Игру начинает покойник

В прихожей я помог девушке снять куртку.

– Если хочешь, сними и свитер – у меня не холодно, – я вдруг перешел почему-то на свойское «ты».

– Вы предлагаете – чувствуй себя как дома? – мило осведомилась она.

– Гм… – замялся я, но тут же нашелся: – Почти как дома. Все же ты у меня в гостях.

– Мне крайне неудобно, что я вот так взяла и напросилась, – она произнесла это столь виноватым голосом, что я уже пожалел о своем предложении. – Можно было, конечно, переночевать на вокзале, но…

– Что – но?

– Я всегда иду на поводу у своей интуиции…

– А она подсказала вам, – я опять почему-то перешел на «вы», – остановить мое такси?

– Да, – ответила она. – Именно так все и произошло.

– Вы студентка?

– Уже нет. Прошлым летом я окончила юрфак. Дома, в Днепропетровске, подыскать работу не удалось. Очень надеялась, что получится в Киеве, но за те два месяца, что я здесь, тоже ничего не нашла.

– Все хотят взять юриста со стажем?

– Да, – грустновато кивнула она, стянув, наконец, с себя свитерок – он слегка пропотел, но легкий запах, который от него исходил, мне понравился, я даже почувствовал, что меня охватывает возбуждение. Ох уж эти проклятые антропомоны! Не случайно же сейчас твердят на каждом шагу, что мужчины и женщины, неосознанно для самих себя, находят друг друга прежде всего по запаху.

– Опять-таки юристов сейчас как нерезаных собак? – несколько грубовато продолжил я.

– Вы правы. И все-таки я б уже имела работу, если бы…

– Если бы согласились лечь в постель к боссу, какому-нибудь крупному фирмачу?

Она улыбнулась:

– Да, почти на каждом собеседовании мне это и предлагали. Кто открытым текстом, кто завуалированно. Но я не люблю, когда меня принуждают. Я не…

Она не договорила, но я почему-то поверил, что она действительно – не…

– И где же вы жили этих два месяца?

– Снимала квартиру. Но неделю назад меня предупредили, что если не внесу плату за апрель наперед, то меня попросят.

– А деньгами вы не разжились, и именно этой прозаической причине я обязан знакомством с вами, – завершил я эту фазу нашего разговора. – Проходите на кухню, очаровательная незнакомка. Если не ошибаюсь, вы дьявольски голодны. Но не пора ли мне узнать, – я церемонно склонил голову, – каково ваше имя?

– Я и вправду очень хочу есть, – засмеялась она. – А зовут меня Алина.

– Эд, – я протянул ей руку. – Полностью – Эдуард. Но давайте посмотрим, что Господь Бог послал нам на ужин. Вернее, вам, потому что я, в общем-то, сыт.

Я открыл холодильник – палка салями, шпроты, прямоугольничек сыра «чеддер» и два свежих огурца. Негусто, конечно, но я к званому ужину не готовился. Впрочем, ночевать на голодный желудок этой бездомной девице не придется.

Когда-то Модест Павлович Радецкий, по-доброму усмехаясь, говаривал, что в искусстве сервировки стола равных мне нет. Вот и сейчас я красиво нарезал колбасу и сыр – они заняли место в моих парадных сервизных тарелках. Салат из огурцов я щедро приправил оливковым маслом холодного отжима, мимоходом поинтересовавшись у Алины, которая зачарованно следила за моими действиями, как она относится к омеге-3.

В ответ Алина так испуганно посмотрела на меня, что я чуть не расхохотался: точно приняла меня за психа.

Пришлось экстренно доложить:

– Я в порядке. А омега-3 – это супервещь, аналога которой не отыщется. Так, чтоб ты, будущая прокурорша, знала, называется жирная кислота, которая содержится в оливковом масле.

Салат готов. Очередь за заранее отложенным ломтиком «чеддера» и мелкой теркой – на сковородке уже зажелтели, зарумянились гренки, которые я и посыплю сырной стружкой. На каждую такую «шапочку» – по две шпротинки. Ах, Алиночка, да ты пальчики оближешь!

Критически обозрев угощение, я спохватился – а вино? Конечно же, эту легкую, хоть и страдающую «безрыбьем» трапезу способно украсить белое вино. И таковая заветная бутылочка имелась – настоящее французское вино, я купил его в Монровии в подарок моему дорогому дяде. Я вез ему еще две африканских маски и один старинный амулет в виде головы гиппопотама, приобретенный в лавке одного почтенного негра-антиквара. Не знаю, правда, насколько древней была эта симпатичная вещица, но продавец клялся и божился, что не обманывает.

