Выжившие

Так все началось.

Следующие три недели я провела в отеле: рыскала по коридорам в поисках лучшего места для приема интернет-сигнала; донимала местную полицию, требуя отчета в продвижении расследования; постоянно ходила в консульство; отвечала на звонки обеспокоенных друзей Лори.

И вот я на стойке регистрации, жду, когда управляющий – стройный учтивый юноша – заселит прибывшую пару гостей. Очередь доходит до меня и, виной ли тому мой замученный вид, но молодой человек наклоняется чуть ближе и со всей искренностью говорит:

– Несказанно рад, что вы остановились именно у нас. Я в полном вашем распоряжении. Меня зовут Тиа, обращайтесь в любое время.

Мне кажется, я уже видела эту широкую улыбку. Интересно, работал ли он здесь два года назад? Пожалуй, нет: слишком молод, больше похож на школьника.

Я благодарю Тиа, отказываюсь от помощи носильщика и, накинув рюкзак на плечо, миную лифт на пути к лестнице.

Шагая по коридору к номеру, прохожу мимо зеркала в раме из отполированного водой дерева и вижу свое отражение: темноволосая бледнокожая девушка, с ношей за плечами, под глазами темные круги, сгорбленная спина. Есть что-то еще, но я не могу выразить словами. Путешественница в погоне за тенями.

Вижу широкие лямки рюкзака, который может поведать о приключениях и нехоженых тропах, и мне тоскливо, сама не знаю почему. Глядя на свое отражение, я будто вижу другую себя: лишь отблеск той, кем я хотела бы стать. Увы, как до нее дотянуться, не знаю.

Иду дальше, чуть заторможенная, напряженная.

«Ты? Напряженная? Не выдумывай», – подает голосок Лори в моей голове, она улыбается, и я тоже.

Номер встречает ледяной прохладой. Поиграв с клавишами, нахожу кнопку выключения кондиционера. Иду к балкону, распахиваю створки и шагаю в густую жару. День уходит в облака цвета пыльной розы.

Слышится гул самолета: меня пробирает неприятный озноб – с некоторых пор я особенно к ним внимательна. Над Лондоном они летают постоянно: я слышу их перед завтраком; по дороге на работу, когда еду на велосипеде; слышу через огромные окна офиса и ночью, лежа в постели, когда пытаюсь заснуть.

В первые месяцы после исчезновения Лори гул летящего самолета приковывал меня к месту: я замирала, почти не дыша, вытягивала шею, напрягала плечи, искала его на небе и смотрела – продолжит ли путь или вдруг начнет петлять, теряя высоту, штопором устремится к земле. Я ждала, пока он не исчезнет из вида, оставив после себя облачко пара на пустом небосклоне.

Мне стоило больших усилий научиться их не замечать – ну, или не уделять им столько внимания. Однако здесь, на Фиджи, вид летящего самолета вызвал то же острое чувство: словно сильные руки сжали грудную клетку. Вероятно, этот небольшой самолет направился на один из отдаленных островов. Я видела статистику: все пассажиры благополучно доберутся до места назначения. Шансы попасть в авиакатастрофу – один из одиннадцати миллионов.

Из одиннадцати чертовых миллионов!

Как тебя угораздило, сестренка?

Вероятность погибнуть в автомобильной аварии – один к пяти тысячам. Ступая на борт самолета, вы вручаете пилоту право распоряжаться вашей жизнью. Двери заперты, самолет в воздухе, никуда не деться. Вся надежда на то, что за штурвалом – человек в полном уме и здравии, готовый принять единственно верное решение.

Мои мысли поворачиваются в сторону капитана Майка Брасса: 53 года, волосы темные, с проседью, австралиец, безупречный летный стаж, женат, есть сын. Таким он предстает в прессе, но это неполная картина.

Завтра увижу его лично. Никакого блестящего плана у меня нет, просто пойду в больницу, постараюсь найти пилота и поговорить: мне нужно всего несколько минут. Посмотрю в глаза и спрошу: «Что произошло на самом деле?»

В стенограмме – безжизненные слова, я же хочу оценить его мимику, увидеть глаза.

Я два года размышляла об исчезновении рейса FJ209; два года по ночам в голове свербили вопросы. Хваталась за любую зацепку и плыла по извилистому потоку воображения, ожидая, куда он заведет.

Мысленно перелистываю расшифровку стенограммы, вспоминаю скудные ответы Майка Брасса и многочисленные пропуски.

