Полная версия
Балканский венец. Том 2
– Он заметил нас? – только и смог выговорить кум.
– А как же не заметить, – злобно ответил Слобо, продолжая креститься. – Кто-то икает, как магарац.
– Что же… что же теперь будет?
– Ништа добро[79].
Слобо встал с земли, потирая ушибленные места.
– Ладно, что уж теперь. Видел так видел. Пойдем до кучи.
Они побрели вниз по тропинке. И, конечно же, представить себе не могли, что судьба уже поджидала их за ее поворотом. Эта самая судьба пришла к ним в обличии Миомира, мужа Адрияны, той самой подружки Любицы, с которой они не так давно подрались на радость всему селу. Благоверную свою он хорошенько отходил вожжами, и поговаривали, что за дело: шептались, что и она тоже спуталась с Вуком. Но сейчас на нем лица не было.
– Слобо! Петар! Беда! – заорал тот. – Хорошо, что вас встретил. Беда!
– Да что стряслось-то?
– Турки! Башибузуки! – Миомир остановился, чтоб отдышаться. – Сюда идут!
Сердце у Слобо опять упало и заколотилось где-то в животе. Столько всего – и за один день! Вот! Вот они, эти восстания и победы! Ведь с самого начала даже овце понятно было, что турки так всё это не оставят и придут мстить да свое обратно забирать. Ополчение ушло к Шабцу, а эти волчины тут как тут. Ну и что делать-то теперь? Где эти гайдуки в белоснежных подеях с четырьмя сотнями складок и шитых позументом антериях? Кто теперь защитит их?
Староста поспешил к своей куче, кум и кузнец бежали следом, а Миомир еще и добавлял:
– Из Добрича прибежал сын троюродной сестры. В таком виде, что смотреть страшно. Когда турки напали, он в окно выскочил да схоронился в кустах, а когда увидал, что они там творят, то дал деру без оглядки. Если подняться на холм, где старый яблоневый сад, оттуда видно зарево.
Впрочем, зарево было уже видно и отсюда, Слобо просто не замечал его прежде, о другом мысли были. Вона как, значит…
Насмерть перепуганный народ стекался к сельскому храму, где люди узнали об ужасной судьбе их соседей и родни из Добрича. Башибузуки пришли к полудню. Встреченных на селе мужиков они убивали, равно как и стариков. Подпалили многие дома, вынесли все, что только могли. Согнали в центр села женщин и детей, и что там началось – не передать. Какая из женщин пыталась противиться – ту вместе с детьми убивали сразу. Если же про кого узнавали, что из породицы кто-то в гайдуках, то всех сжигали в куче без лишних разговоров. А не нужных никому младенцев так и вовсе насаживали на забор.
Ужаснее этой вести нельзя было представить ничего. Женщины тут же завыли, лица мужчин побелели – впрочем, в темноте их было плохо видно. Восстания и победы – это хорошо. С другого бока… Как староста представил себе, что наутро они все будут мертвы, село – сожжено, а дети насажены на забор, то ноги у него сами собой начали подкашиваться. Турки мстили, и мстили жестоко. А те, кто мог защитить, были далеко. «Турок полсотни, они хорошо вооружены и будут тут наутро», – это было единственное, что староста понял из сбивчивых рыданий родственника Миомира, добежавшего до них.
Он обнял парня и похлопал его по спине, утешая. Но какое уж тут утешение, если сами они… И тут закричали все и сразу. Кто-то просто орал, размахивая руками, кто-то требовал послать гонцов к Лознице и Шабцу, кто-то – хватать оружие, кто-то – брать все ценное, что можно унести, и бежать прятаться на Цер планине, в развалинах той самой кулы, где, по преданию, жил дух. После таких вестей духов, тем более древних, никто уже не боялся.
Но Слобо был старостой этого села, он отвечал за всех, и сыновья его были в ополчении. И была оттого ему и его породице верная смерть, вперед других. Надо было что-то делать. После краткой перепалки порешили: гонца в Лозницу послать, женщин-детей-стариков побыстрее прятать на Цер-планине, а мужчинам взять все оружие и устроить засаду на тропе за селом. А что они могли еще сделать?
