НЕОСФЕРА 2069 – будущее будет светлым

– Да, если бы нам чего-то не хватало – твой Эксвайдез нас бы предупредил.

– Твоя, милая, твоя. Эксвайдез – женщина.

– Но имя-то мужское!

– Ну, немножечко мужское, да. Должно же что-то напоминать её технологичное происхождение… В общем, конечно же, она нас предупредит! Параметры выставлены на свободное расходование средств в пределах шестнадцати процентов от всех поступлений – если бы этот показатель имел тенденцию к повышению, мой интеллектуальный помощник доложил бы об этом как минимум за неделю до наступления критической точки. Но у меня настроено так, что он сам автоматически снижает уровень расходов: например, незаметно снижается количество прослушиваемой музыки тогда, когда внимание переключено на что-то другое. Уменьшается освещение в квартире в те моменты, когда оно не очень требуется, хоть на этом экономия маленькая. Не замечала ли ты, что в этом месяце меньше денег перечислялось нашим потомкам?

– Да, их перечисления нам компенсировали наши в более экономной для нас точке, я в курсе, хотя и не смотрела на этот показатель…

– Правильно, потому что ни к чему: расходы составили пятнадцать процентов от поступлений, и не было необходимости на чём-либо экономить. Хотя, перечисления от наших детей в этом месяце составили бо́льшую сумму, чем в прошлом. Видимо, из-за приближения допустимой границы расходов по умолчанию.

– А разницу между пятнадцатью и допустимыми шестнадцатью процентами ты опять направишь в фонд, творящий благо?

– Благотворительный.

– Да. Давай в этот раз снабдим перечисление пожеланием помочь колонии староверов на юго-востоке.

– О которых сегодня упомянул мужчина с ребёнком?

– Нет, они же не запредельщики. Ведь человечество поддерживает тех из них, кто перестаёт отрицать добрую роль техники в нашем развитии. Подробные отчёты о расходовании средств, как всегда, находятся на сайте благотворительного фонда в режиме реального времени.

Я устно сделал соответствующие распоряжения своему помощнику, и когда все детали были уточнены, предложил:

– Пошли?

– Куда?

– Куда мы и собирались – в музей!

– Ах, да, конечно, – она задорно сверкнула улыбкой. – Хотя мне кажется, что мы уже в музее – так много мы с тобой вспомнили, и воспоминания наведываются по нарастающей. Помнишь вечные проблемы с аккумуляторами?

Глава 5. Современная техника

Выходя из кафе, я подтвердил запрос на автоматическое списание средств за поздний завтрак, и мы начали обмениваться впечатлениями. Сейчас уже мало кто сталкивается с тем, чтобы заряжать свою технику: энергосберегающие технологии и микроскопичность нанокомпьютеров сделали достаточными способы подзарядки от света, движения, свободного электричества атмосферы и прочих источников. Раньше мы пользовались аккумуляторами: большие и маленькие, они накапливали электрическую энергию и служили её источником. Их вес и объём – ещё полбеды, а вот провода и розетки для многочасовой подзарядки – это что-то совсем дикое. Мы живём без того и другого уже десятки лет и давно привыкли не обращать внимания на необходимость иметь источник тока. Хотя крупное оборудование, конечно, по-прежнему использует как аккумуляторы, так и подпитку от атомных электростанций, но простой человек с этим мало сталкивается.

Если не считать свежего изобретения – лёторанцев, которые имеют пока ещё далеко не все8, нужное для жизни оборудование состоит из трёх микропредметов:

•      линз,

•      ушников,

•      назубников.

Основная функция последних – проверка состояния зубов и санирование полости рта, снятие основных показателей здоровья, включая состав крови и слизистой, а заодно и управление вкусовыми рецепторами с помощью волн. Ушники-клипсы, помимо функции регуляции слуха и воспроизведения звуковой информации, постоянно сканируют показатели мозговой активности и состояния мозга в целом, выдавая рекомендации владельцу по наилучшему времени для той или иной деятельности (сна, спорта, учёбы, расслабления, работы…). А линзы – это чисто экраны, как им и положено быть, это вторые глаза. В них нет процессора (впрочем, как и в назубниках), но они впитывают дневной свет, преобразовывая его в электроэнергию, которой с лихвой хватает на поддержание работы всех функций преломления световых лучей ради показа картинок, которые мозг воспринимает как вполне себе объёмную реальность.