Помощник детектива: Нам известно, что накануне полета исполнился год со дня смерти вашей дочери. Вы приступили к работе в стабильном эмоциональном состоянии?

Майк Брасс: (Молчит.) Да.

Пилот солгал.

Солгал о том, что произошло в ночь перед полетом. Я в этом уверена, потому что тоже солгала.

Глава 11

Теперь | ЭРИН

Утром следующего дня я паркуюсь на больничной стоянке. Ноги в шлепанцах соскальзывают с педали, машина глохнет, я привычно тяну руку к замку, чтобы перезапустить двигатель, но, как назло, ключ в арендованной машине дистанционный. Шарю по салону в поисках пульта и ненароком опираюсь на кнопку сигнала, в ответ – оглушительный гудок.

«Молодец, Эрин. Само изящество», – язвит голосок Лори.

Ныряю во влагу утреннего зноя: вся раскраснелась, под коленями липко. Сердце выпрыгивает из груди – зря выпила кофе натощак, но кусок в горло не лез. В итоге я взвинчена кофеином, умираю-спать-хочу из-за смены часового пояса, и сама не своя от волнения. Лихорадочно перебираю в голове вопросы для интервью.

В больницу я позвонила заранее, представилась сотрудником местной полиции и уточнила номер палаты. Не знаю, нарушила ли я уголовный кодекс Фиджи, назвавшись полицейской, однако свой телефон скрыла, так что, надеюсь, порядок.

Во время разговора с персоналом больницы обнаружились три факта: во-первых, пилот еще жив; во-вторых, его перевели в хоспис – тут же, в больничном городке; в-третьих, состояние Майка Брасса ухудшилось.

Перед одноэтажным бежевым зданием хосписа – декоративный фонтан. Прохожу мимо пожилого фиджийца в инвалидной коляске, тот наблюдает, как в струях воды плещутся две яркие птицы. Он желает мне доброго утра, я отвечаю на приветствие сквозь зубы. Напоминаю себе, что хмуриться необязательно. Однажды Лори дразнила меня: «Знаешь, о чем говорит твое обычное выражение лица? Меня все бесит, лучше не подходите!»

В воздухе пахнет хлоркой и пищей – тошнотворное сочетание. Окно приемной; за стойкой, склонив головы друг к другу, беседуют две девушки в больничных робах – иду, не глядя, мимо.

Прохожу по коридору, заглядываю в открытые двери палат. В одной – фиджийка в ярко-зеленом платье прикорнула на гостевом раскладном кресле рядом с кроватью родственника: глаза прикрыты, ладонь прижата к его груди; в другой – подросток в полосатой спортивной рубашке смотрит телевизор.

Следующая комната принадлежит ему – Майку Брассу, капитану рейса FJ209.

Вот он, человек, по вине которого разбился самолет, где летела Лори. Тот, кто выжил, когда остальные умерли. Кто жил на материковом острове, скрываясь от семьи, полиции, прессы. Он один может ответить на мои вопросы.

Пилот лежит на спине, приоткрыв рот, глаза закрыты. Волосы с одной стороны выбриты. Будь я в настроении, придумала бы что-нибудь смешное о наших похожих прическах. Но мне не до шуток. К левой руке мужчины подведена капельница, на металлической стойке рядом с кроватью закреплен мешок с прозрачной жидкостью. Чуть подальше попискивает аппарат, мигая черно-зеленым экраном.

Делаю глубокий вдох, захожу в комнату, закрываю дверь. Подхожу к постели и сажусь на пластмассовый больничный стул.

– Майк?

Нет ответа.

– Майк! – громче зову я.

Он не реагирует. В комнате ужасно душно, футболка прилипла к спине.

Не знаю, сколько у меня времени. Тянусь к его руке и замираю в нерешительности. Его запястье обведено больничной лентой поверх светлой растительности. В конце концов сжимаю его ладонь в своей.

– Майк!

Веки затрепетали. Он задышал по-другому.

Я сжимаю ладонь сильнее и зову еще громче.

Он открывает глаза. Моргает, что-то бормочет, цепляет растопыренными пальцами воздух.

Беру с прикроватного столика бумажный стаканчик с водой, подношу ко рту, направляя соломинку к его губам. Он делает глоток, я убираю стакан, и только сейчас он поднимает голову и оглядывает мое лицо, присматриваясь.

Какое-то время он молчит, пытаясь разглядеть, кто перед ним. Я жду, когда он меня узнает.

– Это ты? – голос хриплый, слабый.

Он долго смотрит мне в глаза.

