Личная слабость полковника Лунина

– Там на кухне ящик с детским питанием болтается, – довольно хмыкает Крепс. – Выбирай, брателла, кролик с брокколи или цыпленок с кабачком?

– Бедные твои дети, Дима, – вздыхаю я.

А Крепс, зараза, многозначительным взглядом обводит салон Гольфстрима и замечает весело:

– Что это они бедные? Богатые! Маман им на десять поколений вперед наскирдовала.

– Кстати, – хмыкает Кирсанов. Мой старый товарищ и командир. И добавляет решительно: – Юля не любит, когда мы у нее на борту выпиваем. Давай, Дима, по третьей, не чокаясь. И сворачиваем поляну.

Во все глаза всматриваюсь в довольные рожи братьев по оружию. Сколько мы с ними прошли. Мокли под проливными дождями или изнывали от засухи в пустыне. Лишь недавно наши пути разбежались. Крепс женился на матери своего ребенка, которая по совместительству до сих пор является президентом небольшой нефтяной компании. Сначала сам перешел к ней работать. А потом и Кирсанова переманил, когда тому пенсия засветила.

Звали и меня. Но я отказался. Не смог бросить «Секиру». Там я хоть начальник. И никогда не позволю, чтобы мною баба командовала, хоть и Димкина жена.

Наверняка это мое решение сильно повлияло на наш развод с Галкой. Уже разводились. А она мне все выговаривала.

– Все люди, как люди…

– А у меня хрен на блюде, – огрызнулся я тогда. И ни разу не пожалел.

– А кто помер-то? – интересуюсь обалдело. Судя по довольным мордам, потеря небольшая. Но тогда зачем поминать…

– Фунт преставился, – торжественно заявляет Кирсанов и, подняв глаза к потолку, обтянутому бежевой перфорированной кожей, истово крестится.

– Да ну? – усмехаюсь радостно. – Пришла беда откуда не ждали.

Пересев к столу, быстро сооружаю себе бутерброд. И поднимаю глаза на сидящую наискосок Надежду.

– Надь, ты ела? – спрашиваю, не обращая внимания на гордый профиль.

– Девушка отказалась, – тут же рапортует генерал.

– Мы предлагали, – на правах хозяина недовольно бухтит Крепс.

– Ну я понял, – киваю коротко. Сооружаю пару бутеров с бужениной. На тонкий ломтик батона намазываю масло и, накинув сверху пару кусочков янтарной семги, складываю нехитрый харч на тарелку. Наливаю стакан сока и на нетвердых ногах шагаю к Надежде.

– Держи, – выставляю на небольшой столик. – Чтобы все поела.

– А если я не хочу, – огрызается она.

– Врешь, – мотаю головой и возвращаюсь к товарищам.

– Как же произошла сия трагедия? – ржу в голос.

– У покойника был скверный характер, Слава, – с хитрым прищуром напоминает мне Кирсанов. И сам кайфует от каждого слова. – Вышел наш Хулифунт Падлович за калитку прогуляться. А там машина залетная неправильно припарковалась. Парнишка какой-то у соседского забора решил отлить. Фунт и возмутился. А пока лаялся и огрызался, не заметил мотоциклиста. Сбили насмерть. Санечка почти сразу вышла, а он уже окочурился.

– А дети?

– Не видели, – бодает воздух башкой генерал.

– Знаешь, где похоронили? – потянувшись за огурцом, ржет Крепс.

– На старом кладбище. Рядом с моим отцом, – жестко крякает Бек. Да еще пожимает плечами. Дескать, кто я такой, чтобы спорить с главнокомандующим. С женой, то есть.

Безотчетно поворачиваюсь к Надежде. Она на автомате жует бутерброд с рыбой и в ужасе слушает наш треп. Надо будет ей потом объяснить, что речь идет о собаке. Мерзкой такой, трясущейся, на тоненьких лапках. Но эту сволочь очень любили генеральские дети и жена, Александра Андреевна.

Самолет заходит на посадку. Через минуту-другую, шасси касаются бетонной полосы. А от здания аэродрома уже несется наперерез черный Гелек.

