Церковная песня [Гимн Хаоса]

Каддерли вынул широкую портупею и направился к кровати. В кожаном ремне находилось пятьдесят специально сделанных дротов. С помощью флакончика из лавки алхимика Каддерли намеревался доделать шестой. Дроты были короткими и узкими, полностью сделанные из железа, исключая серебряные наконечники. Сердцевины дротиков были полыми, флакончик как раз подходил к отверстию. Каддерли вздрогнул, когда вставлял флакон в дротик, стараясь приложить достаточно усилий, чтобы вставить его на место и не раздавить при этом.

– Масло Удара, – напомнил он себе представляя обгорелые кончики пальцев.

Молодой ученый вздохнул с облегчением, когда летучая смесь была, наконец, установлена. Он снял шелковую накидку, собираясь одеть портупею и подойти к зеркалу посмотреть, как она на нем сидит, что он делал всегда после завершения очередного дротика. Но резкий стук в дверь дал ему достаточно времени только для того, чтобы спрятать портупею за спину, прежде чем Учитель Авери Шелл – толстый краснолицый человек ввалился внутрь.

– Что это еще за чеки об оплате? – кричал священник, размахивая пачкой пергаментов у носа Каддерли. Он стал доставать их по одному, и, читая заголовки, бросать на пол. – Кожевник, ювелир, кузнец… Ты транжиришь свое золото!

Над плечом Авери Каддерли заметил белозубую улыбку Киркана Руфо и понял, откуда у учителя его счета и повод для ярости. Высокий, с заостренными чертами лица, Руфо был лишь на год старше Каддерли. Эти двое, хоть и были друзьями, всегда соперничали в продвижении по ступеням старшинства в Ордене, да и в других занятиях тоже, особенно если принимать во внимание несколько долгих взглядов, брошенных Руфо в направлении Даники. Создавать друг другу неприятности стало чем-то вроде игры для них, более чем нудной игры, когда дело доходило до вмешательства учителей, особенно Учителя Авери.

– Деньги были потрачены с умом, Учитель, – осторожно начал Каддерли, зная, как сильно расходятся понятия “с умом” у него и Учителя Авери. – На приобретение знаний.

– На приобретение игрушек, – отметил Руфо со своей позиции у двери, и Каддерли заметил удовлетворенное выражение на лице высокого парня. Каддерли заработал высокую оценку Учителя за свою работу над потерянной в огне книгой заклинаний, что явно тревожило его соперника, и Руфо наслаждался подножкой, поставленной Каддерли.

– Ты слишком безответственен, чтобы позволять тебе хранить такие суммы! – рычал Авери, запустив остальные пергаменты в полет по комнате. – Ты лишен мудрости!

– Но ведь я отдал Библиотеке часть заработка, – напомнил ему Каддерли, – а остальное, потратил в соответствии с путями Дениера…

– Нет! – прервал его Авери. – Не вздумай прятаться за именем, которое ты, очевидно, не понимаешь. Дениер. Что ты знаешь о Дениере, молодой изобретатель? Ты провел почти всю жизнь в Библиотеке Наставников, но ты, кажется, ничего не понимаешь в наших догмах и принципах. Иди на юг в Лантан вместе со своими игрушками, если тебя они так увлекают, и играй со жрецами Гонда!

– Я не понимаю…

– Вот уж точно! – ответил Авери, его тон становился все более сдержанным. На мгновение священник замолчал и Каддерли понял, что он осторожно подбирает слова.

– Мы – центр познания, – начал Учитель. – Мы настаиваем на определенных ограничениях для тех, кто хочет придти сюда. Даже служители Гонда проходили через наши двери. Ты видел их, но разве ты замечал, чтобы их тепло принимали? – Каддерли задумался на секунду, затем кивнул. Действительно, он помнил, что Авери изо всех сил старался, чтобы Каддерли не встретился с жрецами Гонда, каждый раз, когда те приходили в Библиотеку.

– Вы правы, я не понимаю, – ответил Каддерли. – Я думаю, что жрецы Дениера и Гонда, посвященные знаниям, должны работать вместе. – Авери медленно, но решительно покачал головой.

– Вот здесь ты ошибаешься, – сказал он. – Мы предъявляем требования к знаниям, на которые не соглашаются последователи Гонда. – Он замолчал и снова покачал головой; простая вещь которая действовала на Каддерли сильнее любого крика.