В моей памяти – ночной бар, звон льда в бокалах.

– Да, – отвечаю.

Тишина. Мы смотрим друг на друга, припоминая разные фрагменты одного вечера.

– Ты никому не сказала, – говорит он.

Молчание затягивается. У меня в душе невысказанная буря.

– Пока нет.

Он хочет приподняться на локтях, изо рта вырывается несвежее дыхание. Попытка сесть кажется невыполнимой, Майк падает на подушку.

– Тем рейсом летела Лори Холм – моя сестра, – у меня в голосе сталь.

Он меняется в лице. Отводит взгляд.

– Выкладывай все.

– Я уже дал показания.

– Эту чушь я видела. Мне нужна правда.

Он смотрит на дверь, как будто ожидая спасения, но она закрыта: мы одни.

– Мы оба знаем, ты не должен был лететь. Оправдания или извинения меня не интересуют. Я жду фактов. Где вы разбились?

– Над каким-то… островом…

– Каким?

Он качает головой.

– Мы потеряли курс. Там… полно островов.

Я часто брала интервью и сразу вижу, когда люди изворачиваются. В таких случаях я задаю серию легких, ничего не значащих вопросов, чтобы человек, отвечая без перерыва, ослабил бдительность. Однако сейчас времени нет.

– Что было после крушения?

– Мне удалось выжить, – помолчав, отвечает он хрипло.

– Радость-то какая, – не удерживаюсь от ехидной реплики. – А остальные что?

Он моргает.

– Выжил только я. Тебе должны выслать мои показания.

– Я хотела услышать твой ответ лично, а не из расшифровки. – Задаю вопрос по-другому, предельно односложно: – Моя сестра жива?

Этот вопрос я лелеяла с тех самых пор, как исчез злополучный самолет. Тело ведь не нашли, значит, оставалась хрупкая надежда. Правильное ли это слово – «надежда»? С одной стороны, вселяет веру в лучшее, а с другой – в шаге от отчаяния. Надежда – единственное, что держит на плаву, когда рассыпаются в прах сколько-нибудь достоверные данные. Она зыбка, словно ветер, и все же я чувствую, она здесь, вокруг меня, и надеюсь, надеюсь, надеюсь…

На лице Майка растерянность, он как будто удивлен, что я вообще об этом спросила. Только чему удивляться? Я два года прожила в мире теней – имею право предполагать, если он жив, может, спаслась и Лори?

Пилот медленно качает головой.

– Она умерла, – снова удар под дых, тупой и беспощадный…

С какой стати? Я не обязана принимать его слова на веру.

И все же в глубине души, где-то в ее закоулках, я знаю – это правда.

– Где ее тело? – отстраненно спрашиваю я.

– Прости…

Ну уж нет, извинение за ответ не принимаю. Я наклоняюсь вперед, прямо к его лицу:

– Где. Ее. Тело. Где оно? Говори сейчас же! Ты знаешь, где оно. Все еще в самолете? Ты оставил ее там? Только не там…

Она боялась летать… мало того что разбилась, так еще лежит в треклятом самолете…

– Нет… – еле шепчет он.

– «Нет» – не оставил?

Лицо пилота искажает глубокая боль. Он тянется к пульту подачи обезболивающего. Не достает. Я могла бы ему помочь, но воздерживаюсь.

– Что ты сделал с телом моей сестры? С телами остальных?

Я жду. Ногти впиваются в ладони. Меня разрывает от ярости, хочу выплеснуть все на него, но он так слаб и неподвижен, не воспринимает ничего, и мой гнев отражают стены палаты.

– Я не хотел… правда…

Я жду.

Жду еще.

– Чего не хотел?

Тишина.

– Майк? – я наклоняюсь ближе, почти задевая кончик его носа. – Не хотел чего?

Его глаза недвижны. Он забылся.

За дверью послышались голоса. Выглядываю: спиной к двери стоит медсестра, разговаривает с молодым человеком. Я видела его в газетах – это Натан, сын Майка. Рядом женщина постарше, скорее всего, жена: седые волосы собраны в пучок у шеи. Оба внимательно смотрят на медсестру, меня пока не заметили.

Скоро войдут, надо торопиться.

Возвращаюсь, крепко сжимаю руку Майка. Он просыпается.

– Где их тела? Говори!

Из его уст выходит одно слово или слог:

– Мо-ор…

Может, я не расслышала?

– Мор?… – переспрашиваю я.

Он молчит. И тут я понимаю: море.

– Море? Ты бросил их в море?

