Концерт Патриции Каас. 4. Недалеко от Москвы. Жизнь продолжается

Дома все спали.

Устраиваясь на плече Свиридова Тоня сонным голосом произнесла:

– Толенька, большущее тебе спасибо … Мне было так хорошо …

В РЕСТОРАН ВЧЕТВЕРОМ

– Так как, молодежь, вместе пойдем в ресторан или вы пойдете отдельно?

– Папа Толя, можно мы пойдем все вместе?

– Конечно, Улечка. Собирайтесь, наряжайтесь, завтра и пойдем.

Конечно, у дам были проблемы с нарядами – что же надеть?

В конце концов Уля примерила свое длинное платье, которое с жемчужным ожерельем выглядело весьма празднично, а Тоня, глядя на Улю, примерила свое длинное платье – в этом платье вся спина ее была обнажена до таких пределов, что мужчинам почти не оставалось простора для фантазии …

Свиридов позвонил Карену и одолжил у него роскошный «Паккард».

Эту большую, роскошную и совершенно ненужную ему машину Карен купил для поддержания своего реноме мужчины после женитьбы на Антиповой – надо же было ему чем-то выделиться. Но у него не хватало денег на покупку этой огромной черной престижной машины и он пришел за советом к Свиридову.

И объяснил своему начальнику и другу причину, по которой ему была необходима именно такая машина. И Свиридов дал ему денег для покупки.

Поэтому иногда Свиридов пользовался этой роскошной машиной для особых выездов.

Столик Свиридов заказал заранее и их провели к нему под заинтересованными взглядами сидящих.

Официант вручил дамам папки с меню и отошел.

– Ой, ужас-то какой! Как здесь все дорого! – ужаснулась Уля. – И что выбирать – я не знаю.

– Тонечка, помоги Уле, – негромко произнес Свиридов, оглядывая зал. Там, в другом конце, столы были сдвинуты и сидела компания справляющая какой-то праздник, на эстраде было еще пусто, а официанты сновали между столов с подносами.

– Не видно твоего школьного знакомого?

– Я его заметил, он где-то там, внутри.

Где-то в дальнем углу праздновали день рождения, и дамы выводили танцевать юбиляра – видимо, начальника.

– Толя, как же надо себя не уважать, чтобы позволить такое, – не удержалась Тоня.

– К большущему сожалению культуру вместе с должностью не выдают. Но ведь я тоже обычно танцую с разными дамами, даже без всякого юбилея?

– Сравнил тоже! Эти дамы себя не уважают!

На эстраде появился профессиональный бодрячок и с бокалом в руке запел:

Как цветок душистый

Аромат разносит,

Так бокал игристый

Счастье нам приносит!

Так выпьем же за Юру,

Юру дорогого!

Выпьем же бокалы

За любовь и счастье,

Чтобы миновало

Горе и ненастье!

Его голос покрыло нестройное, но громкое «ура!».

– Надо же, вспомнили Юрия Морфесси! Это из его репертуара надергано…

А бодрячок полуречитативом продолжил

Без любви вся жизнь одно мученье,

Без любви нам суждено страдать,

За мгновенье искренней любви

Я отдам мечты своей души,

Чтоб услышать шепот еле внятный

«Я тебя люблю» в час предзакатный…

– Ты смотри, как прицепились к поэтике Морфесси …

– Это же подлинные цыганские мотивы, очень удобно …

Уля понемногу осваивалась, а Гриша внимательно разглядывал публику.

На Свиридовых явно обратили внимание, и снова приглядывались и приценивались.

Публика была новая и на следующий танец снова попытались пригласить Тоню, но Свиридов отказал претенденту, и сам пригласил Тоню.

Она оставила свой шелковый шарф на стуле и у мужиков потекли слюни – ее спина, открытая до копчика, и мужская рука на этой спине вызывали активное возбуждение.

– Толя, не слишком ли мы их дразним? – с улыбкой спросила Тоня.

– Да ладно! А тебе самой нравится?

– Я не совсем понимаю, почему, но мне нравится. Почему? И что именно?

– Тебе нравится внимание мужчин …

– Кажется, не так … Мне нравится то, что я вызываю такое внимание мужчин, но принадлежу только тебе. Так, наверное, будет правильно.

– Это совпадает с моими ощущениями …

А певица на эстраде надрывалась

Слова любви вы говорили мне

В городе каменном,

А фонари с глазами желтыми

Нас вели сквозь туман.

Любить я раньше не умела так

Огненно, пламенно,

В душе моей неосторожно вы

Разбудили вулкан.

– Помнишь, откуда это?

– Я помню, как на танцплощадке турбазы крутили это до одури. И мы с тобой каждую ночь слушали.

Помоги мне, помоги мне,

В желтоглазую ночь позови,

Видишь гибнет, сердце гибнет

В огнедышащей лаве любви.

