Полная версия
Гретель
– Ты отсканировал это? Отойди-ка… хочу увеличить.
– Зачем?
– Да так… интересно стало.
А Настя-то сейчас просто засияла бы. Пальцы Юрика выбили дробь по пластику столешницы. Гарик с удивлением посмотрел на него поверх очков.
Он пишет сны. Ну конечно. И тогда, на пороге убогой съёмной квартирки, глядя на тщедушного Гарика сверху вниз, он сразу поверил. Поверил даже не в Гарика, не в его способности и, конечно уж, не в то, что Настя привела его сюда по доброте и бескорыстности. Он поверил в чудо. Впервые в жизни он стоял не просто на пороге чужого дома. Там, за расшатанной дверной коробкой дремало нечто такое, о чём рассудительный и деловой Юрик когда-то знал, но забыл напрочь, бесповоротно – лет примерно в шесть, когда понял, что Дед Мороз – это переодетая воспитательница.
– Этого не может быть, – сказал он тогда.
Сам себе сказал. Но Настя только довольно улыбнулась – она-то знала.
В тот свой первый раз Юрик летал. Собственно, у Гарика тогда был небольшой выбор инструментария – наиболее часто повторяющиеся мотивы: полёт, погоня (причём, убегаешь ты, сам себе нечаянно создавая преследователей), кошмары двух видов (на них мало кто вёлся – так себе были, без особой фантазии) и свидание с тремя персонажами на выбор. Юрик сразу выбрал полёт. И что-то внутри радостно затрепетало – вот сейчас свершится, всё будет, будет… наконец-то.
Он летал осмысленно и самозабвенно. Вот ведь какая штука – он всегда знал, как это делается. Сначала идёшь, ступая неспешно, осторожно, как по первому осеннему ледку. Потом, понимая, что твердь земная выдержит твой вес, шагаешь смелее, ставишь ногу всё крепче, и вот сила твоя и сила земли соединяются, дополняют друг друга, и ты понимаешь, что шагаешь уже не по земле, а по воздуху. А эта крошечная прослойка воздуха под стопами… как победа над всеми силами сразу. Юрик шагал по воздуху, поднимаясь всё выше и выше. Потом пришло осознание – незачем глупо перебирать ногами. Он, Юрик, сам себе хозяин, он силён и свободен, он сливается с ветром и светом, под его ногами колышутся верхушки вековых сосен и проплывают зелёные холмы. Юрик ликовал. Он был беспредельно счастлив. А когда он вдосталь, до одури налетался, пришло внезапное спокойствие, похожее на усталость после бурной ночи. Он видел догорающий закат над горизонтом, таинственные лесные массивы, позолоту извитой реки, прямые стрелы дорог и шпили диковинных башен. От такой красоты замирало сердце. Вот оно – настоящее, а всё остальное – пыль да суета. И Юрик – преображённый, преисполненный мудрости и смирения – медленно спустился на нежнейшую траву, прямо в центр поляны, окружённой исполинскими золотыми деревьями…
– Где она? – спросил он сразу после пробуждения.
– Ушла, – равнодушно ответил Гарик.
Он сидел в кресле и совершенно буднично листал книгу.
– Да что ты говоришь! Быть такого не может.
– Сказала, что уходит навсегда. Это она не врёт, кстати.
Юрик встряхнулся и сел.
– А ты-то почём знаешь? А.. вижу, знаешь… Не первый раз таких чудиков приводит, правда?
Гарик неопределённо пожал плечами, почесал лоб и кивнул.
– И сколько с меня?
Гарик снова пожал плечами.
– Нисколько. Не знаю.
Юрик удивился.
– В смысле? Это что… типа искусство ради искусства?
Гарик только молча страницу перевернул.
– Знаешь что? Так не пойдёт.
И пошло по-другому, как Юрик захотел.
А теперь перед Юриком лежали лоскутки чужого чуда. Лоскутки деловито сшивались, полотно росло… и это пугало.
Он медленно повернул послушное колёсико мыши. Картинка увеличилась. Блёклые краски некачественного изображения расползлись, черты размылись. Какого цвета глаза, где теряются брови – не понять. Просто лицо.
– Ну что там интересного? – Гарик глянул через плечо.
– Ничего. Так. Я тут подумал… после этой сменим квартиру.
Чудо пятое
ГретельВсю дорогу она молчала. Юрику было неловко. Казалось бы, чего? Ну, не хочет человек трепаться. Не все клиенты настроены с ним разговаривать. Но они не молчали так. В молчании Гретель ему чувствовалось что-то победное и торжественное. Вот она легко и неторопливо уселась на сиденье рядом с ним, щёлкнула ремнём безопасности, вытянула ноги в потёртых замшевых ботинках и сложила руки на коленях. И застыла – спокойная, как гранитный Сфинкс. Юрику захотелось отодвинуться.