– Ну что, все всё поняли?! – крикнул Слобо со всех сил, взгромоздившись на телегу, дабы перекричать галдеж односельчан.
Все вроде бы закивали.
– Нет, не поняли! – вдруг раздался голос откуда-то из-за спин.
Черт! Как дорого Слобо дал бы, чтобы никогда не слышать этот голос. Но хозяин его – вот он, пришел открыто, и толпа людей его не заботит. Что этот Вук позабыл тут?
Люди зашумели.
– А, вот это кто! – воскликнул староста. – Только тебя тут и не хватало!
Но Огнезмий пропустил это мимо ушей. Он, как ни в чем не бывало, шел к старосте, а селяне, будто повинуясь какой-то силе, расступались пред ним: мужики с каменными лицами, сжимая кулаки, бабы – потупя глаза и украдкой посматривая на него. Вук был таким же, как всегда: прищуренные сонно глаза, золотящиеся в свете факелов волосы, привычная уже ухмылка… И вроде не отличишь от обычного человека, а поди ж ты. А еще показалось старосте, что тот чем-то то ли недоволен, то ли раздосадован. Как бы не их походом к кузне.
– Ты зачем пришел? – спросил староста у Вука.
– Вы ничего не успеете сделать из того, что ты сказал сейчас, – ответил Огнезмий спокойно.
– Зачем ты пришел?! – почти закричал Слобо. – Обойдемся и без твоих советов.
Вук пожал плечами:
– Хотите сами – так пожалуйста. Только я помочь вам могу.
– Помочь он может! – воскликнул Миомир. – Ты б лучше…
Огнезмий глянул на него, и Миомир осекся.
– Я могу помочь вам. И пришел для того.
Староста кашлянул.
– Ну…
– Время истекает. Вам нужна помощь или нет? Башибузуки будут здесь с рассветом.
– А откуда мы знаем, может ты с ними заодно? – спросил кузнец.
– Был бы заодно, – ухмыльнулся Вук, – так вас бы тут давно уже не было.
Народ зашумел сильнее. Слобо покачал головой, мол, да, не верим – а как тебе можно верить-то?
– Как мне можно верить? – будто прочитал Огнезмий его мысли. – Ты говоришь так, будто я вас когда-то обманывал.
Староста крякнул. Не хватало еще, чтобы этот змей еще и мысли их читал. Сам-то он видал уже предостаточно для того, чтобы верить в силу этой нечисти. Непонятно было только одно: зачем Огнезмию делать что-то для них и что он за это возьмет?
– Хорошо, Вук, или как там тебя…
– Вук, просто Вук.
– Хорошо, Вук. Что ты можешь для нас сделать?
– Я могу сделать так, что никакие турки до села не дойдут.
– Ты можешь задержать их?
– Они не дойдут до вас, ни сейчас, ни когда-либо.
Сказано это было так, что сложно было не поверить говорившему. Тем более что верить хотелось. И Слобо тоже верил, с этого змея станется.
– Но зачем?
– Считайте, что они мешают мне работать в кузне.
Слобо засмеялся бы на это, но что-то не до смеху было. Вот ведь защитничек выискался! Как баб портить – так про кузню и не вспоминал, а тут вдруг… Но про то староста ничего не сказал, а спросил только:
– Ну а нам-то что делать? И что в оплату возьмешь?
– Что делать? Сидеть по кучам да беречь своих женщин. Коли выполните мое условие, ничего с вас не возьму. По рукам?
Слобо уже ударял однажды по этим рукам, и подвоха отсюда вроде бы не ожидал. Хотя с другого бока… Но черт, уже светало! Если б не это – никогда.
– По рукам!
Слобо хлопнул Огнезмия по руке. Он и забыл, что была она не скользкой и холодной, как шкура змеи, а теплой, скорее даже горячей. Господи, Боже, с кем приходится договариваться, когда турки на подходе!
– Если все-таки сомневаетесь, – сказал Огнезмий, – можете собрать с десяток мужиков покрепче, тех, кто не испугается, и пройти со мной до края села. Но не далее.
