Полная версия
Целитель, или Любовь с первого вдоха
– Богатырь. – Мужчина проводит ещё какие-то манипуляции и забирает у меня сосуд, снова дотрагиваясь до воспалённой кожи.
Я быстро прячу дрожащие руки под одеяло и делаю вид, что увлечена происходящим, а не воющим в груди сердцем и необъяснимой тягой к незнакомому мужчине.
Врач измеряет температуру дочке, та снова неизменно за тридцать девять, осматривает горло, а после долго и внимательно слушает фонендоскопом её лёгкие, приподняв кофточку пижамки. Малютка ёжится от холода и напряжённо сопит.
В комнате повисает уютная тишина, мужчина смотрит на меня не моргая, а я не дышу. Пока перед глазами не начинает плясать тёмная мошкара.
– Прячься пока под защитный купол, Юла. – Врач нежно укрывает малышку и, поглаживая влажные волосы дочки около ушка, будто она ему родная, приговаривает: – Немного полежи, сейчас ещё укольчик сделаем, а завтра будешь и петь, и танцевать.
– Я люблю тансевать, – вяло лепечет Юлечка.
– Миш, как там чай? – вдруг спрашивает мужчина, оглядываясь назад. – Помощь нужна?
Я с шумом втягиваю воздух, глотая очередную порцию сладкого возбуждающего аромата.
– Уже несу, – отзывается сын, появляясь в двери и осторожно внося поднос с четырьмя дымящимися чашками. Он у меня очень внимательный и заботливый мальчик. После исчезновения Сергея мне было очень сложно, но сынулька помогал прийти в себя. Он в тот миг словно старше стал, потому что крошка-Юляшка часто болела, а я забывала поесть и поспать. Пыталась выкрутиться из оставленных благоверным проблем. В том числе и многотысячных долгов… И копеек, которые Сергей тайно высылал нам на электронный счёт, не хватало покрыть оплату за квартиру.
Врач оценивает скромные чашки, на двух ободки уже со сколами, и понимающе смотрит на меня, а Миша, краснея, вдруг шепчет:
– Только к чаю ничего нет.
– Сейчас найдём. – Мужчина ласково щёлкает по носу дочурку, и она вдруг светло улыбается, будто и не болеет вовсе. – Ты любишь бананы, Юла?
– Оче-е-ень. – В светлых глазках дочки вспыхивает восторг и благодарность.
Из кожаного портфеля, будто по волшебству, появляются два спелых фрукта, и врач снова переводит пронзительный взгляд на меня.
– Жаль, только два прихватил.
– Ничего, – оживает Миша. – Я поделю на всех. – Сын берёт протянутые фрукты и снова убегает в коридор, а я смотрю мужчине в глаза и сгораю от необъяснимых чувств.
Что это, если не любовь с первого… вдоха?
Но я занята. Одёргиваюсь, прогоняя наваждение, сжимаю кулаки и сцепляю до скрипа зубы.
Дурость какая-то. Я себе напридумывала, а он, возможно, даже женат. Наверное, и дети есть.
Однажды я уже влюбилась без оглядки и осталась одна. Если бы не Сергей в то время, не знаю, что бы со мной случилось.
А сейчас в моей жизни столько проблем, что смотреть на других, особенно чужих мужчин, должно быть совестно. И я не смотрю. Прячу взгляд за сеткой ресниц и с горечью понимаю, как соскучилась по нормальной еде, как хочется ягод и фруктов, как мечтаю пообедать по-семейному, хотя бы домашней пиццей или мясом в духовке, а ещё банально пообщаться с людьми. Живыми, а не выдуманными героями или сетевыми коллегами.
Я так устала прятаться и ждать…
Глава 3
Давид. Наши дни
Малой притаскивает широкую тарелку с нарезанными бананами. Ровные кольца в шкурке аккуратно выложены по кругу блюда.
– Я не чистил, чтобы не потемнели, – поясняет Миша и убирает ладошкой упавшие на глаза тёмные волосы. Тянется взять кусочек фрукта, но тут же убирает руку, будто ошпарился, и смотрит на маму, безмолвно спрашивая её разрешения. И она разрешает слабым кивком.
