Карабах – горы зовут нас

– Спасибо тебе солдат, ты дал нам всем возможность прорваться, когда увел засаду от группы. За мужество твое не пожалею никакой награды, – помолчал, глядя в глаза солдату и добавил, – если останемся живыми. Он обнял его и крепко поцеловал в небритую щеку.

– А теперь доложите, что сделано. Начнем с тебя Низами.

– Всех солдат покормили. Вугара похоронили, местный мулла, сделал все, как полагается. Высланные в сторону Шуши разведчики вернулись и доложили, что в районе Халфялинского моста обнаружено скопление бронетехники противника. Дорога на Сары Баба-даг размыта дождями, но пройти можно. Из 21 человека в строю, ранены 5 бойцов.

– Итак, мужики запоминайте и передайте остальным,

– Наше дело – перекрыть тропу к опасным местам и направить людей по нужному маршруту, пойдут они за нами или нет, увидим, а пока группам приготовиться к движению. Я к председателю, – полковник снял и передал свой рюкзак Тябрику, а сам, перекинув автомат за спину, пошел к дому, где толпился народ.

Его догнал Азай. Подходя к стоящим мужикам, он услышал, как те не стесняясь, ругали руководство в Баку. Кто-то из толпы хриплым голосом призывал, наконец, вызвать из Нахичевани Гейдара Алиева, чтобы он вернулся к руководству страны и спас народ от надвигающейся катастрофы. Проталкиваясь через толпу, они вошли в здание, на дверях которого висела табличка «Ширланский сельский совет».

В комнате было шумно и накурено так, что можно было вешать топор. Увидев вошедших военных, из-за стола поднялся Карам-киши и пошел к ним навстречу.

– Вот наш командир пришел, – громко сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь. Шум постепенно стих. Десятки пар глаз внимательно рассматривали военных. Полковник прошел к столу, снял автомат и положил его на стол. Он делал это не торопясь, давая возможность присутствующим осознать, что теперь тут командовать будет он, а их дело слушать и подчиняться.

– Я надеюсь все вы осознаете ту опасность, о которой вам рассказал Карам киши, -он обвел всех своим колючим взглядом. Так что я не буду больше на этом останавливаться. Жизнь ваших близких и родных теперь зависит от вас. Сейчас вы пойдете домой, заберете самое ценное и через час выходите на окраину села, на дорогу, ведущую в сторону Лачина через гору Сары-Баба. У кого есть дома оружие, которое может нам пригодиться, взять в первую очередь. Скотину пусть гонит ваш пастух. Лошадей и ослов в деревне не оставлять. Мои солдаты пойдут первыми, и будут охранять жителей от всяких внезапностей. Времени у нас мало. Так что вопросов не задавать. Карам-киши, я вам говорил, что нам нужны проводники из местных пастухов, я надеюсь такие есть у вас?

Услышав свое имя, старик вышел вперед.

– Да есть, вот Мамед-киши и Юсиф пойдут с вами, как проводники.

– Тогда я прошу этих товарищей остаться, а остальным по домам. Мы будем вас ждать на окраине. Полковник подозвал Азая и, чтобы все слышали, громко сказал:

– Передай командирам групп, пусть строят солдат, мы начинаем движение через полчаса, – потом помолчал и добавил, – никого ждать не будем, кому дорога жизнь пусть поторопятся. Услышав приказ командира, все заспешили к выходу. В комнате остались проводники и аксакал села.

Сухощавый старик и юноша лет пятнадцати, переминаясь с ноги на ногу, внимательно смотрели на полковника в ожидании его распоряжений. Подойдя к ним, он обменялся с ними рукопожатием и спросил;

– Скажите Мамед киши, сколько пригодных дорог, чтоб могли пройти люди до Сары-Баба-дага, мне надо отметить их на карте?