– Машина подана, – киваю Крепсу.

– Это Юля. Мы сейчас с ней в Абу-Даби летим. Вас только высадим, – рыкает полковник спецназа и заученным движением передает полупустую бутылку стюардессе. – Можно убирать.

– Стопки не забудь, – поспешно передает стюардессе главные улики преступления генерал. – Кофе бы сварить, – замечает поморщившись.

– Все равно учует, – усмехается криво Блинников. – Да и поздно уже, – вздыхает, приготовившись к расстрелу через повешение. – Я прикрою, пацаны, – роняет привычно.

– Само собой, – успевает сказать Кирсанов, как Гольфстрим застывает точно вкопанный. Открывается дверца, опускается трап. И вот уже по салону стучат каблучки.

– Что тут происходит? – строго интересуется блондинистая стервочка, запавшая моему Крепсу до самых печенок и ниже.

– Все нормально, дорогая, – поднимается он навстречу. Нежно обняв, целует в висок. – Ты мой фрак взяла или забыла? – пытается сбить с толку.

– Зачем тебе фрак в Эмиратах? – заглатывает Юля наживку и тут же, обернувшись, замечает Надежду.

– А это еще кто? – цедит негодующе. – Откуда здесь эта… эта… девушка?

Хорошо хоть, про низкую социальную ответственность не говорит. И на том спасибо!

Бек морщится недовольно, Крепс сжимает челюсти и прожигает меня яростным взглядом. Типа я всех подставил со своею кралей. Теперь не отмазаться. Боевые офицеры, а дрейфят перед Юлей как пацаны малолетние. Зовут ее Верховным, а офис ставкой. Очень смешно. Вот только я под такое никогда не подпишусь. Лучше в армии горбатиться. Честнее.

– Это Надя, моя жена, Юль, – медленно поднимаюсь с места. В полшага оказываюсь рядом с Надеждой. Положив руку на плечо, слегка сжимаю тонкие косточки. Молчи, девочка. Только молчи.

– Жена? – недоверчиво вскидывается Крепсиха. – Ты же только развелся, Слава…

– Ну вот, – хмыкаю радостно. – Пост сдал. Пост принял.

– Ну я поняла… – скупо кивает Юлия и резко отходит прочь. – Там машина вас ждет, – сухо роняет, кивая на взлетную полосу.

«Не поверила. Ни одному слову не поверила», – думаю я, помогая Надежде подняться. Закрывая спиной от надменной мадам, аккуратно снимаю с плеч полосатый мохеровый плед.

Веду девочку к выходу и шкурой чувствую, как в спину бьют злые Юлькины взгляды. Как пули вражеского снайпера.

– Вот это мы влипли, Асисяй, – вздыхает Бек, усаживаясь на переднее сиденье Гелека. – Крепса за полет умертвят самым извращенным способом, а потом воскресят над Абу-Даби. Я ему не завидую.

– Я тоже, – усмехаюсь криво. Все эти бабки легко не даются. Женился на богатенькой буратине, пусть теперь сам разгребает.

– Ты домой или в клинику? – хмуро интересуется Бек, переводя разговор в деловое русло.

– Домой, – киваю коротко.

– Вам МРТ сделать надо, – впервые за все время подает голос Надежда. Смотрит строго и возмущенно. Похоже, я сегодня перед всеми виноват. Но мне по фиг, честное слово!

– Успеется, – отмахиваюсь я. И тут же слышу, как в кармане моей сумки жужжит сотовый. Интересно, кто это?

Впопыхах вытягиваю трубку и изумленно вчитываюсь в короткую эсэмску от Бека.

«Тебе придется жениться на Наде, Слава. Юля доложила Санечке. Теперь и меня дома ждут со скалкой»

«Да не вопрос, бать», – улыбаюсь довольно. И осторожно сжимаю в ладони хрупкие Надины пальцы.