– Не мог похоронить… лопаты не было… копать нечем.

Он снова тянется к пульту, на этот раз его пальцы находят кнопку. Нажимает. Доза обезболивающего идет по трубке в вену.

Тело больного обмякает.

– Жара… нельзя было оставлять. У нас не было выбора.

– У нас? – встрепенулась я. Сердце чеканит в ушах.

Он смотрит на меня: на долю секунды глаза расширяются, или мне показалось?

– Ты сказал: «У нас не было выбора».

– Нет. Ошибся… – тяжело дыша оправдывается он. Его веки начинают подрагивать.

Скрипнула металлом дверная ручка.

– Майк? Почему ты сказал «у нас»? – не унимаюсь я.

Его глаза закрываются, дыхание успокаивается. Он плывет в наркотическом потоке.

– Кто-то еще выжил в крушении? – мои ногти впиваются в пергамент его кожи. – Ответь!

Дверь распахивается, в комнату врывается шум из коридора. Поворачиваю голову: в дверном проеме Натан – видит, как я вцепилась в руку его отца.

– Что вы делаете? – недоумевает он.

Я наклоняюсь к лицу Майка:

– В катастрофе выжил не только ты, да?

Он еле заметно и бесконечно медленно двигает головой, не пойму – кивок это, или он глотает.

– Кто еще? – я прижала его плечи обеими руками. – Моя сестра?

Увы, Майк Брасс не шевелится, не отвечает. Подбегает сын, крепкими руками отрывает меня от пилота.

Пока меня силой выталкивают из комнаты, я оглядываюсь на Майка и умоляю:

– Скажи! Кто еще выбрался живым?

К сожалению, вопрос повисает в воздухе.

Глава 12

Тогда | ЛОРИ

Сколько она пролежала в забытьи – неизвестно. Все поглотила темная горячая пустота. Мысли недвижны, есть только гудящий звон; жаркий воздух; тело сдавила какая-то тяжесть.

Сознание медленной рябью всплывает на поверхность.

К щеке прижат угол чего-то твердого.

Лори поморгала: приоткрылся только один глаз. Все вокруг накренилось. Слышен низкий, хриплый, заунывный вой.

Откуда звук?

Она сглотнула: привкус крови во рту.

Попробовала поднять голову: ужасная боль пронзила мозг. В ушах зазвенело, похоже на долгий выдох.

Пошевелила пальцами, поискала, за что взяться. Снова моргнула и, преодолевая адскую боль, подняла голову. Вдоль потолка безвольно свисали кислородные маски. Шкафчики багажной полки были распахнуты. Повсюду валялись сумки и чемоданы. Откуда-то сзади полз дым.

Самолет. Я в салоне самолета…

Взгляд метнулся к иллюминатору: в стекло упирались густые ветки с толстыми листьями. Взгляд выхватил темную зелень пальм вдалеке.

Мы разбились…

Вой не прекращался: отчаянный, душераздирающий.

Это крик… кричу я.

Лори слегка повернула голову: американская чета пристегнута к сиденьям, оба словно застыли. Голова мужчины свесилась вперед, подбородок уперся в неподвижную грудь. На щеке запекшаяся кровь, очки держатся на одном ухе.

Нет… не может быть…

Жена привалилась к нему: странный наклон шеи, рот открыт, глаза остановились, золотая цепочка прорезала плоть. Они мертвы.

К пересохшему горлу подкатила тошнота. Захотелось зажмуриться, утонуть в складках вечной темноты. Исчезнуть. Однако первобытный инстинкт приказывает выбираться. Быстро!

Дым.

Лори попробовала встать – ей мешал пристегнутый ремень. Повозившись непослушными пальцами с металлическим зажимом пряжки, его, наконец, удалось отстегнуть. Упершись руками в подлокотники, она снова попыталась встать: что-то держало ноги – их придавило спинкой впереди стоящего кресла. Вцепившись руками в сиденье, она толкнула его от себя.

Густой дым полз по полу из хвостовой части салона. Лори стало страшно, и она закричала:

– Помогите!

Изо всех сил стукнула ладонями по спинке придавившего ноги сиденья. Боль пронзила шею и плечи. Кресло немного отошло, Лори подтянула колени и вытащила ноги: в берцовую кость словно кол воткнули.

Голова закружилась, пол качнулся и накренился. Цепляясь за спинку сиденья, чтобы не упасть, Лори поглядела вниз на свои окровавленные ноги. Превозмогая мучительную боль, заковыляла по проходу.

