Лудингирра

Сергей Фирсов

Лудингирра

Часть первая. Пляски Инанны1

Глава первая

Полуденный зной дрожал над пустыней. Каменистая почва безжалостно сбивала неподкованные копыта лошади, что неслась во весь опор, разбрызгивая пену. Энасир, облаченный в короткую красную тунику то и дело погонял кнутом. Стегал так, будто намеревался загнать животное до смерти. Из-под медного конического шлема, съехавшего на бок, ручьем стекал пот. Силы были на пределе и у всадника, и у коня.

Утром у Энасира состоялся неприятный разговор со старшим дозора. Тот, обойдя границу заявился в казарму и выпятив пузо, дыхнул перегаром прямо ему в лицо:

– Господин начальник городской стражи! Пограничная стелла низвергнута!

Энасир вздрогнул во сне:

– Чего? Ты это сам видел? – переспросил он, продирая глаза и поднимаясь с жесткого деревянного кресла, на котором задремал лишь под утро. Мало того, что ночью сон не шел, так еще этот вояка со своею вонью и худыми вестями!

– Да, уважаемый господин, сам видел…

– И кто это может подтвердить? – полюбопытствовал Энасир, а сам подумал: «Пропади ж ты куда-нибудь!»

– Мои воины…

– Когда ты это случилось?

– Поздно вечером… вчера.

– А почему я об этом узнаю только утром?! – рявкнул Энасир. – Ты хочешь сказать, что ночью видел разбитую стелу среди пустыни? А твои глаза тебя не подводят? Ты хоть понимаешь, что это значит?

Старший дозора втянул толстую шею в узкие плечи и приготовился услышать множество туго закрученных выражений столь же красноречивых, сколь и непристойных.

– Да, господин. Понимаю… – затряс он лысой головой,

– Где твои люди? – продолжал напирать Энасир.

– Спят, после ночного…

– Давай их сюда!

Начальник дозора стал мяться на месте, подыскивая нужные в таких случаях слова.

– Чего? – спросил Энасир.

– Ну так… это… они же после дозора спят… – пояснял старший.

– И что?

– Ну… просто… вот…

– Что? Пьяные? Уже? – Энасир старался прочитать по глазам мысли вояки. – Оба что ли?

– Но ведь не на службе… – оправдывался старший.

– Бараны!

Теперь Энасир скакал, очертя голову. Ему очень хотелось видеть стелу невредимой. Он уже подумывал с каким удовольствием, вернувшись, посадит всех троих дозорных в яму дней на десять, чтоб стелы разбитые не мерещились во тьме.

По дороге он обогнал какого-то старика в изодранной тунике, что влачился рядом со своей старой трухлявой арбой. Вез ее худосочный ишак раза в два меньше самой телеги. Старик отпрянул в сторону, чтобы пропустить всадника и, наглотавшись пыли из-под копыт, продолжил свой путь.

Энасир мысленно проклинал лагашцев, потому, как никому другому не придет в голову низвергать пограничную стелу и настолько увлекся своими злыми помыслами, что когда опомнился – понял: границу уже пересек – впереди замаячили скалы враждебного Лагаша.

На обратном пути он увидел того самого старика. Он возился подле телеги и что-то загружал.

– Эй! – крикнул Энасир, переводя коня на шаг. – А ну поди сюда!

Старик бросил свое занятие и пошел навстречу.

– Хвала Энлилю, почтенный господин! – сказал он кланяясь.

– Ты что тут делаешь?

Старик выдохнул из себя неопределенный звук и обернулся на свою арбу.