Глава 7

– Отпустите меня, пожалуйста, – шиплю, когда моя рука снова оказывается в плену у Лунина. Машина несется по взлетной полосе. А потом привычно сворачивает в какой-то проулок между двумя служебными зданиями. – Я никому ничего про вас не скажу. Ничего требовать не буду. Пожалуйста! – прошу, взывая к здравому смыслу. – Сама билет на самолет куплю и вернусь домой.

– Нет, – наклоняясь почти вплотную, обдает жарким шепотом мой похититель. И снова молчит, будто ответил исчерпывающе.

Впереди Бек вместе с водителем обсуждают смерть и похороны человека, которого дружная компания весело поминала в самолете. И я в очередной раз удивляюсь, как люди могут быть такими черствыми и равнодушными к человеческой жизни.

– Я никому не скажу, – дергаю руку.

– Да знаю я, – морщится Лунин и снова жарко шепчет в ухо: – Тут нельзя выходить, Надя. И этот аэродром предназначен только для частных бортов. Поэтому едем ко мне…

Задыхаюсь от негодования. Ничего себе заявочки! Что вообще возомнил себе этот наглый тип?

– Нет. Выпустите меня в городе, – настаиваю я.

Пытаюсь сохранить самообладание. Но попробуй мыслить здраво прижатой к здоровенному мужику?

– Не получится, милая. Мы сразу к себе свернем. Заезжать в Москву не будем, – нависая надо мной, мурлычет мне в ушко наглец.

Со стороны мы, наверное, похожи на двух воркующих голубков. Вон и водитель с интересом в зеркало заднего вида поглядывает. Даже чуть не пропускает нужный поворот. Резко выворачивает руль в сторону. С моих колен на пол шумно падает полупустая сумочка.

«Там только телефон, а грохоту», – не успеваю поднять я, как Лунин подхватывает мою единственную вещь загребущей лапой, больше похожей на ковш экскаватора. И, не оборачиваясь, закидывает сумку назад.

«Вот же раззява», – ругаю саму себя. Держать надо было крепче. Сумка ладно! Но там телефон. Без него я не смогу выбраться из этой странной переделки.

– Поспи, малыш, – предлагает мне наглец. И сам, откинувшись затылком на подголовник, закрывает глаза.

– Опять плохо? – тяну я испуганно.

Как же я надеюсь, что он скажет «да!». Машина остановится. Кто-нибудь вколет Лунину инъекцию, а я сбегу.

– Все нормально, Надюш! – шепчет он, снова обволакивая меня жаром. – Скоро домой приедем, отдохнем.

Охаю возмущенно и снова оказываюсь прижатой к Славе Лунину. Не знаю, криптой он промышляет или брачный аферист, но от неминуемой близости внизу живота ёкает что-то. Желание бьет огненной стрелой.

Интересное кино! С Витей такое бывало, конечно, но точно не от тисканья на заднем сиденье.

– Отпусти, – прошу тихо. – Неудобно.

– Да тут все свои, – хохочет нахал.

– Асисяй, не балуйся, – раздается строгий голос с переднего сиденья. – Вы мне бойца отвлекаете.

– Да мы тихо сидим, бать, – словно школьник оправдывается Лунин. И снова откидывает голову на подголовник. Закрывает глаза. Вот только мою руку так и не выпускает.

«Чем меньше дергаешься, тем меньше он к тебе пристает», – выводит своеобразный закон мой спутанный разум.

Так и едем дальше. Я лишь напряженно смотрю в окно, где в сумерках мелькают названия поселков. Надо знать, куда меня везут. И сразу написать Морозову. Пусть выручает друг детства. И расследование надо провести: что это за банда такая?

И сколько людей с ней связано. Даже наш полковник Мельников и какая-то нефтедобывающая корпорация.

Закусив губу, стараюсь не расплакаться. Не собираюсь никому показывать слабость. Справлюсь. Сбегу обязательно. Не совсем понятно, зачем Лунин выкрал меня… Вернее, не выкрал, а как понравившуюся вещицу захватил с собой.

– Вот и приехали, – вздыхает на переднем сиденье Бек, когда машина въезжает в открывающиеся кованые ворота.

