Грани Нижнего мира
«Вот ты и стал женщиной, – сказал себе Сиддх. – Доволен?»
Он не знал, доволен ли он. И вообще, он не знал, правильно ли поступил, согласившись на женское тело. Он не был трансвеститом или транссексуалом, он был стопроцентным мужчиной-гомосексуалистом и предпочитал обладать другими мужчинами чисто по-мужски. Навязчивое желание Сиддха стать женщиной не имело никакого отношения к его сексуальной ориентации. Просто по складу ума он был гораздо ближе к женщинам, чем к мужчинам, с ними он легче вступал в дружеский контакт и в их обществе чувствовал себя свободно и раскованно. Однако мужское тело не позволяло ему стать полноценным членом женского мира, большинство женщин вольно иль невольно воспринимали его не как друга, а как представителя противоположного пола, и именно это обстоятельство побуждало Сиддха мечтать о женском теле. Теперь же, когда его мечта стала реальностью, он пребывал в полном смятении чувств. Если по правде, то Сиддх никогда прежде не задумывался, что будет с его сексуальной жизнью, когда он станет женщиной.
«Ну что ж, – подвёл итог своим размышлениям Сиддх, – буду с этим разбираться. И, пожалуй, пора уже начать думать о себе как о женщине. То бишь, как о будущей женщине...»
Однако с последним он решил немного повременить. За такое нелёгкое дело лучше всего браться на свежую голову, полным сил и энергии. Вот тронется в путь, проедет пару часов, сделает привал (он не чувствовал себя достаточно бодрым для полноценного дневного перехода), отоспится, а с утра начнёт думать о себе как о тринадцатилетней ведьме Беатрисе.
С такими мыслями Сиддх покинул комнату, спустился на второй уровень башни, где разыскал кое-какие съестные припасы и плотно перекусил. У его нового тела обнаружился волчий аппетит – очевидно, в последние дни девчонку держали впроголодь.
К концу трапезы вернулся МакГрегор. На нём был уже не чёрный ритуальный балахон, а коричневые брюки и куртка, местами испачканные свежей землёй и сеном.
– Осмелюсь заметить, прекрасная госпожа, что ты на диво хороша, – несколько фамильярно и вместе с тем с глубоким почтением промолвил чёрный маг. – Надеюсь, ты довольна своим новым телом?
– Вполне, – благосклонно ответил Сиддх. – И, кстати, извини, что я хозяйничала тут в твоё отсутствие. У меня просто живот сводило от голода. Ты уже снарядил лошадей?
– Да, госпожа.
– Отлично. А сейчас мне нужна твоя помощь, Ангус МакГрегор. Я должна поговорить с повелителем, но после воплощения моя связь с Нижним миром ещё не восстановилась. Поэтому я собираюсь воспользоваться твоей связью.
– Весь к твоим услугам, госпожа. Повелитель предупреждал, что тебе это понадобится. Он ждёт беседы с тобой.
– Тогда за дело. Присаживайся.
МакГрегор устроился за столом напротив Сиддха. Положив перед собой крупный кристалл голубого топаза, он сосредоточился на нём и стал погружаться в транс, освобождая своё сознание от посторонних мыслей. Спустя пару минут глаза МакГрегора закрылись, тело его обмякло, а на лице появилось безмятежно-отсутствующее выражение. Он пошатнулся и едва не упал со стула, однако в последний момент восстановил над собой контроль и выпрямился. Его глаза распахнулись и устремили на Сиддха жёсткий, пронзительный взгляд.
– Рад видеть тебя в добром здравии, Виши, – ровным, бесстрастным голосом произнёс он. – Между прочим, ты чудно выглядишь.
Сиддх тут же встал, снял берет и низко поклонился:
– Приветствую тебя, повелитель!
Велиал, временно овладевший сознанием МакГрегора, небрежно махнул рукой:
– Садись, Виши, не стой. Как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно, повелитель, – присев на край стула, ответил Сиддх. – Судя по всему, воплощение прошло успешно.
Велиал кивнул:
– Да. К счастью, всё обошлось. Правда, тело немного старовато, но твой дух оказался достаточно сильным, чтобы взять его под контроль.
– Старовато, повелитель? – переспросил удивлённый Сиддх. – Ты хочешь сказать, что для этого годятся только детские тела?
