и у нас начался вечер вопросов и ответов. А вопросов у меня накопилось выше головы. Часть из них следовало задавать уже в Аквилонии, а на другие мог ответить и подпоручик Акимов.

– Скажите, товарищ Акимов, как так получилось, что вы, уроженец двадцать первого века, вдруг очутились в чужом нам мире, где в начале двадцатого века Россией правит императрица Ольга? – спросил я.

– Все не так, Николай Иванович, – ответил тот, – в начале русско-японской войны, на которую мы попали, правил Россией общеизвестный всем Николай Александрович Романов. Но слушайте все по порядку…

Слушая рассказ товарища Акимова, я поймал себя на мысли, что где-то я такое уже читал… потом вспомнил. Роман товарища Адамова «Тайна двух океанов». Все соответствует: надвигающаяся угроза большой войны, испытания новейшего оружия, замаскированные под флотские учения с дальним походом, режим полной секретности, неожиданно налетевший тропический тайфун, а в конце – удар молнии, превратившей маскировочную установку на каких-то там «новых физических принципах» в одноразовое устройство, проделавшее дыру в прошлое. Р-раз! – и отряд кораблей из две тысячи семнадцатого года оказывается в тысяча девятьсот четвертом, в тот момент, когда русско-японская война только началась и еще ничего не было предрешено. Наши товарищи в своем большинстве слушали этот рассказ затаив дыхание, и только комиссар Якимчук скептически кривил губы.

– Значит, вы, товарищ Акимов, решили, так сказать, положить жизнь за царя, веру и отечество? – спросил он.

– Не за царя, товарищ комиссар, – твердо ответил товарищ Акимов, – а за Родину, которая у нас одна, и неважно, кто в данный момент сидит на престоле: Петр Великий, императрица Екатерина, Николай Второй или Иосиф Сталин. Будь точкой нашего назначения сорок первый год, за Советский Союз мы сражались бы столь же яростно, как и за Российскую империю.

– А сейчас? – тихо спросил лейтенант Чечкин.

– Сейчас мы решили идти вместе с вами в Аквилонию, – ответил подпоручик. – Если она окажется здешней Россией, которая дана нам в ощущениях, то и за нее мы будем биться, не жалея ни своей, ни чужой жизни. Уж таково наше кредо.

– И все же, товарищ Акимов, – сказал я, – нам хотелось бы знать, как получилось, что Николай Второй уступил власть своей сестре? В нашем прошлом этот суслик до самого конца держался за трон всеми четырьмя руками.

– После того как умерла императрица Александра Федоровна, – хмыкнул тот, – царь Николай отпустил вожжи и поплыл по течению, в то время как на Тихоокеанском фронте его младший брат и сестра уже подпали под влияние товарища Одинцова и моего командира майора Новикова. Но прежде чем сменить неуспешного монарха на успешного, требовалось выиграть войну с Японией, вынудив агрессора упасть на колени и каяться в своих прегрешениях. И я тому был очевидцем и непосредственным участником…

И он рассказал, как он и его товарищи прогибали под себя мир начала двадцатого века. До полусмерти излупив Японию и хорошенько дав в нос наглым британцам, они оборотились на Петербург, где царь Николай уже полностью созрел для передачи власти. И подавление мятежа в Финляндии тоже не вызвало у меня какого-либо внутреннего протеста. Сколько мы с этими белофиннами воевали – а товарищ Одинцов, записавшийся при молодой императрице в наставники и серые кардиналы, решил проблему финского буржуазного национализма сразу и на корню, с беспощадностью истинного большевика пустив в расход его лидеров.

– Как я понимаю со своего насеста взводного командира, – сказал подпоручик, заканчивая свой рассказ, – государыня Ольга, мой командир и товарищ Одинцов намерены проделать все то же, что проделали большевики после октября семнадцатого, только без революции, полного разрушения государства, гражданской войны и прочих благоглупостей, стоивших Советскому Союзу больших жертв и замедления развития.

– Тогда это тоже была революция, только нового типа, – сказал я.