Главное, что эти три (вернее, шесть – каждого по паре) элемента оборудования – части одного компьютера, связанные между собой не как раньше – через блютуз, вайфай, лайфай9 или твим10, а через естественную среду – само человеческое тело. Таким образом, никакое дополнительное поле в воздухе теперь не создаётся и не используется, а это экологично и к тому же экономит энергию.

Зарядка оборудования происходит благодаря статическому электричеству, в достатке вырабатываемому двигающимся телом, и свету звёзд, который улавливается линзами даже днём.

– Ты говоришь о проблемах с аккумуляторами, но ещё бо́льшим неудобством были сами компьютеры! Мы носили их в оттопыренных карманах, они перегревались, из них даже одно время торчала антенна, экраны были малюсенькие и чёрно-белые!

– Милая, мотани ещё дальше назад, когда мы вообще компьютеров не носили. Кстати, то, что ты описала, скорее похоже на первые мобильные телефоны, а не компьютеры, потому что они умели только вызывать другого собеседника для разговора с ним, и всё. Так вот, когда я был школьником, никаких таких телефонов-то и не было, кроме стационарных, с проводом, трубкой и круглым диском по центру для набора номера. Не было даже Интернета!

– Не будем вспоминать времена, когда у людей не было даже огня…

– Ну, я тебе напоминаю лишь о том времени, когда мы с тобой уже жили на Земле. Помнишь волну ликования, когда компьютеры стали полупрозрачными и гибкими?

– Да… Нам тогда казалось, что это невообразимо – прозрачный процессор, но теперь у нас не просто прямоугольный кусок оргстекла, а гибкая линза, подстраивающая диоптрии под меняющееся в течение дня зрение.

Неспешным шагом мы подошли к метро. Станция «Коломенская» была такой же, как тридцать лет назад – вход в виде зелёного дубового бора, обычный пеший проход и приспособления под многочисленные наземные ускорители движения: роллы, гироскутеры, эиры, хаверборды,11 велосипеды. Спустившись по обыкновенной лестнице под землю, мы оказались на станции, которую не посещали уже несколько лет.

– Какая древность… Вот бы ещё сюда вернуть турникеты! Предложим сегодня границы музея Начала века перенести сюда. Хотя секунду… – я остановился на мгновение, чтобы передать предложение через своего помощника. – Логично начинать путешествие со станции, построенной сто лет назад… Женя, ты как будто чего-то испугалась.

– Помнишь, что было на этой станции в 2035-м?

– Ну да, восстание ТЛЖшников, этот год невозможно забыть.

– Лёш, ты так просто об этом говоришь. А ведь было более ста сорока человек убитыми.

– В тот день по всей Москве убитых было гораздо больше…

Глава 6. Референдум и восстание староверов в эпоху победившего блокчейн

Это была уже эпоха блокчейн. Практически все устройства – от смартфона до ноутбука и мощных компьютеров – стали частями общих сетей. Уже фактически не было отдельных жёстких дисков и оперативной памяти, которые работали только на данное устройство: все процессоры выполняли общие вычислительные задачи12, необходимые всей системе. Люди понимали, что техника, которую они считали собственностью, уже фактически не являлась таковой, но законодательно это не было утверждено. Нет, конечно, устройства принадлежали конкретным владельцам, но к этим устройствам был общий доступ. И на восемнадцатое марта 2035-го был назначен общемировой референдум с вопросом:

Согласны ли вы с тем, что каждый новорождённый автоматически регистрируется в компьютерной неосети, бесплатно получая для этого персональное оборудование, и не имеет права на тайну личной жизни?

ДА      НЕТ      ВОЗДЕРЖАЛСЯ

Вот это были споры! Так зарождалась современная Неосфера. В итоге окончательный вид вопроса на референдуме был таков:

Каждый новорождённый автоматически регистрируется в глобальной компьютерной неосети, бесплатно получает для этого персональное оборудование и соглашается на передачу через него своих персональных данных в режиме онлайн. При этом за человеком закрепляется право не носить это оборудование.

