Череповец. Точка субъективности

Так, на часах двадцать сорок, сейчас начнется. Я поднялся в лифте на двенадцатый этаж, ощущая легкое волнение, хотя в целом был настроен скептически. Все-таки привычная реальность довольно твердо управляет моими эмоциями, по крайней мере в трезвой голове. По-настоящему поверить во что-то запредельное так просто не получается, я уже не ребенок. Хотя верил ведь в то, что могу стать знаменитым музыкантом.

С балкона открывался довольно неплохой вид на город. Для Череповца двенадцатый этаж – это высоко, можно легко разглядеть край города. Я еще раз вспомнил все то, что здесь происходило, но уже как будто в перемотке: всех тех глупых, жестоких и отчаянных подростков и все те трагикомичные ситуации. Они не выбирали такими быть и ничего не должны этому миру, от которого не получили ничего хорошего, и можно только надеяться, что, повзрослев, они стали более достойными людьми.

Так. Ну, вот и все. Тот самый момент настал. Я затаил дыхание, и по спине побежали мурашки.

Я стоял с нарастающим разочарованием минут десять, пока не признался сам себе, что ждать тут уже нечего. Что ж, впрочем, следовало ожидать. На что я вообще рассчитывал и что это был за пацанчик в поезде? Ничего не понимаю, но сильно напрягает зудящее чувство незавершенности от всей этой истории.

Кто-то завопил из окна соседнего дома – типичное поведение пьяного быдла. Насколько я помню, здесь вообще народ любит поорать, напомнить о себе, бросить вызов. С одной стороны, это наглость, с другой – крик о помощи, ведь этим людям просто одиноко. Хотя в этот раз прозвучало как-то даже жутко, будто режут кого-то.

Вдруг послышались шаги, дверь на балкон открылась, и ко мне вышел невысокий, но довольно широкий паренек лет семнадцати на вид. Он сурово осмотрел меня с ног до головы и спросил:

– Ты-ы из какой ква-артиры? – его голос звучал угрожающе, но с каким-то странным натяжением, как у глухого.

Ну приехали, сейчас меня будет унижать какой-то щегол. Я теряюсь в своих мыслях, почему-то страшно отвечать, что я не отсюда, но и врать тоже страшно, уж больно паренек крепкий и хмурый.

– Да так, просто зашел на город посмотреть, – нерешительно промямлил я.

– Да-ак, а че те-е из своего до-ома не видно, что ли, блять? – с нарастающей агрессией продолжал он.

Вот оно, о чем я совсем забыл в Петербурге. Для этого парня такое поведение было естественным, он быковал на автопилоте, потому что понял, что я ему не угроза. И его странная манера речи только добавляла мне нервозности, ведь он говорил, как не совсем адекватный человек, а значит, человек опасный.

– Ну у меня просто мало этажей, – продолжал выкручиваться я.

– Да-а мне похуй на твои э-этажи. Ху-ули ты пи-издишь мне тут?

– Окей, окей, я сейчас ухожу.

Казалось бы, конфликт должен был быть исчерпан, но последнюю фразу я произнес немного раздраженно, будто мы были с ним на равных, и это была моя ошибка, я дал волю своей гордости, а он будто этого и ждал.

– Э-э, а че ты так ба-азаришь? – спросил парень, повернувшись ко мне, и было видно, как сжались его кулаки.

– Нормально я базарю, я же сказал, что ухожу, – продолжил я в том же тоне.

В этот момент стало ясно, что драки избежать не получится, по крайней мере, без унижения, которое может оказаться более серьезным ущербом, чем разбитый нос и пара ссадин. Эта мысль придала мне уверенности, и я тоже развернулся к нему и сжал кулаки. Пару секунд мы стояли друг напротив друга и молча хмурились. Волнение оказалось невыносимым для меня, мои коленки предательски затряслись, и я решил бить первым. Резко размахнувшись, с небольшим скачком вперед я со всей силы ударил его в челюсть.

Не понимаю. Что произошло? Он даже не покачнулся. Его голова дернулась не в сторону от моего удара, а навстречу. Он будто укусил меня. Появилось странное ощущение в кулаке, будто онемело все. О, черт, его нет! Кулака нет! Он отгрыз мне руку до половины предплечья. Я беспомощно опускаюсь на бетонный пол. Я не кричу, только быстро и тяжело дышу, зажимая обрубок другой рукой. Все как в тумане, уши заложило, ничего не понимаю.

