Дар Павшего: Восход Чёрного Солнца

Проплавав где-то с полчаса, а затем обсохнув на так кстати начавшемся бризе, немного позагорав на солнышке, Коля вдруг понял, что выполнил все эти процедуры очень вовремя.

«Как на такое безобразие у людей совести хватает? Никакого уважения к другим отдыхающим. Понаехали, блин горелый… Варвары, одним словом», – констатировал Николай факт, выглядевший в данной ситуации очевидным.

Неподалёку от его уютного места, в непосредственной близости от мусорного контейнера, выгрузившись из древнего раздолбанного микроавтобуса, припаркованного прямо на пляже, расположилась шумная компания, которая, очевидно, устроилась здесь надолго и задалась целью отметить какое-то грандиозное событие. Уже сейчас из необъятных «помогайковых» китайских баулов было разложено на скатерти бесчисленное количество съестных припасов, рядом расставлены штабеля ёмкостей с пивом и иными спиртосодержащими напитками. Возле импровизированного мангала с методичностью поливочного шланга равномерно разбрызгивал струи какого-то маринада на солидную кучу шашлыка поддатый тип с красной рожей, явно ничего в приготовлении шашлыка не понимающий.

Николаю, который считал себя великим специалистом в приготовлении шашлыка, почему-то так показалось.

При этом тот самый краснорожий тип постоянно орал какие-то частушки неприличного содержания и разбрасывался шутками, над которыми сам же и смеялся. В общем, этот тип был той самой «душой компании» и в данный момент находился в зените своей славы.

«Может быть, они мне кажутся такими уродами потому, что мне самому после всех покатушек и плесканий очень уж есть хочется? А особенно – при виде такого издевательства над шашлыком? Надо бы валить отсюда побыстрее, а то замечания начну делать, а уж опосля…»

***

В конечном итоге, накатавшись и накупавшись в своё удовольствие, Коля вернулся домой. Поставив велик на балкон своей новоприобретённой «ипотечной» квартиры, он плотно и вкусно пообедал, затем, немного отдохнув на диване, неспешно собрался и пошёл бродить по набережной, куда он любил приходить для предания своей персоны благостным раздумьям о великих грядущих свершениях.

Когда выдавался хороший денёк, Коля всегда старался бросить все дела, а в основном это были даже не дела, а так, делишки, и отправлялся ловить хорошую погоду. В тот день погода была именно такой. Чудесной и располагающей к торчанию на улице, а не дома. Николай вообще не любил без крайней надобности сидеть дома. Это повелось ещё с детства, когда домой его можно было загнать только при помощи крайних мер, то есть, под угрозой репрессий вроде лишения доступа к статусной игровой приставке, которая была для Коли вторым по значимости приоритетом в подростковой жизни.

«Всегда и всюду не опаздывает лишь тот, кто никуда не спешит! Сегодняшний день торжественно обещаю прожить под этим мудрым слоганом. И вообще. Государство – это я. И точка».

Жизненная философия, отражённая в этом выражении, давно и крепко засела в мозгах Николая, ведь следовать её постулатам было для него одним сплошным удовольствием.

«Как мудро сказано, двумя лапами подписываюсь! Кто, интересно, автор этих великих выражений? Не могу припомнить, вроде бы, слышал где-то, а где – неизвестно. Как-то это с французскими королями связано. Надо будет почитать на досуге. Ладно, мучиться не буду. Засим торжественно постановим: они приписываются изящному ходу мысленного процесса вашего покорного слуги».

Подобные позитивные размышления и правда действовали, особенно, если в это поверить по-настоящему, а Коля был именно из таких – способных поверить. Он всегда считал, что если верить, то со всей серьёзностью. А если уж не верить, то не искать себе поводов для зацепок – отбросил и забыл, напрочь.

«Мудро-то оно мудро сказано, но ведь если рассуждать логически, на то ведь они и зовутся мудрецами, чтобы мы им верили и цитировали по любому поводу и без оного. Но, как я считаю, чтобы это было по-всамделишному мудро, надо, чтобы их точка зрения совпадала с нашим мировоззрением. Я согласен – значит мудро. Не согласен – фуфел. И незачем философию и демагогию на пустом месте разводить. Пускай вон её, ну, депутаты всякие разводят, у них зарплата большая. Сидят себе да спят в своих креслах на заседаниях. Всё заседают, да вот что-то толку мало… Опять эти долбаные мысли про политику, валютные курсы и общую обстановку в Гондурасе в голову полезли… Всё, баста, надо снова о хорошем начинать думать…»

Но как ни хотел Николай переместить свои мысли снова в положительное русло, ничего не получалось. Сразу начинала вертеться мысль о том, что у самого Коли зарплата была небольшая, а вернее, даже никакая. Не было у него никакой зарплаты, как и подобает великому и пока – конечно же, временно! – неоценённому фрилансеру, как он сам себя любил называть.

