Зов Ланелы

На меня нацелились два меча. Третий привольный – самый молодой, почти мальчик, огненно-рыжий, с усеянным веснушками лицом – держал стрелу на тетиве лука, но не натягивал его.

– Бросьте оружие, – предложил я.

Юноша снял стрелу с тетивы и положил в колчан.

– Не брошу! – сказал он с вызовом, сверкнув на меня зелёными глазами и… со всех ног припустил в лес. Два других разбойника переглянулись и, дружно заорав, вновь бросились на меня. Два удара древком – и вот два меча уже валяются в дорожной грязи, а оба привольных от боли корчат дикие рожи, одинаковым жестом прижимая к груди левыми руками ушибленные правые кисти.

– Знаете, почему я не сделал с вами то же, что с ними? – спросил я, указывая концом алебарды на лежащих «в отключке». – Ответ прост: мне не хочется пачкаться в грязи, освобождая дорогу от мусора. Может быть, вы мне поможете? Нет возражений? В таком случае, ты начинаешь оттаскивать своих дружков на обочину, а ты собираешь оружие и складываешь его в передний фургон. После поможешь коллеге.

Привольные, кряхтя и постанывая, принялись выполнять приказ. Я подобрал из лужи автомат. Внешне он выглядел вполне рабочим, даже смазан каким-то маслом. Правда, подозреваю, что автоматчик-недоучка Авер так и не отважился разобрать и почистить его внутри. Я подошёл к продолжающему валяться без чувств атаману и откинул полу его плаща. Из-за широкого кушака, опоясывающем разбойника, торчал автоматный рожок с патронами, рядом прицеплен совсем не худенький кошель. Когда я забирал и то, и другое в качестве трофеев, мой старый знакомец невнятно что-то промычал и приоткрыл глаза.

– Надеюсь, Авер, что наши дороги больше никогда не пересекутся. Поверь, это даже больше в твоих интересах, – сказал ему я, после чего вернулся в повозку.

– Зачем нам всё это? – испуганно спросил меня Кавни, кивая в сторону кучи оружия. – Фиглярам запрещается иметь такие вещи. Знаешь, что будет, если кто-нибудь из стражников…

– Если не нужно – выкинем где-нибудь по дороге. Не оставлять же его этим… Держи, это тебе компенсация за моральный ущерб! – я вложил в руку сетрика атаманов кошель и вновь поудобнее устроился на своём месте.

Сетрик понукнул вола. Повозка тронулась, за ней двинулся весь караван, и вскоре за поворотом исчезли двое привольных, растерянно стоящие возле тел своих до сих пор не до конца пришедших в себя товарищей.

– Слышь, Ланс, – обратился ко мне Кавни некоторое время спустя, – ты вот давеча говорил, что идёшь, куда дорога ведёт… То есть, я так понимаю, мы можем надолго стать попутчиками?

Хм… Попутчиками… Впрочем, почему бы и нет? Хотя меня никто не разыскивает и совершенно никому на этой планете нет до меня дела, но одинокий странник с собакой редкой породы вызывает гораздо больше вопросов, нежели один из членов бродячей труппы.

– Зачем вам лишний рот, Кавни?

– Лишний рот, оно, конечно: кому нужен? Только вот с тобою мне и веселее, и безбоязненней! Да и хороший номер в представлении лишним не будет!

– Хороший номер? Это ты про меня?

– Вестимо, про тебя, – кивнул сетрик.

– Кем же ты мне предлагаешь заделаться?

– Разве сразу не понятно? Силушкой тебя либо Тот, либо Другой наградил отменной, вот силачом и будешь. Тяжести поднимать непомерные. А вызовется кто – так и побороться с тем об заклад по правилам честным. Бороться-то умеешь? Не из последних борцов? Опять же, собаку твою необычную всяческим затейкам обучить можно на потеху честному люду. А? Как тебе моё предложение?