Проводник прокашлялся, и хрипловатым прокуренным голосом начал перечислять дороги и тропы, называя их местными названиями. Сначала полковник старался отыскать эти названия на карте, но, убедившись в бесполезности своих намерений, остановил проводника.

– Извини меня Киши, подожди немного. Он повернулся к, Азаю, – объясни ему мою просьбу, а то я никак не могу наметить маршрут. Пусть он называет приметы, может быть, так мы сможем отметить дорогу. Прошло еще почти полчаса пока им удалось уточнить все вопросы, и закончив совещание, они вышли к ожидавшим их группам.

Наступали сумерки, надо было торопиться.

– Низами – позвал полковник старшего лейтенанта, – Мамед-киши пойдет с твоими бойцами.

–Тябрик, – тот, услышав свое имя, ответил –Я!

– Вот этот, – он указал на юношу, пойдет с твоей группой, вы дозор справа от основной дороги.

– Азай, давай команду на выход.

Взвалив рюкзаки и узлы, солдаты начали движение, рассчитывая подняться повыше и там отыскать дорогу, по которой чабаны гоняли стада на пастбища. Полковник, Азай и несколько оставшихся солдат пошли на окраину деревне, где уже собирался народ в ожидании начала движения. Вдоль дороги стояли нагруженные лошади, на которых восседали старушки, маленькие труженики гор ослики, опустив голову, ждали своей участи.

Женщины шумно кричали на малышей, бегающих между деревьями и играющими в войну. Мужчины жадно дымили сигаретами, столпившись вокруг Карам-киши. Глядя на такую картину, полковнику невольно вспомнились жуткие картины хроники войны 1941 года. История повторялась, сделав свой виток. Колонна, услышав команду, тронулась в путь.

Сотни пар ног месили грязь на дороге, все дальше и дальше уходя от родных мест, не представляя себе, куда они идут и дойдут ли, или останутся лежать на сырой земле в горах, навечно.

Только ВСЕВЫШНИЙ АЛЛАХ знал об участи этих несчастных, ибо ОН сам породил и определил их судьбу на этой земле, называемой Карабах – Черный сад.

Колонна шла уже часов пять или больше, поднимаясь все выше и выше, когда на встречу к группе полковника вышли посланные вперед разведчики. Погода стала резко меняться. Пошел редкий дождь, надо было думать, как укрыть женщин и детей. Светало.

Объявили привал, чтобы дать возможность людям передохнуть, а самим обсудить сложившуюся обстановку. Было пасмурно, дождь моросил, но редкие капли его стали крупнее. И вдруг пошел снег, тяжелый мокрый, очень неприятный снег. Стало холодно и мерзко.

Подошел председатель Ширлана Карам-киши. Его брезентовый с капюшоном плащ насквозь уже промок, сапоги распухли от влаги, и видно было, что он с трудом переставляет ноги. Старший группы разведчиков лейтенант Низами, посмотрел на полковника, глазами спрашивая разрешение говорить ему при посторонних или нет. Получив одобрительный кивок от командира, он неторопливо стал докладывать.

– Прошли почти до самого перевала, армян там пока нет, но когда спускались вниз, увидели группу, человек так двадцать. Наверняка армяне, идут параллельным маршрутом. Ясно одно, что идут именно к перевалу, так что, командир, надо торопиться, если хотим добраться первыми.

Слушая разведчика, Карам киши все хмурился, и видно было, что он хочет что-то сказать. Полковник повернулся к нему:

– Аксакал, что хотите сказать, прошу вас, мы должны решить, что делать, учитывая состояние людей.

– Знаешь сынок, – председатель посмотрел на полковника, – я старый человек и смерти давно не боюсь, я много видел в этой жизни. Вырастил детей и понянчил даже внуков. А что еще можно в моем положении желать от ВСЕВЫШНЕГО. Народ выбрал меня своим аксакалом, и теперь, я отвечаю за каждого из них перед АЛЛАХОМ. Это я говорю, чтобы вы меня поняли правильно.