На полу, скорчившись, лежала с открытыми глазами стюардесса: под головой растекалось жуткое пятно крови. Во рту пенилось и булькало, будто она дышала жидкостью.

– Все нормально… – беспомощно проговорила Лори, опускаясь на колени.

Ноги горели, из распоротой щеки во рту сочилась кровь. Лори чуть не вырвало, однако она поборола тошноту и вздохнула.

– Я вам помогу, – обратилась она к фиджийке.

Губы стюардессы зашевелились, как будто она пыталась говорить. В легких клокотало. В конце концов она еле слышно произнесла:

– Остановить его…

– Все будет хорошо. Я помогу, – Лори наклонилась ближе.

Дым сгущался. Нужно вытащить стюардессу наружу и побыстрее. Она посмотрела в сторону выхода: через открытую дверь проникал дневной свет…

Лицо стюардессы оживилось, она встретилась взглядом с Лори, ухватила ее запястье и проговорила:

– Я… должна была его остановить.

Взявшаяся ниоткуда энергия также внезапно иссякла: женщина разжала руку, взгляд потух.

Глаза фиджийки остановились.

– Эй! Вы меня слышите? – Лори схватила женщину за ворот.

Ответа не последовало.

Судорожно сминая ткань блузки в ладонях, она потрясла фиджийку за плечи:

– Эй! Я вам помогу! Очнитесь же!

Ни звука.

Лори наклонила голову к лицу, послушала: бульканье прекратилось, грудь неподвижна.

Что делать? Что же делать?..

Велев себе успокоиться, Лори нащупала пульс на шее стюардессы. Ее собственное сердце билось так сильно, что она едва понимала, что происходит, не могла ни думать, ни считать. Одно не оставляло сомнений: женщина мертва.

И все же, сцепив пальцы, девушка начала нажимать на грудную клетку стюардессы ладонями.

Тридцать нажатий – правильно?

Она зажала женщине нос и закрыла ее рот своим.

Вдох-вдох.

Еще тридцать нажатий. Плечо горело, голова раскалывалась.

Вдох-вдох.

Тридцать жестких и ритмичных надавливаний.

Вдох-вдох.

Вновь и вновь…

К металлическому привкусу крови добавился вкус помады с губ женщины.

«Идет дым, – не прекращая нажатий, отстраненно думала Лори. – Нужно выбираться», – мелькнула тревожная мысль где-то в закоулках сознания.

Послышался шорох: длинноволосый парень в шапке выбирался из своего кресла. Из раны на переносице текла струйка крови, пропадая в щетине на челюсти. Освободившись, он рванул в проход, перевел взгляд с Лори на мертвую стюардессу.

Раздался лязг: дверь кабины распахнулась, и в проеме появился пилот. Тонкие ручейки крови струились по вискам, напоминая трещины в черепе. Он пошатнулся и, пытаясь обрести равновесие, схватился за спинку сиденья, безумно глядя по сторонам.

Внимание Лори отвлек чей-то крик. Длинноволосый уже стоял в другом месте, в окровавленных руках – люлька.

– Сюда! Возьмите ребенка!

Ребенка? Ах да, тот малыш с переднего сиденья…

Лори прошла вперед и забрала переноску из рук парня.

Пожалуйста… Только не это.

Младенец лежал на спине. Синие глаза открыты и неподвижны.

Моргнул, перевел взгляд на Лори.

– Жив! – облегченно воскликнула она.

– Вытащите ребенка! – скомандовал пилот.

Отцепив от настенного крепления огнетушитель, он решительно двинулся в хвостовую часть салона, где продолжал сгущаться дым.

Превозмогая боль, Лори бросилась к выходу. У открытой двери она застыла, вдыхая волны тепла и аромат сырой земли. Растерянная, Лори уставилась на стену густых деревьев: через темно-зеленый восковой полог сомкнутых крон струились лучи солнца.

Где мы?

Она обеими руками опустила люльку на землю. Выбралась сама, подняла переноску и, стиснув зубы, побрела прочь от дымящегося самолета, наступая босыми ногами на сухую листву.

Воздух плавился от жары. Ноги подкосились, и Лори рухнула на землю рядом с переноской.

Зубы стучали друг о друга, окружающее виделось предельно ясно, до мельчайших подробностей: вот яркокрылая птица села на ветку и смотрит черными бусинами глаз; в зелени деревьев несуразно торчит металлическое тело самолета – лопасть турбины замедляется; нависают увитые лианами кроны.

– Где мы? – раздался голос позади Лори.