СОЛАСЕН      НЕ СОГЛАСЕН      ВОЗДЕРЖАЛСЯ

С одной стороны, уже стало, в общем-то, очевидно, что все беды человечества от этой пресловутой «тайны личной жизни», которой люди пользуются испокон веков далеко не во благо ни себе, ни другим. Обвести вокруг пальца работодателя, надуть друга, покривить душой с женой – это запросто для тех, кто привык быть не очень честным сам с собой. Но мы же с детства приучены к этому – атмосфера замалчиваний, сокрытия, кривды, а то и откровенной лжи сопровождает человеческое общество уже очень давно!

В середине 20-х годов стал процветать ИИ13-хакинг: ваша цифровая копия могла ходить, как привидение, по компьютерным сетям, выдавать себя за вас, общаться с вашими друзьями и коллегами через мессенджеры, наводить шухер в их сердцах и умах, просить денег в долг, сыпать угрозами, показывать непотребные места и сходить с ума на глазах у изумлённой публики… Технологии, типа ChatGPT, в совершенстве отрисовывали ваше лицо, копировали мимику, голос, привычки. Собственно, и сейчас такие цифровые копии точно также могут поступать, только все знают, что это копия, а не вы. Существенная разница, не правда ли?!

Лгать привычно, однако к тому времени в целом было понятно, что такое количество видеокамер и смотрящих устройств, которым уже вооружилось человечество, вполне себе позволяет знать всё про всех. Последнее, что оставалось на этом пути – получить общий открытый доступ к микрофонам и видеокамерам персональных устройств14, что в принципе можно было реализовать одним волевым решением человечества. Только устройств не просто рядовых граждан, а всех, включая глав корпораций и правительств. По поводу чего и был инициирован референдум.

Языковых барьеров уже не было: пока человек говорил, в твоём наушнике15 уже звучала его речь на родном языке, направление перевода определялось автоматически. Дроны-полицейские автоматически исполняли приговоры, стреляя усыпляющими средствами прямо на улице; дроны-доктора прилетали на помощь в самые острые моменты сами, без вызовов; дроны-курьеры доставляли адресату любые посылки, включая продукты питания, где бы он ни находился. Вся индустрия рекламы изменилась почти до неузнаваемости, ибо информация обо всех товарах и услугах была легко проверяема на раз, и что-либо приукрасить не представлялось возможным.

Агитационные политтехнологии, голосования и периоды плебисцита ушли в прошлое. Чиновники выбирались по рейтингам, автоматически обновляемым в блокчейн-системе каждый день: любое совершённое дело и даже просто действие записывалось в историю характеристики личности, автоматически оценивалось и становилось общественным достоянием. Никаких секретов у чиновников (коих, впрочем, было теперь немного) уже не было. И выборы – кроме главных – проходили не в какое-то конкретное время с оговоренной периодичностью, а тогда, когда рейтинг избранного вдруг достигал красной отметки и надо было ставить вопрос о его замене.

Всё это на взгляд человека из начала века могло показаться ужасом, если бы не одно но: технологии распределёных реестров данных делали всё доказуемым и надёжным. Суды исчезли напрочь: следственные органы, сыщики и полицейские были не нужны, ибо всё было как на ладони.16 Это была эра победившего блокчейн, которая развернула сознание людей в сторону открытости. Если бы такая эпоха не наступила, ближайший международный конфликт накрыл бы всё человечество медным тазом, потому что третья мировая была при этом сценарии неизбежна в своём самом примитивном проявлении – вооружённом конфликте. Хотя фактически эта война и случилась, но в более гуманном, но оттого не менее разрушительном виде – на уровне экономики и в киберпространстве…

Сейчас все и всегда в блокчейнете17, а после отмены тайны личной жизни мы стали называть его новую версию Неосферой, ибо это больше соответствует тому информационному полю Земли, который испокон веков существует в другого рода материи: биологическом ментальном поле18. Мало кто умеет получать доступ к Хроникам Акаши,19 о которых написано ещё в древнейших книгах, а вот в нашем цифровом поле «Неосфера» каждый относительно легко разбирается. Так вот, в тридцатых годах для регистрации в сети блокчейнет необходимо было либо показывать устройству свою сетчатку глаза, либо оставлять отпечаток пальца, либо подавать голос, и тогда устройство понимало, что это ты. Именно в тридцатые годы отменили паспорта и водительские права: зачем, если информация о тебе хранится в общемировых картотеках, а биометрические данные позволяют устройствам тебя определять гораздо более правильным образом, чем по пресловутым документам, которые можно довольно легко подделать!