Подъехав поближе Энасир увидел, что рядом с арбой лежала огромная серая плита, расколотая на несколько частей. На ней клинописными знаками был высечен текст: «Энменлуанна Великий – царь, венчанный на трон всемогущим Энлилем, воздвиг этот камень в знак вечного мира между городами Эреду и Лагаш. Границы их навек определены и нерушимы. Правители их в том клятву дали именем Энлиля. И пусть отныне ни один из них не присвоит себе чужой земли. Тому же, кто осмелиться нарушить мир, кто задумает отнять то, что не принадлежит ему по праву, владыка небес и земли кару великую ниспошлет и низвергнет его в страну теней и вечной скорби.» Рядом со стелой лежало черное знамя с желтым львом.

– Твоих рук дело? – спросил Энасир, прекрасно понимая, что этому старику в одиночку такую стелу разбить невозможно.

– Нет, почтенный господин… она тут и лежала так…

– А ты здесь чем занимаешься? – надавил суровостью Энасир.

– Я-то? – сказал старик простовато. – А я тут мимо ехал… Вот, решил немного отдохнуть.

– Нашел место! Ты хоть знаешь, что на ней написано?

Старик виновато согнулся:

– Так… я грамоте-то не обучен, уважаемый господин…

Энасир заглянул в арбу и увидел пару огромных кусков камня, отколотых от плиты.

– А это что у тебя? – Энасир достал плеть.

Старик еще сильнее согнулся, исподлобья взглянул на кнут, на военного и запел:

– Добрый господин! Я ничего дурного не сделал. Я всю жизнь свою исправно работал на благо нашего царя… Да, продлят боги дни его жизни! Просто я подумал, раз уж так вышло, что стелу разбили, зачем, думаю, камню пропадать? А мне на дом сгодиться может…

– Дом, строить будешь? А ты знаешь, что бывает, когда разбивают приграничные стелы?

Старик весь затрясся, и в его взгляде Энасир прочел: «Только бы не кнутом!»

– Когда низвергают приграничную стелу – начинают войну! – сказал Энасир, понимая, что большего от старика не добиться. Он прыгнул в седло, хлестнул коня и галопом в обратный путь.

– Войну? – рассеянно переспросил старик сам себя. – Дом-то все равно строить надо… – он взял следующий кусок и кряхтя бросил его на арбу.

Энасир мчался в город и на ходу соображал, как будет обо всем докладывать. Но сначала весь дозор в яму! Плетью по хребтине и в яму!

******

В зале эдуббы2 на длинных, сложенных из грубого кирпича скамьях сидели ученики. Мальчики были разного возраста, все в белых туниках, обмотанные цветными субату3. Кто-то ерзал на месте и смотрел во все глаза, кто-то намеренно отвернулся и уставился в окно, но все хором считали:

– … пять, шесть, семь, восемь…

Розги со свистом резали воздух и в такт счету стегали спину ученика. Когда счет дошел до пятнадцати. Уммия4 изрек:

– Достаточно. На сегодня хватит.

Паренек, что подвергся экзекуции натянул на плечи одеяние, подпоясался и собрался было занять свое место на скамье.

– Нинмар! – остановил уммия. – Не забудь поблагодарить старшего брата за урок!

Старший брат был взрослее остальных учеников, довольно плечист, с широкой нижней челюстью и весьма близко посаженными глазами, один из которых заволокло бельмо.

Нинмар вытер сопли и слезы встал перед публикой и начал декламировать благодарность, изредка прихлипывая носом и поглядывая на помощника уммия:

– Спасибо тебе, старший брат, за то, что преподал мне добрый урок. Я обещаю, что … что…

И тут в тишине раздался чей-то шепот:

– Что твои труды не пропадут даром!

– Не надо там подсказывать! – прикрикнул наставник.

– Что твои труды не пропадут даром! – повторил Нинмар с поникшей головой. – И я больше не буду… буду…

– Не буду опаздывать на занятия … – снова шепнул кто-то.

– Не… Не буду опаздывать на занятия, – с дрожью в голосе выдавил из себя Нинмар. – И стану всегда с должным усердием учить то, что мне задают.

– Вот и хорошо. – заключил уммия с благообразным видом. – Теперь очередь Шибкини.

