Полная версия
Инвазия. Оскал Тьмы
Подозвав шустрого официанта, смахивающего на речного вьюна в жилетке, шепчет хрипло:
– Абсент есть?
– Найдется.
– Тащи, гм… двести грамм.
– Фламбировать4?
– Упаси боже. Без этого пижонства, пожалуйста. Да, и сока, персикового.
Через пару минут заказ на столе.
Эд плеснул изумрудной жидкости в пузатый бокал, задержал дыхание и опрокинул в себя, тут же, не вдыхая, запив соком.
– Уф-ф… – он откинулся на спинку стула и, сомкнув веки, сосредоточился на ощущениях. Секунд сорок, и внутри, под ложечкой будто взрывается крохотное солнце. Ласковое тепло разливается в животе, выше и… ярким потоком заполняет мозг, руша тайные подсознательные препоны, распахивая скрипучие заслонки узилища, в котором таились жгучие неприятные мысли – все то, от чего бежало его сознание, то, чего он не желал слышать.
Эд криво ухмыляется.
Что ж, именно за тем он и явился сюда – для эдакого ритуала катарсиса самопознания.
В памяти вновь всплывают драматические события полуторачасовой давности.
Смерть по воле случая… он встречает подобное уже в восьмой раз, и вот что поразительно: всегда, всегда тот, кому, как казалось, было предначертано уйти из этого мира, каким-то чудом спасается, но при этом непременно погибает кто-то другой, в обязательном порядке, неминуемо. Ни разу не пронесло, не случалось, чтобы смерть отступила, не забрав свое. Почему так? Если кто-то должен умереть, но избегает этого, то за это расплачивается тот, кто рядом. Это, как закон. Судьба добивается своего: есть заказ на труп – вот он, труп, получите, распишитесь.
В последнее время Эд все чаще представлял ангела смерти в виде плюгавого лысеющего клерка-бухгалтера в потертом пиджаке с несвежими, затертыми до блеска нарукавниками, главная цель которого – строгая отчетность, сохранение баланса по количеству преставившихся. Если в его адском гроссбухе прописано, что в данную минуту некто имярек должен отдать Богу душу, но выходит заминка, оплошность, значит это должен сделать кто-то иной, непременно. И пусть имя умершего не совпадает с написанным на желтом пергаменте фолианта смерти, главное, в данной строке, напротив его единички стоит оттиск штемпеля «исполнено». 1 = 1, а что не тот – плевать. Тупая фатальная математика.
Еще бокал зеленого эликсира. Пять минут, и процесс самопогружения запущен. Эд почти не воспринимает убогое внешнее окружение, его внимание полностью обращено внутрь себя. Сейчас все его сомнения, тайные мысли, опасения полностью открыты, освещены внутренним взором. Там много неприглядного, но среди мусорной свалки застарелых проблем и комплексов алым обжигающим бликом выделяется одна пугающая догадка: «ОБРЫВ НЕ ТЕХ ЖИЗНЕЙ – ТВОИХ РУК ДЕЛО».
Вот оно! Эта мысль регулярно возвращается после каждого фатального происшествия, когда погибает не тот, кто обречен, проклят роком. Она живуча, настойчива, и как ни вытесняй ее в подсознание, снова прорастает, как неистребимый колючий сорняк на ухоженном поле его мироощущения. Почему так? Да потому, что это правда, от нее не убежишь, как ни петляй.
«Нет!»
Правда порой ранит.
Он роняет голову на руки, трусливо пытаясь избавиться от навязчивых мыслей, но поздно: маховик рефлексии раскручен на полную, этого уже не остановить. Заползай, братец, на дыбу, милости просим…
Включается безжалостная железная логика: Всякий раз, когда Эд видел надвигающуюся на кого-то смерть, он страстно желал спасти несчастного, всей силой души. Это шло откуда-то изнутри, будто там отворялось что-то, высвобождая древнюю непознанную силу, которая… Да кто знает, откуда она и что делала? Важнее результат: когда он, в который раз, в отчаянии орал «не-ет!!!», в тот самый миг, в обязательном порядке происходило нечто, какое-то внешнее воздействие (как резкий порыв ветра в прошлый раз), которое в корне меняло ситуацию, отводя гибель от приговоренного и убивая иного, кому «повезло» оказаться рядом.
И так происходило всегда, все восемь раз.