– Зачем ты здесь? – тихо спросил Авери, контролируя свой голос. – Ты когда-нибудь задавал себе этот вопрос? Ты расстраиваешь меня, мальчик. Ты – пожалуй, самый умный человек, которого я когда-либо знал – а я знал немало ученых – но ты ведешь себя как ребенок. Я знал, что так будет. Когда Тобикус сказал, что мы примем тебя… – Внезапно Авери замолчал, как будто обдумывая свои слова, затем просто вздохнул.

Каддерли казалось, что Учитель всегда что-то не договаривал в этом месте, как будто он ожидал, что Каддерли придет к каким-то своим выводам. И он был ничуть не удивлен, когда тот сменил тему разговора.

– А как насчет твоих обязанностей, пока ты сидишь тут ради “приобретения знаний”, как ты выражаешься? – спросил учитель, в его голосе опять зазвучали злые нотки. – Ты утрудил себя зажечь свечи в комнатах для занятий этим утром?

Каддерли вздрогнул. Он знал, что забыл что-то.

– Мне так не кажется, – сказал Авери. – Ты ценный член нашего ордена, Каддерли, и, безусловно, одарен как ученый и как писец, но я предупреждаю тебя, что твое поведение далеко от допустимого. – Лицо Учителя сделалось пунцовым, когда Каддерли, все еще не совсем разобравшийся чего же от него хотят, уставился на него.

Каддерли почти привык к подобным выговорам; Авери всегда спешил расследовать жалобы Руфо. Каддерли считал, что это не так уж плохо; Авери, несмотря на свою вспыльчивость, безусловно был более мягким человеком, чем некоторые старшие Учителя.

Авери внезапно повернулся, чуть не сбив при этом Руфо, и умчался по коридору.

Каддерли пожал плечами и решил рассматривать все происшествие, как еще один неконтролируемый взрыв ярости Учителя Авери. Было ясно, что Авери просто не понимал его. Впрочем, молодой священник не очень-то беспокоился; его дар переписчика приносил огромные деньги, которые он поровну делил с библиотекой. Нужно признать, он был не самым исполнительным последователем Дениера. Он небрежно относился к положенным ему по званию ритуалам, и это часто приводило к неприятностям. Но Каддерли знал, да и учителя понимали, что подобная неосмотрительность шла не от неуважения к ордену, а оттого, что он был занят обучением и созиданием – две очень важные вещи в учении Дениера – и две чрезвычайно прибыльные статьи дохода в дорогой для содержания библиотеке. Насколько Каддерли понимал, жрецы Дениера, как и большинство других духовных орденов, могли сквозь пальцы смотреть на мелкие провинности, особенно учитывая намного большую выгоду.

– Эй, Руфо, – позвал Каддерли, доставая свой пояс.

Угловатое лицо Руфо показалось в дверном проеме, в его маленьких черных глазах горело веселье.

– Чего? – промурлыкал высокий человек.

– Этот раунд за тобой. – Улыбка Руфо стала еще шире.

Каддерли направил луч света на его лицо, и не ожидавший этого Руфо отпрянул в ужасе, тяжело ударившись о противоположную стенку коридора.

– Будь готов, – сказал Каддерли, широко улыбаясь. – Следующий раунд будет за мной. – Он подмигнул, но Руфо, поняв относительную безвредность новейшего изобретения Каддерли, лишь усмехнулся, поправил свои черные волосы и поспешил прочь. Тяжелые башмаки Руфо стучали по полу, словно он был подкованной лошадью.

* * *

Трем друидам была предоставлена комната в удаленном углу четвертого этажа, вдалеке от суматохи Библиотеки, как и просил Аркит. Они расположились без особых хлопот, вещей у них было немного, и Аркит предложил сразу преступить к изучению книги по мхам.

– Я останусь здесь, – ответил Ньюандер. – Дорога была долгой, и я действительно устал. С постоянно слипающимися глазами я вам не помощник.

– Как пожелаешь, – сказал Аркит. – Мы будем не очень долго. Возможно, ты сможешь спуститься и продолжить работу, когда мы закончим.

Когда его друзья ушли, Ньюандер подошел к окну и стал смотреть на величественные Снежные Горы. Он только однажды бывал в Библиотеке Наставников до этого – как раз когда впервые встретил Каддерли. Тогда Ньюандер был молодым человеком, примерно такого же возраста как сейчас Каддерли, и Библиотека с ее суматохой людской жизни, разнообразными предметами и рукописными книгами произвела на него сильное впечатление. До этого Ньюандер знал только тихие леса, где главенствовали животные, а люди были редкостью.