Высокий светловолосый мальчуган поднялся со скамьи и подошел к наставнику. Уммия взял его табличку со своего стола и сказал:

– Ты переписывал гимн и допустил три ошибки. Следовательно, заслужил три удара. Не так ли?

– Да, учитель!

Уммия посмотрел на него внимательно и изрек:

– Мы отложим твое наказание до завтра. А на сегодня занятия окончены. Хвала Энлилю5!

– Вечная хвала! – хором сказали ученики.

Нинмар взял холщовую торбу с табличками и вместе со всеми направился к выходу. По дороге домой его догнал Шибкини.

– Сильно попало? – с сочувствием спросил он.

– Терпимо… Правда, еще и дома достанется. А тебе завтра попадет…

– Это пустяки.

– Ты домой? – спросил Нинмар.

– Какое там! К отцу в корчму! А ты?

– Домой.

– Везет же! – вздохнул Шибкини.

– Пойдем, нам по пути.

Оба неспешно побрели вдоль улицы, а следом за ними на почтительном расстоянии увязались четыре мальчугана.

– Эй, стоптанные сандалии! – крикнул один из них и тут же в Шибкини полетел камень.

Он схватил камень и швырнул его обратно в сторону обидчиков. Горстка сорванцов рассыпалась в разные стороны как горох.

– Почему тебя дразнят «стоптанные сандалии»? – полюбопытствовал Нинмар.

– А! – махнул рукой Шибкини. – Это давняя история. Все из-за того, что на мои ноги сандалий не напасешься – рвутся быстро. Вот поэтому.

Нинмар посмотрел на его сношенную обувь и сказал:

– Хочешь, возьми мои и тебя никто больше не будет дразнить.

– Спасибо, – улыбнулся Шибкини. – Но они мне слишком малы. А в эдуббу можно ходить и без сандалий. – сказал он и выкинул рваную обувь подальше…

– Я давно хотел тебя спросить: почему ты подсказываешь мне всегда правильно, а когда сам задания делаешь – ошибаешься? Получается, ты знаешь правильный ответ! – рассуждал Нинмар. – Зачем наставника обманываешь?

Шибкини остановился:

– Ты это только моему отцу не говори. Хорошо?

– Хорошо, но почему? – допытывался Нинмар.

– Как только мой отец узнает, что я научился грамоте, он больше не станет платить за мое обучение. – грустно высказался Шибкини.

– Как так?

– Моему отцу нужен помощник, а не ученый… По мне так уж лучше получать палкой по спине, но учиться, чем у отца в корчме целый день смотреть на пьяные рожи. А хочешь пойдем со мной, посмотришь, как я умею готовить мясо с мелуххскими травами?

Они прошли насквозь тихий храмовый квартал, где располагались жреческие склады с пристройками и вышли на рыночную площадь. Народу было – не продохнуть. От хоровода запахов кружилась голова: тут и специи, и жаренная птица, и свежий хлеб, и прокисшее вино. Мимо хаотично установленных прилавков сновали женщины и мужчины, покупатели и продавцы с огромными корзинами, да мешками. Они наступали друг другу на ноги, ругались, спорили, торговались и при этом ловко подсчитывали барыш.

Шибкини с Нинмаром с трудом продирались сквозь людей и в итоге оказались перед одноэтажным зданием, слепленным кое-как из сырца. Первым вошел Шибкини. Внутри было намного жарче, воздух был пропитан запахом пива, печеного теста и бараньей похлебки. Посетителей было немного: всего двое солдат.

– Чего так долго? – спросил пухлый человек с круглым лицом, что суетился за стойкой.

– Я был на учебе, отец. – ответил Шибкини.

– От твоей учебы мало прибыли, убытки они…

– Я не один… с другом.

– Хвала Энлилю, почтенный Шешкала! – поздоровался Нинмар.