Карам киши, как все старики-горцы, не спешил высказывать свои сокровенные мысли, говорил так, чтобы слушающие сами догадывались, о чем пойдет речь ниже. Полковнику не терпелось узнать, зачем к ним пришел этот старик, но он сдерживал себя, не решаясь прервать аксакала, тем самым нанести тому глубокую на слове обиду. На Кавказе пожилые люди пользуются особым статусом, им нельзя перечить, прерывать их разговор, тем более, торопить высказаться. Можно не только получить от них замечание, но и своей невоспитанностью опозорить свой род, своих родителей. Зная это, все терпеливо молчали, давая старику высказаться. Тот помолчал минуту и, собравшись мыслями, изрек:

– Не буду от вас скрывать, дети мои, – Карам – киши, обвел всех взглядом, – состояние людей близко к отчаянию, многие идут из последних сил. И если мы не дадим людям отдохнуть, может произойти страшное несчастье.

При этих словах старика все замерли.

– Говорите, – полковник не выдержал, показывая рукой на своих стоящих бойцов, сказал:

– Мы должны знать все, что твориться среди людей, идущих вместе с вами.

– Командир, – старик впервые назвал так полковника, – у женщин на руках от холода умирают дети, но они несут их, не решаясь оставить на снегу. Боюсь, как бы они в отчаянии не пошли на самоубийства, бросившись со скалы. Две молодые соседки, взявшись за руки, так бы сделали, если бы мы вовремя не остановили их. Те дети, которые вначале шли сами, теперь садятся на снег и не могут подняться самостоятельно.

При этих словах из глаз скатились две слезинки, оставляя бороздки на изможденном старческом лице. Старик рукавом старенького плаща смахнул их, но две другие уже катились вниз.

– И еще, – старик сделал паузу, стараясь унять дрожь в голосе. Глубоко вздохнул, а потом продолжил, – лошадей наших, которые везли старух, кто-то увел, сбросив старушек под скалой.

Мерзавцы, сказали им, что это ты, командир, приказал так сделать, Якобы лошади вам нужны для разведчиков. Народ требует, чтобы вы вернули лошадей, потому что на руках нам стариков не вынести. Родственники тех старух, грозятся покончить собой.

Услышанное ввело в шок стоящих бойцов, в это невозможно было поверить, но уверенность, с которой говорил старик, не оставляла сомнений, что так может произойти, ведь он знал своих сельчан лучше всех. Надо было срочно что-то предпринимать.

– Низами, сколько еще до перевала, – спросил полковник разведчика для того, чтоб решить, как поступить в этой сложной обстановке. Он брал паузу, задавая вопрос лейтенанту, хотя сам прекрасно знал ответ.

– Еще километров пятнадцать, если пойдем по этой дороге, через пол километра, есть небольшая пещера и укрытие. Там можно переждать снег и отдохнуть, а ночью снова двинуться в путь. Услышав про пещеру, его прервал Карам– киши.

– Я знаю одного чабана, который знает туда короткую дорогу, я сейчас. Он там с детьми идет, – Карам-киши быстро пошел к людям, сидящим невдалеке и прятавшимся от дождя под одеялами.

– Вот это дела, – вслух проговорил Видади из Сумгаита, ни к кому не обращаясь. Мы, можно сказать, трое суток после Шуши пробивались к ним, ребят таких хороших уложили, чтобы спасти их, а теперь выходит, что мы сами ведем людей на верную гибель, да?

– Азай, – крикнул полковник, пытаясь глазами отыскать Малыбяйлинского бойца, – пройдись по колонне и подробно расспроси сельчан о тех мерзавцах, постарайся успокоить их и скажи, что это не мы приказали, а подлецы использовали наше имя. Только прошу тебя, как-нибудь узнай имена тех сволочей.

