На грани фантастики

– Нет, – ответил Марк.

– Введите второго! – скомандовал порядком разозлившийся мужчина.

Внесли Бориса. Сразу было видно, что он тяжело ранен.

– Вот ваш главный. Ему теперь недолго осталось. Такой же упрямый, как ты. Хочешь, я прекращу его страдания?

– У тебя богатая фантазия, и ты можешь дальше, сколько тебе угодно, придумывать, как сломать меня, – сказал Марк, сам не узнавая своего голоса. – Но всё это бесполезно. Лучше убей нас всех сразу, и дело с концом.

– Какие слова! Надо будет записать! Мои домашние драматурги-пустобрехи до такого никогда не додумались бы. Но если я вас убью, то ваш корабль станет просто куском металла. Мне нужны технологии, а тебе нужна твоя жалкая жизнь. Не так ли?

– Зачем тебе наши технологии? Тех технологий, что уже у тебя есть, могло бы вполне хватить, чтобы накормить и осчастливить добрую половину твоей планеты. Насколько я могу судить по тому, что видел. Роботизация у вас на достойном уровне.

– Делиться с кем? С дикарями? Делиться с конкурентами? Своей частной собственностью, честно заработанной моими предками и преумноженной мною? Я что, очень сильно похож на идиота?

– Что такое частная собственность? Вот на моей планете нет частной собственности. При изобилии, когда всё делают машины и искусственный интеллект, в ней нет никакого смысла. Как можно торговать водой, стоя на берегу реки?

– Легко можно. Поставив забор вдоль реки. И тогда ради стакана воды тебе продадут всё: честь и совесть, родных и близких. И ты получишь богатство и власть. Ты знаешь, что такое богатство и власть, путешественник?

– Проходил в школе. Но очень давно.

– Плохо проходил! У меня есть все материальные блага. Я что угодно могу себе позволить. И музыкантшу вашу тоже перекуплю. Весь интерес в том, чтоб мои миллиарды делали новые миллиарды, понимаешь? Чтоб люди знали, что я выше их! И чтоб они понимали, что, когда я умру, мой сын займёт моё место! И ничего не изменится под этим солнцем. Никогда! Понятно?

– Нет.

– Тогда ты чертовски глуп! И мне нет смысла с тобой разговаривать. Мне нужны твои технологии – тогда я уничтожу своих врагов и выгоню этих жалких грамотеев, которых пока вынужден кормить, в лес к дикарям, где им самое место. Даю тебе сутки на размышление. И посмотри на своего друга: если не одумаешься, с тобой будет то же самое или даже хуже…

В камере стоял полумрак, но бледное лицо Бориса, казалось, светилось изнутри слабым, угасающим мерцанием.

– Понимаешь, Марк. Это наша материнская планета. Я уверен. Слишком много совпадений. По биосфере, по физиологии аборигенов, по автоматической распознаваемости языков. Наши корни отсюда. И у них был шанс стать такими, как мы. И, что страшно, наоборот, в нас есть что-то такое, что может сделать нас такими, как они. Не продавай корабль. Нельзя продавать.

– Меня не пугает смерть, Борис! Я воспитан героем, а не художником. Но в чём героизм, если наблюдать, как сжигают деревню? Как убивают эту девушку, абсолютно случайно попавшую во весь этот переплёт?

– С нашими технологиями он поработит всю планету. Ты понимаешь, что это не человек в нашем с тобой понимании? Это ненасытный зверь!

– То, что он уничтожит своих конкурентов, таких же, как он, мразей, мне не жалко. Но останется на одну деревню дикарей больше.

– Марк, ты же присягал после окончания колледжа героев! Или, предав мою дочь, ты решил пойти дальше?

– Я никогда не любил твою дочь, Борис. И ты это знаешь. Если б я отверг её тогда, в космосе, кому б от этого стало легче? К тому же команде были нужны молодые члены экипажа. А так, я всегда любил только свою Люси, а эта дикарка лишь напомнила мне её. Пусть и очень не вовремя. Кого я предал?