– Что еще выдумал? – этот вопрос корчмарь адресовал своему сыну. – Лучше помоги мне!

– Отец, это Нинмар, сын Лудингирры.

Хозяин тут же натянул мину добродушия.

– Сын почтенного Лудингирры?! Энлилю вечная хвала! Так что ты стоишь, в дверях? Приглашай гостя за стол!

Пока Шибкини возился на кухне, Нинмар стал невольным свидетелем разговора военных. Не то чтобы он понимал все, о чем шла речь, но отдельные фразы долетали до его ушей.

– … да гарнизон Эреду маловат…

– Это точно… если начнется… всем достанется…

– А если еще амореи…

– Да уж… они тут устроят… если, конечно, царь не…

Пообедав, военные ушли. У Нинмара эти взрослые разговоры пробудили любопытство.

– Жаренная баранина с мелуххскими травами! – объявил Шибкини подавая блюдо.

– Выглядит вкусно! – одобрил Нинмар и тут же шепнул: – Слушай, тут сидели два солдата. Они говорили… в общем я не знаю, но мне кажется они говорили о войне. На Эреду6 могут напасть. Представляешь?

Шибкини оглянулся по сторонам и в полголоса сказал:

– К отцу недавно приходили люди… с виду амореи, но не из местных. О чем-то беседовали, долго. Отец ничего не сказал. Вроде он собирается ведать провизией для военных. Здесь в корчме придется справляться мне одному.

– Представляешь, война будет! Посмотрим, как наши сражаются! – сказал с гордостью Нинмар, – Пойду отцу расскажу!

– А мясо?

– В другой раз попробую!

Жилище, где обитал Нинмар было огромным двухэтажным особняком и располагалось рядом с храмовым кварталом в центре Эреду. На пороге его встретил пожилой слуга Эннам; совершил омовение ног и проводил во внутренний двор. Здесь раскинулся сад с небольшим прудом, где в кристальной воде плавали золотые рыбки. В тени деревьев за накрытым столом сидели отец и мать.

Глава семьи имел ухоженный вид. Под ногтями его грязи с роду не водилось, волосы свои он завивал и собирал на затылке в пучок с хвостом. Смуглый овал благородного лица не имел бороды, и в сочетании с наивным взглядом больших карих глаз являл признаки, человека скорее легкомысленного, нежели умудренного жизненным опытом.

– Как успехи в эдуббе? – спросил Лудингирра.

– Нормально.

– Учишься прилежно?

– Ну да. – неопределенно ответил Нинмар.

– Покажи-ка спину! – приказал отец.

Нинмар с обреченным видом выполнил приказ.

– Это результат твоего прилежного обучения? – спросил Лудингирра, глядя на свежие ссадины. – Эннам! Мой сын сегодня провинился, не приноси ему ужин.

– Да, господин. – ответил слуга, проводя рукой по коротким седым волосам.

Нинмар посмотрел на отца с немым вопросом: «В этом все наказание?» и счастливый убежал к себе наверх.

– Ну зачем ты так? – супруга попыталась взять руку мужа.

– Дамгула!.. Не лезь! – одернул Лудингирра. – Пусть приучается…

Супруга встала из-за стола и молча покинула сад.

Лудингирра остался один. Он мог сидеть у пруда хоть целый день напролет, думать о своем и бросать рыбкам ячменный хлеб. Но солнце уже садилось и надо было потихоньку направлять свои стопы в опочивальню.

Дамгула уже расплетала свои густые черные кудри сидя на краю ложа.

Лудингирра подошел к жене обнял за плечи и нежно стал снимать с нее тунику. Дамгула одернула его и резко встала.

– Что с тобой?

– Я не желаю, чтобы мой сын лег спать голодным! – заявила она.

– Ах вон оно что! Нинмар провинился, и ты это знаешь. Или ты хочешь вырастить из него простолюдина, что не ведает ни ремесел, ни наук?!