– Вот именно. Наши первые опыты потерпели фиаско из-за того, что мы использовали тела взрослых мужчин и женщин. Впоследствии мы установили, что для успешного воплощения нужны совсем юные тела, ещё не достигшие поры полового созревания. Таким было тело младшей дочери барона фон Гаршвица. А с более взрослыми, вроде твоего нынешнего, уже начавшими созревать, но ещё не созревшими, велика вероятность отторжения. Но когда этот кретин МакГрегор позволил девчонке выброситься в окно, я решил рискнуть. В случае неудачи я просто отправил бы его за новым телом, и единственное, что мы потеряли бы, это несколько часов, затраченных на проведение ритуала. Зато так мы выиграли несколько дней, необходимых для поисков тела, и четыре года разницы в возрасте. Полагаю, последнее для тебя весьма существенно.
– Твоя правда, повелитель, – признался Сиддх. – Мне и сейчас порядком не по себе, а в девятилетнем теле было бы ещё хуже.
– Понимаю, – кивнул Велиал. – А что с твоей магией?
– Вроде всё в норме. Внутренние ресурсы под контролем, к внешним доступ есть, хотя не полный.
– Со временем всё должно наладиться. Как свидетельствует опыт предыдущих воплощений, полное восстановление связи с Нижним миром происходит в течение недели. В твоём случае из-за возраста тела процесс может затянуться, но это не беда. Если понадобится, вторично пройдёшь через Чёрное Причастие – но только после того, как найдёшь девчонку... Ах да! Я же о главном не спросил. Ты чувствуешь перстень?
– Слабо, но чувствую. Он очень далеко, так далеко, что я не могу определить точное направление. Знаю только, что перстень находится где-то в районе Основы.
– Ага, – сказал Велиал. – Так я и думал. С самого начала я предполагал, что Сандру, скорее всего, прячут где-то на Земле.
– В таком случае, – осторожно промолвил Сиддх, – почему ты выбрал для моего воплощения столь отдалённую местность? Насколько я успел сориентироваться, отсюда до Магистрали недели три пути, а потом ещё столько же добираться по ней до Основы. По-моему, это напрасная трата времени. К тому же, пока я буду путешествовать, над Сандрой могут провести экзорцизм.
– И тем самым выдадут её местонахождение, – сказал Велиал. – Тогда я найду девчонку без твоей помощи, а ты получишь новое задание. Так что фактор времени для нас не самый важный. Выбирая место для твоего воплощения, я исходил из тех соображений, что Сандру могут прятать либо на Основе, либо в пределах Золотого Круга, либо на одной из Магистральных Граней – то есть там, где из-за высокой плотности населения человеку легко затеряться. Поэтому я остановился на Торнинском архипелаге, который находится на полпути между Империей и Основой и расположен не слишком далеко от Магистрали. – Тут повелитель поднял кверху палец. – Но не на самой Магистрали. Для тебя требовалось тело с достаточно развитыми колдовскими способностями, чтобы ты мог в полной мере воспользоваться своим доступам к ресурсам Нижнего мира. Обычная девочка-ведунья для этих целей не годилась, а исчезновение любого более или менее сильного колдуна всегда вызывает большой переполох. Детей барона фон Гаршвица будут искать по всему Торнинскому архипелагу, причём искать весьма активно. Теперь понимаешь, почему я решил не экономить на тех трёх неделях, которые отделяют тебя от Магистрали?
– Да, повелитель, понял.
– Вот и хорошо. Ты скоро будешь готов к путешествию?
– Я уже готов, – бодро отрапортовал Сиддх.
– Тем лучше. Хотя время нас не сильно поджимает, тратить его попусту тоже не стоит. Иди на зов перстня, и он приведёт тебя к Сандре. Будем надеяться, что к тому времени наша связь восстановится.
– А если нет?
– В таком случае на месте каждой своей ночёвки открывай инфернальный канал третьего уровня. Тогда я буду знать, где ты находишься, и при необходимости смогу прислать для беседы Чёрного Эмиссара.
– А не лучше ли взять с собой самого МакГрегора? – предложил Сиддх. – Он может ещё пригодиться, когда поиски Сандры приведут меня на населённую Грань. Например, на ту же Основу.
– Нет, Виши, это плохая идея. Он слишком много знает и в любой момент может догадаться, какая участь его ждёт. Собственно, он уже догадывается, но всё ещё тешит себя надеждой на лучшее. Если в дальнейшем тебе понадобится помощник, я пришлю другого, не посвящённого в твою тайну. Всё ясно?
– Да, повелитель.