Его фрилансерская эпопея продолжалась и продолжалась, но при этом, к великой радости, хоть с моральной стороны не доставляла дискомфорта. С материальной – да. Бывало. А с моральной – всё было чики-пуки. Отлично всё было.

***

Еще в относительно недалёком прошлом Николай Сергеевич Абашин был довольно-таки перспективным, по крайней мере, со слов его научного руководителя и наставника Сергея Николаевича Никонорова, доцента кафедры бывшего ДВГУ. Был Абашин историком-востоковедом. И некоторое время работал в историческом отделении местного НИИ, где даже умудрился преподавать немного. По роду занятий ему приходилось бывать в краеведческих научных экспедициях и заниматься различной научной деятельностью.

Как всегда и бывает у людей творческих и темпераментных, ему это надоело. А ещё всё усугубила банальная причина – всеобщая и тотальная нехватка финансирования. Впрочем, такое было везде в девяностые годы прошлого века. В итоге, бросив институт и помаявшись некоторое время на бирже труда, Коля подался в «офисный планктон». Как он сам любил всем говорить – убежал за твёрдым социальным статусом, подкреплённым длинным рублём.

Начинал Абашин трудиться на капиталистов, как и положено, с самых низов. За пару лет, успев поработать различными коммерческими представителями и мерчендайзерами, он, благодаря своему живому уму и сообразительности, быстро продвинулся по карьерной лестнице до должности менеджера. Но в конечном итоге случилось то, что и должно было случиться.

Несколько лет назад, после многочисленных «битв» на поприще своей лояльности и причастности к делу продвижения товара, Николай уже занимал достаточно высокую позицию в известной конторе по выпуску и продаже жвачки. Занимался такими, знаете ли, маркетинговыми приёмами: «Покупайте нашу продукцию, чтобы у вас кариеса, по причине отсутствия самих зубов, не было. Мы в этом деле самые крутые. Ноу-хау! У нас, знаете ли, вместо сахара гексоген в составе! Восьмое чудо света у Ваших ног, господа. Вас ждёт самый настоящий взрыв вкуса!»

Шутки шутками, но вот однажды настал один прекрасный, а может быть, и совершенно ужасный, смотря с какой стороны подходить к вопросу, день.

Как обычно, утром, явившись в свою контору, Николай сгенерировал стопятидесятитысячную креативную, толковую, эффективную и при этом малозатратную идею высшей пробы. Эта идея по продвижению товара после двух недель хождения по инстанциям и кабинетам почему-то вновь была отклонена «этими мудаками». И разумеется, Коля послал всё и всех на всем известные три буквы. Написал заявление об увольнении и, хлопнув дверью, убыл на все четыре стороны.

Эти коварные «все четыре стороны» тянулись очень долго и, похоже, вовсе не спешили заканчиваться, прицепившись как репей к нашему герою. Пригрелись, так сказать, на тёплом месте. Как змеи подколодные.

Как и положено истинному философу по жизни, Николай не особо переживал по этому поводу. И уж тем более не собирался страдать различными депрессивными синдромами и брюзжать, жалуясь по любым пустякам на то, что жизнь есть «гэ», и люди в ней тоже «гэ», а вовсе не актёры. Не из таких он, не из тех, кто в таких ситуациях унывает и раскисает, обвиняя всех и каждого в своих бедах.

Напротив, Коля даже подшучивал над своими проблемами: «Видать, мои «стороны», как истинные плагиаторы, придерживаются мудрой формулы, озвученной мною чуть ранее. Но не страшно, пускай. Во всяком случае, топиться и стреляться по этому поводу я не собираюсь. Как говорил один известный еврей, не дождётесь!»