Борис скривился от боли.

– Тогда, получается, ты торгаш. Купил Олино тело, Олину жизнь обманом… И заплатил предательством за её любовь…

– Борис, она беременна моим ребёнком! И я не меньше твоего сейчас переживаю о её судьбе. Если б была возможность сейчас как-то договориться, чтоб она была с нами, я бы пошёл на этот торг. Называй меня дальше торгашом.

– Он убьёт тебя, как только получит технологии.

– Пусть. Но если б я был уверен, что Ольга и Уайя ушли на свободу к дикарям, мне было бы проще умереть. Да и технологии можно продавать по кусочкам, всё время дразня его аппетит, чтобы оставаться нужным ему. И в конце концов, потом, через какое-то время Ольга смогла бы заронить в души аборигенов зерно коммунизма через свою чистую душу, через искусство и талант. Не первобытного коммунизма, какой у них сейчас в этих диких племенах. А такого, при котором мы с тобой выросли. И рано или поздно здесь бы тоже случилась Последняя революция. Ты не думал об этом?

– Слабак! Цепляешься за жизнь, как последний слабак! Какой же ты герой? Просто тряпка! Но то, что ты придумал себе всё это, уже хорошо. Значит, тебе хоть немного, но стыдно, – Борис закашлялся кровью. – Жаль, что я не могу встать, чтобы убить тебя…

– Неужели ты даже не хочешь, чтобы я попробовал спасти твою дочь?

Борис не ответил. Прошло пятнадцать минут в полной тишине. Марк увидел, что командир мёртв, закрыл его глаза, после чего подошёл к двери, постучал в неё и прокричал:

– Эй, железяка чертова! Открывай! Мне есть, о чём поговорить с вашим боссом!..

КОГДА МЕНЯЕТСЯ МИР

– Ты знаешь, что больше никогда не будешь ходить? – Элена взглянула на бледное угловатое лицо мужа, заросшее недельной щетиной. Чёрные жёсткие волосы не были расчёсаны и смотрелись на фоне желтоватой больничной подушки чужеродно.

– Доктор сказал мне, – он даже не посмотрел на неё.

– Ты хотя бы понимаешь, что сам виноват в этом? – на слове «сам» её голос дрогнул.

– В чём? – он перевёл на жену удивлённый взгляд. – Сумасшедший напал на меня с ножом, а я виноват…

– Это не сумасшедший! Это человек, лишённый средств к существованию по твоей вине.

– Я тоже лишился работы, когда Орентини вывел на рынок свой портативный вивус-гидрогенный генератор. И я потерял гораздо больше, чем этот чокнутый. Я отдал последнее, чтобы избежать долговой тюрьмы!

– Джонни, – Элена отвернулась, скрывая волнение. – Мы оба прекрасно знаем, что ты мог предотвратить это!

Повисла пауза. Элена сразу поняла, что за ее словами последует вспышка ярости. Как-никак уже пятнадцать лет вместе. Джонни почти зарычал:

– Как ты можешь такое говорить? Я уволил этого подлеца Борга одним днём. И, повторись ситуация, сделал бы это снова!

– Это был лучший директор по безопасности «Ойл Витания» за всю столетнюю историю её существования. И он умел смотреть в даль. Что стоит одна жизнь на фоне того, что творится сейчас вокруг? В нашей стране нет ничего кроме вышек и труб! За неполный год – больше тысячи самоубийств! Одна жизнь учёного или жизни тысяч простых работяг, в один миг потерявших возможность содержать свои семьи…

Джонни вспомнил свой последний разговор с Боргом. Они не были близкими друзьями, но, можно сказать, приятельствовали, а в тот день расстались врагами. Тогда, как назло, был пасмурный ноябрьский вечер. Рано стемнело. В чёрное окно лениво стучался дождь. Борг долго и нудно докладывал (он всегда докладывал, а не рассказывал) о добытой им титаническими усилиями информации.