В опочивальню осторожно постучали и на пороге появился Эннам.

– Я принес Нинмару пирог с патокой и молока. Всё как ты и велел, господин.

– Благодарю, Эннам, ступай.

Добрая весть смахнула с лица Дамгулы тревогу. Она легла на свое место и поманила мужа. Однако Лудингирра не спешил.

– Что с тобой?

– Я видел по городу ходят военные, набирают войско. – ответил он. – Не нравится мне это…

– Может обойдется? – возразила жена.

– Завтра на совете все будет известно…

Глава вторая

В зале дворца чувствовалось напряжение. Старейшины сидели на длинных полукруглых скамьях белого мрамора и в ожидании царя полушепотом переговаривались друг с другом. Все разговоры сводились к гаданию: быть ли войне. Лишь один человек сохранял внешнее спокойствие и сидел на первом ряду в одиночестве – коренастый с небольшим животом, одутловатым лицом на котором криво пристроился широченный нос. Пальцы его толстые в тяжелых перстнях перебирали ожерелье из крупного жемчуга. Это был начальник гарнизона Эреду почтенный Лумма – вояка с ног до головы.

Он с молчаливым пренебрежением наблюдал как высокий и худощавый старейшина Алулим вышел к собравшимся и сказал:

– Почтенные сыны Эреду! Лагашцы бросили нам вызов – разбили стелу. Ту самую, что до потопа Энменлуанна Великий установил дабы обозначить границы наших земель. Они дали нам понять, что не собираются больше подчиняться царю и попирают древний договор.

– Почему именно лагашцы? – раздался голос из зала. – Кому известно, что именно они разбили стелу?

– Во-первых, – ответил Алулим. – На месте стелы было воткнуто копье с их знаменем, во-вторых, как вы все знаете у нас с ними давние споры за территорию, а в-третьих – хозяин корчмы некий Шешкала подтвердил, что видел собственными глазами отряд лагашцев у наших границ. Что скажите, почтенные собратья?

Тут начальник гарнизона встал и громогласно заявил:

– А что тут говорить?! Какой может быть разговор с теми, кто нарушил древний завет? Лагашцы за одно с амореями – это всем давно известно. Надо собрать войско и двинуть на Лагаш. Как только энси7 мятежников попадет в плен, разговор будет окончен. Это послужит хорошим примером – остальные города тоже присмиреют.

– Хочу сказать! – поднял руку Лудингирра. – Многоуважаемый Лумма думает осадить Лагаш и оставить наш город без войска? Так?

Старый вояка скрипнул зубами и скорчил на Лудингирру злобную мину, мол, кабы не публика отвесить бы тебе, хорошенечко и, откашлявшись, произнес:

– Я полагаю, что почтеннейший Лудингирра предлагает сидеть за высокими стенами и ждать, пока лагашцы с амореями возьмут нас в кольцо. Но знайте, кто свою голову прячет, тот ее первым и потеряет!

– Что ты этим хотел сказать, уважаемый?! – закипал Лудингирра. – Что ты храбрее всех нас?

– Ты, купец и сын купца… каким оружием владеешь? – рассвирепел начальник гарнизона. Лудингирра молча сел. – Удел торгашей – базар, а не война!

Один из старейшин поднялся и заявил:

– Хочу сказать! Гарнизон Эреду маловат и без наемников нам не обойтись. Во что встанет нам такой поход? Может разумней договориться с лагашцами?

– О чем говорить с бунтовщиками? – крикнул кто-то с места. И все почтенное собрание начало гудеть кто во что горазд. И поверх этого гвалта Алулим поднял руку и заявил:

– Мое слово! Почтенный Лумма – храбрый воин. Это правда. Он истинный сын Эреду и на его счету много побед.

– Какова цена этих побед? – крикнули с задней скамьи.