Было всё это делом добровольным: хочешь – позволяй себя определять по старинке, предъявляя удостоверение личности, а хочешь – по биометрике. Постепенно число приверженцев второго стиля жизни увеличилось до критической массы из-за удобства и отсутствия отрицательных последствий: ничего такого страшного в том, что о тебе всё знают, как оказалось, нет. Но при одном условии – если ты тоже обо всех всё знаешь. Постепенно становилось всё очевиднее, что, когда все живут как на ладони, стиль жизни сильно меняется, причём к лучшему. Ну не будешь же ты ковырять в носу в то время, когда тебя снимает камера! А если тебя камера снимает почти всегда, ты так или иначе начинаешь следить за собой, за тем, что ты делаешь и как ты это делаешь. Осознанность повышается!

Но нравилось это не всем. Далеко не всем. Те, для кого привычка делать тёмные делишки была ближе, чем мать род- ная, противились такого рода новшествам, и было вполне предсказуемо, что на референдуме многие проголосуют против их внедрения. Началась дикая агитационная борьба: всякого рода рекламщики, блогеры, тренеры, агитаторы, политтехнологи, следуя своим убеждениям, распространяли их на всё окружение.

Жаркие споры на кухнях и площадях иногда переходили в потасовки. Те, кто не мог склониться в какую-либо сторону, составляли очень малый процент. В массе своей люди определили каждый для себя, что такое хорошо, а что такое плохо. Тех же, кто считал, что новые стандарты «жизни в открытую» опасны, хоть и было достаточно много, но всё же оставались в меньшинстве, однако это меньшинство вело себя весьма агрессивно. Толерантное общество учитывало все мнения, и предпочтение отдавалось технологиям убеждения, а не подавления.

Масла в огонь подливал бывший премьер: он очень многое сделал для страны, авторитет оставался на высоком уровне, и то, что Константин Сергеевич возглавил движение консерваторов, было и логично, и ожидаемо. Нельзя назвать методы их борьбы интеллигентными: последователи консерваторов не сторонились старых «добрых» приёмчиков. Законодательно общее использование видеокамер и микрофонов частных устройств не было утверждено, ещё не весь мир был прозрачен, и кое-что могло легко быть скрыто от глаз общественности. Помните пушкинское: «Родила царица в ночь не то сына, не то дочь»? Консерваторы, которых всё чаще называли староверами, подтасовывали факты и подделывали документы, как в поэме поэта XIX века, оправдывая себя светлыми целями – сохранением права на «тайну личной жизни и свободу совести», когда допустимо поступать не по закону, а по убеждениям. А убеждения у всех разные…

Но вся фишка в том, что законы в то время были не тем же самым, как в двадцатых годах, когда они служили не столько людям, сколько лоббистским группировкам. В эпоху победивших децентрализованных моделей весь законотворческий процесс был на виду: поправки к законам, голосования за них и корректировки записывались в скрижалях навсегда, без возможности подделки и исправления, что и является сутью децентрализованных технологий типа блокчейн. Поэтому законы к середине тридцатых годов практически полностью соответствовали воле народа (ну или по крайней мере тому, как он представлял и выстроил для себя законотворческий процесс).

Инерция всегда уравновешивает новшества, чтобы те слишком быстро не могли изменить жизнь, растеряв её непреложные ценности. Классика всегда в моде, но как распознать, что именно из сегодняшних новшеств станет классикой со временем? Жить старыми, пусть и добрыми, традициями и убеждениями – глупо, считала молодёжь тридцатых годов, стремясь как можно быстрее построить свой «дивный новый мир». В моде был прогресс, и консерваторы были в опале. Их высмеивали, но не могли игнорировать, ибо по закону все мнения учитывались. Поэтому необходимость референдума становилась очевидной. Надо было раз и навсегда определиться именно сейчас, быть или не быть новому миру.