– Видади, – полковник позвал Рустамова, из Джейранбатанских ребят, – отбери человек пять-шесть, только тех, кто сможет помочь несчастным и нести их. Вещи оставьте, возьмите только оружие. И еще, найди Босса и пришли его ко мне. Новость о пропавших лошадях потрясла всех бойцов.

Пока курили, слушая разведчиков, подошли председатель и пастух, одетый в дождевик, на голове которого, как вершина Кечал-дага, восседала огромная лохматая овечья папаха. Пастух протянул руку для пожатия и коротко представился, – я Мамед-киши. Сядир, по нашему – председатель, сказал, что вы хотели меня видеть, – он внимательно разглядывал собравшихся.

– Да аксакал, – это я вас звал. Вы говорят, знаете короткую дорогу к пещерам, где можно укрыться от снега и переждать непогоду, так ведь?.

– Да, сынок. Мы чабаны, когда гоняли скот на яйлах, то часто ночевали там.

– Тогда прошу вас, пойдете вместе вот с этими ребятами и проверьте пещеры, нет ли там противника. А мы будем двигаться за вами. Если все нормально, то Низами, пошлешь связного. Понял?

– Так точно, сделаем, командир. Низами позвал чабана, и они растворились в темноте. Карам -киши вернулся к жителя, чтобы рассказать им о принятом решении.

Группы с полковником, соблюдая дистанцию, цепочкой пошли вслед за дозорными. Лес неузнаваемо изменился. Как в заколдованном царстве, где не осталось ничего живого. Вид деревьев, опустивших свои ветки, был весьма скучен. Валил снег. Много снега. На кронах лежали белые тяжелые шапки снега. Все вокруг побелело, снег уже не успевал таять. Он, склонив ветки, шуршал, сваливаясь вниз. Мокрый снег становился опаснее всех врагов, которые рыскали по лесам и долинам, отыскивая свои жертвы. Это сочетание зеленого и белого в природе, майский снегопад на лапниках елей, казался сказкой, но холод стоял как зимой. При выдохе изо рта шел пар и это в начале мая.

Прошло еще часа два, когда они повстречали разведчиков, высланных Алиевым. По скользкой тропинке поднялись к скале, на склоне которой зияло огромное отверстие пещеры.

– Командирам групп, от пещеры на расстоянии 300 метров выставить охранение, остальным отдыхать, – отдал он распоряжение.

– Тябрик, найди и нам укрытие, – приказал полковник, а сам, спустившись на дорогу, присел возле одинокого дерева. Вынул сигарету, прикурил, жадно вдыхая горький дым. Ноги гудели. Пальцы, державшие сигарету, подрагивали. Он снял головной убор, подставляя голову под крупные снежные хлопья, рукой смахивал их на лицо и смывал пот.

Подошел Тябрик и сказал, что место подобрано, можно пойти, отдохнуть. Вместе с бойцом они поднялись в гору, там под огромной пихтой его дожидались солдаты. Оглядев место бивака, он сказал;

– Все. Отдыхаем здесь, – он обвел взглядом присутствующих.

Разложили небольшой костер. Натянули тент из плащ-палатки.

– Не было печали, – тихо сказал Азай, возникнув откуда-то из темноты, – все дороги замело. Тропинки стали подмораживаться, идти очень тяжело.

Полковник поднял на него глаза, – откуда ты?

– Я посты проверил, – командир, как бы извиняясь, сказал он и опустился рядом, на валежник. Он взял из костра горящую ветку и поднес к часам на руке.

– Сколько?

– Пятый час утра. Вы бы отдохнули, товарищ полковник?

– Да не могу заснуть, Азай, будет мне вечный сон, если людей поморожу да вас погублю. Может надо было спуститься к дороге на Лачин, да пробиваться к своим, а я вас в горы потянул.

– Будет мне вечный сон, – полковник с тоской в голосе, повторил, то, что не давало ему успокоиться.