– Мысль интересная. Я подумаю, Кавни. Извини, но я сегодня очень мало спал. Подремлю чуток, а ты, если что вдруг снова случится, разбуди.

В это время сзади раздался шорох отодвигаемой заслонки. В крохотном окошке, прорезанном в разделяющей фургон перегородке, показались удивительно большие карие глаза в обрамлении длинных густых ресниц.

– Тятя, кто это там с тобой? Симпатичненьки-ий! Я что, опять что-то проспала?

– Это моя дочка Зи. Она у меня певица, – представил девушку Кавни, после чего ответил. – Ничего особенного, дочка. Всего лишь одну героическую битву. Нас пытались ограбить привольные. Много, две дюжины! И все с ног до головы увешаны всяким разным страшным оружием. А этот бесстрашный герой – его зовут Ланс – расправился с ними голыми руками!

Глаза из окошка посмотрели на меня. Во взгляде перемешались удивление, восхищение и недоверие.

– Ты и взаправду один справился с двумя дюжинами привольных?

– Нет, неправда, – ответил я.

– Тятя!! – в голосе девушки послышались плаксиво-рассерженные нотки. – Ты почему опять меня обманываешь?!

– Тятя не обманывает, – заступился я. – Тятя преувеличивает. Разбойников было только девять.

– ТОЛЬКО девять?! Но ведь это тоже очень-очень много! Тятя, я хочу, чтобы у меня родился сын – такой же большой, сильный и ловкий, как Ланс!

– Ну, а я-то здесь при чём? – проворчал Кавни. – У Ланса и спрашивай!

– Ланс, ты сейчас не очень занят? – прозвучал вопрос из окошка.

О, святая простота здешних нравов! От такого прямого предложения вряд ли можно открутиться. Да и, откровенно говоря, откручиваться-то не хотелось: уж очень призывно смотрели её глаза, нежным и воркующим стал голос.

Конечно, я мог бы написать в угоду сторонникам очень высоких отношений, что стоически отказался и гордо хранил верность своей избраннице. Однако это было бы, во-первых, неправдой. А во-вторых, в мире, где нет даже понятия «супружеская неверность», где женщина гордится количеством девочек и мальчиков, рождёнными соседками от её мужа, где «проституция» – только способ забеременеть, где… Короче говоря, слишком много различных «где». Так вот, в этом мире, придерживайся я пуританских взглядов, принятых в балладах о верных рыцарях, ко мне будут относиться примерно так, как к чудаку, который вздумал бы загорать в вечернем костюме на нудистском пляже.

– «Нет. До пятницы я совершенно свободен!» – процитировал я фразу героя одного из популярных мультиков.

– Не знаю, что такое пятница, но надеюсь, что это не скоро! Так что приглашаю тебя зайти ко мне в гости. Кроме всего прочего, у меня найдётся кружка хорошего отонарского пива!

– Приглашение с благодарностью принимается! – ответил я и спрыгнул с повозки, успев услышать, как сзади Кавни пробормотал: «Может, хоть сейчас что получится… Но только бы не бепо, упасите нас Тот или Другой, только не бепо!»

Пропустив фургон мимо, я запрыгнул в отворившуюся заднюю дверцу. Обстановка внутри оказалась по-походному бедной и непритязательной, хотя везде чувствовалась заботливая женская рука: и в занавесках на маленьких окошках, и в покрывающей небольшой пристенный столик вышитой скатерти, и в букетике магнолий в простом глиняном кувшине.

Зи оказалась невысокой худенькой девушкой с милым лицом и пышными каштановыми волосами, перехваченными узенькой голубой ленточкой: концы длинной полоски материи, завязанной на виске бантом, терялись в густых, спадающих на высокую грудь и на спину локонах. По подолу длинного, до пола, платья Зи пестрели вышитые цветы и что-то летающее, напоминающее птеродактилей: возможно, подразумевалось изобразить бабочек или птичек, но художественное мастерство вышивальщицы несколько подкачало. Зи стояла и с откровенным интересом рассматривала меня с ног до головы.