После того, как он ушел, Ньюандер не раз сомневался в своем призвании. Умом он понимал, что предпочитает лес, но он не мог отрицать и свое тяготение к цивилизации, любопытство, по отношению к архитектуре и знаниям.

Впрочем, Ньюандер оставался друидом, служителем Сильвануса, Отца Дубов, и хорошо продвигался в своем обучении. Орден природы был для него важнее всего, как он сам совершенно искренне полагал, но все-таки…

Поэтому Ньюандер не без интереса вернулся в Библиотеку Наставников. Он смотрел на величественные горы и желал быть там, где мир прост и надежен.

Глава 2. Посланник Талоны

С расстояния северо-восточный отрог Снежных Гор казался совершенно непримечательным: кучи разбросанных булыжников покрывали спрессованные склоны более мелких камней. Но точно так же для несведущего человека росомаха может показаться безвредным зверьком. Дюжина изолированных туннелей вела под каменистый откос, и каждый из них обещал лишь смерть своенравным путешественникам, ищущим убежище на ночь.

В этом самом отроге, сотворенном вовсе не дикой природой, располагался Замок Троицы, замок с горными – стенами, твердыня злого братства, жаждущего власти. Осторожны должны были быть скитальцы в Королевствах, ибо цивилизация часто кончается прямо за стенами городов.

– Сработает ли? – нервно прошептал Абалистер, ощупывая бесценный пергамент. Разумом он принимал непогрешимость рецепта – сама Талона привела его к нему – но после стольких неудач и разочарований, и осознания, что победа уже в руках, он не мог отделаться от опасений. Он перевел взгляд со свитка на небольшое окно в укрепленном комплексе. Темнота Сияющих Равнин угадывалась на востоке, а заходящее солнце высекало искры из белых пиков Снежных Гор на западе.

Маленький имп обернул кожистые крылья вокруг себя и обнял их своими лапками, нетерпеливо постукивая когтистой ножкой. “Киеста бенетеллемара” – пробормотал он.

– Что такое? – ответил Абалистер, быстро обернувшись, и взглянув на нетерпеливого импа из под приподнятых бровей. – Ты что-то сказал, Друзил?

– Это сработает, я сказал, сработает, – солгал Друзил своим скрежещущим голосом. – Ты, что, сомневаешься в Талоне? Сомневаешься, что в своей мудрости она свела нас вместе?

Абалистер что-то подозрительно пробормотал, принимая предполагаемое оскорбление как неизбежное, хоть и неприятное последствие обладания таким мудрым и вредным фамильяром. Тощий волшебник понимал, что перевод Друзила был более чем неточным, и что “Киеста бене теллемара” без сомнения было чем-то оскорбительным. Ко всему прочему он не сомневался в уважении Друзила к могущественному зелью, и это нервировало его больше всего. Если утверждения Друзила о Проклятии Хаоса окажутся верными, то Абалистер и его товарищи вскоре будут иметь больше власти, чем амбициозный волшебник когда-либо рассчитывал. Многие годы Замок Троицы стремился завоевать область Снежных Гор, эльфийский лес Шимиста и человеческое поселение Карадон. Теперь, с Проклятием Хаоса, этот процесс может скоро начаться.

Абалистер взглянул мимо маленького окна на золотую жаровню, поддерживаемую треножником, которая всегда горела в его комнате. Это были ворота на нижние планы, такие же ворота, как те, что привели Друзила. Волшебник очень хорошо помнил этот день, день трепетного предвкушения. Аватар богини Талоны велела ему использовать свой магический дар и дала ему имя Друзила, пообещав, что имп принесет восхитительный рецепт. Но волшебник не знал, что это “сокровище” импа принесет два года тяжелой и дорогой работы, измотает волшебника до предела и уничтожит так много его сторонников.

Рецепт Друзила, Проклятие Хаоса, того стоил, решил Абалистер. Он принял его создание как личную службу Талоне, величайшее задание его жизни, и подарок его богине, который поднимет его над священниками.

Межплановая дверь была сейчас закрыта; у Абалистера были порошки, которые могли открывать и закрывать ворота, как будто у него был переключатель. Порошки хранились в маленьких, аккуратно помеченных кошелечках, половина для открывания, половина для закрывания, разложенные чередующимися рядами. Кроме Абалистера о них знал только Друзил, но имп никогда не шел против требований волшебника и не связывался с воротами. Друзил мог быть нахальной и надоедливой помехой, но когда дело касалось серьезных вещей, на него можно было положиться.