Сказал он и пошел прочь.
Так и сделали. Гонца в Лозницу все-таки послали, но когда еще оттуда вести ждать! Всех женок, стариков да детей загнали по кучам да заперли там, чтоб не вылезали. Сторожить своих Слобо оставил сыновей, да и Йованка разумная баба, безобразий не допустит. Мужики прихватили кто нож, кто топор, кто вилы, и попрятались во дворах, а с десяток самых сильных со старостой во главе пошли провожать Огнезмия по дороге до того места, где они условились.
Светало. Верхушки деревьев стали уже видны на фоне сереющего неба. Вук за всю дорогу не проронил ни слова. Они дошли до моста через Ядар, но тут Огнезмий свернул с дороги, и они сошли следом за ним на неприметную тропку, круто сворачивающую вверх, в гору. И там, на склоне, среди высоченных елок, он остановился.
– Они близко, – сказал Огнезмий.
– Тебе нужна наша помощь? – спросил староста.
Вук покачал головой:
– Нет. Если вам дорога жизнь, не ходите за мной, что бы там ни происходило. Утром же, когда деревья перестанут отбрасывать тень, идите по дороге к Добричу. Дальше уж сами.
Сказал так Огнезмий и скрылся среди еловых лап.
Стояла предрассветная тишина. Каждый звук отдавался чуть ли не горным эхом. Вдруг услыхали они неподалеку тихий хрип, то ли рык, а потом еще и скрип, как будто качалось, скрипя, сломанное дерево, или кто-то сдирал с него кору. И опять все стихло. Подойти и посмотреть, что там за деревьями, они заробели. Казалось, что они стояли тут целую вечность, хотя этого не могло быть, утро всё еще занималось. Иные даже думали, что их обманули, и хотели даже сбежать в сторону дома. Но Слобо остановил их:
– Сказано не ходить – значит, не ходить.
– А ну как он с турками заодно? И они уже в наших домах? А мы тут!
– Если оно так, то от вашей беготни ничего уже не изменится. Стойте смирно.
Слобо уговаривал их, уговаривал, а у самого на душе такое творилось, и не опишешь. Он и верил, и не верил одновременно. Он знал – и не знал…
Чтобы хоть как-то отвлечься от мучивших их мыслей, селяне разбрелись по лесу. Но тут один из них, Небойша, выскочил из-за елок с выпученными глазами.
– Там, – еле выговорил он, трясущимися руками указывая на деревья неподалеку. – Там!
Да что ж там?! Пошли посмотреть. Поодаль среди елок затесалась непонятно как выросшая тут огромная сосна, и ствол ее был будто исполосован железными ножами. Да нет, не ножами даже, от ножей не такие следы остаются. Слобо сказал бы – железными когтями, но разве ж такие бывают? Вот откуда шел тот скрип. Оно и понятно: кора местами содрана была со ствола и висела клочьями, а древесина глубоко рассечена. Что ж за зверюга тут когти точила? Староста знал ответ – но не хотел его знать.
Селяне глядели на иссеченный ствол сосны и цокали языками. Таких зверей в этих краях они прежде не видали. Медведи – были, олени – были, волки – сколько хочешь, а таких вот… Размышления их прерваны были ужасающим гулом со стороны дороги. Если прислушаться, то в нем явственно слышались выстрелы и дикие вопли. Жаль, отсюда им ничего не было видно, но вопли были ужасающими. Непонятно было только, кто и зачем кричит. Потом все смолкло. И тут раздался протяжный вой, от которого кровь застыла у селян в жилах. Все дружно перекрестились. Этот вой не мог принадлежать твари божьей, а только порождению нечистого.