– Ну, и где же хорошее отонарское пиво? – спросил я шутливо, стараясь скрыть возникшую неловкость.

– Так ведь ты же не за пивом пришёл! – Зи хитро улыбнулась и, прищурив свои огромные глаза, чуть склонила голову на бок.

– Вообще-то от пива тоже не откажусь! – продолжил я в том же игривом тоне. – Или пошутила?

– Какие же вы всё-таки все, мужики, одинаковые! – преувеличенно-огорчённо вздохнула Зи. – Вам бы только пива набулькать полный живот! Будет, будет тебе пиво отонарское, только сначала сыночка мне сделай: большого, сильного и ловкого! Чтобы мне был помощником и защитником. Давай!

Она подобрала платье до пояса, повернулась и легла грудью на столик. Нижнего белья Зи не носила. Я опешил. Конечно, я знал о здешней простоте нравов. И о том, что к сексу здесь относятся без всяких предубеждений и ханжества. Но не до такой же степени!

– Что стоишь? Не нравится? – оглянулась Зи через плечо.

– Отчего ж? Девушка ты милая, и прелестями не обижена…

– Так чего ж стоишь столбом?

– Да как-то… не привык я вот так-то… А пообниматься-поцеловаться?

– Ишь чего захотел, бесстыдник! Как же, буду я целоваться с первым встречным-поперечным! Для этого надо, чтобы любовь была!

И чувствовал я себя в этот момент – дурак дураком! А потому даже обрадовался, когда зашуршала, открываясь, заслонка оконца в перегородке, и показавшийся в нём Кавни громко и встревожено зашептал:

– Слышь, Ланс, попутчик у нас объявился. Один из тех, что нас только что ограбить пытались.

Я спешно выглянул наружу из бокового окошка. Рядом с фургоном, спрятав кисти рук в рукава мешковатого одеяния и то и дело швыркая конопатым носом, хлюпал сапогами по грязи юноша, отказавшийся отдавать свой лук, который сейчас висел у него в чехле за спиной.

– Далёко ли путь держишь? – поинтересовался я.

Он подошёл поближе к фургону, взялся рукой за его край и, открыто глядя мне в глаза, без предисловий попросил:

– А вот возьмите меня с собой!

– До Суродилы?

– Нет, не то чтоб до Суродилы… Назавсегда возьмите!

– Что, больше не хочется быть привольным?

– Да я и не хотел никогда! Деться было некуда… А фигляром давно мечтал стать, только мамка вот всё болела, бросить её не мог.

– А сейчас бросаешь?

– Померла она, неделю как…

– Соболезную. Только вот по вопросу трудоустройства – это не ко мне, а к сетрику. Кавни, проводи собеседование!

– А что ты делать-то умеешь-то? И как тебя звать? – спросил выглядывающий с козел сетрик. Весь наш разговор он слышал, и в курс дела его вводить не требовалось.

– Зовут меня Реди из Атрока. Я песни петь умею!

– Что ж, спой. Послушаем, Реди из Атрока, каков ты певец.

Парнишка откашлялся и во весь голос грянул:

      «Как во город Суродилу

      Купцы-гости заходили,

      Похвалялися товаром,

      Отдавали не задаром!»

– Довольно, довольно…– поморщившись, махнул рукой Кавни. – Голос у тебя, конечно, звонкий, но таких певунов – в каждом трактире охапки четыре. Если перед почтенной публикой выступить осмелишься – закидают тебя тухлыми яйцами!

– Ага! И поёшь ты не в лад! – добавила высунувшаяся из-за моего плеча Зи. – Хотя мордашка у тебя о-очень миленькая!

– Ну-ну, голову-то не вешай! – приободрил паренька сетрик. – Может, ещё чего умеешь?

– Стрелять умею, – хмуро ответил юноша. – Только вот фиглярам это умение не надобно.