Неожиданно я получаю удар в грудь такой силы, будто под машину попал. Боли нет, хоть я и чувствую, как внутри все проломилось. Я почему-то был уверен, что после того, как лишился руки, мое поражение и капитуляция были очевидны, и мне остается только спокойно истекать тут кровью, но все оказалось гораздо страшнее. Я начинаю терять сознание, а может, уже потерял. Я вроде уже не в своем теле, но все еще присутствую и наблюдаю как бы со стороны. Парень какое-то время даже не смотрит на мое изуродованное тело, а вглядывается в темноту лестничной площадки и внимательно прислушивается. Убедившись, что никто из жильцов не потревожен, он подходит ко мне и садится на колени. Мне видно, как нечеловечески раскрывается его челюсть, и он начинает поглощать меня, начиная с ног, вместе с одеждой. Он откусывает большие куски, но очень аккуратно, чтобы хруст костей был не слишком громкий, и почти сразу глотает. Он боится и даже как будто испытывает чувство вины, ну а мне пришел конец, так странно, я ничего больше не чувствую и ни о чем не думаю.

II. Я – это он

Почему я все еще здесь? Какой-то поток ощущений продолжает течь через мою точку субъективности и даже становится сильней. Постепенно начинают вырисовываться черты окружающего мира, я все еще в Череповце, все еще в том доме и чувствую невероятной силы голод. Это не я, это он. Я не свои ощущения принимаю, а его. У меня нет контроля над его телом, но я чувствую все то, что он чувствует, даже его мысли. Так странно, мысли – это тоже чувства, только более сложные.

Я пытаюсь отделить себя от него, но не могу. Почему я вынужден пропускать через себя реальность другого человека? Я не могу давать оценку его действиям и мыслям, как будто тот слой сознания, в котором обрабатываются ощущения и дается оценка, у меня отсутствует, а есть только приемник, неспособный к какой-либо рефлексии.

Он начинает вспоминать то, что произошло. Он шокирован, ему немного страшно и стыдно от того, что случилось, но он восторгается своей силой и доволен, что удалось почти не оставить следов. Картинки с изувеченным человеком, вспыхнувшие в его памяти, пробуждают еще большее чувство голода. Это был я, он меня убил и съел, но мне все равно, а вот его желания я чувствую как свои. Он хочет еще, хочет убивать и пожирать людей. Его это очень воодушевляет, он как ребенок, попавший в сказку.

Это очень странное ощущение, оно напоминает ему что-то из далекого детства, когда он еще верил в чудеса и мечтал получить какие-нибудь суперспособности, но не для того, чтобы стать героем, а чтобы отомстить своим обидчикам или ограбить банк и купить себе все, что захочется. И хотя перспектива спасения мира иногда проскакивала в его фантазиях, он всегда представлял, что делает это как бы назло тем, кто считал его плохим.

И вот они, его суперспособности. Он пытается понять, откуда они взялись, но не может вспомнить ничего особенного. До того, как напасть на меня, он съел что-то странное, какой-то сладкий, но как будто немного просроченный десерт, похожий на тертый темный шоколад, после чего почувствовал жжение по всему телу. Это чувство длилось несколько секунд, а вслед за ним пришел сильнейший голод, но ничего из привычной еды ему не хотелось. Он подумал, что десерт купила ему мать, семья у него была бедная, испорченные продукты есть ему было не впервой, так что он не стал особо обдумывать это. В состоянии крайнего возбуждения он вышел на балкон покурить, где все и случилось. Он не сразу захотел меня сожрать, сначала хотел просто унизить, самоутвердиться за мой счет, но, когда дело дошло до драки, все получилось инстинктивно.

Он думает о том, что делать дальше, и опять чувствует прилив энтузиазма. Убить кого-то кажется теперь так просто, ведь он больше не считает себя человеком, теперь он хищник, высшее звено в пищевой цепи. И это самоопределение меняет все, ломая любые этические барьеры. Волк не чувствует угрызений совести, убивая овцу, он чувствует себя волком и ликует от этой новой свободы.