– Тогда вперёд, Виши. Удачи тебе.
Сиддх не успел вскочить на ноги, чтобы отвесить повелителю прощальный поклон, как Велиал уже покинул сознание МакГрегора. Лишившись контроля, тело чёрного мага вновь пошатнулось на стуле. Сиддх быстро подступил к нему и придержал его за плечо, но возвращать в нормальное состояние не стал, а вместо этого наложил заклятье подчинения. Затем приказал:
– Встань, слуга.
МакГрегор покорно поднялся.
– Ты или твои товарищи, – спросил Сиддх, – глумились над моим нынешним телом?
– Ни в коем случае, госпожа, – бесстрастно ответил чёрный маг. – Я собирался принести девчонку в жертву повелителю, а её ценность в таком качестве во многом определялась её девственностью.
– Раз так, то ты умрёшь лёгкой смертью, – произнёс Сиддх, взяв со стола нож с длинным острым лезвием. – Ты сослужил хорошую службу, и повелитель вознаградит тебя за это. Но никто на Гранях не должен знать, кто я и откуда.
С этими словами он вонзил нож в сердце чёрного мага. Тот с тихим стоном упал на пол, дёрнулся несколько раз и замер. Сиддх ещё с минуту подождал, затем склонился над ним и проверил его жизненные функции. Убедившись, что МакГрегор мёртв, он отцепил от его пояса связку ключей и отправился наверх собирать свои вещи в дорогу.
Глава 5
ИННА. ПРИНЦЕССА ИМПЕРИИ
Когда я проснулась, Владислава рядом не было. Настенные часы показывали восемь утра – время, когда мы с мужем привыкли вставать. Сладко зевнув, я перевернулась набок, вновь закрыла глаза и ещё несколько минут пролежала неподвижно, краем уха прислушиваясь к доносившемуся из ванной тихому шуму воды и лениво гадая о том, что заставило Владислава нарушить наш обычный утренний распорядок. В другие дни, он, просыпаясь первым, не бежал сразу под душ, а будил меня, и следующие полчаса мы очень приятно проводили в постели – иногда продолжали начатое накануне вечером, а иногда просто лежали в обнимку и разговаривали, наслаждаясь присутствием друг друга. Так что же сегодня случилось?..
Шум воды наконец прекратился. Вскоре дверь ванной комнаты открылась, и в спальню вошёл Владислав, одетый в длиннополый халат тёмно-красного цвета. Заметив, что я уже не сплю, муж лучезарно улыбнулся мне.
– Доброе утро, дорогая, – бодро произнёс он, вытирая полотенцем волосы. – Как спала?
– Спасибо, хорошо, – ответила я, потягиваясь. – А у тебя что стряслось? Почему ты уже на ногах?
– Дядюшка Ференц поднял. Велел в полвосьмого быть в его кабинете. Сказал, что дело важное и очень срочное.
Дядюшкой Ференцем мы называли Ференца Кароя, великого инквизитора и регента Империи. Его «официальные» прозвища – Железный Франц и Главный – нам не нравились, и мы придумали своё, для внутреннего употребления. К нашему удивлению, новое прозвище быстро прижилось среди придворной молодёжи, а вскоре вышло за пределы дворца и стало гулять по всему городу.
– Он вызвал тебя одного? – спросила я.
– Да. – Закончив вытирать волосы, Владислав швырнул полотенце в кресло. – Я спрашивал, нужно ли будить тебя, а он ответил, что нет.
– Может, он получил какие-то известия о Сандре? – робко предположила я.
Владислав нахмурился, присел на край кровати и взял меня за руку.
– К сожалению, нет. Я сразу спросил об этом, но дядюшка сказал, что речь пойдёт совсем о другом. – Он тихо вздохнул. – А у тебя как, Инночка? Ты что-то чувствуешь?
Я поняла, что он имеет в виду мой вчерашний отказ от противозачаточных чар, и слабо улыбнулась:
– Глупенький! Разве это можно почувствовать на следующее утро. Да и вряд ли у нас получилось с первого раза. Сейчас у меня не самый благоприятный период, так что придётся немного потерпеть.
В его глазах засияли радостные огоньки:
– Так ты твёрдо решила?
– Да, – ответила я, хотя в душе испытывала глубокие сомнения насчёт разумности моего поступка, особенно в канун длительного путешествия по Граням. – Хватит уже откладывать.
Владислав поднёс мою руку к своим губам, нежно поцеловал каждый мой пальчик, затем поднялся.