– Не скажи! – возразил я, с тайным облегчением выпрыгивая из фургона на дорогу. – А ну-ка, Кавни, останови караван!

Я взял одно из яблок, которыми жонглировал Кавни, и шагов на пятнадцать отошёл в сторону от дороги к ближайшему дереву. Прислонился к стволу и поставил яблоко себе на темя. Глазами показал на него пареньку:

– Стреляй!

У Кавни округлились глаза, Зи в ужасе прикрыла рот ладонями. А Реди не спеша достал лук, натянул тетиву. Затем расчехлил колчан, быстро выхватил стрелу и, практически не целясь, выпустил в мою сторону. Зи успела взвизгнуть.

В случае чего увернуться я бы успел, поэтому промаха не боялся. Но отклоняться и не потребовалось: стрела уверенно пронзила яблоко точнёхонько посередине. Я отошёл на пару шагов, взглянул на пришпиленный к дереву фрукт, поднял брови и развёл руками, демонстрируя немое восхищение. Реди коротко улыбнулся, так же быстро достал вторую стрелу и послал вослед за первой.

«М-да, о таком я только читал, – подумал я, разглядывая результаты выстрела: вторая стрела расщепила первую. – В книжках про Робина Гуда!»

Переведя взгляд на Кавни, я спросил его:

– Фирисет, сетрик?

– Фирисет-то, оно, конечно, полный фирисет, – в некоторой озабоченности тот полез рукой в дебри своей шевелюры. – Только ведь этого фирисета всего лишь на одно выступление и хватит.

– Это почему же?

– Да потому. Выступим мы, к примеру, в той же Суродиле, а потом разведут нас за белы рученьки по разным местам. Его, за стрельбу меткую, в воинство лад-лэдское, хочет он того или нет, а меня – в узилище, где расспрашивать будут с превеликим пристрастием: для чего в фиглярском караване оружие имеется? Уж не привольные ли мы, под личиной фигляров спрятавшиеся?

– Не хочу я в воинство! – испуганно воскликнул Реди. – Не любо мне людей жизни лишать!

– А что любо?

– Любо по свету бродить, разные края и земли видеть. Людей потешать.

– Конечно, решать тебе, – обратился я к Кавни, – но я бы на твоём месте парнишку взял. Мне кажется, такой бы пригодился.

– Пригожусь, дяденьки! Ей-ей, пригожусь! Непременно научусь какому искусству! А пока так и на охоту могу ходить, дичь к столу промышлять…

– Ну, пусть так и будет, – согласился сетрик. – Иди в последний фургон. Скажешь Годо, что я велел тебя приютить.

– Нет, нет, нынче пускай со мной едет! – встряла Зи и, прострелив меня навылет ехидным взглядом, добавила. – А то мне скучно, и развлекать никто не хочет!

Под вечер дождь прекратился, хотя тучи продолжали беспросветно затягивать небо. Волы зашагали веселее, но въехать в Суродилу мы всё же не успели: ворота в город, запираемые на ночь, закрылись почти перед мордой сетрикова вола. Упрашивать стражников впустить нас, по словам Кавни, было делом совершенно бесполезным, а потому мы стали на ночлег на специальной, именно для этого и предназначенной площадке под высокими стенами из крупных каменных блоков. Три фургона выстроили буквой «П», загнали между ними волов, а потом задвинули четвёртым, замкнув четырёхугольник. Таким образом путешественники страховались от охочих до чужого скота воров. Некоторое время спустя подошли ещё два припозднившихся обоза и присоседились тут же. По всему биваку зажглись огни: путники готовили себе ужин. Я сидел подле нашего костра, ерошил густую гриву лежащего рядышком Асура и наблюдал, как Зи, изредка довольно насмешливо на меня поглядывая, готовит ужин в большом котле. В тишине внезапно раздался не слишком мелодичный звук: у пса от голода заурчало в животе. Асур поднялся, принюхался к запахам кухни, презрительно фыркнул и убежал в ночь. Кавни обиходил своего вола и задал ему корм, проследил за тем, как то же самое сделали его артисты, а потом подошёл ко мне и присел рядышком.