И все же на мгновение его посещает тревожность, он думает о возможном вмешательстве полиции, хотя тут же быстро успокаивается, несколько раз повторив про себя: «Нет тела – нет дела». Потом он вспоминает момент, когда начал меня поедать, и удивляется тому, как быстро и естественно ему пришла эта идея и как легко это было делать. От этих мыслей его новое самоопределение еще сильнее укрепляется, он твердо убежден, что больше не человек, и искренне рад этому.

Окончательно успокоившись, парень вернулся к себе в квартиру. Это была тесная однушка со старой мебелью и облезлыми стенами. Из кухни слышались голоса, мужской и женский, и парень тут же ощутил весьма неприятный коктейль из чувств. Это были страх, злоба и стыд. Он поспешил в единственную комнату и закрыл за собой дверь. В комнате на одной из стен по всей площади были обои с военным самолетом, на другой висела большая фотография в рамке, где позировали робко улыбавшаяся женщина с ребенком на руках и крупный мужчина с суровым и недоверчивым взглядом, у третьей стоял стол с очень старым компьютером, похожим на те, которые были в ходу в начале двухтысячных годов, на столе стоял монитор с довольно толстыми серебристыми рамками и 15-дюймовым экраном, а под ним – желтоватый системный блок с дисководом CD-ROM, еще была стена с окном посередине, где на подоконнике были несколько горшков с цветами, и каждый цветок был ухожен и полон жизни.

Парень включил компьютер и сел за стол как ни в чем не бывало. Он будто бы и забыл уже, кем он стал и что совершил. Все, что он делал, он делал автоматически, почти не задумываясь. Запустив игру Counter-Strike двухтысячного года выпуска, он выбрал режим игры с ботами и какое-то время повторял одни и те же действия. В начале каждого раунда он покупал одно и то же оружие и бежал в одно и то же место одной и той же карты. Потом он сначала бросал гранату на опережение, а затем начинал стрельбу по беспомощным ботам, которыми управлял искусственный интеллект двадцатилетней давности. Расправившись со всеми противниками, он запускал все по новой.

Тем временем голоса на кухне не утихали, в основном говорил мужчина, в его голосе чувствовались надменность и раздражение:

– Я тебе нужен, ты понимаешь? Я ведь о тебе думаю, помочь хочу. Почему ты, блять, такая? Вы же нихуя тут не сможете вдвоем! Я ведь не буду вечно к тебе ходить за просто так чаю попить, ты понимаешь?

– Не шуми, пожалуйста, там Игорь пришел, – тревожно отвечал женский голос.

– Так, а пусть слышит, пусть знает, хули. Батя не выйдет уже, а жизнь продолжается.

– Уходи, уйди, – спокойно, но твердо отвечала женщина.

– Да и хуй с вами! Заебало! – крикнул мужчина, и послышались тяжелые шаги по коридору.

Дверь в комнату открылась, и в нее вошел очень высокий и немного сутулый человек. Он злобно посмотрел на парня и заговорил:

– Я тебе вот что скажу, щенок. Если ты что-то против меня имеешь и мамку свою подговариваешь, то скажи сейчас мне в лицо, сучонок. Батька твой давно на нарах чалится, и тебе туда дорога, я по глазам твоим волчьим вижу. Я как лучше для матери твоей хочу, подумай башкой своей, – тут мужчина сделал паузу. – Хотя куда тебе, ты же тупой как валенок, как и отец твой. Ты же, блять, как инвалид, моя бы воля, я бы тебя в психушку сдал, – закончил мужчина и удалился так же резко, как и появился.

Парень молчал. Он боялся на каком-то очень примитивном уровне, даже само присутствие этого уверенного агрессивного взрослого мужчины приводило его в ступор. Он попытался вернуться к игре, но унижение слишком сильно жгло в груди. И только тут он будто вспомнил, что больше не обязан такое терпеть, что он теперь хищник, способный на все.

Его кровь вспыхнула от подступившей решимости, и он опять порадовался тому, как быстро у него родился план действий и как уверен он был в нем. Этот мужчина жил в квартире на том же этаже, и план был весьма прост. За все те слова, которые он сказал парню и его матери, соседу был вынесен смертный приговор.