Надо быть последним идиотом (или трусом) чтобы не понять бросающийся в глаза факт: Эдуард Лот – человек, способный точечно менять нити бытия других в самые ключевые моменты их существования. Да, как бы он не бежал от этого, но стоит, в конце концов, принять правду: он тот, кто ведет опасную игру со смертью, совершая судьбоносные рокировки чужих кончин.
В голове шепчет неумолимый голос разума: «Вот она, истина, уже не увильнешь. Признай же это, прими, станет легче».
Мужчина утробно стонет и роняет голову на ладони, не замечая, что говорит вслух, глухо, чуть слышно:
– Как это происходит? Почему? Кто, какая сила наградила меня правом решать, кому жить, а кому?.. Зачем это нужно, черт возьми?! Ведь уводя от гибели одного, я неизбежно убиваю другого. Кто я: спасатель или серийный убийца? Восемь живых – восемь трупов. Гребаное могильное равновесие!
Мысль скачет дальше, возвращаясь к последнему происшествию: «Кто ответит: для чего это, что я творю, добро или лихо? Кто из этих двоих был более достоин жить: тот тощий тинейджер или сожженная электричеством женщина? А вдруг спасенный мной мальчишка – социопат, будущий маньяк, исчадье, а та несчастная – мать троих детей, воспитывавшая их без мужа, отдававшая им всю себя? А теперь – сироты… Хотя… возможен и обратный вариант… Откуда это во мне? Что мной движет, какая стихия: Тьма или Свет?»
Нет ответа.
Он тяжко вздыхает и шепчет:
– Что за жизнь-то такая? Как хорошо было в детстве…
– А, плевать! – так и не притронувшись к мясу, он бросает купюру на несвежую скатерть стола и удаляется.
«А что, если я могу больше, не только спасать людей? Вдруг, возможно все?» – выйдя на улицу, он поежился от холода и замер на месте, заинтригованный смелой мыслью. – «Если эта способность мне дана свыше, стоит исследовать диапазон действия».
Оглушенному алкоголем разуму эта мысль кажется толковой, да что уж – гениальной. Лот пошарил взглядом вокруг, прикидывая, что бы такое попробовать?
«Вот, подходяще», – задрав голову, он уставился на горящий уличный фонарь, – «а если погасить его?»
С усилием сохраняя равновесие, он вытянул руку в направлении светящейся белым лампы и попробовал сосредоточиться.
Секунда, две… десять…
Бесполезно.
Что не так? Ага, когда он спасал приговоренных судьбой, сила выплескивалась вместе с его криком, с эмоцией. Может в этом ключ к успеху?
Звучно икнув, мужчина гаркнул, что есть мочи:
– Гасни, стекляшка!
Испуганный топот женских каблучков… Он оглянулся на звук – девичий силуэт спешно скрылся за углом.
– Ну вот, народ распугал. Пьянь ты, Лот, натуральная пьянь, – еще раз икнув, он уныло побрел до хаты…
4
Новый знакомый оказался прав: ее совершенно не замечали, смотрели сквозь.
Умело лавируя меж суетливыми незнакомцами в белых халатах, она уверенно приблизилась к лифту. Его створки распахнулись, подобно вертикальным челюстям неведомого чудовища, и девушку в который раз передернуло: она никак не могла принять свою новую способность видеть все без прикрас (что это: дар или наказание?). Да и как можно привыкнуть к этому бесстрастному оскалу совершенно чужого мира, который глядит на тебя выгнившими глазницами мертвой материи? Каждая вещь, каждый предмет – иные, совсем не такие, какими казались прежде, вроде бы внешне не изменились, но стали какими-то пустыми, безликими, словно человек, представлявшийся живым, оказался вдруг трупом, лишенным души.
«Боже!» – она всхлипнула чуть слышно, помедлила секунду, и робко шагнула в тусклое помещение подъемника. – «Как жить с таким… подарком? Не хочу!»
Первый этаж.
Мышкой миновав приемное отделение, она вошла в вестибюль клиники. Холодная голубизна стен перемежалась широченными окнами, сквозь черные стекла которых сочились внутрь суетливые отблески полуденного города.
Выход!
Вот он, еще десяток шагов, и… тут беглянку будто кипятком изнутри ошпарило: прямо над сгорбившейся в кресле заплаканной женщиной (очевидно – родственницей местного пациента) склонился уже знакомый трехногий насекомоподобный монстр, жало которого было погружено в шею посетительницы, прямо под пульсирующей жилкой.
Удивительно, но страха не было, только нахлынувшее чувство омерзения, острое желание избавиться от чего-то неправильного, инородного.