– Было душно, на соседней кровати спал Гриша, и мы старались вести себя очень тихо …

Нам попугай грозил загадочно

Пальмовой веточкой,

А город пил коктейли пряные,

Пил и ждал новостей.

Вы называли меня умницей,

Милою девочкой,

Но не могли понять, что шутите

Вы с вулканом страстей …

– А мне так хотелось полностью … отдаться тебе … Смотри, за нами наблюдают не только публика, но даже Гриша и Уля.

Ямайским ромом пахнут сумерки

Синие, длинные.

А город каменный по-прежнему

Пьет и ждет новостей.

Закат опять окрасил улицу

Красками дивными,

Но грозовые тучи кружатся

Над вулканом страстей …

Казалось, что они одни танцевали, а все остальные – смотрели, настолько танец сливался с мелодией.

Помоги мне, помоги мне,

В желтоглазую ночь позови,

Видишь гибнет, сердце гибнет

В огнедышащей лаве любви!

– Ну, вы даете, родители! – встретил их Гриша. – Знаете, а я вспоминаю эту песню. Где-то я ее слышал.

– В кино?

– Нет, не в кино.

– Неужели ты помнишь? Это была наша первая поездка на юг вместе. Когда ты меня …

– Мама, я это помню! А танцевали вы прекрасно!

А певицу сменил бойкий мужичок.

Поцелуй меня удача,

А захочешь – обними.

Ну, а нет -

Так не заплачу,

Кого хочешь выбери.

Гриша пригласил Улю и они пошли танцевать. Теперь за танцующими с любовью следили Тоня и Анатолий.

Я отношусь по разному

К собратьям то по разуму,

Бывало и поддашь кому,

Но чаще по хорошему.

Мужичок не мог устоять на месте и пританцовывал.

Кому судьба молить и ждать,

Кому повелевать и брать,

Да все хотят наоборот,

Источник счастья сам народ.

Мужичок переждал жидкие аплодисменты и запел снова:

День погас и в золотой дали

Вечер лег синей птицей на залив,

И закат, догорая, шлет земле

Прощальный свой привет.

В этот час, волшебный час любви,

В первый раз меня любимой назови,

Подари ты мне все звезды и луну,

Люби меня одну.

Песня так не шла к облику мужичка, что хотелось отвернуться.

Иначе слова казались некой пародией сами на себя, но если отвернуться, то было можно слушать.

Пусть ночь плывет над водой

Золотою луною.

Пусть новой яркой звездой

Будет наша любовь.

И мы танцуем с тобой

Под весенней листвою,

Нас видит только ночь

В сияньи голубом.

Теперь танцевать пошли Гриша с Тоней и Свиридов с Улей, и опять на них обращали внимание – так красиво они танцевали, так великолепны были дамы.

Без меня не забывай меня,

Без меня не погаси в душе огня,

Будет ночь и будет новая луна -

Нас будет ждать она.

– Папа Толя, ты так прекрасно ведешь! И прости меня, что я иногда тебя называю дядей – папой назвать тебя у меня … не всегда получается. Где-то есть мой настоящий отец, был дед Вася …

– Не переживай, девочка. Я вижу, как ты к нам с Тоней относишься, а как называть … Это дело второе. Мы тебя с Тоней очень любим, Улечка!

– И я вас обоих … очень.

Публика наблюдала, как Свиридов подвинул стул Уле, а Гриша – Тоне.

А на подмостки вышла молодая женщина, дорого и со вкусом одетая, и запела.

Город зажигает фонари,

А в душе по прежнему темно.

Знаешь,

Разбиваются мечты,

Если рядом нету никого.

И навстречу счастью сделать шаг

Я ни разу так и не смогла.

Слезы по щекам -

Печальный знак,

В этом мире я совсем одна.

– Странно, но это песня из фильма, который еще не вышел. Телевизионного фильма.

– А поет она превосходно! И с каким чувством!

Ангелы здесь больше не живут,

Ангелы.

Верю, все простят

И все поймут

Ангелы.

Ну, зачем пронзает

Сердце боль

Стрелами.

Предали любовь,

Ну что же мы

Сделали?

Голос певицы заполнял все помещение полностью, не оставляя углов и закоулков.

Голос страдал и звенел …

Где найти мне силы,

Чтобы жить,

Позабыть предательство и ложь,

Все начать с нуля

И полюбить.

Только снова

День на день похож.

Сказки все прочитаны давно,

Я устала верить в чудеса,

Все бы изменить,

Но не дано.

Как хочу я плыть на небеса.

Слова певицы подействовали даже на сильно подвыпившую публику, весь зал внимательно слушал ее.

– Девочки, вы не возражаете, если мы поднесем ей цветы? По моему она достойна этого.

– Да, Толя. Надо преподнести ей хороший букет.