Абалистер продолжил осмотр и наткнулся на свое отражение в зеркале в другом конце комнаты. Когда-то он был красивым мужчиной с пытливыми глазами и приятной улыбкой. Произошедшие с ним изменения были ужасны. Абалистер был потрепан и опустошен; все занятия магией, поклонение требовательной богине, контроль хаотичных существ, таких как Друзил, взяли свое. Много лет назад, волшебник бросил все – семью, друзей, все радости, которыми так дорожил – ради жажды знаний и власти и эта мания только усилилась, когда он встретил Талону.

Впрочем, много раз до и после этой встречи Абалистер сомневался, стоило ли оно того. Друзил предложил ему достижение цели всей его жизни, власть за пределами самых смелых его мечтаний, но реальность не соответствовала ожиданиям Абалистера. В этом месте его несчастной жизни власть казалась такой же пустой, как и выражение его лица.

– Но эти ингредиенты! – продолжал Абалистер, стараясь, скорее надеясь найти слабину в кажущихся нерушимыми умыслах импа. – Глаза пещерного страшилы? Кровь друида? Ну а это-то зачем – щупальца мерцающей кошки?

– Проклятие Хаоса, – Ответил Друзил, как будто одни только эти слова должны были развеять сомнения мага. – Ты готовишь могущественное зелье, хозяин. – От зубастой улыбки Друзила по позвоночнику волшебника пробежала дрожь отвращения. Волшебник все еще чувствовал неудобство рядом с жестоким импом.

– Дель кинера кас ким-па, – проговорил имп сквозь длинные острые зубы. – Действительно сильное зелье, – неверно перевел он. На самом деле Друзил сказал: “Даже учитывая твою ограниченность”, но Абалистеру вовсе не обязательно было об этом знать.

– Да, – снова проговорил Абалистер, постукивая кончиком костлявого пальца по носу. – Мне нужно будет заняться изучением твоего языка, мой дорогой Друзил.

– Да, – эхом отозвался Друзил, прядая длинными ушами. – Ие киеста пас теллемара, – сказал он, что означало: “Если бы ты не был так глуп”. Друзил низко поклонился, чтобы скрыть свой обман, но это только убедило Абалистера в том, что имп над ним насмехается.

– Стоимость ингредиентов была весьма значительной, – сказал Абалистер, возвращаясь к предмету разговора.

– И указания не совсем точны, – добавил Друзил с очевидным сарказмом. – И, хозяин, мы могли бы найти сотню других проблем, если бы как следует поискали. Но результат, позволь напомнить! Результат! Твое братство не так уж сильно, да, не так уж. Я бы сказал, что оно не выживет! Но все изменится с зельем.

– Божественный эликсир? – задумчиво сказал Абалистер.

– Называй так, если хочешь, – ответил Друзил. – Раз именно Талона привела тебя к нему, ради достижения своих целей, тогда, возможно, это именно так. Подходящее названия ради Барджина и его треклятых священников. Они станут более внимательными и набожными, если поймут, что создают истинного посланника Талоны, силу саму по себе достойную их поклонения, и их преданность сможет приструнить эту орочью морду Рэгнара с его скотами.

Абалистер засмеялся, когда представил себе троих священников, одну из составляющих злого триумвирата, преклоняющимися и молящимися перед обычным магическим устройством.

– Назови его Туанта Мианкай, Роковой Ужас, – Друзил сопроводил предложение саркастическим смешком. – Барджину это понравится, – Секунду Друзил обдумывал предложение, затем добавил, – Нет, не Роковой Ужас. Туанта Квиро Минакай, Смертельный Ужас.

Абалистер засмеялся еще громче, но сейчас в его смехе появился намек на тревогу. “Смертельный Ужас” был титулом самых высокопоставленных, самых преданных жрецов Талоны. Барджин, самый высокопоставленный священник Замка Троицы, до сих пор не получил такого титула. К нему обращались “Обессиливающее Преподобие”. То, что Проклятие Хаоса обгонит его по званию, уязвит высокомерного жреца, а Абалистер будет наслаждаться спектаклем. Барджин со своими жрецами были в замке только год. Жрец пришел аж из самой Дамары, бездомный и надломленный, ему некого было назвать своим богом, с тех пор как новый орден паладинов изгнал объект его поклонения обратно на нижние планы. Как и Абалистер, Барджин утверждал, что встретился с аватаром Талоны, и именно она показала ему путь к Замку Троицы.