– Ладно, – сказал он. – Мне нужно поторапливаться.
– Ты и завтракать не будешь?
– Нет времени. Дядюшка сказал, что распорядится подать для меня кофе и пару бутербродов к себе в кабинет.
Владислав подошёл к трюмо с зеркалом, взял сушилку для волос, которая, как и большинство бытовых приспособлений на Гранях, приводилась в действие магией, и занялся своей мокрой шевелюрой. Между тем я выбралась из постели, быстренько сбегала в ванную, а вернувшись, снова юркнула под тёплое одеяло и дважды дёрнула висевший у изголовья кровати золочёный шнур, извещая дежурных фрейлин, что уже проснулась.
Муж ухмыльнулся, глядя на меня в зеркало, но промолчал. У него уже давно исчерпались все шутки по поводу моего ежедневного утреннего церемониала, а повторяться он не любил. Кто-нибудь другой на его месте продолжал бы донимать меня своими заезженными остротами, искренне считая, что они остаются смешными и на десятый, и на двадцатый раз. К счастью, Владислав был не такой. Единожды сравнив меня с Клеопатрой и заметив при том, что она плохо кончила, он не стал развивать эту тему в дальнейшем, хотя, полагаю, соблазн был велик. Владислав, конечно, не совершенен – но, без сомнения, близок к совершенству. Он самый милый, самый чуткий, самый добрый парень на свете, и мне несказанно повезло, что я встретила его. У меня есть много претензий к Мэтру за его вмешательство в мою судьбу, за попытки манипулировать мною, пусть даже из самых лучших побуждений; но в то же время я искренне благодарна ему за то, что он нашёл мне такого замечательного мужа.
Владислав как раз закончил сушить и расчёсывать волосы, когда двустворчатая дверь, ведущая в прихожую, отворилась и в комнату вошли две молоденькие девушки шестнадцати лет, блондинка и брюнетка, обе в простеньких, но симпатичных платьях, которые с равным успехом могли сойти как за выходной наряд горничной, так и за домашнюю одежду какой-нибудь знатной девицы. Сегодня в моих покоях дежурили Сесиль и Грета, беззаботные юные создания, бывшие воспитанницы пансиона для благородных девиц при королевском дворе, а ныне мои фрейлины.
Вместе с ними в спальню вошёл, вернее, влетел, наш кот Леопольд. С громким криком «Привет!», больше похожим на боевой индейский клич, чем на утреннее приветствие, он бросился к Владиславу, энергично потёрся о его ноги, затем одним огромным прыжком оказался на кровати и лизнул меня в щеку.
– Здравствуй, Инночка. Пора вставать, соня.
– Уже встаю, – ответила я, поглаживая его короткую бархатистую шерсть. В ответ кот, довольно мурлыча, тёрся мордочкой о мой подбородок.
Девушки, которых Леопольд своим бурным появлением временно оттеснил на второй план, учтиво пожелали нам доброго утра. Обе говорили на коруальском языке, который входил в десятку самых распространённых в Священной Империи. Ни для Сесили, ни для Греты он не был родным, но они владели им почти в совершенстве – в образовании девиц из инквизиторских семей особое внимание, наряду с бытовой магией, историей и этикетом, уделялось изучению основных языков Империи, и барышня, не умевшая говорить по меньшей мере на трёх из них считалась невеждой. Когда после прибытия в Вечный Город перед нами встал вопрос о выборе рабочего языка для нашей многонациональной свиты, мы думали недолго и остановились на коруальском, так как хорошо знали его и за время пребывания в Кэр-Магни получили неплохую практику общения на нём.
Ответив на приветствия девушек, Владислав одарил их своей пленительной улыбкой, извинился и быстро прошёл в примыкавшую к спальне гардеробную. Белокурая Сесиль проводила его восхищённым взглядом, а заметив, что я смотрю на неё, смущённо опустила глаза и густо покраснела.
Чернявая Грета присела на край кровати и, как обычно, принялась вместе со мной гладить Леопольда. Кот весь разомлел от наших ласк, растянулся у меня на груди и блаженно зажмурился. Его мурлыканье становилось всё громче и громче, вскоре он уже урчал, как маленький трактор.