Этот неисправимый оптимист рассуждал так:

«Ну, к примеру, вот ответьте мне, любезные и уважаемые господа: зачем человеку париться по таким пустякам, как отсутствие работы, если всевозможных мелких и не особо трудоёмких подработок на достаточно сносную жизнь хватает? И даже иногда хватает на мелкие радости! Жизнь не особо налаживается, но идёт своим ходом. Даже, можно сказать, бьёт ключом! И знакомства разные регулярно происходят. Иногда – даже с хорошими людьми».

Те самые «мелкие радости» будто ждали за ближайшим углом своего упоминания и не замедлили в тот же момент объявиться в лице, а скорее, даже физиономии старого знакомого-«софрилансера».

***

– Здорово, чувак! Житуха-то ведь у меня, кажется, налаживается! – вдруг услышал Николай громогласный клич в самое ухо, сопровождавшийся увесистым хлопком по плечу.

– Из ума, что ли, выжил? Заикой меня хочешь на всю жизнь оставить? Или смерти моей желаешь? Зачем так пугать?

– Не брюзжи, как бабка старая. Это тебе не к лицу. Ты только не сочти за хвастовство, но я сейчас же спешу поделиться со столь уважаемым человеком ужасно хорошей новостью! Даже, я бы сказал, не ужасно хорошей, а грандиознейшим образом великолепной новостью! – вновь проорал прямо в ухо неожиданным образом появившийся из ниоткуда старый друг Николая Сёма Новиков.

– Две полоски, что ли, с бодуна увидел? Ну, стало быть, торжественно поздравляю! Ведь, как говорится, хорошего человека судьба всегда найдёт. Или, может быть, всё-таки она вертится? – решил в ответ в ироничной манере поиздеваться над старым холостяком Коля.

– Нет, что вы, друг мой! К моему глубочайшему разочарованию, ваши мысли оказались слишком скудны. И к глубочайшему моему сожалению, они совершенно не отражают истинное положение моих скромных дел. Это положение хуже, много хуже, друг мой!

– Хуже, говоришь? Куда уж хуже? Или это от слова «худо»? Уж не в художники ли ты подался на старости лет?

– Ааа, – махнул рукой Семён, – тёмный ты человек. Не хочешь проявить настоящей живой заинтересованности по поводу жизни старого товарища. Всё хиханьки да хаханьки. А ведь после стольких лет прозябания, стяжательства и бесконечной терпимости я наконец-то стану богатым!

– Ага, человеколюбец. И всё это твоё БОГатство, как говорил известный и в отличие от тебя умный человек, происходит от слова «БОГ»? – Коля сделал «железобетонное» выражение лица. – Уж не в секту ли ты какую-нибудь случайно или специально вступил? А? Отвечай скорей! Адвентисты седьмого дня али кришнаиты какие? Хааареее Крриишнаааа!!! Хаааареее Рааамааааа!!! – пропел Николай и неуклюже попытался изобразить движения танца одной известной колоритной религиозной организации.

– Вот уж не ожидал такого. Издеваешься? Над старым и больным человеком! Тебе это на том свете зачтётся. Уж помяни моё слово, – прозвучало с демонстративно наигранным укором и с изображением кислейшей мины на лице Семёна. – Может, ещё и конфетку у меня отберёшь? А ты ведь и отберёшь, верно? За тобой такая подлость, знаю, не заржавеет. Но ты, старая обезьяна, почти угадал: мистика, религия и прочая загадочность в этом деле присутствуют!

Былая наигранная скорбь опять сменилась крайне довольной физиономией, и Семён, выдержав театральную паузу, продолжил:

– Почти угадал, да не совсем. Это не кришнаиты, конечно, но тоже очень серьёзные люди. Они дали мне большой заказ на восстановление какой-то там священной и очень высокохудожественной стены. В каком-то там свежеоткопанном в тайге местном храме давно забытых богов. Как мне подсказывает интуиция (а ведь именно интуиция и является моим сильнейшим местом, после ума, конечно), в институте федерального значения, то ли археологическом, то ли геологическом, не прогадали и доверились нужному специалисту в моём лице. Который получит от работы колоссальное не только моральное, но и материальное удовольствие. Короче говоря, у самих «ботаников», как обычно, руки из жопы растут. Поэтому им настоящий специалист, Специалист с большой буквы потребовался. Такой, что и блоху подковать сумеет.