Когда деревья перестали отбрасывать тень, они отважились спуститься вниз, к дороге. День принес им добрые вести, если это можно было так назвать. Соседнее село Добрич было целиком сожжено, мертвые тела его жителей валялись повсюду, бродила голодная скотина, выли собаки. От этого ужасного зрелище кровь стыла в жилах у всех, кто это видел. На рассвете башибузуки вышли в Лешницу. Но до села так и не дошли, тела их валялись здесь же, на дороге и по сторонам от нее. И видок у башибузуков был как бы не похуже, чем у несчастных жителей Добрича. Они лежали вповалку, будто на них наскочило что-то большое и сильное, и разметало их. Тела растерзаны были так, что порой сложно было понять, что перед тобой: у одних было распорото брюхо и все кишки и прочая требуха вывалены наружу; у других – вскрыта вся грудина, и ребра торчали во все стороны, а сердце было выгрызено; третьи же пребывали и вовсе без головы, а куда она делась – Бог знает. Собакам собачья смерть.
Вспомнилась Слобо располосованная сосна со свисающей клоками корой, что видал он поутру, и отдельные кусочки стали складываться в его голове в цельную фреску. Все вокруг было залито кровью и усыпано тем, что нехристи эти забрали из Добрича и других сел. На траве валялись их клычи и ятаганы, которые никого не успели зарубить, и ружья, которые не выстрелили, вперемежку с шелковыми платками, серебряными окладами от икон и рассыпанными повсюду дукатами и женскими уборами. Тот, кто сделал всё это, не взял ничего, ему это было без надобности.
Примчавшиеся по тревоге из Лозницы гайдуки поражены были не меньше селян. Гадали, кто ж это мог сделать такое с этими проклятыми башибузуками, туда им и дорога. Но тот, кто сделал это… Не страшнее ли он всех башибузуков вместе взятых? Селяне же, с коими староста провел беседу, твердили все как один, что ни о чем таком не знают, всю ночь сидели и тряслись, а тут вот решились-таки поглядеть, что на дороге творится, ну и набрели на красу эдакую. Слобо убедил всех, что рассказывать про то, что им взялся помогать чуть ли не черт лысый, опасно, мало ли что. Зачастят потом в Лешницу всякие с расспросами, мол, а чего да почему, и не отвадишь их. Нет, тут надо было молчать и на все расспросы отвечать «ничего не знаем, ничего не видали, идем – а тут эти валяются, в пихтию[80] покрошенные». Селяне быстрехонько смекнули, что так для них лучше.
Пока они жались подальше от этого страшного места, гайдуки деловито стащили турок, а вернее – то, что осталось от них, в кучу возле дороги.
– Эй, селяне, а яму кто копать будет? – спросил их главный у гайдуков.
Селянам не очень-то и хотелось, но ничего не поделаешь, делать-то с этими нехристями надо что-то. Пока копали они, гайдуки срубили деревья у дороги – на дрова. Когда яма была готова, закинули туда сперва дров, после побросали останки, сверху – снова дров, вылили пару баклажек ракии и подожгли. А куда их еще девать-то? Дым от того костра виден был по всей округе. А оружие нехристей и всё то, что валялось на дороге и имело хоть какую-то ценность, особливо дукаты и украшения, было собрано гайдуками и увезено. Прежним-то хозяевам оно все равно уже не понадобится, а на дороге оставлять это негоже, все равно растащат.
Вся округа бурлила, как разбуженный улей. Сперва эти башибузуки, пришедшие откуда-то из-за Дрины, и натворившие дел. А потом – их растерзанные останки на дороге. И чего только про это не говорили. И что мертвые встали отомстить душегубам. И что они сами друг с дружкой передрались из-за добычи. А иные шептались – то ли прослышали что, то ли сами смекнули – что вукодлак[81] пришел с Цер планины и рыщет по округе, ищет себе новую жертву. В соседних селах люди теперь боялись выйти за забор, а детей перестали пускать в лес за хворостом. Лешничане же на это только посмеивались. «Наш Вук, – говорили они, – нас не тронет».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Пепелюга (серб.) – Золушка.
2
Куча (серб.) – дом.
3
Проя – традиционный сербский хлеб из кукурузной муки.
4
Ратлук (серб.) – сербская версия рахат-лукума.
5
Свадбарский купус (серб.) – традиционное сербское блюдо из капусты и свинины, готовится обычно на свадьбу, в больших чанах.