Оглядываюсь по сторонам, ожидая увидеть что-то похожее на бункер. Но нет. Гелендваген тормозит на широкой парковке. Три огромных дома, елочки и цветы в аккуратных клумбах. На идеальном зеленом газоне преспокойно лежит кот. По выложенной камнем дорожке уже бегут к автомобилю дети. А сзади степенно шествует красивая темноволосая женщина.

Значит, не в тайную тюрьму господина Лунина меня доставили. Может, удастся выбраться…

– Моя команда, – радостно возвещает Бек, выбираясь из машины. Подхватывает на руки пацанов. А те льнут к нему, как родные.

Неужели семья? А женщина – супруга?

– Выходим, Надя, – тянет меня за руку Лунин.

В предвечерних сумерках женщина кутается в расписную шаль. Небольшой ветерок треплет выбившиеся из пучка кудряшки. Хозяйка дома переводит на нас строгий взгляд. Не кривит губки, как та блондинка-стервочка, но смотрит изучающе холодно.

– Знакомьтесь, Александра Андреевна, – бодро рапортует Лунин, укладывая руку на мою талию. – Это Надежда. Моя жена.

– Ага, очень приятно, – равнодушно замечает та и тут же переводит изучающий взгляд на главаря банды. – Сережа, я ждала тебя…

Голос мелодичный, чуть с хрипотцой. Такой мужикам нравится. Вот и Бек расплывается в улыбке. Обнимает женщину за плечи, целует в висок. Но получает в ответ лишь холодное «пойдем в дом».

Похоже, не поверила дамочка в легенду моего похитителя. Видимо, знает его как облупленного. Или он часто баб привозит. Уже все привыкли. Вот только я ему не какая-то с улицы!

– Все, спокойной ночи, – решительно заявляет он, словно подслушав мои мысли.

– Ты бы к врачу съездил с утра, Слава, – осторожно роняет главарь, лишь на секунду отрываясь от своей женщины. – Я позвоню Виленскому…

– Не надо, Бек. Я сам, – развернувшись, мотает головой мой похититель. И подхватив рюкзак, выставленный водителем из багажника, ведет меня по дорожке вглубь участка.

«Ну хоть свидетели есть!» – вздыхаю я мысленно и тут же обрываю себя.

Ну какие свидетели! Жена главаря? Или их несовершеннолетние дети?

Мимоходом рассматриваю территорию. Большая детская площадка, напоминающая огромный корабль, зона барбекю. И почти одинаковые дома на участке. Те же ступени, покрытые мрамором, панорамные окна и даже флюгеры на крыше.

– Наши хибары, – фыркает Лунин, кивая на соседние особняки. – С лепниной – это Крепса. А с зимним садом – Бека. Ты наших дам не суди строго, – добавляет он, подходя к третьему дому. Только тут крыльцо пока бетонное. На немытых стеклах еще видны этикетки производителя окон. И нет даже штор. Оттого дом кажется пустым и необжитым.

Зачем меня сюда привезли? Окна помыть?

Сердце так и замирает от неизвестности. Если убьет, тут точно никто искать не станет.

– Не пугайся, – вздыхает Лунин, открывая входные замки и распахивая тяжелую дверь. Пробегается пальцами по моей спине, едва касаясь позвоночника, и приглашает с великодушным жестом. – Прошу! Только на разруху не обращай внимания! Тут еще делать и делать! Я недавно сюда переехал.

Набравшись смелости, делаю шаг внутрь.

Обычная светлая прихожая с большим окном, шкаф-купе во всю стену, какие-то мешки в углу.

– Да я и не боюсь, – пожимаю плечами как можно равнодушней. И как только мой похититель прикрывает дверь, выпаливаю в упор: – Зачем ты меня сюда привез? Что за выходки? Говори сейчас же!

– Понравилась ты мне, Надь, – бесхитростно заявляет этот гад. Да еще улыбается так открыто, по-мальчишечьи.

– Поэтому ты меня выкрал? – спрашиваю в ужасе.