Произнося эту речь на одном дыхании и при этом демонстративно потирая руки, Семён явно с большим реализмом представлял себе, как уже снимает деньги с солидного банковского счета, открытого на его имя Российской Академией Наук. Он продолжил:

– Ты только представь такую картину маслом. Сам маэстро Репин отдыхает! Они попытались сначала сами поковыряться на этих раскопках. А затем, когда ничего у них не вышло, умудрились каких-то, с позволения сказать, «высокообразованных педиков» из одной широко известной в узких кругах частной конторы нанять, якобы, для консалтинга и реконструкции. И у них там всё рухнуло! Представляешь, друг мой? Тысячу лет, а может быть, и больше оно возрастом. Тысячу лет простояло, значит, в тайге это уникальнейшее культурное наследие закопанным в землю. При этом, естественно, никому не мешая. А у них вот так совершенно случайно взяло, блин, да и рухнуло! Частично, правду сказать… Руки хоть и из жопы, да пальцы, видать, цепкие оказались… В последний момент остатки зафиксировать успели.

Со стороны можно было видеть, что в ходе этой тирады, переросшей в пламенную речь, Сёма то и дело размахивал руками. Он демонстративно то поднимал вверх указательный палец, то засовывал руку за лацкан куртки. Вкупе с тем, что он также совершал иные телодвижения, копировавшие одного либо другого известного человека, Семён становился страшно похож то на вербовщика из радикальной организации, то, через секунду, на одного весьма колоритного и харизматичного исторического деятеля. Каждая из мастерски представленных образных ассоциаций послужила бы украшением любого любительского «капустника».

– Тебе бы персональный броневичок под роспись выдать. Да тезисы личного плана действий составить. И уж поверь мне, дружище: ты стал бы новым вождём миогого пголетагиата! Либо уж точно кого-нибудь завербовал бы случайно. Но пропустим пантомиму. Давай уже поближе к делу, не зудя попусту да воздух зря не сотрясая, говори живей, чего тебе от меня надо-то?

Произнёс эти слова Коля, прекрасно зная повадки друга и его «ахиллесову пяту». Он с самого начала предполагал, что за всей этой грандиозной речью явно стоит не только желание покрасоваться и себя любимого пропиарить.

– Совсем ничего страшного не случилось, друг мой, – приложил руки к сердцу Семён, – как ты мог по своей меркантильной натуре изначально подумать. А требуется от тебя всего лишь срочно составить мне компанию. Чтобы хорошенько обмыть это дело. Без этого, сам понимаешь, никуда!

Произнося эту фразу, Семён глубоко вздохнул и, воздев очи к небу, добавил:

– Сегодня, конечно, платишь ты. Но я позже отблагодарю, ты же меня знаешь не первый день! Ааа?

– Уууу, – как от зубной боли, простонал Николай, – я знал! В том-то и дело, что я не первый день тебя знаю. И не второй, между прочим. Сколько раз уже я за тебя, старый хрыч, платил, а? Со счета сбился! Ведь ежели всё просуммировать, то я за это время смог бы, наверное, себе уже личный пивзавод открыть! Так где же деньги, я у тебя спрашиваю? Где деньги, Зин?

Семён, слушая этот эмоциональный ответ, стоял, чуть склоня голову набок. Выслушав до конца, он вздохнул и по-отечески произнёс:

– Да не переживай ты так по пустякам. Дружище, нервы, как известно, не восстанавливаются. А если и восстанавливаются, то очень медленно, а мне ждать некогда. В твоём пессимизме ключевым словом стало слово «наверное», а с таким взглядом на жизнь далеко не уедешь, – с интонацией, напоминающей тон психотерапевта Кашпировского, произнёс «старый хрыч». – Будут тебе твои деньги. Не поверишь, даже с процентами! Как только их мне дадут, они сразу станут твоими, повторюсь, с процентами. Задаток свой, тот, что мне уже выдали в академии за предстоящую работу, как ты уже успел понять, я давно спустил. Ведь работа-то не на один день. Ботаники – они не жадные. А особенно – эти, так как они уже за докторскую диссертацию готовятся усесться. Отреставрируй, дескать, для нас, любезных, побольше «живого» материала. Как говорил сам Цезарь, «ab ovo»!

– Чего он там говорил?

– Не суть важно, – отмахнулся Сёма, – а важно то, что, между прочим, объёмы этого циклопического проекта только я один и осилю. Ну просто нету, нету больше у нас в крае таких серьёзных специалистов. Да и по всей стране вряд ли больше пары-тройки найдётся. Так что твои инвестиции – под жёстким контролем. Это вам не какая-то сберкнижка, у меня здесь всё по-честному!