Певица еще допевала припев, а к их столику уже подошел длинный знакомый Свиридова.

Аплодируя, Свиридов сказал ему.

– Долушка, организуй букет! – и сунул ему банкноту.

– Эта девушка хозяина. Толя, как бы не было осложнений. Он ее содержит, он ее пасет.

– Тогда букет скромный, принеси и положи нам на стол. А чуть позже два букета пороскошнее для моих дам. Давай, действуй.

Он внимательно приглядывался к тому человеку, что сидел один сбоку недалеко от сцены, на которого ему указал его старый знакомый. Проникнуть в информационное поле этого человека Свиридову не удавалось, как он ни старался.

Певица спела еще одну песню, и тоже прекрасно, и зал взорвался аплодисментами.

Свиридов кивнул своему знакомому и тот взял букет и пройдя до эстрады вручил певице.

А сидящий сбоку встал и преподнес певице роскошный букет, который был спрятан у него за столом. Больше цветов ей не вручали, а аплодисменты продолжались до тех пор, пока она не ушла.

Танцевать Свиридов снова пригласил Улю, а Тоня с Гришей остались за столом. К ним почти сразу подсел разбитной модно одетый молодой человек.

Свиридов, танцуя, наблюдал за этим, и легонько вошел в информационное поле Гриши.

Гриша был возмущен развязностью незваного гостя, который сел на место отца, взял его рюмку и стал отпускать Тоне сальные и двусмысленные комплименты, приглашая ее на танец. Тоня отказывала ему и старательно смотрела в сторону.

Но гость не терял надежды и становился активнее, протягивал руку к Тоне. Гриша хотел вмешаться, но Тоня сама дала отпор нахалу. Как только его похотливая рука коснулась ее тела, по этой руке был нанесен точно дозированный удар.

Гость даже сразу не понял, почему его рука перестала что-либо чувствовать.

– Извини, Уля, пора вмешаться.

И когда шипя и наливаясь краской незваный гость начал приподниматься, нависая над Тоней, сильная рука приподняла его за шиворот.

Поставив молодого человека на ноги Свиридов повернул его и негромко, так, чтобы за столом не расслышали его слова, сказал.

– Ты, гандон штопаный, вали отсюда! Твое место возле параши! – и придал молодому небольшое ускорение.

Качаясь и сталкиваясь с танцующими незваный гость двинулся в сторону, постоянно оглядываясь. Оглянувшись, он потерял равновесие и упал, чуть не свалив со стула молодую даму. Но кавалеру дамы это не понравилось, тот поднял упавшего и сильным ударом в грудь отправил его в угол. Там его подобрали друзья и официанты и вынесли из зала.

– Извини, Тонечка, он тебе доставил несколько неприятных минут …

– Ничего, Толя, пустое. Я побоялась, что Гриша полезет в драку.

Пальцем Свиридов подозвал официанта.

– Смените прибор, – сказал он подбежавшему, – А то я боюсь заразиться от этой заразы.

Прибор с извинениями моментально был заменен.

Певица еще раз появилась на сцене, и опять завладела залом.

Оправдаешь ли ты,

Что опять,

Столько раз разуверяясь,

Я однажды тебе

Возвращу полевые цветы?

Ведь и ты через год,

Через два,

Ни на что не надеясь,

Станешь чуждым

Как те, что ушли.

Оправдаешь ли ты?

Невнятность текста с лихвой компенсировалась прекрасным голосом и драматическим исполнением.

Зал слушал певицу внимательно, стараясь не шуметь. И первым начинал аплодировать тот, сидящий за отдельным столиком.

– Почему они все поют о чем-нибудь грустном? – спросила Уля.

– В ресторанном меню мало веселого. Хотя за рубежом … но там тоже много слезливых произведений … или просто печальных …

Снова появился мужичок и стал причитать, причем причитать почти буквально.

Ты не птица, и даже не утка,

Я не знаю,

С чем можно тебя сравнить.

Ты обнимаешь,

А мне становится жутко –

Разве можно

За деньги

Так крепко любить?

Так крепко любить …

Свиридов почувствовал, что у Ули навертываются слезы, и пригласил ее на следующий танец. И, танцуя, попытался объяснить этой молодой девочке, что жизнь бывает разной – то веселой, то грустной, но это отнюдь не означает …

– Ты понимаешь, трактир и закусочная были теми местами, куда шли залить горе. Завить горе веревочкой! Поэтому и репертуар был соответствующий. И очень много песен вышло именно из трактира, закусочной, ресторана …

Уля доверчиво слушала Свиридова, послушно следуя за ним, и доверчиво прижимаясь к этому такому сильному и прекрасному человеку.

И даже когда Свиридов перестал говорить, а танец кончился, и они пошли к столу, у Ули не пропало это удивительное чувство абсолютного доверия к отцу ее мужа …