– Ну почему сразу выкрал, – фыркает он и добавляет миролюбиво: – Давай покажу дом и поговорим…

– То есть отпускать ты меня не собираешься? – печально подвожу итог еще не начавшейся беседы.

– А зачем? – прижимает он меня к стенке. – Ты мне нравишься. Я тебе тоже вроде небезразличен. Мотаться в твой Шанск я все равно не смогу…

– Тебя же там сразу посадят. И дружки не помогут…

– Погоди. Ты о чем? – оторопело смотрит на меня Лунин.

– Ну как же… – только открываю я рот, собираясь поделиться знаниями, полученными от Дудкова, как этот наглый тип подхватывает меня на руки и тащит на кухню. Сажает на высокий стул, стоящий у барной стойки. Наливает в высокий бокал красного вина и велит хмуро: – Рассказывай. А я пока картошку почищу.

Глава 8

Асисяй

Надя неуклюже садится на высокий стул. Неумело ставит ноги на перекладину.

– Как на насесте, – вздыхает она, растерянно оглядываясь по сторонам. Но других сидячих мест у меня на кухне не предусмотрено. И по функционалу это больше гостиная. Ем я здесь редко, чаще гостей принимаю. Хотя кто ко мне заходит?

Кирсанов и Блинников. Иногда дочки приезжают. Но это скорее по великим праздникам.

Из большой плетеной корзины с крышкой набираю крупные корнеплоды. Мать присылает мне картошку и соленья! Боится, чтобы я с голоду не помер. Вот зачем, спрашивается? Дома я и раньше почти не питался. Ел где придется. Солдат спит, служба идет. Это и обеда касается.

Исподволь наблюдаю за Надеждой. Подложив ладони под подбородок, девчонка осматривает кухню осторожным взглядом. На лице крупными буквами читается настороженность. Ни тревоги, ни страха. Просто девчонка следит за ситуацией и себя в обиду не даст. Да никто и не обижает. Я, конечно, мало соображал, когда забирал ее из Шанска. Но ни о чем не жалею.

Лишний раз стараюсь не пялится на щедрое Надино декольте и притягательные изгибы. А то порвет от желания. Опускаю взгляд ниже, на кусок настоящего оникса, приспособленного под барную стойку. Подарок Крепсов на новоселье. По белой молочной глади струятся золотые прожилки, словно подсвечивая изнутри теплый камень. И снова глазею на тонкие пальцы, скользящие по ножке бокала. Надя задумчиво крутит его в руках. Но к вину так и не прикоснулась.

– Оно не отравлено, – замечаю насмешливо. Я еще хорошеньких женщин не травил.

– Померкло, погасло вино в бокале. Минутный порыв говорить пропал, – грустно напевает Надежда.

А у меня глаза лезут на лоб. Твою ж мать! Стопроцентное попадание. Так не бывает.

На автомате тянусь к кнопкам на пульте управления. Включаю музыку. Тихо и проникновенно поет Владимир Семенович про нужные ноты и души, покрытые коркою льда.

– Моя любимая, – улыбается Надя и безотчетно тянется к бокалу с вином. Делает маленький глоточек и, словно набравшись сил, выдыхает.

– Вам в Шанск возвращаться нельзя. Там вас точно арестуют.

– Это еще за что? – усмехаюсь весело.

– Украл меня, – тут же следует ответ. – Хотя сейчас если в розыск подадут, то тебя и здесь арестуют.

– А ты такая персона значимая, что тебя вот так сразу искать кинутся? – улыбаюсь довольно. И совершенно неожиданно понимаю, что мне нравится подначивать Надежду. Она умненькая. Смелая, решительная. Настоящая боевая подруга.

– Наверняка твой дружбан попытается замять дело. Но Морозов все равно докопается до истины. И выпрет его из полиции. А то и посадит… Как оборотня в погонах.

– Да ну?

– Ну да! – фыркает как ежик девчонка и добавляет строго: – Сумка моя где, товарищ бандит?

– В машине осталась, – вздыхаю я и уже тянусь к сотовому. – Сейчас принесут.

– Принесут? – удивляется Надежда. Даже глазами наивно хлопает.