На другом конце планеты группа Орентини билась над задачей создания портативных вивус-гидрогенных генераторов, и была как никогда близка к её решению, которое должно было поставить крест на ископаемой энергетике. Орентини где-то раскопал учёного-самородка, с появлением которого его научная группа начала семимильными шагами продвигаться вперёд. Джонни не запомнил имени этого дарования. Какая-то невзрачная фамилия, типичная для южного полушария. Борг предложил устроить учёному несчастный случай с летальным исходом. «Убить гения, чтобы спасти миллионы», – так он, кажется, сказал.

В тот же день Джонни уволил Борга и его команду, дав ему огромные отступные за бездействие и молчание. И надо отдать Боргу должное, он исполнил все пункты соглашения о разрыве трудового контракта.

Но, увы, прогноз бывшего директора по безопасности воплотился в самом печальном сценарии. Крах «Ойл Витании» оказался равнозначен погружению в хаос и нищету всей страны. В стратегии Орентини не было пунктов о помощи людям в стремительно меняющихся экономических условиях, вызванных его изобретением. Зато была целая глава о прибыли.

– Ты слышишь меня? – Элена вырвала мужа из размышлений. – Неужели у тебя и сейчас нет ни тени сомнения, что ты всё сделал правильно? Неужели ты не видишь, что лично виноват во всём произошедшем? Ты предал свой народ, свою семью… и меня!

– Сомнения? – Джонни усмехнулся. – Все испытывают сомнения за исключением круглых идиотов. А уж у меня было время подумать о них после этого дурацкого покушения.

– И что же ты надумал?

– Остался при мнении, что я был прав. Во-первых, бороться с конкурентами через убийства – это безнравственно. Во-вторых, место этого самородка рано или поздно занял бы кто-нибудь другой. Прогресс можно притормозить, но вряд ли реально остановить. В-третьих, двигатели Орентини не выбрасывают в атмосферу всякую дрянь, которой невозможно дышать. А сколько это спасённых жизней, кто-нибудь считал?

– Нравственность! Прогресс! Экология! – Элена заплакала. – Что за чушь? Посмотри на себя! Ты теперь нищий инвалид! Это из-за тебя этот мир так изменился, что нам с тобою в нём больше нет места.

– Да, моя любовь, мир изменился. Но ведь не полностью…

– Да? А что, чёрт возьми, осталось прежним? Что?!

– Например, я остался самим собой. И собираюсь всегда делать это в будущем…

Через два года Джонни, брошенный женой и друзьями, покончит с собой, выбросившись из окна дома инвалидов для бедных, который его основателями был назван странным словосочетанием «Живая вода».

ФАНТАЗЁР

Публика не имеет своего каприза; она пойдет, куды поведут её. Не попотчевай её сами же писатели своими гнилыми мелодрамами, она бы не почувствовала к ним вкуса и не потребовала бы их.

Н. В. Гоголь

До начала эфира оставалось буквально десять минут. Смарт-такси плавно припарковалось перед парадным входом в Фант-центр и открыло дверь. Ник надвинул капюшон на глаза, выскочил в метель и, почти не глядя перед собой, засеменил к двери, где чуть не сшиб помощницу Германа. Та после привычного чмока в щёку вдруг прильнула к нему и прошептала в ухо:

– А ты действительно такой герой, или Элла всё нафантазировала?

На удивлённый взгляд Ника она засмеялась и взъерошила рукой его рыжие волосы:

– Ты что? Не смотрел вчерашний ночной эфир? Сейчас все только о нём и говорят! Пойдём покурим, я тебе всё расскажу.

– Некогда, Катюша, – Ник улыбнулся одними глазами. – А вчера вечером у меня были дела поприятнее, чем странные фантазии нашей новой звёздочки.

У Ника были причины не любить Эллу, на которую Герман внезапно сделал ставку. Она забрала его эфирное время в прайм-тайм. Это серьёзно задело самолюбие Ника. Он считал себя лучшим фантазёром, по крайней мере, на континенте. Да и многие критики отмечали, что его эфиры визуально ярче, детали в них реалистичнее, а сюжеты интереснее. Это и объяснимо. Ник облетел всю планету и все ближайшие спутники. А что видела Элла? Да и не умела она действительно видеть, только смотреть.

– Где тебя черти носят? – набросился на Ника Герман, как только он переступил порог студии. – Быстро в аппаратную!

Ник бросил кому-то на руки пуховик, быстро прошагал в маленькую комнату со стеклянной стеной, плюхнулся в кресло и попросил заварить саган-дайля перед окончанием эфира. Двигавшийся за ним тенью Герман тем временем проговаривал сюжет сегодняшней фантазии. Ник почти не слушал – он прочёл сценарий ещё вчера вечером. Серия называлась «Мечта о солнце». Какая-то банальщина о пляжном отпуске на островах. Тридцать восьмая серия.

– …Всё фантазируешь, как я скидывал тебе в сценарии, за исключением одного нюанса.

– Что ещё за нюанс? – с раздражением прислушался к бормотанию Германа Ник.

Он терпеть не мог эти сценарии и с тоской вспоминал свой аккаунт в фант-токе, когда надевал любительский коннектор на голову и давал волю своей богатой фантазии. И его фантазии понравились людям. Уже через год доход от фант-канала превысил его заработок в «Вест Энерджи», а ещё через месяц позвонил Герман.

– В баре ты повстречаешь Эллочку.

– С какой стати? – Ник отстранил от лица фант-коннектор, который уже собирался надеть ассистент.

– Я знаю, что ты обижаешься на то, что она забрала твоё время, но рейтинги! Вчера вечером в её сценарий я вписал тебя. Неужели ты не видел? – Герман прекрасно понимал, что Ник вообще ещё не в курсе вчерашнего.

– Нет, – Ник поморщился от укола в вену (ассистент ставил катетер).

– Ты не представляешь, как мы взорвали эфир! Жаль, что не посмотрел!

– Слава Богу, что не существует технологии записи фантазий, и её бредовые галлюцинации исчезают, как только она снимает коннектор. Иначе мне б обязательно кто-нибудь уже прислал вчерашний эфир, а я поддался бы своему природному любопытству… – с этими словами Ник с усилием натянул на голову коннектор и откинулся в кресле.

– Минута до эфира, – услышал он голос ассистента.

– Ник, я очень прошу. Нужна Эллочка. Обещаю удвоить месячный бонус, – Герман взял его за руку и доверительно сжал. В вену начал поступать имаджинат.

– Чёрт с тобою, только ради тебя и премии – сказал Ник… и начал грезить.

Впрочем, получилось неплохо. Заменять абстрактную блондинку в баре, которая была прописана в сценарии, он не стал. Всё-таки ему с ней несколько серий общаться. Поэтому он поместил Эллу за крайний столик, за которым виднелся осыпанный розовыми цветами кустарник, надел на неё старомодную белую шляпу и вручил ей бокал белого вина. И, чтобы у Германа не было претензий, обменялся с ней долгими выразительными и несколько двусмысленными взглядами. И премию заработал, и Эллочке третьесортную роль отмерил, секунд на тридцать. В ответ на главную, если судить по словам Катюши при встрече. Молодец, как ни крути!

Напиток ещё дымился. Ник отхлебнул и зажмурился от удовольствия. Герман, как ни странно, был очень доволен эфиром. В возбуждении он ходил из угла в угол комнаты отдыха. Видимо, рейтинги были неплохими.

– Отлично, Ник! Даже лучше, чем я мог себе представить! Ты – гений!

– Гений я, а прайм-тайм у Эллы.

– Не занудствуй и прекращай обижаться! Моя фишка с фантазиями о коллегах-фантазёрах принесёт нам кучу денег. Пока нас скопируют, мы успеем озолотиться. Я утрою тебе месячный бонус! Ты просто умничка!

Слушая вполуха Германа, Ник активировал линз-фон и увидел кучу сообщений в мессенджере. Сразу открыл от Лилли. Ещё в смарт-такси он отправил ей восьмистишие собственного сочинения с благодарностью за ночь и восемь эмодзи с сердечками – именно столько месяцев прошло со дня их знакомства. Да уж, Лилли сумела сделать из него романтика. Стихов он не писал лет с шестнадцати.

В ответ от Лилли пришла лишь ссылка на новостную ленту. Ник открыл её и попал на таблоидный ресурс, где заголовком шёл текст: «Есть ли у Ника Соколова родимое пятно?»

По спине пробежал холодок. Ник отставил чашку и посмотрел на Германа. Небольшое родимое пятно у него действительно было, забавное такое, по форме напоминающее Австралию. Слева, немного ниже спины.

Ник открыл перечень непрочитанных сообщений и увидел голосовое от младшей сестры. Запустил.

– Чтобы это всё ни значило, Ник, – услышал он взволнованный голос Лены, – эта Элла просто перешла все рамки. И я не верю, что у тебя с ней что-то было. Но мама плачет и говорит, что эта тварь что-то про тебя знает. Ты главное держись. Твоя сестричка, как всегда, с тобой. Обнимаю. Звони, как только будет время.

Ник выключил изображение на линзе и вперился в Германа:

– Что вчера было в эфире у Эллы? – спросил он металлическим голосом.

– Ну… – Герман вдруг замялся. – Она немного перегнула палку. Но всё законно. Это был ночной эфир, восемнадцать плюс.

– Что значит восемнадцать плюс? – Ник встал и подошёл к Герману вплотную.

Он был выше практически на голову, из-за чего взгляд Германа снизу-вверх стал каким-то затравленным. От волнения лысина Германа вспотела, и он начал нервно протирать её носовым платком. У Ника в голове уже начинала складываться вся картинка произошедшего.

– Этого не было в сценарии. Так вышло. Да и вообще, почему я должен оправдываться?

– Этого не было в сценарии? А потом вся сеть обсуждает моё родимое пятно на заднице? Кого ты хочешь обмануть?

– Ну было! Ну и что! Кому от этого плохо?

– У меня есть девушка, если что! Она этого не поймёт!

– А из-за чего ей расстраиваться? Это же не порнография. Ну вплела Элла в сюжет сцену, где она подглядывает из кустов, как ты голышом купаешься в реке. Да, эротично. Но вполне невинно. Зато потом ты по сюжету спасаешь город от гибели.

– Откуда она знает про родимое пятно?

– Да что ты заладил про это пятно? Откуда я знаю? Случайное совпадение!

– Да пошёл бы ты!.. Сволочь! – проскрипел сквозь зубы Ник. – И в мои фантазии сказал взять эту… эту… Даже не знаю, как её назвать. И матерных слов мало. Думаешь, я дурачок? Не понимаю, как это всё теперь выглядит?

– Да! Начинаю думать, что ты дурачок! – Герман тоже завёлся. – Строите из себя небожителей. А если у Германа нет таланта фантазировать, то его и обозвать можно. И послать по матери. Вы только не понимаете, что без Германа вы – никто! Нули без палочек! Обывателю нужен скандал, сплетни, грязное бельишко. А нам нужны рейтинги! Потому что рейтинги – это деньги! Живи со своей девушкой сколько твоей душе угодно, в полнейшем согласии, невинности и чистоте. Но зрителю дай то, что он жаждет. Пресса должна судачить и подозревать тебя в связи с Эллой. А в ваших фантазиях должны быть намёки, дающие повод так думать.

– Ты использовал меня!

– Ты примчался за пять минут до эфира. У меня не было времени тебя уговаривать и всё тебе объяснять. Ник, успокойся! Подумай о деле и о своём бонусе. Мы взорвали эфир! Таких рейтингов никогда ни у кого ещё не было. Ты должен гордиться собой и благодарить меня! А ты что делаешь? – Герман немного помолчал и продолжил уже более спокойным голосом: – Давай потом все это обсудим, а то сейчас следующий эфир, и мне надо бежать. Не против завтра поужинать? Давай встретимся в «У Билли» в полвосьмого. Что скажешь?

Лилли не отвечала. Всю дорогу на смарт-такси Ник писал ей сообщения и пытался дозвониться. Дома худшие опасения подтвердились. Ни Лилли, ни её вещей не было. Особо ни на что не рассчитывая, Ник набрал её подруге Ольге. Та отозвалась:

– Привет, Ник! Я знаю, зачем ты звонишь. Лилли со мной, но она не хочет с тобой разговаривать.

– Ольга! Скажи ей, что мне нужно с ней поговорить. Это просто недоразумение.

– Это не выглядит недоразумением, Ник!

– Я знаю! Но меня Герман подставил. Понимаешь? Ему нужны рейтинги.

– Возможно, Ник. Но сам подумай: ты с этой Эллой работаешь меньше полугода, а она про тебя уже такие подробности знает. Плюс эти намёки в эфирах…

По отсутствию шума в телефонной трубке Ник предположил, что Лилли находится у Ольги дома. Закончив разговор, он сразу вызвал смарт-такси и поехал по её адресу. Дверь в квартиру долго не открывали, но Ник был настойчив. Наконец вышла Лилли.

– Привет, – в горле Ника всё пересохло. Он было дёрнулся в её сторону, но она взглядом остановила его.

– Не надо ничего объяснять, Ник! – сказала Лилли. – Она популярная красивая женщина, из богемы. Одарённая. А я простая… Я всё понимаю. Живи с ней.

– Ничего ты не понимаешь! Это всё Герман придумал! Нет у меня с ней ничего, кроме затяжного конфликта. Потому что она бездарность, а не фантазёр!

– Не надо так говорить! Не унижай себя. Я смотрела твой сегодняшний эфир и видела этот взгляд. Сердце не обманешь. Все зрители всё поняли.

– Да что они поняли? Это игра! Фантазия! Герман сказал добавить в эфир Эллу, я и добавил. Если б знал, как она меня вчера ославила, ни за что бы не стал этого делать. Но я проспал, сама знаешь почему. Торопился на работу и новости не посмотрел. Да я за тот столик кого угодно мог усадить. Да хоть Ольгу твою!

Ольга в это время стояла в коридоре и с тревогой следила за парой, невольно подслушивая.

– Ну может тебе и всё равно, кого представлять в своих фантазиях, – сказала Лилли. – А мне не всё равно, кого ты представляешь. Неужели непонятно?

– Что мне сделать, чтобы ты мне поверила? Хочешь, я брошу фантазёрство? Вернусь в «Вест энерджи». Я был неплохим ассистентом искусственного интеллекта по режимам.

– Я от тебя ничего не хочу, Ник. Особенно таких жертв. Ты сам же потом не простишь ни себе, ни особенно мне, что не реализовал свой талант. Давай прекратим этот бессмысленный разговор, – и Лилли закрыла дверь.

Ник минут десять звонил и стучал, но ему больше никто не открыл. Тогда он сбежал вниз по лестнице, вышел на улицу и прошёл пешком один квартал, не глядя по сторонам. И вдруг наткнулся на маленький кафетерий, где за стеклянной витриной увидел сидевшую за столиком Эллу. Она помахала ему рукой и связалась через линз-фон.

– Привет, Ник! – услышал он её голос. – Не хочешь поздравить меня с сумасшедшими рейтингами?

– Не хочу, но мне нужно с тобой поговорить.

– Так заходи! У меня эфир только через час, так что могу уделить тебе двадцать-тридцать минут.

Ник вошёл в кафе. Она встала к нему навстречу и попыталась поцеловать. Ник отшатнулся от неё:

– Ты что это? – до этого они здоровались сквозь зубы.

–Ты какой-то напряжённый сегодня, милый! – пропела Элла. – Был тяжёлый день?

– Тяжелее не придумаешь, Элла! Всё твоими молитвами!

– Что случилось?

– От меня ушла моя девушка.

– Я тебе давно говорила, что она тебе не нужна. У нас с тобой, конечно, свободные отношения, и я не стану ревновать тебя к твоим увлечениям, но эта Лилли мне никогда не нравилась. Ты достоин большего!

– Что ты такое несёшь? Ты должна сейчас поехать со мной к ней и сказать, что между нами никогда ничего не было!

– Милый! Во-первых, у меня скоро эфир. Куда я поеду? Мне не нужны штрафы от Германа! Во-вторых, я не собираюсь обманывать эту девушку. Мы должны быть честными не только между собой, но и с остальными нашими партнёрами.

Элла опять предприняла попытку приблизиться к Нику и положить ему ладони на грудь. Ник отшатнулся от неё:

– Что за комедию ты ломаешь?

И в этот миг над ухом Ника прожужжал «стальной шмель», как на жаргоне называют микродрон-папарацци. Он проследил за ним взглядом и, ничего не говоря, вышел из кафе.

Ник был в «У Билли» за полчаса до назначенного времени. А вот Герман опоздал.

– Неважно выглядишь, – протянул руку Герман.

Ник действительно не спал всю ночь, и это выдавали тёмные круги под глазами.

– Спасибо за комплимент.

Ник нехотя, через паузу, но всё же протянул руку в ответ. Герман мягко пожал её и уселся напротив.

– Коньяку? – перед Ником уже стоял графин и наполовину наполненный бокал.

– Нет, спасибо! Я лучше пива закажу. И тебе не советую крепкого много пить. Завтра вечером у тебя эфир.

Ник сделал большой глоток и посмотрел в глаза Герману:

– У меня больше не будет эфиров. Я тут подумал: я не хочу быть фантазёром.

– Что? – Герман подался всем грузным телом навстречу Нику.

– Что слышал. Я завтра не приду. Катитесь вы все к чертям!

– Слушай, герой! – тон Германа перестал быть дружелюбным. – Не валяй дурака. Личная жизнь – это личная жизнь, а работа – это работа.

– А вот у меня всё как-то перемешалось. Например, Элла вчера вечером мне на шею пыталась вешаться перед «стальным шмелём». Целый спектакль разыграла. А утром его уже опубликовали в светской хронике. Не твоя случайно режиссура?

– Местное тёмное, пожалуйста, – бросил Герман подошедшему официанту, выигрывая время на обдумывание ответа. – Понимаешь, Ник. Ты вот очень правильно сейчас сказал. Это спектакль. И нам нужно его немного поиграть, чтобы заработать. Понимаешь?

– Тогда почему никто не спросил о моём желании, когда меня утвердили на эту роль? Ты не мог со мной поговорить?

– Я слишком хорошо тебя знаю, Ник. Ты бы отказался, а другого кандидата на главную роль у меня не было.

– Сейчас мы встанем и поедем к Лилли. И ты ей всё расскажешь.

– Нет, Ник. Ты только что сказал, что собираешься сорвать нам весь проект. Я не могу с тобою поехать к Лилли, не договорившись об условиях.

– Условиях?

– Да, об условиях. Я должен быть уверен, что ты не наделаешь глупостей.

– А если я пошлю тебя ко всем чертям?

– Тогда, – Герман отглотнул пива, и пена повисла на его верхней губе. – Тогда я тебя уничтожу. Ты сядешь в долговую тюрьму. Или ты забыл про неустойки за расторжение, прописанные в твоём контракте?

– Хорошо не знать, да ещё и забыть. Контракт смотрели мои юристы, и я не стал его досконально изучать. Если я что-то буду должен, то отдам. Возобновлю свой канал на фант-токе.