Буквально через пару мгновений парень уже нажимал на кнопку дверного звонка квартиры, в которой жил тот мужчина. Спустя несколько секунд дверь открылась, и за ней показалась молодая девушка лет пятнадцати в одной футболке, которая только-только прикрывала трусы и на которой можно было легко различить торчащие соски обнаженной груди.

– Вам кого? – удивленно и немного испуганно спросила она.

Парень застыл в недоумении. Он так решительно был настроен на драку со своим злейшим врагом, что эта встреча полностью выбила его из колеи. Девушка показалась ему очень красивой, а то, как она была одета, вызвало что-то сродни короткому замыканию у него в голове. Постепенно он начал осознавать свое сексуальное желание, из-за чего его воля и умение мыслить выпрямились в один примитивный вектор похоти.

Так странно, чем более подсознательными были его порывы, чем более животным – его мышление, тем более ясным становилось мое присутствие там, внутри него. Я теперь уже четко осознавал, где лежали границы его ощущений, ведь где-то там уже начинались и мои собственные. Я теперь чувствовал не только его чувства, но и немного свои. Я все еще довольно безразличен ко всему, что происходит, но уже немного ближе к той личности, которой был до своей смерти.

Тем временем из глубины коридора за спиной девушки появился тот самый мужчина, убивать которого мы сюда и пришли.

– Он к тебе, что ли? – сурово спросил он девушку.

– Нет, – тихо ответила она.

– Так, блять! Иди в комнату и чтоб больше никому в таком виде не открывала! – грозно скомандовал мужчина.

– Я думала, это Катя пришла, – быстро удаляясь, с заметной обидой добавила девушка.

От этой сцены парень тут же пришел в себя и вспомнил, зачем он здесь. Угрожающий вид мужчины, с которым у него было связано так много отравляющих психику воспоминаний, сейчас был лишь новой мишенью, и хищник был готов к атаке. Но мужчина об этом не догадывался.

– Хули тебе тут надо, пиздюк? – одновременно и с насмешкой, и с угрозой спросил он.

– Те-ебе пиздец, с-сука! – от волнения не смог сдержать злобы парень.

– Ну и что ты будешь делать, щенок ебаный? – спросил мужчина, схватив его за шею.

Парень резко двумя руками оттолкнул мужчину, и тот улетел в самый конец коридора, с громким хлопком ударившись головой о стену. Удар был такой силы, что на его черепе образовалась кровавая вмятина, и он тут же потерял сознание. Не почувствовав достаточного удовлетворения, парень подошел к телу и ударил мужчину ногой в лицо, отчего голова его окончательно потеряла форму и превратилась в некое подобие сдутого мячика в луже крови. Убийца стоял и смотрел на свою жертву, не чувствуя при этом ни капли сожаления, хотя ему и неприятно было видеть столь изуродованное лицо. Он чувствовал голод и готов был поглотить еще одно тело.

В этот момент раздался громкий визг из соседней комнаты, за которым последовали отчаянные мольбы о помощи. Девушка что есть сил кричала из окна, и голос ее был преисполнен ужаса. Парень испугался, быстро вбежал в комнату, схватил ее и зажал рукой рот. Он лежал на ней сверху и не понимал, что дальше делать, а она билась изо всех сил, ломая ногти о его неестественно твердую кожу.

Ощущая полуобнаженное тело девочки в своих объятиях, парень быстро начал терять самоконтроль. Примитивное желание затуманило и без того мутный рассудок. Он начал сдавливать ее в своих объятиях все сильней и сильней. И я был там с ним, и впервые мне стало не все равно, но я не мог его остановить.

Когда он убивал соседа, мне было легко оставаться лишь приемником его реальности, ведь тот мужик был просто каким-то злобным, прожившим явно не самую достойную жизнь человеком. Но с его дочкой ситуация иная, ведь она просто невинный ребенок, и я не мог смириться с такой участью для нее. Вот тут-то и случилось окончательное расслоение нашего восприятия, теперь я чувствовал себя как отдельную от него сущность.

Но девочке это не помогло. Спустя несколько мучительных мгновений что-то хрустнуло, крик перешел в хрип, и она перестала трепыхаться. Тем не менее парень не прекращал ее сжимать, он хотел довести дело до конца и даже начал тереться о тело своей жертвы. Я пытался кричать, пытался вырваться, но был так же безнадежно зажат в железной хватке его сознания.