Два хрустальных бокала, сойдясь в мгновенном поцелуе, очень приятно для слуха вскрикнули от радости.

– Ешьте, сударыня, без стеснения. Чем богаты, тем и рады. А я, дабы не смущать вас, пойду и с вашего позволения приготовлю вам ванну.

– Не утруждайте себя. Я, знаете ли, предпочитаю душ. Наверное, потому, что люблю воду в движении. Разница между ванной и душем примерно такая же, как между спокойной речкой и бурным водопадом.

– Наши вкусы совпадают, – честно признался я. – Хотя где-то вычитал, что нежиться под душем предпочитают люди, любящие спокойный секс. Не придающие, так сказать, ему большого значения.

– Не сказала бы… Эд, присоединяйтесь к ужину. Мне вполне хватит трети того, что вы наготовили. Я ем со вкусом, но совсем немного.

– Нет-нет, – отказался я. – В достопочтенных «Пирах Лукулла» меня накормили на три дня вперед. Давайте-ка выпьем еще, и я покопаюсь на антресолях – там где-то мой новенький запасной халат.

– Не надо, – попыталась остановить меня Алина. – У меня все с собой.

Я вспомнил, что в прихожей и вправду находится ее небольшая дорожная сумка, однако воспротивился.

– Вы разрушаете мою мечту. Мне всегда хотелось, чтобы мой халат хоть однажды набросила на плечи какая-нибудь прекрасная незнакомка.

– Как прикажете понимать: до сих пор порог этого жилища не переступала ни одна женщина?

– Вы угадали, – скромно потупясь, подтвердил я.

Халат сразу не отыскался, и все это время, перебирая не столь уж значительные залежи моего тряпья, я думал, что мне уже тридцать два и пик моей юношеской гиперсексуальности остался позади – еще года четыре назад до любовных утех был жаден, как юный жеребец, и мог отличиться в постели десять-двенадцать раз. Условий для любви, правда, не было никаких – откуда они у курсанта военного училища, а потом бесквартирного офицерика? Эх, эту бы «хату», которую помог мне приобрести дядя, да в те времена, когда хотелось всегда, с кем угодно, где угодно и сколько угодно! Грех, однако, жаловаться: я силен и сейчас, располагаю кое-каким опытом, а женщины покидали мою келью в самом лучшем расположении духа.

Пока Алина нежилась в ванной, я занялся устройством нашего ночлега. Как ни крути, а он будет совместным – кроме этой широкой тахты в спальне-кабинете, ничего такого, где можно вытянуть ноги, у меня нет. В гостиной, где телевизор, «стенка», журнальный столик, одни лишь кресла. «Кантоваться» на полу неохота. Так что, застилая тахту свежими простынями и меняя на подушках наволочки, сам не знал, что готовлю – ложе обычного ночлега или ложе любви. Это уж как получится. Человеком, выжимающим максимум пользы из обстоятельств, особенно столь пикантных, как теперь, я никогда не был.

Я так задумался, что и не заметил, как в кабинет-спальню вошла Алина – полотенце на голове скручено наподобие чалмы, а мой темно-синий, в красную лишь по периметру клетку махровый халат достает ей до самых пят, если даже не волочится по полу. Ноздри мои раздулись, точно у гончего пса – в комнате враз запахло, как от морозного белья под раскаленным утюгом. Наверное, нет на свете ничего чище, чем женщина после душа. Но на комплимент я отважился несколько иной:

– Вы, сударыня, словно рождены для этого халата. Хотя, скрадывая ваши прелести, он делает вас вещью в себе.

Она откликнулась понимающей, таящей сразу несколько нюансов усмешкой: тут тебе и женская снисходительность – ясно, чего так вожделеет этот сидящий на краешке тахты, еще крепкий экземпляр мужской породы, и явное неверие, что она – «вещь в себе», ведь тяжелую «луковку»-довесок не закамуфлирует даже халат сумоиста, и некое обещание того, что вовсе нельзя исключить между двумя молодыми людьми.

– Правая половина тахты – ваша. Располагайтесь и почивайте. Демаркационная линия – посредине. А слева, извините, прикорну я. Иного способа устроить полноценный ночлег, увы, нет. Проклинаю себя за то, что собирался, но так и не удосужился купить раскладушку. Если не возражаете, я тоже совершу вечернее омовение. Захотите полистать Харуки Мураками – включите бра.

Алина улыбнулась мне признательно и нежно. Я направился в ванную, но в дверях, повинуясь какому-то наитию, полуобернулся – она стояла ко мне спиной, нагая, с одним лишь полотенцем-чалмой на темных, еще влажных волосах. Зачем она так поспешно выскользнула из халата? Чтобы показать, насколько вызывающе безупречен ее стан? Или до срока возбудить меня? Чтоб там не имелось в виду, красавица эта убила сразу двух или даже трех зайцев.