«Ах ты чучело зернистое!» – не имея ни малейшего плана действия, не зная, что совершит в следующий миг, Кира отважно шагнула к призрачной твари…
Гость тут же отреагировал – каким-то шестым чувством она почуяла его взгляд, исполненный неизбывной горячей тоски и тупой непреходящей боли. Еще мгновение, и он преобразился: то, что раньше имело форму, структуру, части зыбкого тела, вдруг будто взорвалось, превратившись в густое овоидное облако находящихся в постоянном движении частичек, похожих на крохотные полупогасшие угольки. Это напоминало огромный рой черно-багровых пчел, рой, имеющий единую волю, цель…
«Что за…» – она резко выдохнула и чуть отступила назад. – «Стайный организм?»
Еще два заполошных удара сердца, и таинственное существо неторопливо двинулось к стене, легко просачиваясь сквозь нее, исчезая за секунды.
«Что это было? Призрак? Они так выглядят? Нет, это…» – тут же, будто из глубин первобытной родовой памяти выползло тяжелое слово, – «мрачник, натуральный мрачник».
Кира нервно сглотнула, оглянулась на немногочисленных людей в белом, которые по-прежнему совершенно не замечали ее, и решительно распахнула дверь.
«Прочь отсюда! На воздух…» – по инерции девушка шагнула вперед и… обмерла, тихо выдохнув:
– Ох, мамочки… Да что же это?
Ее глаза видели совсем не то что должны, мозг отказывался воспринимать жуткую картину. С тех пор, как она в последний раз была тут, мир преобразился до невозможности, да что уж – он превратился в нечто немыслимое, инфернальное в своей отвратительной угрожающей форме. Нет, город вроде бы стоял на месте, дома и проспекты те же, но абсолютно все материальные объекты были сплошь покрыты мясистой рыхлой зеленовато-бурой гадостью, утыканной колючими редкими волосками-вибриссами. Разросшийся квази-организм жирным одеялом покрывал буквально все: крыши и стены зданий, остовы уличных фонарей и светофоров, ставшие слепыми рекламные щиты, свисал вязкой бахромой с балконных выступов… только асфальтовое покрытие дорог, как ни странно, оставалось чистым, нетронутым. Полис опустел, вымер, будто пожранный взявшейся невесть откуда пакостью. И вся эта тошнотворная, сочащаяся липкой слизью мерзота, постоянно двигалась: медленные пульсирующие волны истово сотрясали это, несомненно, живое, до дрожи жуткое пугающее нечто.
«Уф-ф…» – девчонка согнулась пополам, с трудом сдерживая рвотные позывы. – «Такое и во сне-то видеть не захочешь, а тут – в натуре… Вот же, лысые ежики…»
Что теперь? Вывод был очевиден.
«Назад, в клинику!» – бывшая пациентка суматошно развернулась, рванув ко входу в приемное отделение, и… влезла по самое запястье в неожиданно горячее, утробно чвакнувшее месиво. От входной двери и следа не осталось.
– Паскуда! – странница резко вырвала руку и стала истерично трясти конечностью, стряхивая липкие органические остатки. – Нет! – она бросилась к ближайшей луже у бордюра и принялась усердно отмывать кисть в холодной грязной воде. – Вот же, гнусь!
«Что ж, значит вперед. Должен же где-нибудь быть выход из этого кошмара».
Она долго бредет по темным пустынным улицам, стараясь не смотреть на мягкие текучие стены нависающих многоэтажек, которые, казалось, дышат чужой враждебной недожизнью.
Это не город, это труп города.
Вот и канал…
Девушка подходит к гранитному бортику, покрытому слизью, и тупо смотрит вниз, на тяжелую черную воду, густую, как смола.
«Что это?» – ее глаза ширятся в ужасе, из горла рвется сиплый душащий хрип…
Это не вода, это та же омерзительная биомасса, которая медленно течет на север, образуя густые, неспешные воронки дерьмоворотов, а средь них… человеческие тела. Она четко различает каждое из них, кажется, даже узнает некоторых… это горожане… бывшие горожане, а теперь – лишь пустые останки плоти, лишенные душ. Они не тонут, погружены лишь наполовину, и почему-то каждый – лицом вверх, будто в немом укоре к бессильным хмурым небесам.
Шок. Она не может оторвать взгляда от этой рвущей сердце картины тотального торжества смерти, угасания настоящего, природного, живого, его превращения в отвратительную пародию на жизнь, хлюпающую насмешку над ней.