Начиналось всё весьма безобидно, как я уже говорил. Но ближе к референдуму страсти закипали, и, чуя провал, Константин Сергеевич пошёл на крайние меры – призывы выходить на улицы, устраивать демарши и акции неповиновения, на кои находилось немало желающих. Около трети населения так или иначе склонялись к тому, чтобы ещё потянуть с введением законодательного закрепления запрета на тайну личной жизни, и половина из них оказалась на этих акциях протеста. А это довольно большое число людей. На все нарушения закона не хватало дронов-хранителей и живых полицейских. К тому же дроны не могли вмешиваться в тех случаях, когда нарушитель не идентифицировал свою личность хотя бы в одной из децентрализованных систем.

В те дни на станции метро «Коломенская» в агонии споров и демаршей самые отчаянные из толпы сторонников тайны личной жизни (ТЛЖшников, как их ещё называли) бесстрашно попрыгали на рельсы с целью заблокировать движение. Борьба шла не на жизнь, а на смерть, и все методы казались хорошими. Как потом выяснилось, машинистом оказался человек противоположных с этими смельчаками взглядов, и вместо того, чтобы прекратить движение, он стал набирать скорость. Кроме раздавленных ТЛЖшников, жертвы оказались ещё и среди пассажиров сошедшего с рельсов поезда. Это был ужас: дикие инстинкты моментально взяли верх над разумом и на станции началась настоящая бойня…

Цепной реакцией подобные стычки пронеслись по всей стране и даже миру. На следующий день была объявлена мобилизация, и все отставные военные в спешном порядке вышли на службу. Было жёстко: режим чрезвычайного положения не позволял ни свободно передвигаться по стране, ни собираться в группы больше, чем по пять человек. Будто мы жили не в эпоху открытых принципов децентрализованных сетей и норм высокой морали, а в диком средневековье. Сначала ЧП ввели на неделю, но в итоге оно продлилось долгих три месяца, за которые и был проведён референдум. Под голосование, как обычно, отвели неделю, в течение которой агитация была запрещена, и каждый единожды мог оставить отметку о своём выборе. Данные в блокчейнете изменить или подделать невозможно, поэтому какой-то особый контроль применялся только к очным штабам для голосования, где требовалось нажать кнопочку на экране, соответствующую одному из двух вариантов ответа (к тому времени от бумажных носителей уже повсеместно отказались). Голосование в таких штабах по старинке осуществляли только один день, чтобы организационную мороку не растягивать на всю неделю. Сюда надо было являться лично, а без регистрации в любой из официальных систем блокчейнета требовалось удостоверение личности, и публика, которая выбирала голосование в штабах, как нетрудно догадаться, в основном состояла из сторонников ТЛЖ. А они были достаточно агрессивны, понимая, что мир может измениться навсегда.

К штабам были стянуты войска – народная гвардия, полиция, а в удалённые уголки страны направлены профессиональные военные. Над каждым штабом круглосуточно дрейфовали многофункциональные дроны-полицейские: всё просматривалось и контролировалось насквозь, что было невыносимо для сторонников ТЛЖ и щекотало им нервы. Но повлиять на итоги референдума теперь уже не представлялось возможным. Не было никаких шансов нарушить порядок голосования – военное положение вернуло обычный уклад жизни в контролируемое русло, и все участники человеческого социума20 с той или иной степенью терпения ожидали итогов плебисцита.

Итоги оказались вполне ожидаемыми, да и вообще в мире, уже максимально приблизившемся к открытости, насквозь просчитываемом компьютерными программами разного рода, ближайшее будущее максимально прощупано.