И тут неожиданно что-то из моих гневных импульсов все-таки пробилось в его возбужденный разум, и он тут же начал остывать. Каким-то образом мне удалось нарушить его исступление своим праведным негодованием. Поднявшись, парень увидел, что девушка корчилась от боли и отрывисто дышала, но никаких звуков при этом не издавала и вообще почти не шевелилась. И все же она была жива.

Хочется верить, что у меня теперь есть возможность что-то контролировать, хоть и минимальная. Я словно стою у него за спиной, когда все его ощущения летят ему навстречу, я их тоже все чувствую, но при этом не могу ничего ему внятно сказать, а могу лишь только неразборчиво кричать, и крик мой почти полностью заглушается шумом его реальности.

Тут парень посмотрел в окно и застыл от удивления. За стеклом было чье-то лицо, пристально наблюдавшее за всем происходящим в комнате. Каким образом этот наблюдатель там оказался, учитывая двенадцатый этаж, было неясно, но самым странным было то, как выглядело это лицо. Оно было раза в полтора крупнее среднего человеческого лица, его черные, значительно толще человеческих волосы были уложены во что-то похожее на прически парней из фильма «Бриолин» и обладали таким же виниловым блеском, а глаза были мелкие, как пуговицы, глубоко утопленные в череп.

Не веря в происходящее, парень несколько секунд сосредоточенно пытался разглядеть все до малейших деталей как бы в надежде, что ему это кажется и на самом деле это какая-нибудь телевизионная антенна странной формы, но лицо продолжало быть лицом и продолжало смотреть на него. Выражение его сначала казалось безразличным, но потом оно внезапно расплылось в широкой улыбке, обнажив похожие на акульи зубы.

Удивление парня тут же сменилось ужасом, его сознание вспыхнуло, как тополиный пух от поднесенной спички. Едва контролируя свое тело, он выскочил из квартиры и побежал вниз по лестнице. И благодаря этому временному помешательству его рассудка мне удалось занять еще немного территории там внутри. В отличие от него, мне не страшно, и, хотя я чувствую все, что чувствует он, я теперь еще более четко разделяю его чувства и свои. Он в панике, его сказка превратилась в фильм ужасов, а мне просто очень интересно узнать, что это было за существо там за окном.

Отстранившись от неконтролируемого страха своего носителя, я попытался осмыслить ситуацию в целом, но тут вдруг сознание парня опять резко сменило тон, туда вторглось нечто, чего я совершенно не ожидал. Причиной тому была девушка, на которую он наткнулся, стремительно спускаясь по лестнице. Без тени сомнения я тут же установил, что это была влюбленность. Но это была не просто легкая детская влюбленность, это было чувство такой силы, что оно тут же вытеснило все остальное из его разума. Парень был влюблен трагично, фатально, без шансов на спасение.

Принимая поток его хаотичных мыслей, я узнал, что эту девушку зовут Катя, и это та самая Катя, которую ждала в гости дочка соседа. Тут я вспомнил, что действительно, когда она упомянула имя «Катя», его будто молнией ударило, но тогда он сразу оттолкнул от себя эти переживания. Я понял также, что эта тяжелая неразрешенная влюбленность не покидала его разум ни на секунду все это время. Все это было там, просто в подавленной форме.

Тем не менее контраст был колоссальный. Еще несколько минут назад он с особой жестокостью убил двух человек, одного из которых сожрал, покалечил невинную девушку, потом был этот монстр в окне, а тут он растерялся, просто увидев эту Катю.