– Да. Кто-нибудь из охраны сейчас доставит, – повторяю как для неразумной. И тут же отправляю сообщение на пост.

– А ваш мини-поселок охраняется? – смотрит изумленно.

– Конечно!

– А зачем? За свои шкуры боитесь?

– Мы ничего не боимся, девочка, – кидаю на гостью снисходительный взгляд. – Но так спокойнее.

Усевшись напротив, напрочь забываю о недочищенной картошке. Беззастенчиво разглядываю Надежду. Будто стараюсь впечатать ее образ в память.

Да фиг вам! Он уже там впечатан с первой минуты встречи. Маленький носик пуговкой, румяные щеки и чуть раскосые глаза под ворохом ресниц, если, конечно, они не нарощенные.

– Полиция все равно войдет, сколько охраны ни поставь. Это только от ваших подельников… – сердито замечает Надя, явно стесняясь моего внимания. А я ничего с собой поделать не могу. Жру взглядом и остановиться не могу. Так бы смотрел и смотрел.

– Погоди, – рыкаю изумленно. – Каких подельников? Ты о чем?

Надежда закашливается, поперхнувшись вином.

– Все! Я молчу. Отпусти меня, пожалуйста! – затыкает рот рукой. – Я ничего не знаю.

В два шага оказываюсь рядом. Опираюсь о спинку стула, с обеих сторон отрезая девчонке путь к побегу. Надежда вздрагивает от страха. Даже зрачки расширяются.

Нет, не на такой эффект я рассчитывал.

– Надя, – убираю с лица лишние прядки. – Посмотри на меня. Я не причиню тебя зла.

Легонько касаюсь пальцами тонкой шеи. Кожа нежная, гладкая. Одна рука бежит вниз, а другую кладу на затылок. Притягиваю девчонку к себе и впиваюсь в губы злым поцелуем.

Хочу я ее. С первой минуты как увидел, хочу.

В груди взрывается плотина напряжения. Надины кулаки не в счет. Она стучит по моему плечу, требуя остановиться. А сама языком такие фортеля выписывает.

Не отрываясь от сладких губ, подхватываю девчонку под бедра.

– Девочка моя, малышечка… – на всех парах пру в спальню.

И Надежда моя не противится. Обняв меня за плечи, трется всем телом.

Вот и хорошо… Мне как раз такая жаркая и нужна.

Ввалившись в спальню, вместе с девчонкой падаю на застеленную кровать.

– Давай, милая, – прошу, стаскивая с плеча тонкую бретельку красного сарафана. – Давай сейчас…

– Вот ты наглый, – охает Надежда, позволяя опустить с одного плеча дурацкую бретельку. Тут же подцепляю пальцем вторую.

Но хлопает дверь…

– Ярослав Андреевич! Сумку куда положить? – раздается из коридора голос охранника. И словно бьет по голове кувалдой. Твою ж мать, как же не вовремя!

– В коридоре на подоконник поставь, – приказываю я, снова склоняясь над Надей.

Но момент уже упущен. Девчонка, будто очнувшись, смотрит на меня зло. И вывернувшись из-под моего захвата, подскакивает на ноги. Бежит в коридор за своей сумкой, чтоб ее черти съели. Поднявшись, спешу следом. А то еще улетит моя птичка певчая.

– Кому ты пишешь? – заглядываю через плечо. Хотя и так понятно. На аватарке какой-то мужик.

– Морозову, – роняет она на автомате. А потом, спохватившись, прикусывает язык.

– Кто это?

– Мэр Шанска.

– А к тебе он каким боком?

– Я работаю у него.

– В мэрии? – Одна моя бровь ползет вверх. Вот в жизни не поверю.

– Нет, – категорично мотает головой Надежда.

– Ну понятно, – хмыкаю я. Похоже, девчонка не скрывает своих пристрастий.

– Что тебе понятно? – поднимает на меня глазищи.

Сглатываю ком, застрявший в горле. Как слепой веду пальцами по лбу, по глазам, по щекам. Словно пытаюсь наощупь запомнить, как выглядит эта женщина. Она нужна мне. Зачем? Почему? Потом разберемся. Главное, я не могу ее отпустить.