– Хочешь знать, сколько денег было в кошельке у того разбойника? – спросил он меня.

– Скажи, – ответил я без особого, впрочем, интереса.

– Мелкой монетой двадцать три макатима и полушка с шестаком! Почти два катима! Это же примерно столько, сколько мы зарабатываем за семь, а то и за восемь выступлений!

– Три макатима за выступление? Так мало? – искренне удивился я, произведя нехитрые арифметические вычисления.

– Мало? – в свою очередь удивился Кавни. – Да где ж ты видел, чтобы за выступление платили больше?!

– Видел. На Божьей Столешнице.

– А, ну да… Там-то – да… – Кавни цыкнул уголком рта и почесал макушку. – Туда ведь редко кто из фигляров отваживается заглянуть. Жара, крысобаки, привольные… Поэтому каждое выступление в диковинку! Вот народ-то и щедрится. Да-а…

Мы помолчали под треск костра и тихий гул разговоров со стороны наших соседей. Я размышлял о том, что именно туда, вглубь Божьей Столешницы, мне и следует сейчас направляться. Там Урочище Девятирога, там, если свернуть на Великий Северный Торговый путь, дорога, по которой можно добраться и до Новгорода, и до Пармы.

– А почему бы туда не прокатиться? Я говорю про Божью Столешницу, – стал прощупывать я почву. – Ведь фиглярам, по большому счёту, всё равно, куда направляться?

– Если только это не тот путь, – Кавни скептически прищурил глаз, – который ведёт в пасти крысобак! Хороший заработок – это, конечно, очень чудесно и замечательно. А вот если, скажем, не приведи Тот или Другой, поломка в пути? Ежели до какого из дрогоутов доехать не успеем? Что тогда?

– Ну, если ехать на этих развалюхах, то поломка случится непременно. А если сделать новые? Да ещё и не простые, а особые. Посмотрел я на ваш бивак, и вот что придумал. Фургоны должны быть подлиннее и иметь устройства, скрепляющие их между собой. А кроме того, каждый фургон должен иметь с одного бока два деревянных щита: один, опускаясь, будет закрывать колёса и пространство под повозкой, а второй, если его поднять, увеличит высоту маленькой крепости, в которую превратится караван на стоянке – никакие крысобаки не страшны! А если три таких фургона расположить обратной стороной наружу, то между ними из этих же самых щитов получится неплохой помост для выступлений.

– Не-е, – Кавни выпятил губу и отрицательно помотал головой. – От крысобак такая приспособа не спасёт!

– Это почему же? Щиты ведь можно железом обить!

– Да не в щитах дело. Крысобаки ж сразу подкопы рыть начнут. Землю-то железом не обобьёшь! Это одно. И потом, волов-то внутри ведь держать придётся? А они, крысобак зачуяв, в такую панику ударятся, что всю твою «крепость» изнутри-то и разнесут! Так что бесполезно это. Хотя задумка насчёт помоста – шибко хороша! Ну, да ладно, помечтали – и будет. Вредно впустую-то мечтать.

– Это почему «впустую»?

– Так ведь как оно получается? Чтобы ехать зарабатывать денежки, нужны новые повозки, чтобы в пути не ломались. А чтобы купить новые повозки, опять же нужны денежки. Вот ведь какая круговерть получается!

– А если будут деньги? – спросил я.

– Тогда зачем ехать их зарабатывать?

– А если будут повозки?

– Откуда? От сырости, что ль, заведутся?

– Допустим, я куплю.

– Темнишь ты что-то, парень, – подозрительно прищурился Кавни. – С чего бы вдруг такая щедрость?