Тем более, сейчас, когда Низами, после разговора с пастухом и председателем, отвел его в сторону и рассказал, что ребята из разведгруппы, по дороге видели, как двое мужиков хоронили своих замерзших детей прямо в снегу, а над могилой рыдали их матери собственноручно исцарапанными с горя лицами.

Он поднялся и выбрался из палатки, развел туда–сюда руками, отгоняя усталость.

– Скоро светать начнет, – он посмотрел на небо, – надо сразу поднимать людей и идти. Неизвестно сколько он будет валить, этот снег.

Ночь стала свертываться на покой, уступая свое место приближающему рассвету. Полковник поднял своих солдат и двинулся к перевалу.

Пошли краем леса, не выходя на тропинку, где снега было больше. Ноги скользили. С рассветом немного потеплело, подул ветерок и неожиданно пригнал в горы грозовую тучу. В чреве низких и черных облаков прогрохотало, и вдруг полил такой дождь, что казалось, горы и леса обиделись на тех, кто бросал их и уходил, оставляя на поруганье врагам леса, горы и землю, что столетиями кормила их, дарила счастье и радость жить в этом сказочном мире.

Шел проливной дождь.

Отряды шли по расползающейся глине вниз – вверх, с увала на увал, молчаливые и злые, занятые только одной мыслью: – «Дойти до перевала». Стрелки часов приближались к трем часам полудня, нужно было сделать привал. Они выбрали место под нависшей скалой и остановились.

Полковник сел на большой камень прямо под дождем. Подозвав Азая, показал ему место рядом с собой.

Раскрыв командирскую сумку, развернул ее. В планшете, под непромокаемой слюдой, была сложена рабочая карта. Положил ее на колени и стал изучать местность, комментируя свои мысли вслух.

– Давай, Азай, разберемся. Вот, впереди перевал, справа от перевала дорога идущая на Лачин и дорога на Карагяф. Мне кажется, что армяне, которых видели разведчики, шли именно вот на эту гору, – полковник ткнул веточкой в квадрат карты, – откуда можно контролировать все подходы и сам перевал. Согласен? Азай не успел ответить. Подошел Босс, с ним несколько солдат, все были мокрые, с посиневшими губами.

– Я думаю, – полковник обвел взглядом своих бойцов, – нам надо разделиться на две группы. До подхода людей надо оседлать эти вершины и удерживать их до того момента, пока жители всех деревень не пройдут через перевал.

– Одну группу поведу сам вот на эту вершину, – полковник снова указал точку на карте. Вторую группу поведешь ты, – он посмотрел на Азая. Увидев его немой вопрос, повторил, – Да, ты, а разведгруппа Низами Алиева будет сопровождать жителей и доведет их до Лачина.

Старший лейтенант Алиев словно ждал услышать свою фамилию, появился из-за деревьев. За ним шел солдат в лохматой овечьей шапке и вел под уздцы лошадь, на которой восседала женщина, укутанная в разные лохмотья. Стоящие бойцы внимательно рассматривали пришельцев.

– Командир, армяне идут по пятам – выпалил Низами, смахивая струйки то ли пота, то ли капельки дождя с почерневшего за последние дни молодого лица.

– А где твоя группа, – перебил его полковник? Низами оглянулся назад и показал на гору. – Вот на ту сторону посмотрите, с двумя большими соснами – он указал на противоположную сторону от места, где они стояли. А вот этих – старший лейтенант сплюнул в сторону трех гражданских мужиков, привязанных к хвосту лошади, – мы поймали там, у речки, когда они хотели перейти ее в брод.

Один из них, когда увидел нас, бросился в поток, чтобы переплыть реку, но, ударившись об валун, утонул. Еще были две лошади, но поймать их не удалось, они убежали в лес. Мы торопились предупредить вас.

Это были те мерзавцы, угнавшие лошадей. Мужики стояли, понурив головы. Вид их был жалкий, но сострадания ни у кого они не вызывали.