– Да, Николай Иванович, наверное, это действительно так, – согласился товарищ Акимов, – Все неприступные крепости берутся именно изнутри, и высший шик, когда защитники даже не понимают, как это произошло.

– Но все равно, – не унимался Якимчук, – все Романовы мазаны одним миром, и ваша императрица Ольга тоже явит миру свой звериный оскал, когда немного освоится на троне. И тогда и в том мире придет время для партии большевиков высоко поднять вверх красное знамя социалистической революции.

– Во-первых, товарищ комиссар, – с тихим угрожающим рыком произнес подпоручик, – если вы что-то подобное попробуете сказать кому-то из моих людей, то по-простонародному получите в рыло, и, может быть, даже не один раз. Эти простые оружные парни рабоче-крестьянского происхождения свою матушку-императрицу любят до безумия, и за хулу в ее адрес любого готовы порвать на лоскуты. Во-вторых, вождь партии большевиков товарищ Ленин уже три года не болтается по эмиграциям, а трудится в нашем правительстве министром труда и социального развития. Кто еще, как не члены партии большевиков, способен обуздать жадность и наглость фабрикантов и заводчиков, выявлять и бичевать еще имеющиеся язвы общества? Каждый человек бывает незаменим, будучи применен на своем месте, и к товарищу Ленину это тоже относится. В-третьих, большевики тоже большевикам рознь, как и цари царям. Товарищ Хрущев с партийным погонялом «Клоун» там у вас пока что один из многих членов ЦК, а Ельцин и Горбачев еще и вовсе мальчики в коротких штанишках. Их время настанет позже. Сначала товарищ Хрущев на двадцатом съезде, случившемся через три года после смерти товарища Сталина, обольет помоями покойного вождя советского народа, обвинив того в культе личности и ужасных репрессиях, и никто из членов ЦК и простых коммунистов не наберется храбрости ему возразить. Тем самым будет подорвана основа советского государства, ведь его основатель и бессменный на протяжении тридцати лет руководитель оказался настоящим преступником. А потом, еще тридцать лет спустя, когда уйдет в прошлое поколение, знавшее и Войну, и Победу, к власти придут те, что в ваше время были мальчиками, и в бессмысленной сваре за власть разорвут на куски ослабленную страну. Царю Николаю там, в нашем общем прошлом, для такого результата понадобились три года тяжелейшей империалистической войны, но выродившиеся до мышей потомки победителей добьются того же самого буквально на ровном месте. И раздувшаяся до двадцати миллионов членов партия большевиков не сможет и не захочет им в этом помешать. Вот так, товарищи… настоящим коммунистом надо быть, не жалея жизни сражаясь за свои идеи, и совершенно недостаточно казаться, произнося тр-рескучие р-революционные лозунги. Не так ли, товарищ капитан-лейтенант?

Вот это известие было посильнее переноса в Каменный век. Впрочем, товарищ Акимов ненависти к советской власти не высказывал, о товарище Сталине отзывался весьма уважительно, и лишь сожалел о том, что Советский Союз, построенный потом и кровью настоящих коммунистов, всю вторую половину своей истории находился во власти ничтожеств и интриганов, которые и довели его до гибели.

– Да, это так, товарищ Акимов, – после некоторого молчания сказал я, – казаться коммунистом совершенно недостаточно, а вот быть им для каждого честного человека обязательно. Но какие из этого факта следуют практические выводы?

– Практический вывод прост, – ответил подпоручик. – Нам следует звать в свои ряды всех, вне зависимости от происхождения и наличия партбилета, кто хочет лучшей жизни и счастья для всего человечества и готов биться за этот идеал. А тех, кто хочет сытой жизни и удобств только для себя, мы должны исторгнуть из себя прочь. Впрочем, в моем взводе таковых не имеется, ибо подобные люди не идут служить в морскую пехоту, а выбирают себе местечки и потеплее, и посытнее. Кстати, вот…

С этими словами товарищ Акимов расстегнул нагрудный карман и достал оттуда маленькую красную книжечку в непромокаемом целлофановом пакете с хитрой застежкой, которую передал мне. Я раскрыл и, не веря своим глазам прочитал: «Всероссийская социал-демократическая партия трудящихся (большевиков). Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Членский билет № 592. Выдан: тов. Акимову Алексею Николаевичу 12 декабря 1905 года партийной организацией корпуса морской пехоты». Знакомое всем факсимиле подписи товарище Ленина, и тут же – подпись секретаря парторганизации неизвестного мне тов. Малинина. Вот тебе, товарищ Голованов, и царский офицер-золотопогонник…

Показав эту книжечку из своих рук товарищам, а особенно комиссару Якимчуку, я вернул ее владельцу, и тот в полной тишине аккуратно, почти бережно, убрал ее на место.