Минуты идут, и Кира вдруг замечает некоторую перемену: косная тупая субстанция медленно обволакивает плоть мертвых, покрывает их лица, выжирая глаза, проникая в опустевшие глазницы, в мозг… а дальше… как в дешевом ужастике о зомби – тела начинают проявлять некое подобие жизни, движения… Вот один вяло цепляется за нижнюю ступеньку лестницы, спускающейся к каналу, соскальзывает, но упрямо продолжает свое движение. За ним второй, третий… Вот уже целая дюжина пытается подняться наверх, выйти на ждущие их вторжения пустые улицы. И у них получится, это очевидно.
Странница видит, понимает: это уже не люди, это слепые равнодушные солдаты того отвратительного стихийного начала, что воцарилось в ее городе.
Тихий булькающий звук за спиной…
Девчонка резко оборачивается и вдруг понимает, что вот прямо сейчас наверняка напрудила бы в штаны, если бы не сходила в туалет загодя, полчаса назад. То, что находилось в двух шагах от нее, трудно было назвать человеком, скорее, это отвратительная карикатура на него: горбатое кособокое тело, сотканное из той же вездесущей субстанции болотного цвета.
Уродец, когда-то бывший женщиной, распахнул беззубый рот, протяжно квакнул, и неторопливо шагнул к бедняге.
– Ох, боженьки! Да что же это?! – Кира громко икнула, и опрометью пустилась прочь.
Откуда-то из самых глубин ее существа ледяным студнем поднималось чувство обреченности, безысходности, напрочь пожиравшее жалкие остатки надежды. Панические приливы наводняли мозг кипятком сумбурных скачущих мыслей: «Бегство… А спасет ли оно? Эта гадость кругом, ей нет конца. Куда… куда?..»
Она металась по знакомым, но совершенно чужим улицам. Каждая арка зараженного города, каждый вход во двор походили на разверстые слюнявые пасти, готовые заглотить перепуганную беглянку.
Она свернула налево, и зашлась в визге, наткнувшись еще на двух таких же гомункулов. Один из них, совершенно лысый, громко пукнул и неожиданно проворно протянул к ней куцый трехпалый обрубок… еще пара сантиметров, и…
– Да чтоб вас! – уже не имея времени на отступление, дивясь неожиданно нахлынувшей горячей волне ярости, избранная, что есть мочи, пнула вражину в промежность (или что там у них вместо?..), тот утробно хрюкнул и согнулся пополам. Повинуясь инстинкту, она лихо, по-каратистски, нанесла размашистый удар ногой по склизкой щеке агрессора и увидела вдруг, как удивительно легко его безглазая башка отделилась от тела и, хлюпнув, приземлилась рядом. Похожий на огромный кусок дерьма кругляш разинул сопливую пасть и прохрипел:
– Верни, что подарено.
– Что?! – зыркнув на второго, странница снова рванула в противоположную сторону.
Прочь, прочь…
«Вроде оторвалась», – она бежала уже не меньше минуты, вот знакомый мост через канал… что-то яркое мелькает слева…
– Ох-х… – резко остановившись, Кира оглянулась. Нет, не показалось. В нескольких метрах от девушки, прямо в сумрачном влажном воздухе светилось желтым размытое по краям, призрачное полутораметровое веретено. – Что это?
В мозгу вдруг защекотало и вкрадчивый мыслешепот проворковал изнутри:
– Это лазейка.
– Ты кто такой? – сил на удивление уже не было. Она сделала шаг к загадочному объекту.
– Твой гид, консультант. Не надо бояться, я всего лишь функция-информатор, которая дается избранному в придачу к его дару ви́дения истины. Вернемся к делу?
– Давай. Так что это за штука?
– Мир устроен сложно, его многослойное пространство не всегда гомогенно, кое-где оно искривляется, довольно значительно, образуя своеобразные карманы, отнорки, сокрытые для живых. Но видящие, такие, как ты, способны замечать эти закутки, пользоваться ими. Понимаешь, о чем я?
– Кажется, да. Я могу спрятаться там?
– Без проблем. Внутри нет опасности.
– Вот спасибо, – не медля ни секунды, Кира отчаянно подалась вперед, раздвигая руками края светящейся щели…
Легкое головокружение, звездочки перед глазами и… самоощущения возвращаются в норму.
Сумрачно, сухо и – о, благо! – ни малейших признаков уже порядком опостылевшей вязкой субстанции.