В ванной смывал с себя сегодняшние грехи – легкий, вернее даже, приличный перебор с водкой в «Пирах Лукулла», непристойные мысли по отношению к Зое-официантке, неукротимое желание получить все удовольствия сразу… И даже сейчас… Страшно, блин, взглянуть на себя в зеркало – не усталый миротворец, а свирепый Приап! И хоть все предвещало, что впереди у меня ночь безумной любви и отделаться от этого предчувствия было трудно, очень трудно, я все же попытался охладить свой пыл трезвой мыслью: а вдруг эта странная девушка окажется крепким орешком, цитаделью, которую легко взять приступом только на первый взгляд? Образумить себя, однако, не удалось. Приап аж пер из меня, причем так неудержимо, что я всерьез обеспокоился: а не сдохну ли я, как бобик, раньше времени на родимой тахте? Ладно, хватит смывать с себя грехи! Не так уж и много накопилось их у меня за прошедший денек!

Если принять во внимание, что свет в кабинете-спальне уже погашен, никакого влечения к культовому японскому писателю Харуки Мураками с его «Страной Чудес без тормозов и Концом Света», а также к не менее культовому российскому прозаику Людмиле Улицкой с ее «Бедными, злыми, любимыми» (томики на тумбочке находились рядом) Алина не испытывала. Конечно же, она дьявольски устала и, наверное, уже спит сном праведника. Если так, то тревожить гостью не стану. В конце концов, я предоставил кров бездомной скиталице.

Стараясь шуметь как можно меньше, я аккуратно улегся на моей, донельзя знакомой половине тахты.

Первая буква в алфавите секса – не поцелуй, не тисканье, не зажиманье, а обычное прикосновенье руки к…руке. Некоторое время я пролежал, не шевелясь и не дыша, хотя возбудился еще сильнее, чем в ванной. Если между нами ничего не произойдет, что я буду делать с собой, бедным? В постельных делах, как и на войне, разведка просто необходима. Полная темнота не помешала мне безошибочно вычислить, где находится рука Алины и тихонько, будто невзначай, дотронуться до нее. Отклик последовал незамедлительно – ее теплые и гладкие, очень длинные, как я приметил еще на кухне, пальцы ласково погладили мою ладонь. Еще секунда – и наши пальцы переплелись с такой силой, что стало ясно: она ждала меня столь же нетерпеливо, сколь к ней стремился и я.

– Не подумай, что я так со всеми, – вдруг послышался ее шепот.

– Но, Алина, между нами еще ничего не произошло, – тоже шепотом сказал я.

– Просто в такси мне почему-то стукнуло в сердце, что ты – мой. Мой мужчина, – как будто не расслышав моих слов, продолжила она.

– По затылку определила? – попробовал пошутить я, а переплетение наших пальцев стало таким неистовым, что грозило переломами.

На сей раз эта странная девушка удостоила таки меня ответа:

– Мне понравился твой запах. И я уже в машине потеряла голову.

О, эти чертовы антропомоны! О, эти божественные антропомоны! Оказывается, только благодаря вам этот день, весьма для меня нелегкий, если учесть послание с того света, получил счастливое завершение.

– Не поверишь, но нечто подобное пережил и я, только уже здесь, в квартире. Если бы не было тебя, я лег бы спать с твоим свитером.

Она искренне рассмеялась, а длинные и тонкие пальцы так пережали мои, что никакой надежды разорвать наше сплетенье-переплетенье не оставалось.

Я был на пределе. К дьяволу разные любовные прелюды, игры-забавы и прочая пряная ерунда, так настоятельно рекомендуемая сексологами тем, кто жаждет получить высшее сексуальное образование! Вперед! Ближе к телу! И все же я медлил, не желая показаться волком, готовым растерзать невинную овечку. Но, как оказалось, на пределе находилась и Алина. Ей тоже не хотелось тратить время на какой-нибудь затяжной, с извивами языков, поцелуй, на разные бесстыдные прелести, производимые столь же бесстыдными руками влюбленных или вожделеющих друг друга. Уму непостижимо, но она абсолютно безошибочно угадала то, чего мне в эти мгновения хотелось до безумия остро. Она, по идее, могла бы остаться подо мной, или надо мной, или еще как, но наитие, или озарение, заставило ее сбросить с себя мое легкое весеннее одеяло и, утопив голову в подушку, в немыслимом прогибе выставить, выпятить передо мной то, что при прекрасной, как у модели, талии так волнующе-гармонично, в высшей степени зазывно отягощало ее фигуру. Сейчас я не был никаким Эдом Хомайко, я был яростным самцом, которому откровенно, без стеснения отдавалась самка. Я бегло попробовал на вес ее груди – безупречно гладкая, как у атласных карт, вынутых из новых колоды, кожа, потом, летуче согрев ладонями ее обращенные ко мне с дерзким вызовом ягодицы, слегка разъял их и… И хоть Алина, как апрельская березка, уже переполнилась ждущим своего добытчика соком, мой вход в нее сопровождался упругой и нежной сопротивляемостью – так хорошо подогнанная пробка впритирку ввинчивается в узкое и длинное горлышко винной бутылки…

Трудно описать эту первую ночь. После того, как мы торопливо распознали друг друга, дошла очередь и до поцелуев, напрочь перекрывающих доступ кислорода в легкие; четыре руки и два языка справляли вакханалию нашего полнейшего взаимопроникновения; казалось, мы сразу и навсегда изучили самые потаенные уголки наших тел. И несколько еще раз за ночь мы превращались в теряющего от наслаждения голову андрогина – так, видимо, он любил сам себя, пока рассерженные боги не разделили его напополам. Я, между прочим, собою возгордился, даже, грешным делом, подумал, а не переживаю ли я заново уже окутанный дымкой отошедших лет пик юношеской гиперсексуальности? Ведь передо мной, опять и опять наливающимся силой, готовы разбежаться или, наоборот, сбежаться в бешеной тряске Алинины груди – не очень-то большие, но довольно твердые, соски ж, кажется, изначально запрограммированы на моментальный отзыв ласке; а через некоторое время глаза мои не в силах оторваться от ее знаменитого прогиба и той большой, круглой и лунной красоты, от которой я немедленно превращаюсь в похотливого сатира…

– Эд, а я тебя начинаю…бояться, – уже полусонно, чуть приподнимаясь на локте и свешивая темные блестящие волосы мне на грудь, проговорила Алина. – До тебя у меня было двое мужчин, но они тебе и в…

– Не преувеличивай, пожалуйста, – поскромничал я. – И вообще, поблагодари за это Либерию.

– Либерию? – недоуменно протянула она.

– Да, моя девочка. Это жаркая африканская страна, в которой живет неуправляемый народ. Грызутся друг с другом, как собаки. Гражданская война, понимаешь? Ну, а мне она обошлась в шесть месяцев воздержания.

Наверное, она мало поняла, что там ей я нагородил, но переспрашивать и уточнять не стала – еще немножко, и сначала она, а потом уж и я заснули, как убитые.

Глава II

Я проснулся раньше Алины. Она спала так крепко и безмятежно, что я побоялся даже скрипнуть кроватью. Внимательно рассмотрел ее на утреннем свету. Красивая девчонка, ничего не скажешь. Губы мои растянула усмешка – ишь, как вольно разметалась она на своей половине тахты! Если бы я был поэтом, точно написал бы: «На заре ты ее не буди, на заре она сладко так спит…» Но я не Афанасий Фет, а всего-навсего Эд Хомайко. Да и зарей на небе давно уже и не пахнет – на часах начало десятого.

Если честно, во мне зародилось желание, которому, однако, не суждено было окрепнуть; в памяти, как фрегат из тумана, выплыл вчерашний день с тремя неординарными событиями – загадочное, от которого и сейчас мурашки по коже, письмо дяди из небытия, «Пиры Лукулла» с вкусной едой, обильной выпивкой и интригующей официанткой Зоей, наконец, нежданный-негаданный подарок судьбы в лице приблудной Алины. Признаюсь честно: именно ребус, на который отважился Модест Павлович Радецкий, и омрачил мне настроение.

Я неслышно, как мотылек, переместился в кухню. Прислушался весьма придирчиво к себе – голова, как ни странно, ясна и совсем не болит. Но чашечка крепчайшего кофе окажется очень кстати. Я вылил из безотказного работяги «Брауна» мертвую воду. Мертвую – значит уже однажды кипяченую, а посему бесполезную или даже вредную для организма. Так, по крайней мере, я где-то прочитал. Когда красный водомерный шарик достиг отметки «minimum», убрал еле слышную, чтобы не разбудить Алину, струйку из крана. Хотелось бы, конечно, отличиться перед моей нечаянной зазнобой, подав ей в постель дымящийся кофе, но жалко будить. Опять-таки я весь уже сосредоточился на предстоящем дне. Не успокоюсь, пока не разберусь, что же на самом деле произошло с моим единственным родственником.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.