Они ехали через весь город, петляя по улицам, а дворники размазывали весенний ливень по лобовому стеклу. И от Гретель пахло ливнем – её серое шерстяное пальто напиталось весной, сырые волосы повисли сосульками. Юрик включил печку. Пальто запахло овечками.
– Приехали, – сказал коротко, грубо, как нельзя говорить с клиентами.
Гретель молча вышла.
Юрик злился – на себя, на свою глупость, на то, что накручивает себя, как истеричная пенсионерка. Но поделать ничего не мог. Когда таблетка ключа провалилась в подъездный замок, у него было только одно желание – послать всё подальше, сесть машину и свалить.
Гарик встретил у дверей, застенчиво улыбнулся. Это он умел – такой беззащитный, очкастый, просто единственный внучек в большой профессорской семье. Гретель тоже улыбнулась – безлико и вежливо, кивнула и сразу прошлёпала мокрыми ботинками в комнату. Юрику захотелось её убить.
– Замечательная лампа, – мягко сказала она.
Зелёный свет в серой полутьме комнаты, уютный островок среди ненастного дня – лампа светила ненавязчиво и таинственно. Юрик словно впервые увидел её.
– Можно куда-нибудь повесить на просушку?
– Простите, что?
– Пальто. Я повешу на батарею? – она двигалась спокойно, по-хозяйски. – Ой, простите, ботинки… я сейчас.
– Если не хотите, можно не снимать.
– Нет, ну что вы… А долго это будет продолжаться? Просто я тороплюсь.
А вот это показалось обидным Гарику. Его лицо обиженно подёрнулось, будто стянулось паутиной. Эй, девочка! Тут вообще-то чудесами торгуют, а не колбасой.
– Нет, как бы… не долго…
– Примерно полчаса, – Юрика всё это уже начало выбешивать, – Но зависит от вас, от вашего восприятия. Максимум – час.
– А я успею? – строгий внимательный взгляд.
Ё-моё, ну за что?
– Не волнуйтесь, там время идёт по-другому. Это же сон. Во сне бывает, что человек несколько дней пережил, а на самом деле прошло минуты три.
– Понятно. Можно воды?
– Конечно.
Конечно же! Что там ещё? Чай с лимоном? Бутер с дорадо? Счас, только скажите! Чёрт.
Юрик принёс стакан с бутилированной водой. Девица вынула из сумочки таблетку, закинула в рот и запила.
– Простите… – Гарик потерянно взирал на неё. – Но если это… То есть, я хочу сказать…
– Мой коллега спрашивает, не является ли данный препарат психо-активным средством или транквилизатором? – холодно припечатал Юрик.
– Ну что вы, – Гретель бесцветно улыбнулась, – Противозачаточное. Просто с утра забыла, а сейчас вот вспомнила.
У Гарика отвисла челюсть.
Гретель уснула сразу – спокойно и легко, с той же бесцветной улыбкой на губах. Юрик выдохнул, мысленно выматерился и отправился на кухню к своему термосу. За окном нещадно лило. Потоки воды медленно несли по асфальту пластиковую бутылку. Юрик наблюдал за ней, и ему всё казалось, что бутылка вот-вот застрянет. Но она всё тащилась, тормозя брюхом на каждом шагу, а потом вдруг закрутилась, прибавила скорости и скрылась за поворотом. И ведь так внезапно! Прямо не мусор, а целая драма. Тьфу. Юрик хлебнул кофе, обжёг губу, послал всё на три буквы и углубился в созерцание телефона – как в ванну залез.
Где-то в холодных мутных водах плыла себе пластиковая бутылка. Всё равно застрянет. Сколько там такие бутылки разлагаются? Лет двести? Тысячу?
– Эй, кофе плесни.
– Допивай, – Юрик подвинул термос.
– А она заспалась.
– Вот и славно. Отдохнёт. А то всё торопилась.
– Пойду, проверю.
– Да сиди ты, ну её к лешему. Гарик!
– А!
– На меня напала скука, уныние и понимание бренности мира.
Гарик прыснул в чашку.
– Ну, это норм вообще-то. Весеннее обострение. У меня что ли, думаешь, не бывает?
– А бывает? Ух ты, какое счастье, что я не одинок. И что ты делаешь? Ходишь по городу с топором?
– Ты не поверишь. Две таблетки афобазола и три глицина. Красота.