Я в который раз ловлю испуганный светлый взгляд девушки, втягиваю жадно горячий, пахнущий пряностями воздух и понимаю, что у меня снова начинается эрозапой. И теперь никакие лекарства не помогут, разве что снотворное или ящик коньяка. Хотя тогда пострадает работа, а это недопустимо.
У меня есть пунктик – с замужними не связываюсь. Да только несколько минут, проведённые с Ласточкиной в одной комнате, кажутся мне бесконечной мукой. Она влечёт меня безумно, до зубного скрежета и частого дыхания. И какого хрена это происходит именно сейчас, не врубаюсь! Губы покалывает, бёдра сводит в болезненном спазме, и сердце громыхает, отчаянно пытаясь выбить рёбра.
Пора мотать отсюда, пока я не натворил глупостей. Обычно работа всегда спасала от влечения, получалось включить режим «врач-пациент», а сегодня всё пошло не так. Точно, бабка сглазила!
Наблюдаю, как малыши расхватывают банан, словно никогда его не ели. Жадно, облизывая пальчики. Я не притрагиваюсь к фруктам, девушка тоже. Она смотрит на меня влажными глазами и, приоткрыв чувственные губы, тяжело дышит. У неё очень красивые губы, изогнуты в нежную линию, огранены острыми уголками, и цвет у них тёмно-вишнёвый, без помады и блеска. Манящий.
Тест уже показал предсказуемый диагноз, могу выписать лекарство детям, сделать малышке укол, чтобы сбить жар, и уйти. Но я тяну. До безумия, хоть чуть-чуть, но хочется побыть в атмосфере тёплого дома, прикоснуться снова к этой странной незнакомке, от которой меня по-настоящему ведёт, будто пьяного. Жажду быть максимально рядом, выяснить, что в ней такого волшебного, что скручивает жилы и заставляет кровь кипеть в венах, разгоняя возбуждение до предела. Хочу её изучить… узнать… будто это поможет излечиться от животной тяги к каждой юбке. Да только сейчас всё настолько остро, что хочется заорать благим матом. Только дети меня и тормозят.
Да, я испытываю желание всегда, но чтобы меня будоражила конкретная женщина… Да и ещё так зверски! Такое было только в глубокой молодости с Веснушкой, когда проходил интернатуру на юге. Закрутил романчик с официанточкой тухлой прибрежной кафешки, и её имени до сих пор не знаю. Мы дней десять куролесили, обзывая друг друга всякими уменьшительно-ласкательными кличками и практически не сближаясь. Она не позволяла, ничего о себе не рассказывала, мол, всё равно курортный роман ни к чему не приведёт, это несерьёзно, и я был не против такого расклада. В свои двадцать пять я хотел только трахаться, бухать и развлекаться. А потом… она просто исчезла. Из-за запоя я чуть не провалил интернатуру, а от тоски по Веснушке связался с другой девицей, но так и не смог заполнить пустоту.
Да, измена – мой рок, дамоклов меч над головой, ничего не могу с этим поделать. Пытался позже лечиться, но от таблеток у меня полный анабиоз, а я любитель активности.
Откровенно, но после задорной Веснушки с коротким золотистым каре все отношения были пресными, механическими и неудовлетворяющими. Сколько баб прошло через мои руки – ладно, не руки, что уж, – не сосчитать, и ни одна не задержалась в моей постели дольше, чем на месяц. А на сердце вообще никто не покусился, у меня там настоящий гранитный камушек. Постоянные отношения – это не про меня.
Глянув на часы, проверяю время. Почти одиннадцать, детям спать нужно, а я тут решил молодость вспомнить. Валить пора, а так не хочется.
Странно, где отец семейства? Почему ребёнок принял меня за него?
– Я вас тоже послушаю, – обращаюсь к затихшей девушке.
– Не стоит, – порывисто шепчет она, испуганно хлопая ресницами, серые радужки практически закрывают чёрные бездонные блюдца зрачков. – Я не больна.
Если это не возбуждение, то я горный баран. Она ведь тоже плывёт. Дыхание пунктирное, зрачки расширены, губы… Ох уж эти губы… Смять бы их. Жёстко. Трахнуть.
Откашливаюсь и отвожу взгляд.
– И всё-таки. Раз уж приехал, проверю.
Дети тихо пьют чай и бодро дожёвывают банан. Даже малышка, у которой разгулялась ангина, с удовольствием лопает. