Коллекция ошибок. Танцы в горизонтальной плоскости

Мирон молчал и смотрел на меня. Изучал. В его взгляде я читала любопытство. В его глазах сверкали искорки.

– Хорошо, – ответил он, наконец, после долгого молчания. – Согласен, что палку мы с тобой перегнули оба. Не злись на меня, Высоцкая. Мир?

И он протянул мне руку. Я расплела ноги и, спустившись с кровати, протянула свою ему в ответ. Перемирие было заключено официально. Ладонь у Мирона была огромная, теплая и сильная, но током меня не ударило, я тогда ничего не почувствовала. Не заметила. Желание? О, да, боже мой! Все мои мысли летали только вокруг его последней фразы про розовых драконов перед тем, как он ушел накануне ночью. Да, я его захотела, но мне казалось, что только физически и я списала все на долгое отсутствие мужчины в моей жизни. Ничего другого я в своих эмоциях не обнаруживала. Ошибка.

Мы отправились завтракать вдвоем для убедительности по отношению к окружающим и для окончательного примирения. За завтраком он вел себя практически безупречно: никакой наглости, никаких самодовольных улыбок – оказывается, что этот гад умеет быть нормальным человеком.

– Высоцкая, дай сигаретку, а то я свои забыл в номере, – попросил Мирон, потягивая горячий кофе.

– Держи, – ответила я, подталкивая к нему пачку. – И меня зовут Вика.

– Знаю я, Высоцкая, – улыбнулся он. – Мне фамилия твоя нравится. Она настолько соответствует твоему характеру, что я не могу удержаться.

– Характеру? И какой же, по-твоему, у меня характер?

– Высокомерный, – не задумываясь, выпалил он.

– Вовсе нет, ты меня не знаешь, – обиделась я. – Просто у меня жизнь тяжелая и мне приходится «кусаться».

– Неа, – возразил Мирон. – Жизнь у тебя тяжелая именно потому, что ты «кусаешься». Попробуй расслабиться, Вик. Ты прилетела в Испанию сутки назад. Ты хотя бы раз искупалась? Нет. И что-то мне подсказывает, что у тебя в чемоданах нет купальника.

– Тебе случайно это подсказывает не то, что ты порылся в моих чемоданах? – съязвила я.

– Нет, не имею такой привычки. Мне это подсказывает макулатура, которой ты весь наш номер завалила. Купальнику в твоих чемоданах места просто не нашлось.

– У меня есть работа. Я сюда приехала не отдыхать.

– Одно другому не мешает. У тебя же ноут, ты можешь преспокойно работать, лежа у бассейна. Твоя проблема в том, что ты не умеешь расслабляться.

– Я не напрягаюсь…

– Я бы поспорил, но пока что это бесполезно, – его голос стал тише и снова напомнил мне прошлую ночь.

Он накрыл своими ладонями мою руку на столе и низким голосом добавил:

– Хочешь, я тебя расслаблю, маленькая моя?

– Мирон! – это был крик на весь ресторан.

– Тихо, тихо, Высоцкая! – с улыбкой ответил он и отпустил мою руку. – Я не в том смысле, успокойся. Ты все мои слова воспринимаешь так, что я начинаю думать, что в твоей прелестной и умной головке все мысли только о сексе. Я просто научу тебя, как можно сочетать приятное с полезным. В любом случае для твоего имиджа на данный момент было бы лучше, чтобы дядька видел нас вместе. А тухнуть в номере, пока ты свои книжки изучаешь, я не хочу. Поэтому: поднимай свою очаровательную задницу и шагом марш за мной!

«Работать тебе, Виктория Андреевна, государственным адвокатом и алкашей защищать!» – сокрушалась я про себя по поводу полного отсутствия возражающих против этой завуалированной наглости аргументов, ибо правда была за ним: он читал мои мысли. И как тогда в автошколе его тон не терпел возражений. И мне ничего не оставалось кроме как встать и пойти за ним, куда поведет. А повел он меня в небольшой магазинчик на территории отеля, где пестрили яркие бикини, парео и легкие, коротенькие сарафанчики.

Поняв, куда Мирон клонит, я громко завила, что сцен из фильма «Красотка» не будет. Я согласна, что мне нужно купить купальник (как я вообще могла его забыть и куда смотрела Алька, помогавшая мне вещи собирать?!), но я куплю его сама, без участия Мирона. Перспектива защищать алкашей снова замаячила после того, как он уточнил, что сама я буду только платить, потому что слезливые мелодрамы ему тоже не нравятся, но выбирать купальник будет он. После этого я была под локоть, молча, впихнута в кабинку для примерки, а спустя минуту через дверцу мне была перекинута вешалка c черным бикини.

Мирон меня не видел, а я снова горела пунцом. Только теперь уже от злости! Стиснув зубы, я с силой дернула вешалку с купальником на себя и заперла дверцу кабинки изнутри. И молчала: обещала же не хамить и не грубить! Пусть он нарушает условия договора, но я сильнее и буду выше этого.

А Мирон тем временем вещал:

– Умница, Высоцкая! Ты очень хорошая ученица. Молчи и слушайся. Возьми еще вот эти примерь, – и через дверцу свесились еще две вешалки с голубым и серебристым купальниками.

– А может желтый? – стараясь не слишком заметно язвить, ответила я.

– О, нет, только не желтый! – засмеялся он. – А вообще, давай-ка все мне обратно, они тебе не подходят. Примерь вот этот.

И он перекинул мне белый купальник.

Я послушно вернула ему все остальное, облачилась в белое и сама поразилась тому, как обалденно я выгляжу. После чего я отперла дверцу и вышла из кабинки.

– Ну, как? – поинтересовалась я у Мирона, которые выбирал что-то среди плотно навешанных вешалок с шортами.

По взгляду я видела, что ему понравилось. Очень. Я не понимала, что со мной происходит, но мне чертовски хотелось, чтобы я ему нравилась. Я хотела, чтобы он хотел меня.

– Выходить было вовсе не обязательно, маленькая моя, – спокойно ответил Мирон, подходя ко мне ближе и ближе, и говоря при этом все тише и тише, – но твоим поведением я доволен, Высоцкая. Ты сейчас себе даже представить не можешь, каких усилий мне стоит не запихать тебя обратно в эту кабинку, запереть эту дверь и не трахнуть… – он сглотнул, – …тебя. Поэтому обещаю, что пальцем не трону, если ты и дальше до самого вечера будешь такая же послушная. А теперь иди туда одна и закрой за собой эту дверь. Купальник хороший. Бери.

Я вернулась в кабинку, закрыла дверцу и посмотрела на себя в зеркало. Это очень опасный мужчина. Очень. Меня бесило уже во всей этой ситуации то, я абсолютно ничего не могла контролировать. Особенно свои мысли и желания. Мирон был какой-то такой… такой… Его наглость меня уже не отталкивала, а скорее наоборот. То, что он принимает за меня решения, меня очень расслабляло. Я на какое-то время вообще перестала думать об обеденной презентации, а думала только о том, что я хочу заняться сексом. И дурацкое положение, в которое я сама себя поставила утренней тирадой, не давало мне шансов проявлять инициативу.

Я переоделась и вышла с купальником. Мирон ждал меня у кассы, держа в руках вешалки с одеждой исключительно белого цвета.

– С купальником четыреста двеннадцать евро. Осилишь? – улыбнулся он. – Размер твой, можешь не сомневаться, я с этим не ошибаюсь. Твои шмотки не годятся для моря, а в белом ты со мной будешь гармонировать. Я вообще люблю белую одежду.

– А я думала, что ты любишь желтую, – улыбнулась я и забрала у него вешалки.

– Querríamos comprar todavía los zapatos blancos, por favor,1 – пропел Мирон продавцу, а потом повернулся ко мне. – Какой у тебя размер обуви? Тридцать восьмой?

– Ага, – пораженная его произношением и ошарашенная беглостью речи кивнула я.

– Treinta ocho, el tacón alto, por favor,2 – добил меня Мирон своим безупречным произношением.

– Еще шестьдесят пять евро, – констатировал он, когда продавец вынес мне коробку с парой обуви. – Высоцкая, давай я тебе хотя бы туфли подарю. Без обязательств и от чистого сердца. В награду за хорошее поведение.

Я посмотрела ему в глаза. Он вдруг перестал казаться мне противным гадом. Он был такой большой, загорелый, сильный, надежный и уверенный. И мне почему-то было спокойно. Я согласилась на подарок и заплатила только за одежду.

Мы отправились в номер, переоделись и поехали к морю на машине, которую он взял в прокате. Через двадцать минут мы уже были на небольшом городском пляже. Пока я снимала белую прозрачную тунику, Мирон воткнул в мой ноут флэшку, а свой взгляд в меня и сообщил, что интернет есть не только в России и поинтересовался, на кой черт я притащила с собой на море чемоданы полные книг?

Я что-то ответила. Не помню что. Это почему-то стало вдруг неважно. Я работала относительно спокойно до самого обеда. Он смеялся и рассказывал мне анекдоты, но это меня ничуть не отвлекало: мысли о сексе только множились от его голоса, а вот предстоящая презентация казалась такой неважной, несложной и ненужной, что и заморачиваться о ней было бессмысленно. Мы лежали в шезлонгах под большим зонтом. Мирон несколько раз поднимался в бар за безалкогольными коктейлями для нас. Я была в белом бикини. Он был в белых шортах. На нас смотрели, мы действительно хорошо смотрелись рядом. И кто бы мог подумать, что сутки назад я хотела его убить? «Вот что делает инстинкт с голодной женщиной», – подумала я и в очередной раз по-кошачьи потянулась, лежа с ноутбуком на животе.

На обед в ресторан мы пошли, держась за руки. Так же – за руку – он проводил меня до конференц-зала, где я должна была со своими помощниками презентовать ту деятельность, которую я намеревалась развернуть на посту руководителя отдела досудебных урегулирований. За руку, он постоянно держал меня за руку. А ведь обещал и пальцем не трогать. И все-таки, я хороша, чертовка! Могу быть, если захочу.

7. Барселона, вечер второго дня

Моя презентация прошла просто на «ура». Я была на седьмом небе. Индусы улыбались, Пузан улыбался: боги были довольны. Я поблагодарила Владу и Сергея – сотрудников моего отдела и моих новоиспеченных подчиненных – и отправилась в свой номер. Мирона не было, но в ванной шумела вода.

Я почему-то вдруг занервничала, хотя никаких видимых причин на то не было. Скинув босоножки, я подошла к столику, на котором лежали его сигареты и солнечные очки. Но тут мою ногу что-то больно кольнуло. Я ойкнула, отдернула ногу, присела на корточки и стала искать причину в мохнатом ворсе ковра на полу. И причина нашлась: маленькая золотая сережка-гвоздик с бриллиантом. Не моя. Защелки на сережке не было, поэтому, видимо, она и покинула свою хозяйку. Я с трудом выдрала улику, которая основательно запуталась в золотистом ворсе ковра и почти срослась с ним. Положила себе на ладонь и молча пялилась на нее минуты три.

Что сказать? Ничего. А что я могу сказать: мы оба свободные люди. Вчера «лимонная» девица, сегодня «маша-растеряша». Мне-то что до этого по большому счету? Но досада упорно не покидала меня, полностью затмив все радости сегодняшнего дня. То ли по причине того, что я сама мечтала оказаться на месте этих овечек, то ли потому, что мне была неприятна сама мысль о том, что на моей кровати кувыркалась какая-то посторонняя цапля, но ни единого шанса я не оставляла тому, что возмущало меня само наличие всех этих овец и цапель у Мирона. Проще говоря, не распознала я ревность.

Он застал меня все еще сидящей на полу, когда вышел из душа.

– Ну, отстрелялась, Высоцкая? Можно тебя поздравлять и расслабляться наконец-то по-настоящему?

Я поднялась на ноги, протянула ему найденную улику и, стараясь говорить об этом как можно более безразлично, произнесла:

– На, держи. Верни хозяйке, а то расстроиться. Я бы расстроилась, если бы сережку с брюликом потеряла.

Мирон взял сережку, повертел немного в руках, а потом, держа ее у меня прямо перед носом, ответил отчитывающим тоном:

– Высоцкая, тебе не стыдно? Ты – женщина, а ни черта не разбираешься в драгоценностях. Это не золото и не брюлик. Это обычная дешевая стекляшка в железке. Ее могла здесь потерять любая уборщица. Это раз. А два – это то, что я не вожу никого туда, где сплю. И три – ты наказана!

Он вдруг резко обнял меня и с силой толкнул назад, на кровать. Я стала падать, он падал вместе со мной и, в конце падения, я оказалась лежащей на спине, он лежал на мне и тяжестью своего влажного тела придавливал, не давая вздохнуть.

– Я хочу попробовать тебя на вкус, Высоцкая, – прошептал он. – Не бойся. Не дергайся ты, не трону я тебя. Только твои губы, немного…

Дергаться? Я? Сейчас? Даже не собиралась! Лежа под ним, вдыхая запах его тела, осознавая, что я уже полгода как свободная женщина, не имевшая никаких интрижек, помня все свои желания, которые мне не давали покоя со вчерашнего вечера, я решила, что пора прикинуться роковой дамой, готовой на секс без обязательств, и закрыла глаза.

Я чувствовала, его дыхание совсем рядом с моим лицом. Я поняла, что его губы приближаются к моим, потому что ощутила их тепло. И потом я почувствовала его. Нежно, мягко, осторожно он коснулся моих губ. Его губы были влажными и горячими. Никакой грубости, напора, настойчивости: он действительно пробовал меня на вкус. Несколько легких прикосновений, и он отстранился. А я открыла глаза.

– Ты вкусная, – сказал Мирон, довольно улыбаясь и все еще лежа на мне.

– Ты тоже, – ответила я и не соврала.

– Злишься на меня?

– Нет.

– Смотри, не влюбись в меня, маленькая моя, – он продолжал улыбаться, но в глазах его было что-то хищно-хитрое.

– Не мечтай, – парировала я и тоже улыбнулась.

Я не собиралась в него влюбляться. Я не понимала, что эффект действия фразы «не влюбляйся в меня» совершенно противоположный. Дело в том, что нейролингвистическое программирование допускает употребление частицы «не» для совершенно обратного действия. «Не влюбись в меня» из его уст, так тихо и так мягко приравнивалось к «без меня ты больше ни одного вдоха не сможешь сделать в этом мире, маленькая моя». Как слепой котенок я не видела, что он прекрасно знал об этом эффекте. Я думала, что хочу просто секса и легкой романтики. Я не думала, что хочу большего.

– Давай, Вика, переодевайся уже и поехали, – сказал Мирон, когда, наконец, мы поднялись.

– Куда? – искренне поинтересовалась я.

– В город, в ресторан. Надо хорошенько и вкусненько поесть, чтобы сегодня вечером можно было хорошенько и вкусненько выпить на банкете.

– На каком еще банкете? – удивилась я.

– На вашем, Высоцкая! – ответил он с упреком. – Ваши презентации закончились. Оставшуюся часть поездки только отдых. В конце концов, ты тут работаешь или я? Сегодня вечером сабантуй, а завтра футбол.

– Какой еще футбол? – снова спросила я, осознавая, что туплю как топор при резке хлеба.

– Все, хватит. Я сказал: одевайся. Обещала слушаться.

– Обещал пальцем не трогать, – заметила я, вытаскивая чемодан из шкафа.

– А я пальцем тебя еще и не трогал, маленькая моя – усмехнулся Мирон. – Ты бы почувствовала сразу, поверь мне.

– Пошляк, – фыркнула я в ответ.

Со стороны это все выглядело как милые семейные разборки. Но я была довольна тем, что свое слово он не держит до конца. Немного побольше включить «роковую красотку» – я и пальцы его почувствую, и все остальное. И тогда можно будет сказать, что поездка удалась на все сто! А потом, в Москве один визит в автошколу, и я больше в жизни не увижу Мирона. Ну и что, что он племянник Пузана? Если я за пару лет его ни разу у нас в террариуме не встречала, то с чего бы этому течению дел измениться? Если он туда и придет, то уж точно не ко мне. То было просто случайное совпадение.

«Блажен, кто верует», – ответил мне мой внутренний голос, но я не поняла, что он имел виду.

Ресторан оказался довольно далеко от отеля, но вид на Барселону и Средиземное море с его террасы был просто потрясающий. Мирон, видимо, был тут далеко не редким гостем, потому что в меню ориентировался быстро и уже через пять минут нам принесли бутылку красного вина.

– Я не пью, – поджав губы, тихо сообщила я. – Я не соврала тогда на корпоративе.

– А ты не пей, ты просто попробуй, – ответил Мирон и протянул мне бокал.

– Я не люблю вино, – я поджала губы, слегка покраснев. – Я не умею пить… Никогда еще не пила ничего спиртного, – добавила я еще тише.

– Высоцкая, ты прелесть, – улыбнулся он и поднял свой бокал. – Попробуй, сделай один глоток. Если хочешь, закрой глаза: так ты точно почувствуешь само вино, чтобы никакие другие чувства тебя не отвлекали от его букета…

Гулять – так гулять. Да, я – Виктория Высоцкая, впервые за свои 24 года сделала один глоток красного вина. Потом еще. И еще. И еще…

Теплой волной откуда-то изнутри вырвалась невыразимая расслабленность. Хотелось улыбаться, быть доброй и всех любить. Мирон вообще-то уже давно перестал быть врагом и я была рада его компании. Он меня смешил. Сам смеялся надо мной, но меня это уже не злило.

– Откуда ты испанский знаешь? – спросила я, свободно откинувшись в кресле и давая теплому морскому бризу играть с моими волосами.

– Выучил. Я много, где был в Европе, здесь язык сам собой учится, – он закурил. – А вот ты, Высоцкая, кстати, тоже должна была бы учиться кое-чему, не забыла? Твоя группа вчера вечером занималась.

– Какая группа?

– В автошколе, маленькая моя. Ты помнишь, что я тебе про экзамены говорил? Я лично буду у тебя их принимать.

– Ты не мне это говорил, а всей группе, – улыбнулась я Мирону, вспоминая нашу первую совместную поездку на машине.

– Говорил всем, но заниматься буду только тобой, – он выпустил табачный дым в сторону, наклонил голову и, дерзко ухмыляясь, ел меня глазами.

Мне очень не хотелось говорить ему сейчас, что в автошколу я больше не вернусь.

– Я умная, один прогул – это не страшно. И потом: ты-то тоже их пропускаешь. Кто же вчера вечером вместо тебя лекции о светофорах и перекрестках читал?

– Я, Высоцкая, лекции не читаю. Это моя автошкола. Я всегда лично знакомлюсь с новой группой и могу отсутствовать в любое время, – и его губы растянулись в самодовольной улыбке.

– Так это твоя школа? – спросила я не без восхищения и протянула ему руку, а он ее недоуменно пожал. – Вот у меня и появился «свой человек» в ГАИ для решения вопросов получения прав! Заступишься за меня, когда меня на вождении валить будут?

– Помогать тебе? Никогда. До ГАИ ты у меня не доберешься, пока с закрытыми глазами ездить не научишься. Тебя, Высоцкая, я буду мучить долго-долго.

Он сказал это наигранно серьезно. А я нахмурилась. А потом мы оба захохотали в голос так громко, что другие гости на нас зашикали.

Что мы делали? Просто разговаривали? Может быть. Он явно игнорировал мой совет: не тратить на меня время. Его слова, его действия, его манеру общения со мной я расценивала как флирт и попытку меня соблазнить. Попытка уже была мною засчитана и я отвечала взаимностью. Я смотрела на его губы и понимала, что хочу еще. От воспоминаний того, как он меня поцеловал, мне хотелось крепко сжать ноги от пульсации, которая начиналась, как только я им предавалась. Вино делало свою работу, Мирон ее шлифовал каждым своим словом, а я медленно, но уверенно тонула в его глазах.

Мне понравилось ощущение легкости в голове, которое подарил мне бокал красного вина. Это было что-то новое. Вернулись в свой отель мы порядком навеселе и тут же включились во всеобщее празднование окончание рабочих будней, которому уже придавались все мои коллеги, индусы и их переводчица во главе с Пузаном. Играла громкая музыка, солнце уже скрылось за горизонтом и все было очень здорово. Мы с Мироном сели за столик к симпатичной переводчице, которая тут же протянула мне руку:

– Привет, я вчера не представилась. Меня зовут Катя Метелица, я работаю переводчиком с вашей группой.

– Привет. Я Вика, а это… – я напрягла память, чтобы вспомнить свою легенду. – Это мой парень Мирон.

– Bonsoir,3 – грессированно приветствовал Мирон нашу переводчицу и тоже пожал ей руку.

– Очень приятно, – улыбнулась она. – Отличное произношение, кстати. Много времени провели на юге Франции?

– Достаточно, чтобы пополнить свой словарный запас самыми грязными поровыми ругательствами марсельских моряков, – ответил Мирон.

В моей голове при этих словах пронеслось «портовые шлюхи», но мой новый друг алкоголь наглухо закрыл двери моего разума и я пропустила очередной укол ревности.

– Что будете пить? – спросила Катя. – Испанские вина на высоте, очень рекомендую.

– Красное вино, – не раздумывая, ответила я, ощущая болезненную необходимость вернуть себе внимание этого мужчины.

– Высоцкая, – сразу же шепотом мне на ушко позвал Мирон. – Притормози. Для первого раза тебе достаточно. Я пойду в бар и принесу тебе чашку кофе.

Мирон ушел за напитками. Я немного успокоилась: мне была не по душе их болтовня.

– Вы где-то ужинали? – спросила меня Катя.

– Да. Где-то на горе, вот там, – я размазанным жестом попыталась указать направление, но мой палец уперся в Макарова, который стоял чуть поодаль и таращился на меня. Схлестнувшись со мной взглядом, он немедленно направился в нашу сторону. Катя это заметила, наклонилась ко мне и шепнула:

– Терпеть его не могу, мерзкий тип.

– Согласна, – шепотом ответила я. – Сейчас мы его отошьем.

Макаров уже тем временем сел за наш столик и ехидно улыбался.

– Добрый вечер, Екатерина Юрьевна. Здравствуйте, Виктория Андреевна. Где были? Гуляли по вечерней Барселоне?

– Представьте себе, – с не меньшей язвительностью ответила я. – На свете есть такие люди, которые умеют работать, а потом наслаждаться результатами своего труда и расслабляться. Не все таскаются за своими боссами, заглядывают им в рот целыми днями и собирают сплетни по углам как баба. Ты уверен, что у тебя юридическое образование, а, Макаров? Может быть, ты на ассенизатора учился: уж больно любишь в чужом дерьме ковыряться.

