bannerbanner
Лютый гость
Лютый гость

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
10 из 10

Вторая и третья кражи прошли успешно. Продавщицы менялись, народу в магазине было немного, и никто не обращал внимания на невзрачного мальчонку, неизменно покупавшего самый маленький пакет картошки да пучок сельдерея. Покупок было, правда, маловато для той огромной полотняной сумки, что всегда лежала на дне его тележки, но суетливых служащих это не интересовало – не все ли равно, кто с чем ходит за покупками? Подойдя к кассе, мальчик долгим изучающим взглядом осматривал стеллаж с жевательной резинкой и леденцами, делая вид, что мучится выбором. В конце концов кассирше надоедало ждать, и она, бросив юному покупателю: «Позовешь, как закончишь!», удалялась в подсобное помещение двигать коробки или пудриться. Тогда мальчишка, быстро оглядевшись, совал в карманы две-три пачки сигарет Haus Bergmann или Marlboro и тут же кричал:

– Тетенька, можно мне заплатить?

– Надо же, не убежал с леденцом! – умилялась продавщица и вознаграждала честного мальца дешевой карамелью на палочке.

Дома мать или Барри выхватывали у Вилли из рук сумку и, милостиво разрешив ему «пойти поиграть», тут же принимались за откупоривание вожделенных бутылок с прозрачной и красной жидкостью. Крошечный домишко наполнялся свежим табачным дымом, проникающим во все щели, и Вилли распахивал окно в своей каморке, чтобы не щипало глаза. «Пойти поиграть» он, разумеется, не мог, так как не имел ни игрушек, ни друзей, и дни его проходили скучно и уныло, полные однотипных мечтаний да бесед с самим собой.

«Ну, что мы сегодня будем делать, друг мой?»

«Будем отдыхать, у нас ведь каникулы!»

«А не прогуляться ли нам к Фильсу, Вилли? Посмотрим на рыбаков…»

«Нет, Вилли, не пойдем – сапог нет, а там сегодня сыро. Опять схватим насморк».

«А может, повторим уроки к школе?»

«Чего там повторять? Одно и то же! Должно быть, учителя держат нас с тобой за слабоумных, Вилли!»

«Ну, или порисуем, пальцы потренируем?»

«Чернил нет».

«А чего ж мы не украли пузырек, когда были в магазине?»

«Дурак ты, Вилли! Разве до того нам с тобой было? Нужно о мамочке заботиться!»


Но на четвертый день все было иначе. Таскаясь с тележкой меж магазинных рядов, наш юный вор чувствовал себя особенно неуютно. Он не мог понять, в чем дело, – то ли в дурацком его настроении, то ли в пожилой женщине, что так же сосредоточенно оглядывала выставленный на полках товар, почему-то всегда оказываясь в том же самом ряду, что и он. В корзине женщины (она ходила именно с корзиной, а не с тележкой) лежали пучок редиски да пачка дрожжей, и наполнять ее престарелая дама, похоже, не собиралась.

«Наверное, из какой-то совсем маленькой лесной деревеньки, – подумалось Вилли. – У них ведь там совсем никаких развлечений нет, вот она и растягивает удовольствие, а дома будет описывать каждую мелочь…»

Он отвлекся от пожилой особы и занялся своим делом.

Рассчитавшись на кассе за краюху хлеба и кусок хозяйственного мыла, он уже толкнул было тележку к выходу, когда услышал скрипучий, как несмазанная дверь, и донельзя противный голос за спиной:

– Лизи, девочка! Да ведь это сынок той алкоголички – дочки старого Карла, которую уже трижды ловили на воровстве! Что-то давненько ее не было видно, так что ты проверь-ка, милая, получше его покупки! Да под сумку загляни! Ручаюсь, там что-то есть!

Вилли замер, как громом пораженный. Кровь ударила ему в лицо, пальцы свело судорогой, а ноги ослабли и подкосились. Вот и конец, и никакие счастливые обстоятельства его уже не спасут!

Кассирша по имени Лизи растерянно взглянула на пожилую женщину:

– Думаете, тетя Марта?

– Тут и думать нечего! – отрезала та. – Подними-ка свою сумку, малыш!

Видя, что Вилли стоит, как парализованный, она сама доковыляла до его тележки и рывком выбросила из нее полотняную сумку, обнажив уложенные рядком три бутылки красного вина, бутылку шнапса и пузырек с чернилами, который мальчик все же решился сегодня взять.

– Ну, что я говорила? – торжествующе воскликнула она и ткнула своим кривым, мелко дрожащим указательным пальцем Вилли в грудь. – У них все семейство – воры да пьяницы! Сколько же тебе лет, гаденыш, что ты уже так спиртное лакаешь? Или это для мамаши и ее собутыльников?

Пойманный с поличным воришка стоял, белый как полотно, перед грозной изобличительницей, не в силах вымолвить ни слова. А тетя Марта все не могла остановиться:

– А дед-то твой, Карл, такой уважаемый человек! Какой позор ему через вас! Да-а, недаром он отказал от дома твоей потаскухе-матери! Ну, что ты стоишь, как истукан, Лизи? Вызывай полицию да сдавай вора!

Лизи бросилась исполнять приказание, тетка же вызвалась «приглядеть, чтобы не сбежал».

Однако Вилли и не думал бежать. Он понуро стоял рядом с тележкой в ожидании своей участи; все происходящее казалось ему нереальным. Неужели все это случилось с ним? Неужто же этот рассказ, эта несчастливая повесть – про него? Что теперь будет? Что скажут в школе? Теперь его наверняка исключат и отправят в детскую тюрьму! А куда же еще отправлять таких, как он?

Глава 7

Вилли становится изгоем и предается буйству во сне, Перпетуя получает увечья, а Барри избавляется от пасынка


В кабинете комиссара полиции на вышарканном тысячами задниц кожаном стуле восседала всхлипывающая Перпетуя. На деревянной скамейке в углу комнаты притулился съежившийся, испуганный Вилли, а за видавшим виды столом сидел и молча писал что-то угрюмый служитель закона. В кабинете было душно, и он время от времени вытирал платком свою массивную шею и бронзового оттенка лицо. Под потолком жужжала ленивая муха, где-то скрипели половицы: одним словом – учреждение.

Перпетуя испустила очередной тяжкий вздох.

– Понимаешь, Гарри, я и подумать не могла, что из него вырастет такое… – она бросила сердитый взгляд на сына. – Но, как говорится, яблочко от…

– Вот именно! – рявкнул комиссар и, отбросив перо, откинулся на спинку стула. – От яблони! И если ты, проходимка, не заткнешься, я упеку тебя вместе с твоим чертовым сожителем на долгие годы!

– За что же, Гарри? – в голосе женщины проскользнула нотка ехидства. – За то, что сынок твоего дружка-насильника оказался воришкой и малолетним пьяницей? За то, что мне, несчастной матери-одиночке, не удалось вложить в его тупую голову хоть сколько-нибудь благоразумия и честности? Ты отлично знаешь, Гарри, что ребенок воспитывался черт знает где, а у меня он лишь несколько месяцев…

От столь вопиющей наглости у комиссара, что называется, в зобу дыханье сперло. Эта шалава, эта гнусь, сведшая в могилу Кристофа Кая и превратившая его сына в затравленного волчонка, смеет насмехаться над ним, искажая факты?

Комиссару была прекрасно известна вся предыстория: ведь это именно он так страдал от собственной беспомощности после ареста Кристофа и готов был лишиться правой руки, если бы это помогло спасти невинного от клеветницы. Но спасти не удалось – тогда. Однако сейчас он не позволит этой змее свалить вину на ребенка и выйти сухой из воды!

– Я отлично знаю, Перпетуя, что это именно ты послала мальчонку воровать! Да ведь по нему видно, что он и капли спиртного в своей жизни не выпил и к сигарете не присасывался!

– Да что тебе видно, полицейский?! – взвилась вдруг внезапно осмелевшая Перпетуя. – Откуда ты, зашоренный служака, можешь знать, что происходит в чужой семье? С чего это ты взял, что мальчишка – ангел? Да известно ли тебе, сколько раз мы с Барри заставали этого херувимчика за выпивкой?

Комиссар не стал слушать дальше. Он вскочил с места и, двумя шагами покрыв весь кабинет, ухватил ненавистную лгунью за шиворот и рывком оторвал от стула. Повернув ее лицом к висевшему на стене мутному зеркалу, он прорычал:

– Смотри сюда, гадина! Смотри! Что ты видишь? Что, я спрашиваю, ты видишь?!

– Н-не знаю… Лицо… – промямлила женщина, у которой вмиг прошел весь запал.

– Лицо?! Нет, Перпетуя, это не лицо! Это – пропитая, потасканная рожа старой алкоголички и воровки! Да, да! Или ты думаешь, что я не знаю о твоих похождениях? Не знаю, как ты трижды – трижды! – вымаливала прощения у торговцев, поймавших тебя за руку? Может быть, ты полагаешь, что можно быть одной из самых замызганных потаскух города, а полиция не узнает об этом? Ошибаешься, Перпетуя!

Он бросил женщину назад на стул, словно куль с отходами, с отвращением отер о штаны руку, которой держал ее за шиворот, и, тяжело дыша, вернулся на свое место.

– А что это вы, собственно, фамильярничаете, господин комиссар полиции? – проквакала «одна из самых замызганных потаскух города» в попытке справиться с унижением. – Какая я вам Перпетуя? Извольте говорить мне «фрау Кай»!

– Фрау Кай?! – вскинулся полицейский, но тут же взял себя в руки и пробурчал: – Довольно интересно, между прочим, что тебе не понравилось обращение по имени. Против «гадины» и «шалавы» ты не возражала!

Наблюдавший всю эту безобразную сцену Вилли почти не слушал, что мать и комиссар говорили друг другу. В голове его билось, стучало и пульсировало одно лишь слово – насильник. Мама назвала отца насильником, но почему? Да и что это, собственно, такое? В бабкином доме он не раз слышал это слово, и оно всегда произносилось с гримасой отвращения и ненавистью, так почему же мать говорит такое об отце?!

Мысли смешались в голове Вилли. Нужно постараться выяснить все прямо здесь, и плевать на детскую тюрьму!

– Дядя комиссар… – подал он голос из своего угла. – Можно я спрошу?

Полицейский поднял на него глаза, и во взгляде его мелькнула жалость, как тогда, при разговоре с Кристофом.

– Конечно, сынок! Спрашивай что хочешь! – Гарри постарался вложить в голос как можно больше теплоты. Что сделала с ребенком эта крыса!

– Скажите, а я тоже… насильник? – последнее слово мальчонка буквально прокричал, прежде чем уронить голову в ладошки и заплакать.

Брови комиссара взметнулись.

– Что за глупости, малыш! С чего это ты решил?

Всхлипывая и не поднимая головы, Вилли промычал:

– Мама говорила мне, что меня посадят в тюрьму, потому как я копия своего отца. А сегодня она сказала, что он – ваш дружок-насильник. Так выходит, что и я тоже?

Он отнял ладони от лица и в упор посмотрел на комиссара, требуя разъяснений. Красные заплаканные глаза ребенка внимательно следили за мимикой и жестами полицейского, опасаясь извечной взрослой неискренности. Но комиссар и не думал лукавить:

– Вот что, парнишка, ты мне это брось! Насильник – это тот… – он помялся, а потом ляпнул: – Это тот, кто теток мурыжит без их согласия, силой их берет, понял? А ты – просто магазинный воришка, который к тому же действовал по наущению или даже приказу матери-пропойцы! И мы докажем, что ты не виноват, не сомневайся!

От хохота Перпетуи, казалось, рассыплются стекла в окнах полицейского участка. Она так смеялась, что даже начала икать.

– Ну, насмешил ты меня, Гарри! «Мурыжит теток»! Сам-то ты давно кого-нибудь мурыжил, хоть с согласия, хоть без?

Перпетуя снова захохотала, но вдруг резко успокоилась и впилась в полицейского ненавидящим взглядом.

– Докажет он! Помнится, то же самое ты кричал, когда попался твой чертов дружок, да не больно-то чего доказал? Не правда ли, комиссар?

От Вилли не укрылось, как покраснел блюститель городского порядка и как заходили ходуном желваки на его лице. Ну, сейчас он задаст мамаше перцу!

Но никакого перцу Гарри его мамаше не задал. Более того, вся его злость, казалось, вышла, и он, постаревший и несчастный, опустился в свое кресло. Но и на лице Перпетуи торжества не было: похоже, ей стало не по себе, хоть она и продолжала хорохориться:

– Ну, теперь ты отпустишь меня, служивый?

Комиссар молчал.

– Знаешь, – понизила она голос до шепота, – выпить очень хочется, невмоготу просто! Этот вот, – в сторону Вилли вытянулся грязный палец, – не сумел ничего добыть, так может, у тебя чего есть, а?

Вновь залившись смехом, Перпетуя поднялась со стула.

– Бывай, Гарри! Где тут у вас выход?

Уже у самой двери она вновь повернулась и добавила:

– Сопляка можешь домой прислать или себе оставить, мне все равно.

Жалобно загудела дверная пружина, и дверь с громким стуком захлопнулась. Комиссар не посмел задерживать вздорную пьяницу: у него ничего на нее не было.

Гарри поговорил с руководством магазина, с собственным начальством и замял дело. На бумаге оно, конечно, осталось, но никакого наказания мальчишка не понес, если не считать распространившихся по округе слухов. Впрочем, слухи-то эти и были самым ужасным наказанием, почище даже, чем детская тюрьма, которой так боялся Вилли. Теперь и соседи, и одноклассники смотрели на него исподлобья, а иные и вовсе отводили глаза при встрече. Не раз он слышал за спиной шепот и тут же втягивал голову в плечи, словно боялся удара; учителя не оставляли его теперь в одиночестве в библиотеке и «классе с ценностями», а соседский парнишка Томми, пригласивший Вилли давеча на праздник по случаю своего дня рождения, подошел к нему на улице и без обиняков заявил, что мама-де не велела звать к себе воришек.

Вилли Кай молча сносил обиды, убедив себя, что сам виноват во всем случившемся. Если бы он не послушал матери и пошел тогда не в магазин, а прямиком в полицию, то и не случилось бы этого ничего. Дядька Гарри, который, как оказалось, был другом его отца, нашел бы способ укрыть его от гнева родительницы! С другой стороны, думал он, неужели же можно жаловаться на мать? Разве это не было бы предательством?

– А не она ли предала тебя, сынок? – спросил комиссар, когда Вилли поведал ему при случайной встрече о своих переживаниях. – Она должна гордиться таким сыном, а вот ты, милый мой, – стыдиться такой матери. Как бы там ни было, ты теперь в сложной ситуации, – добавил он со вздохом, – и в ближайшее время тебе придется нелегко, но время, дружок, лечит все раны и притупляет людскую память…

– Дядя Гарри…

– Что, малыш?

– А ты не можешь рассказать мне про папу? О чем это говорили вы с матерью тогда, в участке? Каких теток он мурыжил без разрешения?

Наивность и непосредственность мальчугана заставила комиссара улыбнуться.

– Могу, сынок, и расскажу, но позже. Видишь ли, история эта довольно грязная, а рассказ мой может отличаться от официальной версии и принести нам обоим проблемы. Но одно я скажу тебе совершенно точно – твой отец, Вилли, пострадал безвинно, и стыдиться его у тебя нет никаких оснований. Мир коварен, сынок, а некоторые особи, населяющие его, – он глянул вдаль и скрипнул зубами, – особенно.

Порывшись в кармане, комиссар полиции протянул Вилли монетку.

– На-ка вот, купи себе леденцов или еще чего…

– Не-а, дядька Гарри, магазины я теперь обхожу стороной.

Тот вздохнул:

– Ну, бывай!

Вилли грустно посмотрел вслед полицейскому и поплелся домой. У него было чувство, что его самого весь мир обходит теперь стороной.


В своей комнатушке, из окна которой были видны убегающая вдаль проселочная дорога и кусок леса, за которым голубела ленточка реки, Вилли старался поддерживать хоть какое-то подобие порядка. Он ежедневно подметал, а дважды в неделю мыл грубый дощатый пол большой серой тряпкой, вытирал с козырьков железной кровати и подоконника неизвестно откуда берущуюся пыль и каждое утро аккуратно заправлял свою постель, чтобы вечером вновь разобрать ее и, нырнув под одеяло, погрузиться в мир сновидений – тот мир, в котором он чувствовал себя почти счастливым.

С некоторых пор ему снились не только зеленая солнечная лужайка и его старые приятели-звери, но и менее приятные вещи, такие как супермаркет, полицейское отделение, детская тюрьма и полупьяная мать, то льнущая к нему и умоляющая украсть ей вина, то орущая благим матом и приказывающая «пойти стибрить водки». В своих снах он начал совершать продолжительные прогулки по окрестным рощам и берегу Фильса и даже направился как-то в сторону сверкавшей на солнце черепичными крышами деревеньки, но оробел и вернулся на луг. Кому-то может показаться, что он все больше отдалялся от реальности, но разве можно утверждать, что настоящая реальность – по эту, а не по ту сторону? Разумеется, малыш не читал произведений Кастанеды и понятия не имел об учении дона Хуана, но чувствовал и сам, что сны его – не просто красочные никчемные картинки, возникающие в его мозгу, а нечто гораздо большее и важное, нечто… настоящее. Мысли свои эти Вилли никому не поверял, так как, познакомившись поближе с человеческим обществом, боялся получить еще и ярлык сумасшедшего – клейма вора ему было вполне достаточно.


…Он тихонько спустился по темной лестнице и, переступив позабытое матерью старое цинковое ведро, пробрался к входной двери. Отодвинув засов, Вилли распахнул ее, полной грудью вдохнул свежий ночной воздух и негромко рассмеялся. Он не особенно осторожничал, так как знал, что спит и все, что тут происходит, ему подвластно. Настроение у парнишки было хорошим, как и всегда во сне, опасаться ему было нечего, и он настроился на очередную приятную прогулку по собственным владениям, где никто, кроме него, не смеет распоряжаться и приказывать.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
10 из 10