– И никаких топоров? Ты меня разочаровываешь. Ладно, чё. Тоже куплю. Афобазол и глицин… как бы не забыть. Сомы грамм – и нету драм.
– Что?
– Книжка такая есть, страшная. Тебе такое нельзя.
– Угу, прикол защитан. Пойду, проверю всё-таки.
Гарик ушёл. Юрик повозил по клеёнке пальцем. Закрутил крышку термоса. Уставился в окно, но там больше ничего не плавало. В коридоре что-то грохнуло – опять, наверное, споткнулся о чужие ботинки, вот раззява, как всегда…
– Э… там это… – он в перекошенных очках ворвался на кухню. Сюда иди… она это…
– Да чего?!
– Не дышит. Или… я не знаю…
– Блииин!
Когда Юрик увидел мёртвую Гретель, он тоже немедленно захотел умереть. Мозг отказывался понимать липкий ужас происходящего. Где-то на самом дне робко трепыхались мысли о суде, позоре и тюрьме. Трепыхались, но пока особо не высовывались – мозг сам себе хозяин, в большинстве случаев знает, как не свихнуться. Зато поистине страшным было мёртвое тело на диване. На Юрика словно столбняк нашёл. А вот Гарик повёл себя на удивление грамотно – быстро справился с истерикой, подобрался, успокоился и принялся тормошить бездыханную девушку.
– Ну что ты стоишь?! – крикнул он, открывая ей веко и светя в глаз фонариком от телефона. – Сердце жми!
Бесполезно – Юрик стоял столбом и таращил глаза.
– А, чёрт… Охренеть с тобой можно! Эй!
Внезапно он оказался возле Юрика. Раз… и тот согнулся пополам. Доходяга Гарик врезал ему прямо в солнечное сплетение.
– Всё! Хорош симулировать! Сюда иди, сказал! Будешь тупить, с трупаком останемся.
Дальше было как в тумане. Гарик нещадно жал грудную клетку. По лбу его лился пот, щёки покрылись красными пятнами. Юрику достался рот. Вдыхая свой воздух, свою жизнь в чужое вялое тело, он дрожал от отвращения. Губы девушки были похожи на сдувшийся шарик, пролежавший всю зиму на снегу. Если бы Юрик мог думать, то подумал бы о том, что навсегда передумал целоваться и теперь сожалеет, что не раз допускал такую оплошность. Но он не мог думать – только чувствовал, что ему страшно, неизъяснимо страшно. И ещё, что запах Гретель ему совсем не нравится. Из её рта пахло съеденной пищей, мясным теплом и чем-то острым и химическим, похожим на мяту с хлоркой.
– Замечательно… Пошла, родимая… – Гарик пригладил потные волосы, отдышался.
Гретель коротко вздохнула и пошлёпала губами – как во сне.
– Давай, красотка, вставай, – бормотал Гарик, наклонившись к её лицу.
Девица улыбнулась и повернулась на бок.
– Сеанс окончен, все на выход! – Гарик потряс её за плечо.
Ноль внимания.
– Просыпайтесь!
Юрик чувствовал опустошение и приближение мигрени. В висках поламывало, на лоб будто надели железный обруч.
– Нашатыря ей надо понюхать, – сказал он.
– У тебя есть?
– В аптечке в машине.
– Так тащи!
Когда чистый сырой воздух окутал с головы до ног, наполнил измученные дыхательные пути и вернул ясность зрения, Юрику захотелось раздеться догола и лечь плашмя в лужу. Как та бутылка. А потом медленно-медленно переползти за руль и уехать – тихо, не включая фар. «Почему тихо?» – спросил он сам себя. И сам себе ответил – «Потому что Гарик»
Он нарочито долго рылся в аптечке, ощущая как капли стихающего дождя проливаются за воротник и ползут по хребту. Чувствовал – отпускает. Страх уходил, унося намечающуюся мигрень. А может, и правда – афобазол? А то нервы совсем ни к чёрту.
В полутьме подъезда навстречу спускалась девочка. Она испуганно прижалась к стенке и стремительно проскочила мимо. Юрик недоумённо оглянулся и понял, что несёт пузырёк в прямо вытянутой руке, напряжённо и торжественно, как Святой Грааль.
Девушка сидела на диване, опасливо сжавшись, подвернув ноги, и диким взглядом оглядывалась кругом. Потом порывисто метнула руку в сторону, схватила своё пальто и натянула на себя как одеяло. В глазах застыл ужас непонимания происходящего.
– Что происходит? – Юрик застыл на пороге.
Гарик молчал. Девушка перевела на него безумный взгляд.