Тепло, мягкая трава под ногами, звук, похоже на стрекот, теплое солнышко у горизонта…
– Так это же… кузнечики! – девчонка восторженно хихикнула. – Стоп! Тут лето, определенно. Значит…
– Пространство и время неразрывны, где деформируется одно, там неизбежно искажается и другое.
– Прям по Эйнштейну. Надо же… – странница присела и глубоко вздохнула, стараясь успокоиться, – гм, мокро.
Только избежав опасности, немного придя в себя, девушка поняла вдруг, насколько устала.
Она уставилась на сочную молоденькую зелень, украшенную сверкающими жемчужинами капелек росы:
– Выходит, тут утро, – она прислушалась к переливистой трели рядом, в кустах, над головой. – Вроде зяблик.
Взгляд беглянки упал на сиреневое соцветие одинокого клевера, чуть возвышающееся над удивительно однородной зеленью. Это растение разительно отличалось от остального окружения, будто явилось из иного мира: неестественно яркие краски, идеальная фактура, без единого изъяна, казалось, оно даже слегка опалесцировало.
– Надо же, красавчик… да еще и четырехлистный, счастливый, – растянув губы в восторженной улыбке, Кира протянула руку и бережно тронула пальцем головку цветка, – ох-х…
Ее будто коснулось нечто… Больше всего это напоминало чистый поцелуй, в самую душу. Долгая секунда блаженства, и вдруг – волна, могучая, холодная, призрачная… Девушка почувствовала, как в нее, в ее тело, бурно вливается этот незримый поток фантастической мощи, сила, которой нет предела, стремительно заполняла все естество оцепеневшей беглянки, проникая в каждую клеточку, осваиваясь и… засыпая. Необъяснимое вторжение закончилось так же неожиданно, как и началось. Будто и не было ничего.
«А может, показалось?» – девчонка вздрогнула, словно выходя из транса, шепнула:
– Эй, консультант.
– Слушаю.
– Что это было?
– Нет ответа, – в мыслеголосе проводника слышались нотки тщетно скрываемой растерянности, – это явление не знакомо мне, информация отсутствует. Плохо.
– Вот как? Ну и какой толк от такого умника? – она кисло усмехнулась и попыталась собрать мысли в кучку. – Ладно, подумаем об этом на досуге, а пока… займемся выживанием. Так, что дальше? Пора включать логику. Думай, Каин, думай, выход должен быть.
Проблема была налицо: мир внезапно взбесился, трансформировался в чудовищный адский полигон. Вопрос: почему, откуда взялась эта полуживая дрянь? А вдруг это сейчас везде, всю планету опутало?
От внезапной догадки стало не по себе.
Время идет, четверть часа минуло, не меньше, а результатов нет, мозговой штурм не помогает.
«Что же это, спасения нет?» – чувствуя подкатывающую исподволь оторопь, Кира нервно вздрагивает и закрывает глаза. Подлая память рисует омерзительный образ оторванной башки липкого голема, его сиплый голос: «Верни, что подарено».
«Они хотят забрать мой дар, вот в чем причина погони. Но зачем?» – она звучно сглатывает. – «Нет, сейчас важнее другой вопрос: что делать? От консультанта совета не дождешься…»
– Стоп! – девушка с силой стукнула кулачком по колену, скривилась от досады, и вдруг широко улыбнулась. – Тень. Точно! Он же обещал помочь. Эй, Хомо!
– Тут я, – знакомый неторопливый голос, – мрачновато здесь, потому и не видишь меня. Зачем звала?
– Нужна помощь.
– Ясно. Только…
– Да, да, – в нетерпении странница по закоулкам пространства-времени перебила гостя, – я помню твои слова: физически ты не вмешиваешься в мои дела, но обещал помочь советом. Верно?
– Да. Постараюсь.
– Для начала объясни: что за инфернальный кошмар творится, что стряслось с миром?
– С миром? Гм, значит, не смекнула еще. Не те вопросы задаешь, избранная.
– А ты кончай говорить загадками. Можешь просто ответить, прямо, без трепотни?
Хомо задумался на пару секунд и изрек:
– У меня нет полной уверенности, но полагаю, что все, виденное тобой с недавних пор – игра некой серьезной силы, моего уровня. Все бы ничего, но кроме этого я чувствую вмешательство еще кое-кого (не понимаю, зачем это ему?) и вот эта персона, если откровенно, посильнее меня будет. Тут, м-м… не хотелось бы неприятностей… Так что в данном случае не в моей власти тебе помочь напрямую.