Знания и могущество Барджина были очень внушительными, а его последователи принесли бессчетные сокровища из своих путешествий. Когда они прибыли, правящий триумвират, в особенности Абалистер приняли их с распростертыми объятиями, полагая, что промысел Талоны свел такой могущественный союз, союз, который усилит Замок и даст ресурсы для завершения Проклятия. Теперь, месяцы спустя Абалистер стал более скептично смотреть на этот союз, особенно на ту его часть, которая касается священника. Барджин был харизматичным человеком, и это плохо принимали в ордене, посвященном болезням и ядам. Многие жрецы Талоны обезображивали себя шрамами или делали гротескные татуировки. У Барджина ничего такого не было, он ничем не пожертвовал для своей новой богини, но благодаря своему богатству и искусству убеждения он быстро поднялся к вершине и стал руководить всеми жрецами Замка.

Абалистер сквозь пальцы смотрел на это восхождение, полагая, что такова воля Талоны и даже уступил ему дорогу, чтобы умиротворить амбициозного жреца – сейчас, оглядываясь назад, он не был уверен, что поступил правильно. Впрочем, ему нужна была поддержка Барджина чтобы управлять Замком Троицы, и его богатства чтобы финансировать продолжающееся создание Проклятия Хаоса.

– Я должен проследить за правильным смещением ингредиентов для эликсира, – сказал волшебник. – Когда же выдастся свободная минутка, я бы хотел выучить этот цветастый язык, которым ты так часто пользуешься.

– Как пожелаешь, хозяин, – ответил имп, поклонившись. Абалистер покинул комнату и закрыл за собой дверь. Потом он заговорил на своем родном языке, опасаясь, что Абалистер услышит его из-за двери. “Киеста бене теллемара, Абалистер!” Хитрый имп не смог сдержаться и прошептал, – Но ты слишком глуп, – желая услышать, как эти слова прозвучат на обоих языках.

Несмотря на все оскорбления, которые имп так запросто кидал своему хозяину, Друзил ценил волшебника. Для человека Абалистер был чрезвычайно умен и самым могущественным из троих волшебников Замка, а по оценке Друзила волшебники были самой сильной опорой триумвирата. Абалистер закончит зелье и раздобудет тару для его переноски, и за это Друзил, который ждал этого дня десятилетиями, будет ему бесконечно благодарен. Друзил был умнее большинства импов, умнее большинства людей, и когда он натолкнулся на рецепт в непонятном манускрипте столетие назад, он благоразумно спрятал его от своего бывшего хозяина, другого человека. У того волшебника не было ни ресурсов, ни мудрости, чтобы изготовить зелье и правильно распространить дело хаоса, а у Абалистера все это было.

* * *

Абалистер испытывал смесь надежды и трепета, пристально разглядывая красноватое сияние, исходящее изнутри прозрачной бутылки. Это была первая проверка Проклятия Хаоса, и все надежды волшебника были возложены на эту маленькую бутылочку.

– Еще один ингредиент, – прошептал любопытный имп, не разделяющий опасений своего хозяина. – А потом йот, затем мы можем пускать дым.

– Оно что, не должно впитаться? – поинтересовался Абалистер. Друзил заметно побледнел.

– Нет, хозяин, не так, – проскрежетал он. – Последствия будут слишком печальными. Слишком печальными!

Абалистер некоторое время изучающе смотрел на импа. За те два года, что Друзил был подле него, он не видел беднягу таким потрясенным. Волшебник подошел к шкафчику в другом углу комнаты и достал вторую бутылку, меньше той, в которую было налито зелье. Эта бутылка была изукрашена бессчетными магическими рунами. Когда Абалистер вытащил пробку, к потолку потянулась струйка дыма.

– Она не перестанет дымить, – объяснил волшебник. – Небольшой магический…

– Я знаю, – прервал его Друзил. – А еще я выяснил, что этот флакон не изменит действия зелья.

Абалистер собрался спросить, откуда Друзилу об этом известно, откуда Друзил знает о его вечно дымящейся бутылке, но сдержался, припомнив, что у хитрого импа есть связи на других планах и это может ответить на многие вопросы.