– Что происходит?! Это вы спрашиваете? Какого хрена! Почему я тут?
– Э… девушка, вы сами…
– Кто вы, мать вашу?
Голос неприятно звенел. Ничего похожего на недавнее спокойствие.
– Она не прикалывается, – выдохнул Гарик. – Вот блин.
– Кто вы такие?! – снова взвизгнула девица. – Зачем я тут? Вам денег надо, да?! Или меня?
– Э, хорош! – Юрик обрёл дар речи. – Ничего нам от вас не надо. Вам стало плохо, мы помогли. Все. Теперь лучше?
– Лучше, – сказала Гретель. – Кажется.
– Вот и славно. Домой проводить?
– Нет. Я сама.
– Может, чай? Кофе? – Юрик вспомнил про почти пустой термос.
– Нет, благодарю.
Девушка сунула руки в рукава пальто и поспешила к двери.
– Спасибо вам большое, – обернулась она у порога. – Извините, мне очень неловко.
– Да ничего страшного.
– Лампа у вас очень красивая, – послышалось уже с лестничной площадки. – До свидания!
Шаги катились вниз – торопливо и свободно. Где-то на том конце вселенной хлопнула дверь подъезда.
– Что это за дерьмо? Что это за херня, а? – Юрик так и стоял с пузырьком, как дурак.
Гарик молчал. Дверь квартиры так и осталась распахнутой.
– Я вообще-то тебя спрашиваю!
– Капец, – сказал Гарик. – Валить отсюда надо.
Чудо шестое
Тётя ВикаДаже если он плотно перекусил перед самым сном, Юрику часто снилось, что он голоден. Один и тот же сон, повторяющийся с угрюмой периодичностью – он маленький и голодный, а кругом темно и тепло.
Тётя Вика водила маленького Юрика ко всяким психологам и психотерапевтам. Это были совершенно разные люди – мужчины и женщины; молодые, пожилые и совсем древние. Они приветливо разговаривали с ним, совали ему карандаши и краски, просили рассказать сказку, придумать несуществующее животное, рассмотреть что-то в размазанных кляксах или сказать на какое растение он похож – в общем, занимались какой-то ерундой, по мнению Юрика.
А Юрик-то был хитрым. Он ничего не говорил и ничего не рисовал. Рисовать он вообще не любил и не умел, а говорить любил, но только не с такими подозрительными незнакомцами. Он сидел в кресле и смотрел по сторонам. Или на очередного специалиста. А им это не нравилось – он точно это знал. И они посылали их с тётей Викой к другому доктору.
Потом они с тётей Викой уходили, гуляли по паркам, ели мороженое. И покупали в аптеке лекарства – тёте Вике и ему. Юрик пил лекарства и спал крепко, без снов. А через некоторое время, как кончался срок рецепта, снова орал во сне и просил есть. Тётя Вика всегда его кормила, даже в два часа ночи. Она была добрая.
Из снов Юрик помнил, что когда-то был очень голоден. А что было до этого – стёрлось.
Последний раз тётя Вика водила его к специалистам (так она их называла) лет в пятнадцать. Два раза за один год.
Зимой ездили к очень толстому и очень старому профессору. И это было так… ни о чём. Те же приветливые разговоры и просьбы порисовать. Юрик взял и нарисовал оленя с огромным членом. На этом разговор и окончился.
А летом неловко получилось. Тётя Вика где-то раскопала одну фриковатую бабищу – её считали экстрасенсом, магом и не пойми ещё кем. Юрик увидел даму огромного роста, черноволосую как грач и накрашенную как портовая девка. Увидел и испугался. Оказалось, не зря. Сначала-то всё было даже прикольно – чёрная баба катала куриное яйцо по его лбу, курила на него какой-то дурью и рисовала руны на груди. А потом закатала его в шерстяной плед с головой, да как навалится! Ты, говорит, должен заново родиться. Прямо так, говорит, ты переосмыслишь свою жизнь и вспомнишь всё. Юрик был придавлен могучей грудью, начал задыхаться, и ударился в панику. Страх придал силы долговязому тощему подростку. Он поднапрягся, ногами разорвал к чертям проклятое одеяло, изловчился и со всех сил лягнул экстрасенса в живот. Дама отлетела и сшибла полку с хрустальными шарами. Выпутавшийся из одеяла Юрик только и успел увидеть, как она возится на спине, словно гигантский жук с белыми жирными ляжками. Между её ног мишурно и смешно сверкали осколки одного из шаров. Юрик бросился прочь, подхватил в коридоре растерявшуюся тётю Вику и бежал вместе с ней до самого автобуса.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