– Как?! Ты же обещал. Вот же, гадство! Выходит, я конкретно вляпалась? Надежды нет?
– Почему же? Я держу слово. Как бы это банально не звучало, выход есть всегда, в любой ситуации. Открыть тебе его я не могу (своя шкура дорога), а вот намекнуть…
– Ну?
– Безусловно, сейчас у тебя проблема, серьезная, но вот что замечательно, преодолеть ее способно лишь одно существо во Вселенной – ты сама, девочка моя.
– Я? Ты что несешь? Что может обычный человек там, где спасовал даже изначальный?
Хомо тихо хохотнул:
– Все просто: в данный момент именно ты – центр всей этой катавасии, это крутится вокруг тебя. Страшный гниющий мир, тупые мертвяки, спасительный отнорок пространства – все, что видела и видишь сейчас, направлено против тебя и ради тебя.
– Кончай вещать парадоксами. «Против» и «ради» – эти слова противоречат друг другу. Что за бред?
– Бред! – голос невидимого собеседника взлетел на целую октаву. – Вот оно! Это слово – ключ к решению. Конечно, когда ты переживала этот кошмар в остром стрессе, буквально выживала, разум был в панике, мог и не заметить чего-то важного, не до того было. Но сейчас-то ты спокойна, способна на анализ. Так что соберись, включи разум, раскрой память. Вспомни, подумай, что было не так, что ты вообще можешь сказать об атаковавшем тебя мире? Твои впечатления.
– Странный, какой-то… неестественный.
– Так, так… горячо… – голос собеседника снизился до вкрадчивого шепота. – Сосредоточься, не торопись, не думай о времени, здесь его нет. А теперь – факты, мелочи. Может, что-то резануло, удивило?..
– Да уж… – Кира звучно выдохнула, – проще сказать, что не удивило, это же сплошной сюр, лавина иррациональности. Хотя….
Что-то мелькнуло на краю сознания…
Долгая пауза.
Девушка оцепенела в напряжении, пытаясь поймать за жабры скользкую верткую мысль-воспоминание. Мозг, казалось, раскалился от напряжения. Вот, вот, совсем близко, еще немного… и вдруг, будто поленом по черепу – откровение:
– Стоп! – странница не замечает, что почти кричит. – Тот урод, которому я по бубенцам зарядила, а потом снесла башку, он же… Точно: оторванная голова не может говорить! Для этого нужны легкие, нагнетающие воздух через голосовые связки, иначе – никак. Это закон физики, и он обязателен для всех миров. Что-то тут не так…
Пазл стремительно складывается. Только окончательно успокоившись, Кира вдруг понимает, что ее мучило с того самого момента, как только покинула уютное (как оказалось) помещение клиники: навязчивое непреходящее ощущение нереальности происходящего, бросающейся в глаза фальши окружения. Казалось, будто кто-то намеренно исказил знакомый мир пустой неуклюжей бутафорией, подделкой. Она понимает, вспоминает вдруг, что раскрывшийся дар ежесекундно орал об этом в процессе погони, но только состояние постоянного страха, адреналин, наводнивший кровь, мешали ей сразу понять, услышать.
– Ну да, я же теперь могу видеть правду, не подвела чуйка, – она вскинула голову к темнеющим небесам, пожирая взглядом последнюю звезду в лиловой бездне, – это все – обманка. Значит…
– Великолепно! – голос Хомо взлетает до удовлетворенного крещендо. – Следовательно…
– Ничего не было. Все это – не по-настоящему. Это видение, – Кира глуповато гоготнула, – морок!
– Воистину. Справилась!
– Ладненько. Вроде понятно, но что это нам дает? Как избавиться от фантазма?
– Ну чего тормозишь-то? Включай думалку. Если мир нереальный, значит… ну!
– Он не существует, все это – только в моем сознании, потому и вижу его. Но делать-то что?
– Вот дуреха. Неужели тебе ни разу не снились кошмары?
– Было, конечно.
Голос стал тише, размереннее:
– А теперь вспомни, подруга, каким образом ты избавлялась от них, если получалось?
– Точно! Надо заставить себя проснуться! Всего-то. Спасибо тебе! Сейчас… – девушка крепко зажмурилась, пытаясь сосредоточиться, собрать волю в кулак и… вернулась в реальность…
– Вот же ж… – Кира Каин по-прежнему стоит посреди вестибюля приемного отделения клиники. Те же сотрудники, та же посетительница горюет в кресле у стены, то же время на часах, вот только загадочный мрачник бесследно исчез.