– Выходи за меня замуж, Надя, – выдыхаю порывисто. – Ты не пожалеешь… Всем тебя обеспечу. Сделаю порядочной женщиной…

– Наверное, предложение неплохое, – жалостливо улыбается она, прислоняясь спиной к стене. И даже чуть сползает немного. – Меня еще никто не звал замуж. Но я не могу, – плачет навзрыд.

– Почему? – спрашиваю обалдело. Прижимаю девчонку к себе. Глажу по волосам, по спине, по заднице. И проклинаю придурашливого охранника, так не вовремя принесшего сумку.

– Не могу и все. Это как себя предать. У меня же папа – подводник, дед с бабушкой всю жизнь на заводе пропахали. Они не поймут…

– Что именно? – цежу, теряя терпение. Значит, на панели стоять – это нормально, а за меня замуж выйти – недостойно. Так, что ли?

– Я вроде не бандит, не жулик, – тупо бубню в маленькое Надино ушко. – Женат был дважды. Но это не считается.

– А как же твои махинации с криптой? – выпаливает Надежда, утирая слезы. – Дудков сказал, что ты известный аферист. Поэтому тебя в полицию привезли, а не в больницу.

– Кто? – обалдело смотрю на девочонку. – Что за хрень?

Чуть сильнее сжимаю плечи. Трясу несильно.

– Да я боевой офицер. Полковник «Секиры». Какая крипта на фиг? – цежу, с трудом подбирая слова. А заметив ужас на Надином лице, сбавляю обороты. – Я же тебе сразу представился.

– Вот именно, – вздыхает Надежда. – Ярослав Андреевич Лунин – известный мошенник.

– А это ты видела? – оторвавшись от женского тела, дергаю наплечную сумку, висящую на вешалке. Рывком тяну к себе. Но ремешок цепляется за крючки. И бронзовое дерево с золотыми листиками и старой курткой вместо плодов падает прямо на недавно уложенный кафель. Сначала слышится грохот и треск, а затем по огромному квадрату итальянской черной плитки разлетается гадская паутина трещин.

Плевать! Сейчас главное доказать Надежде. Объяснить.

Но она в ужасе прикрывает лицо руками и молчит. Плохой знак.

– Вот, смотри, – протягиваю ей красную ксиву.

Надежда осторожно берет книжечку из моих рук. Внимательно вчитывается в каждое слово.

– Но это и подделать можно? – замечает с опаской. Смотрит растерянно и недоверчиво.

Блин! Блинский блин! Почему я в свои сорок должен доказывать кому-то непреложные факты. Не верит. И не надо!

Кулаки сжимаются сами собой. Главное, не заорать и не испугать девчонку.

Может, действительно отпустить? Пусть катится в свой Шанск и дальше торгует собой? Пусть снова сидит в ИВС, если нравится. А я всегда могу найти другую. Нормальную. Без пули в башке… Зачем вообще мне именно эта женщина?

Но… я ее хочу. На остальное плевать.

– А это, – схватив за руку, тащу в комнату, заставленную коробками. Сразу же нахожу портфель с документами, на ходу вспоминая пароль от кодового замка. Выуживаю из черного кожаного нутра диплом об окончании военного училища, коробочки с орденами и медалями. – Это тоже я подделал? – рычу хрипло. – А это? – протягиваю приказ о присвоении звания.

До генерала, как Бек, я не дослужился. Но и стать полковником в сорокет неплохо.

– Ой, – тихонечко скулит Надежда. – Но Дудков четко назвал твою фамилию. И ты потом повторил…

– Точно?

– Ага, – поспешно кивает она.

– Я уточню у Лешего… У Мельникова, в смысле, – замечаю осторожно. Выходит, девчонка и не виновата. Какая-то путаница приключилась. Но по любому надо разобраться. Если какая-то сволочь прикинулась мною, найду и откручу все, что открутится. – Теперь выйдешь за меня? – повторяю вопрос.