Она повернулась: согнувшись и уперев руки в колени, стоял Дэниел, из уголка рта тянулась дорожка слюны. Бледно-розовая рубашка поло была порвана у рукава и замазана грязью. Вытерев губы, он выпрямился.

– Не знаю… – Лори огляделась по сторонам.

Вокруг полумрак густых зарослей, через которые едва пробивалось солнце. Под ногами глубокие выбоины: похоже, самолет пронесся через джунгли, сплющив кустарник. Носовая часть уткнулась между двумя пригнувшимися деревьями, обнажая зеленовато-белые сердцевины сломанных ветвей. Левое крыло помято, кишки проводов взметнулись вверх.

Лори несколько раз моргнула, будто надеялась поменять вид на что-то менее сюрреалистичное.

Ребенок в люльке вскрикнул, и Лори инстинктивно потянулась к нему, взяла кроху на руки: как перышко. Молочно-гладкая кожа, крошечный носик, облако тонких светлых волос.

– Где его мать? Надо найти мать…

– Помогите! – крикнул выглянувший из самолета пилот: фуражка перекошена, лицо измазано сажей. – Эй, – указал он на Дэниела, – нам нужна ваша помощь!

Дэниел подчинился, исчезая в дымящем чреве самолета.

Лори глядела на ребенка.

– Сейчас я тебя осмотрю, хорошо? – голос девушки звучал неестественно.

В поисках порезов и неровностей она провела дрожащими пальцами по голове малыша, двинулась вниз по шее, крошечному изгибу плеч. Расстегнула белую хлопковую распашонку: сердце мальчика учащенно билось. Она потрогала подушечками пальцев грудь и животик, осторожно вытянула ручки, потом ножки.

Малыш спокойно, с любопытством наблюдал за процедурой, ничуть не сопротивляясь.

Казалось, ему уютно и не страшно в люльке. Лори вспомнила странный факт: во время автомобильных аварий наименее пострадавшими оказываются пассажиры, спавшие в момент столкновения, так как их тела расслаблены.

«Малыш не пострадал», – повторяла она про себя, как мантру, пытаясь успокоиться. Осторожно вернула его в люльку, но, как только убрала руки, ротик младенца жалобно скривился, и ребенок заплакал.

– Ой, – растерялась Лори.

Личико малыша раскраснелось, он плакал и кричал, пока она не взяла его снова. Стиснув зубы, девушка поднялась на ноги – как же больно! – и крепко прижала мальчика к себе.

– Тише, тише, маленький!

В дверях самолета появился пилот: он держал под мышки мать ребенка. За ним следом, придерживая ее за лодыжки и стараясь не смотреть на свою ношу, шел бледный Дэниел. Голова женщины откинулась назад, янтарные волосы касались земли, белки глаз устремились в небо, на лице – темное пятно крови.

– Что с ней? – спросила Лори.

– Умерла, – пилот покачал головой.

Только не это!

Лори крепче сжала ребенка, отвернув от страшного зрелища. Перекрывая скорбный плач младенца, она запела извлеченную из глубин памяти колыбельную. Она пела тонким, дрожащим голосом, на припеве начала двигаться: несколько шагов вперед, затем назад, в такт мелодии.

Постепенно малыш обмяк у нее на руках. Она продолжала напевать, не останавливаясь, и все это время мужчины входили и выходили, вынося мертвых из самолета.

Глава 13

Тогда | ЛОРИ

Самолет медленно горел в духоте джунглей.

На руках у Лори спал младенец, а позади, плечом к плечу, лежали на земле тела четверых мертвецов.

«Наш самолет разбился. Разбился», – вертелись в голове тревожные мысли, словно ее тело взболтали с огромной силой, и думы разлетелись в беспорядке, как дождевые капли.

Погруженная в размышления, Лори ощутила что-то теплое и с удивлением обнаружила, что держит младенца: тот дышал ей в шею.

Сонни – так называла его мать. Лори нестерпимо захотелось кому-то передать ребенка. Но кому?

Жажда вцепилась в горло. Пошевелив языком, Лори ощутила распухшую слизистую с внутренней стороны щек. Нужно попить. Ее бутылка с водой осталась в салоне, но обратно в дымящий самолет она не пойдет.

Дэниел поднял свой мобильный и прищурился, вглядываясь в экран.

– Сигнала нет! Ни одного гребаного деления!

Не спуская глаз с телефона, он начал расхаживать по земле прямо в носках: хлопчатобумажных в бледно-голубую и оранжевую полоску, сужающуюся к лодыжке.