Грета смотрела на меня и улыбалась, в её взгляде сквозила глубокая привязанность и обожание. При дворе её считали моей фавориткой, и по большому счёту так оно и было. Я сразу выделила Грету среди других девушек, представленных мне в услужение, и очень быстро подружилась с ней. Сама не знаю, чем конкретно она меня привлекла – просто мне нравилось её общество, и всё тут. А Грета, в свою очередь, прониклась ко мне искренней симпатией, с готовностью исполняла любое моё желание, а вдобавок добровольно взяла на себя роль моего гида и проводника в этом огромном городе, в этой незнакомой для меня, зачастую чуждой и непонятной стране. Разумеется, её преданность не была целиком бескорыстна, она явно надеялась извлечь из нашей дружбы выгоду, но меня это не огорчало. Главное, что Грета не лицемерила, она действительно была привязана ко мне. Ну а расчёт, как говорится, любви не помеха.
Тем временем Сесиль раздвинула шторы на окнах, открыла ставни и подняла оконные рамы. Спальню залил яркий солнечный свет, повеяло приятной утренней свежестью, снаружи донеслась заливистая трель птиц в дворцовом парке. В северном полушарии Грани Палатина, где расположен дворец Палатинум, сейчас была поздняя весна – моё любимое время года.
– Вам хорошо спалось, госпожа? – наконец отозвалась Грета.
– Спасибо, отлично.
Я убрала Леопольда со своей груди и подтянулась в постели, приняв сидячее положение. Грета заботливо поправила подушку, чтобы я могла прислониться к ней спиной.
Кот понял, что ласки закончились, и, усевшись у меня в ногах, стал расспрашивать, что мне сегодня снилось. Сам он никогда не видел снов (во всяком случае, не помнил их после пробуждения), но это нисколько не мешало ему мнить себя великим толкователем сновидений. Леопольд увлёкся этим полгода назад, посещая вместе с нами занятия по классической прекогностике – короче, по гаданию, – и прежде чем мы успели сообразить, чем это чревато, изрядно пополнил свой словарный запас мудрёными терминами, которые употреблял совершенно невпопад, ориентируясь главным образом на их звучание, а не на смысл. Поначалу это было смешно, потом стало грустно, и мы запретили Леопольду присутствовать на наших занятиях. Но спохватились слишком поздно – дело уже было сделано...
В дальнем углу комнаты раздался мелодичный перезвон. Грета направилась туда, открыла дверцу в стене и достала из углубления серебряный поднос с завтраком. По утрам двойное подёргивание шнура посылало сигнал также и в дворцовую кухню, где для меня быстренько готовили лёгкий завтрак, который по специальной системе встроенных в стены лифтов доставлялся прямиком в спальню. Что же касается Владислава, то ему накрывали стол на террасе наших покоев – с утра он любил поесть плотно и предпочитал завтракать на открытом воздухе, в шумной компании своих новых приятелей из числа молодых инквизиторов и придворных котов.
Вернувшись к кровати, Грета поставила поднос мне на колени и убрала крышку с тарелки, где лежала весьма аппетитного вида подрумяненная булочка. Она да ещё несколько ломтиков сыра, чашка чаю и немного масла составляли весь мой завтрак. Муж в шутку называл это птичьим кормом – ему моей утренней булочки с сыром и маслом хватило бы разве что на один зуб. Он вообще много ест и, что удивительно, при этом совсем не полнеет. Если бы я съедала хоть половину его дневной нормы, то растолстела бы в момент.
Разрезав булочку пополам, я принялась намазывать её маслом. Сесиль собралась было присесть, но тут вспомнила о ещё одной своей обязанности и спросила:
– Приготовить вашему высочеству ванну?
– Нет, золотко, не нужно. Сегодня я приму душ.
Сесиль опустилась на стул рядом с Гретой, расправила на коленях платье и украдкой взглянула на дверь гардеробной. В её взгляде сквозило нетерпеливое ожидание.
Я продолжала есть, как ни в чём не бывало, делая вид, что ничего не заметила. В первые месяцы нашей жизни во дворце, когда в моей памяти ещё была свежа невольная измена Владислава, меня страшно раздражало повышенное внимание к нему со стороны многих молодых женщин и, в особенности, юных, неискушённых девушек, вроде той же Сесили. По меньшей мере два десятка из них были по уши влюблены в него; а уж тех, кому он просто нравился (но нравился как мужчина), я даже не считала – всё равно сбилась бы со счёта.