6
Сербское (и не только) традиционное блюдо, приготавливается из соленых пенок, получаемых при кипячении молока.
7
Барјактар (серб.) – знаменосец, часто идет первым в свадебных и иных процессиях.
8
Прслук (серб.) – жилет, безрукавка, часть традиционного народного балканского костюма, часто украшается богатой вышивкой.
9
Коло – сербский народный танец, разновидность хоровода.
10
Конак (серб.) – дом, усадьба, коттедж, даже дворец.
11
Чесма (серб.) – источник, ключ.
12
Шубара – шапка из меха овчины, похожа на папаху, элемент национального балканского костюма.
13
Дахи – главари янычар, захватившие власть в Белградском пашалыке.
14
Живела Србия! (серб.) – Да здравствует Сербия!
15
Сеча Кнезова – «Казнь Князей», в которой дахами были казнены народные вожди Сербии, дворяне, священники, богатые торговцы и бывшие повстанцы (1804 год). Стала поводом для Первого Сербского Восстания.
16
Будалы (серб.) – идиоты, дураки.
17
Шумадия (серб.) – историческая область в центральной Сербии.
18
Човек је човеку вук (серб.) – человек человеку волк.
19
Дом (с сербского – здесь и далее).
20
Миниатюрная стопка в форме маленькой бутылочки, на Балканах используется для употребления ракии.
21
Ракия из сливы двойной возгонки.
22
Горный массив на западе Сербии, образованный горой Цер.
23
Янычары, управлявшие Сербией в составе Османской империи.
24
Ракию на Балканах не гонят и не варят, а пекут.
25
Продукт из подсоленных закисших молочных пенок.
26
Сыровяленое мясо.
27
Единица административного деления Османской империи второго уровня (муниципалитет).
28
Суп.
29
Традиционная холодная закуска.
30
Огурцы.
31
Резня в начале 1804 г., которую янычары устроили сербским князьям, в ходе которой было убито, по разным данным, от 70 до 150 человек.
32
Система наследственного помещичьего землевладения в Османской империи, фактически аналог крепостного права.
33
Турецкий гарнизон в сербских городах.
34
Опорный пункт с целью непосредственного надзора за населением.
35
Военизированные формирования, выполнявшие полицейские функции.
36
Бандиты.
37
Семья.
38
Сербский аналог русского «будь здоров» при чоканье стаканами.
39
Традиционная сербская обувь, сплетенная из кожаных шнурков, с загнутыми вверх носками.
40
Мужской жилет.
41
Шапка из овчины наподобие папахи.
42
Акация.
43
Сербский вариант каравая.
44
Сарай.
45
Юбки.
46
Сербский обычай встречать гостя подносом, на котором стоит стакан воды и что-то сладкое (мед, варенье, лукум).
47
Женская жилетка, выполнявшая роль корсажа.
48
Красавица.
49
Башня.
50
Квашеная капуста.
51
Традиционный слоеный пирог.
52
Турецкая сабля.
53
Фартук.
54
Булат, дамасская сталь.
55
Запахи, ароматы.
56
Добрый день.
57
Кофе.
58
Ужин.
59
Сербская версия голубцов.
60
Горница, комната.
61
Огород.
62
Родник, источник.
63
Отец.
64
Специальный амбар, в котором вялится мясо.
65
Рахат-лукум.
66
Трубки для курения.
67
Подобие короткой куртки с длинным рукавом.
68
Особый род юбки в мелкую складку, который носили мужчины на Балканах и в Греции поверх шаровар.
69
«Как ослу половник» (сербская пословица).
70
Название иррегулярных военных отрядов в Османской империи.
71
Речная форель.
72
Таймень.
73
Слоеный пирог с сыром.
74
Ведьма.
75
Женщина легкого поведения.
76
Сербские котлетки вытянутой формы из рубленого мяса.
77
Церковь или монастырь, построенные во спасение души («за душу»).
78
Орган местного самоуправления в Сербии.
79
Ничего хорошего.
80
Холодец.
81
Оборотень, получеловек – полуволк.