Гвалт начал усиливаться. Кто-то спорил, доказывая, что надо идти на Лагаш, кто-то говорил, что уводить солдат из города – верная гибель для Эреду, иные предпочитали отмалчиваться и наблюдать чем дело кончиться.

И вдруг шум утих. Старейшины встали как по команде, а почтенный Алулим поклонился – в зал вошел Утухенгаль – царь Киэнгира8. Он был высок, светлая кожа, лишенная морщин, резко контрастировала с короткой темной бородой. Большие зеленые глаза обладали магическим насквозь проникающим взглядом. Этот взгляд… Он любого приводил в трепет может от того, что каждому, кто осмеливался смотреть ему в очи казалось, будто царь знает все его тайные помыслы. А может потому, что сам облик царя мало походил на типичного жителя Киэнгира, кто знает? Его побаивались все, не исключая Лудингирру.

Много времени прошло, со дня появления Утухенгаля в Эреду, но вот что удивительно – старость обошла его стороной. Еще сказывали, что царь любит дорогие ткани, а украшенья не признает. Тиару надел только однажды – по случаю восшествия на престол…

– Великий царь! – сказал Алулим. – Собрание старейшин приветствует тебя!

Утухенгаль долго молчал, вглядываясь в лица, а потом чуть слышно произнес:

– Нам бросили вызов. Не так ли?

И собрание замерло. Все надеялись, что вот сейчас царь скажет нечто такое, что сможет предопределить судьбу всей страны и каждого ее жителя в отдельности. Но вместо этого слово взял Лумма.

– Великий царь! Все знают: лагашцы издревле хотели подчинить себе Киэнгир. Когда Энменлуанна Великий воевал с амореями они не прислали ему подмоги. Они всегда были в стороне. У них самая плодородная земля, но им этого мало… Если их не обуздать это послужит дурным примером остальным городам.

– Ты уверен в своих воинах? – спросил Утухенгаль.

– Да, великий царь. Нынче, как никогда.

– Тогда веди их на Лагаш! – заключил царь.

– Войне быть! – провозгласил Алулим. – Хвала Энлилю!

– Вечная хвала! – отозвалось собрание.

Лудингирра возвращался домой в паланкине в крайне удрученном состоянии. Предстоящая война не сулила ему ничего хорошего. Он с роду не управлял боевой колесницей, да и мечом владел… так себе владел.

В саду его встретила Дамгула.

– Что ж, значит так угодно богам. – сказала она, когда выслушала что решил Утухенгаль. И печаль слегка коснулась ее благородного лица. Но и в этой печали она была хороша. Ухоженная, стройная, в ней чувствовалась порода. Её миндалевидные глаза с поволокой, слегка прикрытые в чувственной неге и бархатистая кожа, что подчеркивала соблазнительные формы – вся она являла собой олицетворение женственности, украшение любого мужчины.

– Мне тоже придется идти в поход. – констатировал Лудингирра.

– Так решил царь. – согласилась Дамгула. – Верь Утухенгалю и не забывай: твой отец тоже был им спасен. Боги выбирают пророков только из самых достойных мужей.

– Да, ты права… волю богов нам не дано познать. Вели подать мне вина.

Дамгула печально улыбнулась и ответила:

– Я сама тебе принесу.

И Лудингирра остался со своими мыслями наедине. Он сидел на гладкой диоритовой скамье смотрел на пруд и рассуждал. Дамгула говорит дело: Утухенгаль не простой человек. В Киэнгире он появился незадолго до Великого потопа, и никто до сего времени не знает откуда он пришел в наши края. Устроился на службу в храм. И как-то раз во время утренней молитвы объявил, что боги открыли ему день грядущий. Через него они сообщили людям: страшное бедствие постигнет весь Киэнгир. Наводнение, равных которому не было во веки, обрушится на наши земли. Над Утухенгалем стали насмехаться. Верховный жрец был взбешен, отстранил Утухенгаля от службы и, обвинив в богохульстве, назначил ему в наказание пятьдесят ударов аморейским кнутом. А поскольку в отличии от обычной плети, амореи традиционно вплетали в кнут острые металлические грузики по всей длине – наказание было весьма тяжким. Но даже когда на базарной площади двое солдат истязали Утухенгаля, боги продолжали говорить его устами: «Кровавая луна принесет Великий потоп. Кто не скроется в горах – погибнет».