– Ты бы смог создать еще таких же? – спросил Друзил, показывая на чудесную бутылку.

Абалистер заскрежетал зубами при упоминании новых расходов. По его выражению лица имп сам догадался об ответе.

– Проклятие Хаоса лучше всего работает в форме тумана. Со своими магическими способностями бутылка будет испускать его многие годы, хоть и на ограниченной площади, – пояснил Друзил. – Потребуется еще одна бутылка если мы хотим как следует распылить опьяняющее зелье.

– Опьяняющее? – рявкнул Абалистер в ярости. Друзил взмахнул кожистыми крыльями, отлетев в другой конец комнаты, впрочем, расстояние не играло роли, учитывая могущество волшебника.

– Опьяняющее? – снова сказал Абалистер. – Мой дорогой Друзил, ты что, хочешь сказать, что мы потратили целое состояние золотом, что я пресмыкался перед Барджином и этими треклятыми священниками, только чтобы смешать немного эльфийского вина?

– Бене теллемара, – последовал рассерженный ответ импа. – Ты все еще не понял, что ты создал? Эльфийское вино?

– Тогда, наверное, гномье пиво? – саркастически огрызнулся Абалистер. Он поднял свой посох и с угрозой шагнул к импу.

– Ты не понимаешь, что случится, если распылить его, – насмешливо выкрикнул имп.

– Ну, так расскажи мне. – Друзил щелкнул своими крыльями перед мордочкой, затем отвел их обратно за спину, что выдавало его сильное волнение.

– Оно проникнет в сердца своих жертв, – пояснил имп, – и усилит все их желания. Любые помыслы станут божественными откровениями. Эффект будет отличаться для каждого человека и они не будут согласовываться между собой. Чистый хаос! Те, на кого подействует…

Абалистер знаком велел ему замолчать, он не нуждался в дальнейших пояснениях.

– Я дал тебе большую власть, чем ты осмеливался мечтать, – с нажимом прорычал имп. – Ты забыл обещание Талоны?

– Аватар лишь предложила вызвать тебя, – парировал Абалистер, – и только намекнула, что ты можешь обладать чем-то ценным.

– Ты не можешь понять возможности Проклятия Хаоса, – самодовольно ответил Друзил. – Все народы этого региона будут в твоем распоряжении, когда их собственная воля будет подавлена. Хаос – прекрасная вещь, смертный повелитель, сила уничтожения и завоевания, страшнейшая болезнь, Смертельный Ужас. И управление этим хаосом приносит власть тому, кто неуязвим для него!

Абалистер облокотился на посох и посмотрел в сторону. Он должен был верить Друзилу, и все же он боялся поверить. Слишком многое он отдал этому неизвестному рецепту.

– Ты должен научиться, – сказал имп, видя, что его слова не произвели впечатления. – Если мы хотим победить, ты должен поверить. – На секунду он обернул голову своими кожистыми крыльями, погружаясь в раздумья. – Тот молодой воин, ну, который так надменен.

– Хаверли, – ответил Абалистер.

– Он думает, что он лучше Рэгнара, – сказал Друзил, по его лицу расплылась злая улыбка. – Он желает смерти Рэгнара, чтобы стать самому капитаном всех воинов Замка.

Абалистер не спорил. Несколько раз молодой Хаверли, напившись эля обозначал таковое желание, хотя он никогда не заходил достаточно далеко, чтобы угрожать огру – полукровке. Даже надменный Хаверли не был достаточно глуп.

– Позови его сюда, – попросил Друзил. – Давай испытаем на нем. Скажи ему, что зелье усилит его позиции в триумвирате. Скажи, что оно может сделать его даже сильнее, чем Рэгнар.

Абалистер несколько секунд постоял молча, обдумывая предложение. Барджин высказывал сильные сомнения касательно проекта как такового, не смотря на заявления Абалистера, что зелье послужит Талоне лучше, чем что бы то ни было в этом мире. Священник спонсировал поиски Абалистера только на основании обещания Абалистера, данного при свидетелях, что тот выплатит все до последней медной монетки, если священник не будет удовлетворен результатом. Барджин многое потерял во время своего бегства из северного королевства Дамары: свой престиж, армию, множество ценных и могущественных предметов, некоторые из них были зачарованными. Его оставшееся богатство сыграло ключевую роль в обретении части его былой власти. Теперь, когда недели шли, расходы возрастали, а достойных результатов все не было, Барджин стал очень нетерпелив.