Поразительно. Если бы не вино, такое не вырвалось бы у меня ни за что на свете. Олег густо покраснел: он явно не ожидал от меня такой прямоты в присутствии посторонних.

– Что вы, Виктория Андреевна, куда уж мне до вас-то в вопросах «заглядывания в рот начальству». Только вы далеким путем пошли, окружным. Через дальних родственников, так сказать…

– Боже мой, – я засмеялась. – Это максимум, на который ты способен? Ты, Макаров, не переживай. Учитывая, что ты лижешь задницу напрямую, так сказать, непосредственному начальнику, у тебя есть все шансы меня обойти. Только смотри, мозоль на языке не натри.

– Викуся, ты о своих мозолях беспокойся. Они у тебя в более интимных и труднодоступных местах будут…

– Да, пошел ты! – отрезала я. – Проваливай, здесь тебе не рады.

– Высоцкая, ты самая обыкновенная шлюха! – произнес Макаров, вставая.

И тут я залепила ему пощечину. Он не ожидал этого, а потому споткнулся о ножку стула и грохнулся на колени рядом с упавшим стулом. Катя хихикнула, но Макаров быстро поднялся и двинулся на меня. Лицо его исказилось от гнева и решимости. Он уже замахнулся на меня и на мгновенье я испугалась его, но…

Но путь ему преградили два момента. Первый – это Мирон, который вырос между нами точно из-под земли. А второй – это кулак Мирона, который точно вписался в искривленную гневом физиономию, отчего Макаров отлетел назад метра на три.

– Ты в порядке? – спросил Мирон у меня сразу же после приземления Олега на пол.

– Ага, – кивнула я и вдруг внезапно поняла, что сейчас расплачусь.

Я никогда не плачу. Никогда или очень редко. Никто еще не видел моих слез. А сейчас они просто яркими блестящими бусинами выкатились из глаз. И я не поняла, по какой причине были эти слезы: то ли от обидных и несправедливых слов Макарова (что вряд ли), то ли оттого, что за меня только заступился мужчина (чего раньше еще никогда не случалось, ибо я сама всегда за себя стояла).

Катя протянула мне бокал с вином. Я залпом его опрокинула и потянулась за следующим из тех, что принес с собой из бара Мирон.

– Тебе хватит, – настойчивым тоном сказал он, перехватив мою руку. – Ты в порядке, маленькая моя?

– В порядке, – выдохнула я.

– Господа, господа, дамы! – Пузан спешил к месту заварушки. – Что случилось? Что происходит?

– Ничего, Максим Викторович, – почти проскулил Олег, поднимаясь с пола и вытирая кровь с разбитой губы. – Все в порядке.

– Вижу, что в порядке, – растянулся наш босс в улыбке. – Настоящие русские люди: поработали, выпили, подрались – патриотично. А теперь для примирения все на танцы! Ну, Виктория, Екатерина – вперед!

Катя только и успела, что схватить со стола еще один бокал с вином и залпом его выпить почти на ходу, а потом нырнула в толпу танцующих коллег и прочих туристов.

Я повернулась к Мирону и посмотрела ему в глаза. Он наклонил голову, слегка улыбнулся и за руку потянул меня к себе:

– Иди ко мне, Высоцкая, – он сгреб меня в объятия, в которых я почувствовала себя в абсолютной безопасности, и поцеловал.

Еще один поцелуй. Голова кружилась. Отчего?

«Алкоголь или Мирон?» – спросила я у своего подсознания. Ответ я не расслышала, уж слишком громко билось мое сердце. Мне было классно и потрясающе свободно. Так спокойно я себя не чувствовала ни разу в жизни.

– Потанцуем? – спросил он игриво, крепко держа меня за шею и заставляя (мягко, но без возможности сопротивляться) отклоняться назад.