– Что с ними будем делать? – командир, спросил подошедший Видади Рустамов?

– Судить будем, как предателей! – сквозь зубы процедил полковник. Он взял протянутый Алиевым бинокль.

– Два человека ко мне, – скомандовал он. От группы отделились два солдата. В одном из них, он узнал того самого солдата по имени Хамбала, с которым ходил в разведку.

– Ведите эти подонков вниз к жителям, никого не подпускать к ним. Ждать моей команды. Солдаты молча кивнули. Хамбала перехватил лошадь под уздцы, другой солдат, дослав патрон в патронник, взял пленных на прицел и они погнали их вниз.

Подняв к глазам бинокль, полковник осмотрел склон горы, где, по словам разведчика, были обнаружены армянские боевики. В сером от дождя пространстве мелькали неясные тени.

– Ну что же, полковник привстал с камня, – они идут, значит, пора их встретить. Всем группам собраться и через десять минут выдвинуться на указанные высоты. – Да, вот еще что, мужики, – добавил он, прежде, чем они собрались расстаться, – ни кому, ни слова, гражданские должны продолжать свой путь, не догадываясь о нашем решении.

– Тябрик, пройди вперед и найди председателя сельсовета, Карам – киши. Пусть подождет меня.

– Низами, не выпускайте хачиков из вида.

Он отдавал короткие распоряжения, стараясь, не упустить ничего из виду. Солдаты стали укладываться, взяв свои вещи, строились в группы. Азай, с деловым видом, проверял каждого бойца, отдавая распоряжения. Чувствовалось, что за последние несколько дней, солдаты стали понимать, что такое дисциплина, и понятие командир. Это радовало.

– Низами, Азай и ты Босс, договоримся так: удерживаем свои высотки до темноты. К вечеру, ровно в семь, если все пройдет благополучно, начинаем отход на перевал. Отход по выстрелу трассирующей пули в небо, если три выстрела – тогда собираемся все вместе на главной дороге к перевалу.

Полковник повернулся к бойцам, стоящим в стороне, вскинул руку к головному убору в знак приветствия. Стоящие командиры ответили тем же жестом. Пожав им руки, полковник пошел по тропинке вниз, его сопровождал Тябрик и один из бойцов его группы.

Выйдя из леса, они увидели, как толпа жителей Ширлана, пытается прорваться к пленным, ругая и нанося им самые оскорбительные ругательства. Конвоиры, вскинув автоматы, пытались сдержать напирающих жителей. Полковник, с одной стороны, Карам-киши и несколько аксакалов деревни с другой, подошли к беглецам одновременно. Увидев командира, толпа расступилась, продолжая сыпать проклятия на голову предателей.

– Пусть выйдут вперед родственники этих людей, – встав на придорожный камень, закричал полковник. Люди стали оглядываться, ища взглядом тех, кто был одного рода с мерзавцами. Карам-киши стоял рядом с полковником. Он взял его за рукав бушлата и хотел что-то сказать ему, но, увидев какой ненавистью горят его глаза, умолк на полуслове.

– Люди, чтобы прорваться к вам и спасти вас, я потерял пять молодых солдат, которые не пожалели свои жизни, ради спасения жителей Ширлана. Вот и сейчас молодые солдаты ушли вперед, чтобы остановить армянских бандитов и защитить единственную дорогу, ведущую к спасению. Я знаю, – полковник сделал паузу, глубоко вздохнул, а потом выпалил, – по пути замерзли трое ребятишек и одна старая женщина. Две девушки сорвались в пропасть, когда помогали спасать имущество своих односельчан. Горе объединило нас с вами. А вот эти – он показал на стоящих в стороне, – предали не только нас, но и своих родных и близких, память тех солдат, кто погиб ради них. Это еще не все, – полковник говорил зло, не жалея родственников предателей, кто не решался выйти вперед, но которых все прекрасно знали.