Первым из нас заговорил старшина первой статьи Давыдов, тоже, как я и комиссар Якимчук, являющийся членом партии.

– Очень хорошо, товарищ Акимов, что вы тоже оказались большевиком, – не спеша, будто взвешивая каждое слово, сказал он. – Так нам с вами проще будет иметь дело. Правильно, товарищи?

Товарищи одобрительно загудели, а подпоручик сказал:

– Там, на том берегу, тоже есть наши товарищи-большевики. Среди советских бойцов наверняка, а среди морпехов царя Михаила – вполне возможно. В свете всего случившегося надо понимать, что эта Аквилония пока для нас как кот в мешке. Если ее руководство тоже состоит из истинных большевиков, пусть даже у этих людей нет партбилетов, то мы должны будем сплотиться вокруг него железной стеной, а если нет, то вы сами понимаете, что тогда нужно делать. Но в любом случае мы, большевики, прежде должны объединиться между собой в одну организацию и выбрать ее руководителя. Ваш нынешний комиссар на эту роль не годится категорически. Я думаю, что он как раз из тех людей, которые, прорвавшись к власти после войны, без войны угробили и партию, и страну.

Комиссар Якимчук хотел было вскочить с места, но старшина Давыдов рявкнул: «Сидеть, товарищ Якимчук!», а старшина Дубов и краснофлотец Магелат подкрепили это указание силой, усадив комиссара на место.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Спаянный на коленке стабилизированный блок питания, превращающий 220 вольт 50 герц в 27 вольт постоянного тока.

2

Эти шлемы были позаимствованы римлянами у галлов, которые задолго до завоевательного похода Цезаря совершали грабительские набеги на римские владения.

3

Матрица – неподвижная часть пресс-формы, а пуансон – подвижная.

4

В средние века словом «сержант» обозначался вооруженный слуга, пользующийся доверием своего господина и выполняющий его поручения; в более широком смысле «сержант» – это хорошо обученный профессиональный солдат, часто наемник, по боевой ценности равный «половине рыцаря».

5

К 1941 году этот роман три раза переводился на русский язык и издавался: в 1896 году (1 издание), в 1911 году (2 издания), и уже в новой орфографии в 1928 году (1 издание). Вполне достаточно, чтобы молодой человек 1919 года рождения мог прочесть его еще в свои школьные годы.

6

Песня «Все будет хорошо ла-ла-ла» дебютировала в июне 210 года, за пять месяцев до ухода Прогрессоров в рейд, и наибольшую популярность набрала именно в Питерском радиочарте. Естественно, Сергей-младший прихватил ее с собой в Каменный век вместе с прочей фонотекой.

7

Маринайо (marinaio) по-итальянски матрос или моряк.

8

Батиметрическая карта – карта рельефа дна.

9

Дело в том, что погоны на Русском императорском флоте отменили не большевики, как в армии, а еще Временное правительство, перенявшее знаки различия британского «Роял Нэви». И так оставалось вплоть до сорок третьего года. Поэтому русскоязычный пропаданец из дореволюционных времен принял советских моряков за англичан.

10

Морские пехотинцы из мира «Рандеву с Варягом» в своей массе о Красной Армии понятия не имеют и относятся к ней без малейшей враждебности, а в глазах их коллег из мира «Крымского излома» погоны на плечах офицера и солдат реабилитированы реэмигрантской бригадой генерала Деникина, которая также воюет под Константинополем. Так что первая встреча прошла без эксцессов, а потом нашлись «общие знакомые».