Еще меня шокировало то, насколько знакомыми мне показались его переживания, ведь я тоже как-то раз был сильно влюблен и чувствовал все то же, что и он сейчас. Помню, как раздувал каждый редкий мельчайший намек на то, что она ко мне небезразлична, до уверенности, что она тоже в меня влюблена, игнорируя при этом вполне очевидные признаки того, что она не хочет никакого развития наших отношений. Помню, как сдавался под натиском своих чувств и писал ей безумные признания, а после извинялся, при этом не получая ответа ни на признания, ни на извинения. Помню, как давал себе обещания, что все кончено навсегда, но стоило только поймать ее случайный взгляд и увидеть ее улыбку, адресованную мне, как все начиналось сначала. И каждый день был наполнен терзаниями, и каждый час я вспоминал о ней, это была пытка, одержимость, болезнь. В итоге только взрослая осознанность помогла мне выбраться из этой ямы, я смог убедить себя в том, что та девушка не была особенной, что особенных не бывает вовсе, что это было просто временное помешательство, и дело было не в ней, а во мне. Я убежден теперь, что это справедливо для любой влюбленности и не стоит воспринимать такие чувства всерьез, но я человек взрослый, а парень этот совсем еще щегол, да и осознанностью тут и не пахнет. В общем, не знаю, как он с этим справится, но, учитывая, что он уже натворил к этому моменту, этой Кате я не завидую.

– Привет, у тебя что-то случилось? – спросила она удивленно.

– Н-н-нам нужно бежать, та-ам их всех убили! – с паникой в голосе заговорил парень.

– Кого убили, кто? – еще более удивленно и недоверчиво продолжала девушка.

– Та-ам был монстр в-в-в окне! Это ОН их у-убил! – неожиданно вырвалось у него, и я почувствовал, что он даже сам в это поверил.

– Что с тобой? Ты пьяный? Это у тебя кровь? – строго спросила Катя, заметив пятна на его футболке.

Тут парень схватил ее, взвалил на плечо и побежал дальше вниз по лестнице. Он направился к ней домой, решив, что это хорошее укрытие в данный момент. Она жила на седьмом этаже этого же дома, и он уже не раз приходил к ней в гости и звал гулять, каждый раз получая отказ. По дороге Катя возмущалась и пыталась вырваться, но парень держал ее очень крепко и ни на что не реагировал.

Как же все-таки легко он превратился из безжалостного хищника сначала в испуганного кролика, а потом тут же в безнадежно влюбленного сопляка. В миллионный раз он вспомнил о том, как впервые встретил Катю, как неожиданно добра и нежна она была к нему без какой-либо причины. От этих воспоминаний он окончательно помешался рассудком. Он чувствовал ее тело, висящее у него на плече, и сходил с ума, ведь никогда ранее он к ней не прикасался, но это была не похоть, ему всего лишь хотелось валяться у нее в ногах и чтобы она гладила его как своего верного пса и говорила ему что-нибудь хорошее своим ангельским голоском.

Добежав до двери квартиры, парень просто хотел силой вырвать замок, но я каким-то образом все-таки смог до него донести мысль, что у Кати при себе должны быть ключи. Оказывается, он меня уже слышит, но, похоже, воспринимает мои слова как свои спонтанные идеи. Неловко ощупав карманы джинсов девушки, он достал ключи и почти бесшумно открыл дверь. Странно было то, что Катя все это время молчала, впрочем, наверное, тот факт, что он принес ее к ней же домой, придавал уверенности, что ей ничего не грозит.

Квартира была двухкомнатная, на кухне кто-то разговаривал. Вдруг один из голосов прозвучал чуть громче:

– Кать, это ты?

– Да, мам, – неожиданно спокойно ответила Катя, продолжая беспомощно висеть на плече своего похитителя.

Парень сильно смутился и аккуратно поставил ее на ноги.

Дверь на кухню приоткрылась, и в проем выглянула женщина:

– Кто это с тобой?

– Да мы с Игорем немного посидим, – непринужденно ответила Катя.

– С Игорем? – неуверенно переспросила мать, и в ее голосе чувствовалось разочарование.

– Да, нам просто нужно кое-что обсудить, ничего особенного, – оправдывалась девушка.

Женщина промолчала, а Катя взяла совсем остолбеневшего от стеснения Игоря за руку и завела в комнату. Внутри все было очень провинциально, старый шкаф-стенка, бледно-желтые обои с орнаментом, только ковра на стене не хватало, наверно, его сняли, когда шутки про этот предмет интерьера добрались и сюда. Лишь большой плоский и относительно дорогой телевизор вносил нотку современности, и парень даже задержал на нем взгляд.

– Садись сюда, – сказала девушка, указав на диван, и немного строго добавила: – Что у тебя случилось?