– Один из этих, нелюдей, другого слова нет для них, не пожалел даже свою родную престарелую мать, ради спасения своей крали, что сидит на лошади, он скинул мать на снег, оставив ее помирать заживо.

Народ Ширлана, решайте, как мне поступить? Они не только мерзавцы, они от имени солдат совершили подлость, обманув вас всех.

Закончив свою речь, он спрыгнул с камня.

Люди молчали, опустив головы. Женщины плакали, дети прижимались к матерям, рыдали. Стоящий в стороне старик, не скрывая своих слез, молился. Прошло несколько минут, но народ продолжал молчать.

Проталкиваясь через толпу, вперед вышла старушка. Галоши, одетые на босые ноги ее были порваны и перетянуты бечевкой, поверх изношенного тулупчика был повязан большой шерстяной платок, из-под которого в разные стороны торчали седые волосы. Она обеими руками прижимала к себе, какой то сверток. Глаза ее были мутными, казалось, что она слепа. Но старушка уверенно подошла к полковнику. Увидев ее, девушка, стоящая у лошади, издала протяжный вой и упала на колени. Бросившись на землю, она руками стала хватать камни, корни деревьев и биться головой об землю. Тело ее содрыгалось от конвульсий. Стоящий позади мужчина хотел подойти к ней, но он был привязан к хвосту лошади, и короткая веревка не позволяла ему сделать это. В отчаяние он бросился на землю и стал тоже биться головой о камень. Алая кровь залила его лицо, но он не обращал на это внимание и продолжал долбить камень так, будто хотел расколоть его на части. Старушка подняла сверток, и протянула его полковнику;

– Вот их дите, этих зверей. Они не только бросили меня, но и оставили на снегу умирать мою внучку. Она бережно опустилась на колени и стала осторожно развертывать сверток, будто боялась разбудить спящего ребенка.

Карам киши, подошел к ней и хотел остановить ее, но старушка так прикрикнула на него, что старик остановился над ней, как вкопанный.

– Не тронь мое чадо, у меня на свете больше нет никого. С этими словами она развернула последнюю тряпочку. В тряпках лежала мертвая девочка. Ручки и маленькие ножки ее были скрючены от холода. Старушка хотела подняться, но, схватившись за сердце, рухнула на землю и скончалась. Увиденная сцена, потрясла полковника, ввела в шок стоящих и наблюдавших за происходящим односельчан.

Протяжный вой из души полковника разорвал тишину леса и взметнулся под небеса, он рванулся к валяющемуся на земле мужику и одним рывком поставил его на ноги.

– Смотри сволочь, и запоминай это последнее, что ты увидишь на этой земле.

– Тябрик – позвал он порученца, – привязать всех этих мерзавцев к стволам деревьев и побыстрей. Тот хотел что-то спросил, но полковник определил его.

– Да и эту сучку тоже. Солдат бросился выполнять приказ.

И пусть ВСЕВЫШНИЙ АЛЛАХ, рассудит меня. Если АЛЛАХУ угодно – то ОН спасет их.

Полковник повернулся и пошел вниз к реке, которая шумела в низу в ущелье. Проходя мимо Карам-киши, он взмахом руки велел тому следовать за ним.

Река в ущелье после последних дождей переполнилась, стала страшной. Она несла в мутных своих водах куски, вырванного из земли дерна, стволы и корни деревьев. Огромные валуны она катила, как маленькие камешки, перекатывая их в низине. Все кругом гремело, как на поле боя. Вал грязной воды и камней обрушился на лес, река вскипела, уровень ее быстро поднимался. Трещали, ломались ветки дуба, грабов и тополя. Ущелье ревело, селевой поток катился вниз навстречу реке, сшибаясь с ней, создавал такой рев, что казалось, это горы Карабаха пытаются остановить бегство людей, тысячелетиями живших здесь, моля их остаться.