– Как в «МММ»?

– Обижусь!

Если смотреть на это действо со стороны и не слышать диалога, то иному наблюдателю могло бы показаться, что непонятного вида «уставший» интеллигент выклянчивает у какого-то знакомого из прошлого денег на опохмел.

На самом деле это была встреча старых друзей, и эта беседа прошла в нормальном и обычном для них ключе. При встречах все их экспрессивные диалоги всегда происходили в максимально непринуждённой, можно даже сказать, наигранно-раздолбайской атмосфере. Этакие местные Бивис и Баттхед.

Выслушав патетическое воззвание Сёмы, Коля на секунду задумался и вспомнил прошлое…

***

– Всё великолепие дальневосточной природы в одном флаконе, – Семён Новиков мечтательно огляделся по сторонам, созерцая открывающиеся с высоты виды. – Мы, реставраторы и художники, по долгу службы обязаны вдохновляться такими местами. Это, можно выразиться, Альфа и Омега любой творческой души!

Николай улыбнулся, тоже разглядывая открывшийся взору феноменальный пейзаж.

К двадцати шести годам наш герой наконец-то обзавелся другом, благодаря той сфере, в которой они оба работали. Все началось с конкуренции за один заказ от богатого и известного в городе человека на реставрацию дорогого художественного и достаточно старого на вид полотна. Это самое полотно было частью замысла по превращению «скромного» и ничем среди домов соседей не выделявшегося четырёхэтажного домика с бассейном и теннисным кортом в настоящий дворец восточного султана, разумеется, с мраморным фонтаном и псевдомесопотамскими мозаичными фресками, сделанными, между прочим, по спецзаказу в Италии.

Ценник за эти манипуляции выглядел очень даже приличным, и между мужчинами разыгрался нешуточный спор за потенциальное рабочее место. В конце концов Семён, благодаря гораздо большему опыту, победил. Богатый клиент выбрал его, но Семёну так понравилась целеустремлённость конкурента, что Семён решил дать Абашину несколько смежных заданий по объекту. Будучи одним из лучших художественных работников всего Дальнего Востока, Новиков вполне мог себе это позволить. Так и началось.

В процессе выполнения этого нетривиального рабочего проекта сначала они поняли, что друг друга стоят как специалисты, а затем начали всерьёз и надолго дружить на благодатной почве совпадения взглядов на жизнь.

В свободное от работы время новоиспечённые друзья принялись немедленно исполнять одно из старых желаний Николая – осуществить пеший подъём на Облачную гору.

И вот, сегодня, по условиям туроператора, к восьми вечера им необходимо было добраться до перевалочного лагеря. Но друзья не спешили, наслаждаясь каждым глотком чистого горного воздуха. Коля продолжил беседу:

– Ты же, кажется, даже в самих Альпах бывал, а восторгаешься этим местом. Ты патриот нашего края, однако!

– Это ты про ту мою конференцию? – спросил Семён с легкой одышкой: тропа пошла резко вверх.

– Да. Там тоже ничего, но, как по мне, Приморье – роднее. Потому-то я там и не остался. Хоть и звали. Скучно у них в европах, пресно. Как-то так…

Товарищи прошли ещё несколько сотен метров, вглядываясь в густой хвойный лес на склоне.

– А ты в курсе, что здесь можно гималайского медведя встретить?

– Да, слышал, что бывали такие случаи, но нечасто.

Николай улыбнулся:

– Боишься косолапого? Что собираешься делать в случае чего?

– Знаешь ли, я – человек искусства, а раньше был человеком науки. Так что, учитывая мои антропометрические данные, шанс победить в прямой схватке взрослого гималайского медведя – не более двенадцати с половиной процентов. Поэтому остаётся только стоять да воздух портить. Авось побрезгует.

Семён был интересным собеседником и вообще удивительным человеком. В нём гармонично сочетались высокий интеллект и полное отсутствие занудства типичного учёного, что в сочетании с творческим видением мира давало очень благодатную смесь для дружбы с ним. Возможно, Семён бы и сейчас проводил ночи за толстыми книгами и сложными для понимания обычного человека научными статьями, но зов искусства однажды победил, и бывший учёный плюнул на все свои прошлые труды ради новой сферы.