Кто-то скажет, что в предсказуемом мире жить неинтересно – и будет, конечно же, прав. Поэтому правильнее будет назвать будущее тридцатых годов не предсказуемым, а известно-вероятностным, когда вероятности тех или иных сценариев будущего просчитаны и хорошо известны, и теперь до доли процентов ясно, чего ожидать. Но становится ли при этом мир предсказуемым? Например, мы знаем, что, скажем, война определённом регионе будет с вероятностью 0,64 процента, или что эпидемия разгорится с вероятностью 12,8 процентов, но это лишь предположения! Это же не точные прогнозы. Если случается что-то, у чего была маленькая вероятность – нам же не легче оттого, что оно всё-таки случилось, несмотря на свой маленький шанс. Так что компьютерные расчёты всё ещё не сделали нас провидцами. Хотя в целом жить стало спокойнее, потому что на менее вероятные события мы меньше обращаем внимания, и не тратим на них свои ресурсы. Люди в целом стали гораздо меньше психической энергии тратить на страх перед неизвестностью, и высвободившиеся силы направляли в творчество. Ну хотя бы потому, что бить баклуши всё-таки быстро наскучивает. Гуманитарные науки начинали преобладать, в онлайн и оффлайн-пространствах стали чаще встречаться музыканты, художники, паркуристы, поэты и философы.

Так сколько процентов получило новое открытое будущее без тайны личной жизни?..

Глава 7. Музей Начала века

Станция «Коломенская» наполнилась неимоверным грохотом, и в зеве тоннеля показались фары старомодного поезда. Это был состав образца 2020 года, серый с красным салоном, по которому можно внутри дойти от первого до последнего вагона. Когда-то это было круто, а движение такого поезда считалось почти бесшумным. Сейчас соприкосновение железных колёс с железным же полотном признано нефункциональным: это и износ, и скрежет, и огромное количество потраченного металла! Поезда метро последние пару десятилетий ездят исключительно на магнитных подвесках, физически не касаясь полотна дороги. Конечно, это не совсем современно, но ведь поезда – это сам по себе такой вид транспорта, который никак нельзя назвать современным. С невыразимым чувством ностальгии по тем временам, когда только познакомились, мы шагнули в салон и понеслись по старому, забытому, но казавшемуся таким надёжным метрополитену.

Раньше трафик на дорогах был жутким: конечно, ведь каждый отправлялся в путь на автомобиле со ста пятьюдесятью лошадиными силами, и один занимал четырёх- или семиместный автомобиль. Весьма не эргономично. Сейчас 90% трафика – одноместные авто без водителя, да и сами автомобили – это проходящая мода, потому что, во-первых, они ездят исключительно по дорогам, которые покрывают морщинами природные ландшафты земли, и, во-вторых, они таки сталкиваются! Раньше автомобили делали из металлов и хрупкого пластика, при соприкосновении они изрядно корёжились, а это небезопасно, особенно при лобовом столкновении. Сейчас наши одноместные авто на автопилоте – исключительно с мягким корпусом, резиновыми деталями, магнитным отталкивателем, который в большинстве случаев спасает от губительного контакта. Но представить себе столкновение весьма затруднительно, ведь движение регулирует исключительно электроника с искусственным интеллектом, а не регуляровщики движения и светофоры, как раньше.

Как и двадцать лет назад, отрезок пути над Москва-рекой вагон метро проезжал по поверхности, то и дело соревнуясь с несущимися рядом попутными авто. Это был так называемый нижний этаж движения, где перемещались на колёсных транспортных средствах, а выше существовало ещё три этажа: на высоте от тридцати до ста метров летали люди. Лёторанцы были относительно новым способом передвижения, стоили довольно дорого, и пока ещё ими пользовались немногие. Но безопасность, простота и удобство этого способа передвижения быстро покоряли сердца людей, и просчитано, что уже к 2073 году такие ранцы будут у всех. Крейсерская скорость шестьдесят километров в час, с разгоном до ста, возможность резко маневрировать и наличие защитного поля, позволяющего избегать столкновений, а также простое управление руками сделали изобретателя этих ранцев популярнейшей фигурой и богачом. На этом же этаже люди летали в скафандронах и одноместных сферах, вошедших в обиход чуть ранее. Первые были довольно неуклюжи и не очень юрки, поэтому в народе получили прозвище «пердолёты».