В ту пору отец Лудингирры почтенный Тимахта торговал зерном. Он был суровым и набожным человеком; небогатый трудяга от зари до зари. Увидев полумертвого Утухенгаля, сердце его сжалось; он отнес бывшего служителя храма к себе домой в убогую лачугу и оплатил лекаря. Правда, в необходимости последнего Тимахта усомнился. Утухенгаль сам наставлял какие травы нужно взять и как сделать из них целебные мази и отвары.

Там, в отцовском доме Лудингирра впервые и увидел будущего царя. Утухенгаль посмотрел на маленького Лудингирру, приподнялся с ложа, провел тяжелой рукой по детской щеке, улыбнулся сквозь боль и сказал несколько слов, на своем родном языке. Это были резкие лязгающие звуки будто молотом по наковальне…

Отец делил с Утухенгалем свой хлеб и кров. Бывало будущий владыка Киэнгира играл с маленьким Лудингиррой. Он прятал в руке некий предмет и спрашивал: «Угадай что у меня в руке?». За неправильный ответ Утухенгаль тихонечко щелкал паренька по носу. И только раз Лудингирра победил – угадал что спрятал Утухенгаль – это была серебряная монета. И она досталась победителю… Лудингирре нравилось играть с Утухенгалем. Родному отцу, почтенному Тимахте такими пустяками заниматься было некогда.

Поправился Утухенгаль довольно быстро. А потом с теми немногими, кто все же поверил ему ушел в горы. Хорошо, что первым из них был Тимахта.

Те же, кто остался – горько пожалели в свой последний час, ибо все случилось так, как и было сказано в пророчестве: Идиглат и Буранун9 вышли из берегов и все живое погибло.

В аморейских горах, куда привел людей Утухенгаль, они жили сорок дней и сорок ночей. И Тимахта рассказывал, как будущий царь удивлял всех своими знаниями. Он без труда отыскивал среди камней подземный источник воды и отличал съедобное растение от ядовитого. А когда потоп ушел и надо было заново создавать города, рисовал на глине схемы, исправно зная строительное ремесло и мог в уме складывать и перемножать огромные числа.

Однажды спросили Утухенгаля: кто научил его разным наукам, на это был краткий ответ – «боги».

Мой отец почтенный Тимахта – да будет к нему благосклонна Эрешкигаль10 – уважал Утухенгаля и был одним из тех, кто возвел его на престол. И Утухенгаль, надев тиару, добро не забыл – сделал моего отца своей правой рукой. Все крупные закупки оружейной меди и строительного камня шли через моего родителя…

И как я теперь могу сомневаться в том, что Утухенгаль – правитель, дарованный богами нашему народу?! Неужто я последний глупец? Дамгула права: лишь достойнейший из мужей может стать пророком на троне!

Глава третья

Трижды обойдя колесницу, запряженную двойкой лошадей и окропив ее священным маслом, Дамгула молвила:

– Может тебе надеть тяжелую броню?

Лудингирра подумывал об этом с самого утра. Но ему, было стыдно за эту мысль. Что скажет его верный слуга Эннам и остальные воины, если он пойдет в поход в усиленной броне? А известно, что скажут: «Глядите! Отвага покинула Лудингирру! Да… Нынче сыны Эреду не так храбры, как раньше!» Вдобавок еще и посмеются в спину. Нет, уж лучше я останусь в кожаном жилете с тремя медными пластинами. Так по крайней мере удобнее держать лук… наверное, удобней…