«Дорога науки – это узкая тропинка в дремучем лесу несделанных открытий, а творчество – большое поле, на котором хоть картошку сажай, хоть замок строй», – так объяснял Семён произошедшие с ним перемены.

Но его самое главное положительное качество – это, конечно, верность дружбе. Страшно подумать, но у Николая никогда не было настоящего друга, никогда! Ему ведь и поделиться всеми своими переживаниями было не с кем.

– Как твой заказ вчерашний? – словно поняв направление мыслей товарища, спросил Сёма. – Всё нормально?

– Да, закончил к двум часам ночи. Честно говоря, я ещё никогда не занимался реставрацией довоенных плакатов. Весьма необычный получился опыт.

– Доволен своей работой?

– Доволен. Не могу сказать, что с детства мечтал быть реставратором, более того, до старшей школы я и понятия не имел, чем занимаются эти люди, – Николай усмехнулся. – Мне казалось, это что-то среднее между скульпторами и заклинателями змей.

– Знаешь, ты был не очень далёк от истины.

– Теперь-то я это понимаю.

Собеседники обогнули особо опасный участок тропы. От пропасти их отделяла всего пара метров.

– Кем ты хотел стать, когда учился в школе? – продолжал допытываться Семён.

– Да так. Особо-то и никем.

– Врёшь. Я вот, например, сначала пожарным хотел стать, а потом космонавтом. И не стал ни тем, ни другим. А ты говоришь, никем. Так не бывает.

– Бывает. Я понятия не имел, чем буду заниматься во взрослой жизни. Слишком долго отодвигал этот вопрос, но осознал это слишком поздно. Благо, есть хоть какой-то врождённый талант, если бы не он, то потолок моих амбиций – грузчик на складе.

Николай внезапно остановился и несколько секунд пробыл внутри себя, но быстро встрепенулся.

– Ведь ты ещё… Кем ты, кроме космонавтов всяких, ещё хотел стать? Наверняка же хотел.

– Прокурором.

– Врёшь!

– Правда. Еще в юности я услышал словосочетание «надзорный орган», и оно мне понравилось. Я представлял себя таким важным: вот я хожу и надзираю за всеми.

Колю это несколько рассмешило.

– И почему же не стал?

– Передумал. В десятом классе обнаружил у себя невероятную тягу к растениям, хотел стать ботаником. И меня, кстати, именно так и обзывали в школе. Я долго шёл по этому пути, пока в конечном итоге не переквалифицировался в археолога, ну а дальше ты и сам знаешь.

– Знаю. Диплом, конференция в Швейцарии, неудачная диссертация.

– Да, всё верно. Особого удовольствия от этого всего я не получил, но опыта, конечно, поднабрался. Эх, знал бы наперёд, пошёл бы в прокуроры. В таком случае, с вероятностью восемь из одиннадцати, мы бы сейчас летели на вершину горы на вертолёте, причмокивая чёрной икрой.

Николай вновь рассмеялся, но не из-за упущенной перспективы:

– Скажи, откуда ты берёшь эти вероятности? На ходу придумываешь?

– На ходу? Для бывшего учёного это оскорбление. Просчитываю шансы путём сложной калькуляции всех факторов, с учетом коэффициента…

– Ай-яй-яй… Замолчи, голова сейчас взорвётся, – Николай сделал болезненное выражение лица и жестами изобразил, как у него взрывается голова.

– Это не я нудный, это горная болезнь. Я здесь ни при чем. А вероятностями этими я дурачиться недавно стал. Как стал, так и надоест скоро. Вот увидишь, – вставил Сёма своё последнее слово. Определённо, юстиция потеряла очень ценный кадр.

За разговорами время пролетело незаметно, и друзья подошли к перевалочному лагерю, опоздав всего минут на сорок.

***

Как иногда и бывает в обычной жизни, Семён Владимирович Новиков, по аналогии с Николаем, в прошлом был перспективным учёным. Его даже как-то раз от имени института на какую-то конференцию в Швейцарию посылали.

По призванию Новиков был археологом. Не просто археологом, который сутками в земле кисточкой ковыряется, а реставратором с золотыми руками, реставратором от бога. Однажды на Семёна снизошло озарение, и он даже за кандидатскую диссертацию сел. Но всё это слишком задолбало молодого учёного. Особенно надоело бесконечно, а главное, бесперспективно спорить о своих прогрессивных научных теориях с высокоучёными профессорами, непреклонными в своих закостеневших принципах.