– Я тут кое-что припомнил… Есть у меня надобность проехать по Северному Торговому пути…

– Ну так и купи место в торговом караване, если деньги имеешь – дешевле станет!

– Караван, если мне понадобится, ждать меня не станет. Да и не свернёт куда мне надо. Поэтому я хочу нанять вас. Выручку с представлений будешь оставлять себе. Новые повозки по окончании дела тоже оставишь себе. Но риск остаётся, и за него я хочу заплатить. Сколько ты хочешь?

– Пять золотых! – не задумываясь, загнул цену Кавни явно с единственной целью: отделаться от опасного путешествия.

– Даю десять. При условии: мы едем туда, куда необходимо мне и никто не задаёт мне лишних вопросов.

– Десять?! Золотых?! Ты платишь десять золотых? – не поверил своим ушам сетрик. – Большие деньги. Очень большие. Однако ж и опасность не малая. Да-а… Ты уж позволь мне поразмыслить…

В это время к костру подошли и расселись вокруг остальные члены труппы, всего около двух десятков человек. Были среди них и дети: мальчик, две девочки и одно бепо. Завязался разговор, главной темой которого стало самое волнующее событие прошедшего дня – нападение привольных. Впрочем, краснеть от славословий мне не приходилось: в основном люди размышляли о том, отчего народ подаётся в леса, о трудностях жизни вообще и кочевой жизни в частности. «Вот бы скопить деньжат, да построить балаган в каком-нибудь большом городе! В этой же Суродиле, к примеру», – высказал мечту Лимо-гимнаст, высокий молодой парень с прямыми светлыми волосами и несколько резковатыми чертами лица. «Да-а, неплохо было бы!» – поддакнули ему со всех сторон.

– Вот и я о том же… – негромко сказал я сетрику.

– К вам в этот балаган, будь он хоть в самом большом городе, уже через пару дней никто заглядывать не будет! – громко проворчал Кавни. – Работать надо лучше! Что-то новое всё время измышлять, чем публику завлечь можно! И работать с душой, а не так, словно подёнщину отрабатываешь!

– Мы стараемся, – робко пролепетало одно из бепо, одетое в пёстрый красно-жёлтый балахон.

– Стараетесь вы, как же! – закипятился Кавни. – Вот буду кормить тебя и А-Ди только тем, что вы собираете – гнилыми помидорами да порчеными капустными кочерыжками! Тогда-то радения, поди, поприбавится!

Оба шута пристыжено отвели глаза в сторону.

– Ладно уж, – перевёл дух сетрик, – пока я добрый – давайте все к котлу, перекусим тем, что Оба ниспослали.

В этот вечер Оба ниспослали бродячим артистам жиденькую пшённую кашицу без малейших признаков мяса или маслица. Хлеб же закончился у них уже давно. Я, хоть и проголодался, есть такую пищу не смог. Сидел и думал: что же мне делать с этой похлёбкой? Не выбрасывать же! И тут же наткнулся взглядом на четыре пары глаз, напряжённо следящих за моей миской. Похоже, дети фигляров сытыми бывали не часто. Я качнул миской в их сторону и кивнул: хотите? Детишки часто закивали. Я отдал им миску, и меньше чем через минуту четыре ложки уже выскребали остатки с её донышка.

Фигляры, выхлебав свои порции, получили от Зи по кружке пива и разошлись спать по фургонам. Возле костра остались трое: я, Кавни и Зи, занятая отмыванием котла.

– Не слишком сытен стол лицедея, – заметил я.

– Да уж, – невесело согласился сетрик. – И спаться будет неспокойно: те звуки, что доносятся из полупустого брюха – не самая лучшая колыбельная. А наутро так и вообще ничего съестного не осталось.

– Может, прикупить что-нибудь у соседей? – кивнул я в сторону соседнего бивака.

– Что ты! – Кавни как-то презрительно-безнадёжно махнул рукой. – То ж купцы гильдийские. Им с нами, фиглярами, и знаться зазорно. Да и темно уже, чтобы к ним идти: слова промолвить не успеешь, как в тебя несколько стрел полетит.