В свою очередь, Владислава бесило, что при дворе у меня завелось множество поклонников, жадно ловивших каждый мой взгляд, каждое моё слово. Я, впрочем, с детства привыкла, что нравлюсь мужчинам, мне были не в новинку их ухаживания, но всё же то массовое обожание, с которым я столкнулась при дворе, обескураживало меня. А что уж говорить о Владиславе! Прежде женщины не баловали его своей благосклонностью (ну и дуры, доложу я вам), и теперь, оказавшись в одночасье объектом девичьих грёз, он чувствовал себя крайне неловко.
Наше нынешнее положение было сродни положению людей, в одно прекрасное утро проснувшихся знаменитостями и обнаруживших себя в центре всеобщего внимания. Мы были высшими магами, пусть и совсем «зелёными», ещё необученными; мы обладали огромным могуществом, по сравнению с которым все колдовские приёмы рядовых инквизиторов и даже магистров ордена, за исключением Ференца Кароя, казались детскими забавами; наконец, нас считали избранниками Мэтра, его наследниками, последними людьми, которых коснулось его благословение. В глазах окружающих мы были облечены высшей властью, а власть, как известно, неудержимо влечёт к себе людей. И с этим приходилось мириться.
Когда я доедала булочку, а Леопольд заканчивал объяснять символическое значение снов о море, из гардеробной вернулся Владислав, уже полностью одетый. Он выразил сожаление, что не может остаться и поболтать с нами, послал мне на ходу воздушный поцелуй и быстро вышел из спальни. Кот тут же последовал за ним – он знал, что после завтрака я всё равно его прогоню, поэтому поспешил присоединиться к Владиславу.
Повеселевшая было Сесиль мигом загрустила. В этих утренних дежурствах её больше всего привлекала возможность провести некоторое время в обществе моего мужа, пока ему накрывали стол на террасе, и его поспешный уход явился для девушки неприятным сюрпризом. С насквозь притворным безразличием она поинтересовалась:
– Разве господин Владислав не будет ждать завтрака?
– Нет, – ответила я. – Он занят. Сейчас у него важная встреча.
– С дядюшкой, – сказала Грета, не спрашивая, а утверждая.
Я вопросительно посмотрела на неё:
– Ты что-то об этом знаешь?
– Ничего определённого, госпожа. Просто перед тем, как вы вызвали нас, я разговаривала с Оливером, и он между делом упомянул, что дядюшка Ференц приказал подать в свой кабинет завтрак для его высочества.
Оливер был старшим братом Греты и служил в свите великого инквизитора. Казалось, он и часа не мог прожить без того, чтобы не перекинуться парой слов со своей любимой сестрёнкой; иногда у меня создавалось впечатление, что они постоянно поддерживают мысленную связь. Через него Грета была в курсе всех самых свежих правительственных новостей.
– Очень странно, – задумчиво произнесла я. – С чего такая спешка? И почему он вызвал одного Владислава?
Я обращалась к самой себе, но Грета решила, что вопрос адресован ей.
– Не знаю, – ответила она. – Брат ничего не говорил. Наверное, он тоже не знает, иначе сказал бы.
В этом я не сомневалась. Оливер рассказывал сестре обо всём, что видел и слышал на службе, благо Грета была не болтливой девушкой, и дальше её это не шло. Конечно, она делилась по секрету частью полученной от брата информации с ближайшими подругами, которым полностью доверяла, в частности со мной, но это не в счёт. Ведь тайны для того и существуют, чтобы поверять их своим лучшим друзьям.
– Может, – неуверенно предположила Сесиль, – дядюшка наконец-то решил официально признать вас наследниками Мэтра?
– Давно пора, – заметила Грета. – Нет никакого смысла ждать ещё год. Ведь когда Мэтр составлял своё завещание, он был уверен, что все эти три года вы проведёте на Ланс-Оэли. А раз вы уже здесь, то глупо притворяться, будто ничего не происходит.
Я молча покачала головой, но возражать не стала, чтобы не затевать очередной дискуссии о планах Мэтра и о том, как регент чуть было не погубил их, позволив нам раньше времени покинуть Ланс-Оэли. Вместо этого я перевела разговор на вчерашний отъезд Кристины, и Сесиль охотно поделилась со мной тем, что знала. Впрочем, знала она мало – Кристина никому не говорила, что за неприятности случились у неё дома, – так что вскоре перешла к догадкам и предположениям. Особенно меня заинтриговало одно из них: что, дескать, в семье у Кристины всё в порядке, просто она догадывалась о том, что я не хочу брать её в поездку по Граням, поэтому решила сама убраться от греха подальше и не нарываться на публичное унижение.