– Ну да не беда! Завтра можно будет перекусить в городе, в трактире.

– Перекусить-то можно будет. Однако же спервоначалу непременно надо выступить. Нельзя время упускать: и так уже на цельный день на торговище опоздали. В Суродилу пустят не рано. Сразу же надо прямиком на площадь ехать и успеть дать представление, пока в торговых рядах народу изрядно. Вечером ещё одно представление дадим, но тогда уже сбор совсем не тот. Так что утром придётся дармоедам натощак выступать.

– Что-то мне подсказывает, что не придётся, – прислушавшись к своим ощущениям, произнёс я. – У тебя есть нож для разделки мяса?

– Есть, конечно, – ответил он несколько недоумённо. – Но зачем тебе он?

– Сейчас узнаешь! – подмигнул я заговорчески. – Неси.

– Зи, принеси мне нож, – распорядился Кавни, – тот, самый большой… и ещё парочку кружек пива!

Зи почти беззвучно фыркнула, состроила на своём личике именно то выражение, которое возникает при упоминании о добавочной порции алкоголя у большинства представительниц её пола и, гремя чистым котлом, направилась к фургону. Вскоре она вернулась и принесла всё то, о чём просил отец. Кавни ловко пожонглировал большим ножом, прихлебнул из кружки и молча, с очень преувеличенным выражением ожидания на лице уставился на меня. Я, в свою очередь, тоже пригубил пиво и, отставив кружку, с не менее преувеличенным выражением непонимания стал смотреть на него.

– Ну? – не выдержал, наконец, сетрик.

– Что «ну»?

– Вот он, нож!

– А вот оно, мясо!

– Где?

Я молча мотнул головой влево, где из темноты доносился неясный шум, словно кто-то что-то волок. А ещё через несколько мгновений в свете костра появился Асур. Наискосок его спины свисала тушка лани, которую пёс придерживал зубами за шею. Задние копыта добычи волочились по земле, создавая тот самый небольшой шум, который мы услышали. Всё самое вкусное по собачьим меркам – требуха – было уже съедено. Положив свой охотничий трофей между нами, Асур самодовольно рыкнул, гордо прошёл к костру, возлёг подле него и принялся вылизывать несколько запачкавшуюся шерсть.

– Ай да… Ну и… – только и смог вымолвить Кавни. Зи бросилась к бепсу, принялась его гладить и называть различными ласковыми именами, на что Асур порыкивал в очень лицемерном недовольстве: мотающийся из стороны в сторону хвост предательски выдавал его истинные чувства.

Тут же объявили общую побудку. Фигляры с недовольными и уже несколько заспанными физиономиями стали вылезать из фургонов. Однако лишь только человек узнавал, чем вызвана причина неурочного подъёма, его лицо волшебно преображалось. Асур стал героем дня.

На разделку и приготовление мяса ушло больше часа. Часть его отложили на завтрак, вторую пожарили на углях. К этому времени окончательно стемнело. По сторонам виднелись лишь дозорные, скучающие возле соседских костров, да слабо мерцающие факела на башнях городской стены. После сытного ужина бродячие артисты вновь отправились спать по своим фургонам. Кавни пригласил меня в свой, однако я отказался и, завернувшись в плащ, прикорнул тут же, возле костра. Асур, чуть повозившись, притулился к моей спине и тоже задремал.

* * *

Проснулся я от того, что Зи и ещё одна из фиглярок, которую звали Дэ, гремя утварью, принялись хозяйничать возле костра. Было ещё рано. Солнце уже взошло, но плотная пелена облаков не пропускала его лучи к земле. Городские ворота пока оставались запертыми. Тело немного затекло после сна на земле. Кавни и Реди тоже уже поднялись. Сетрик, натянув между повозками на небольшой высоте канат, учил паренька удерживать на нём равновесие.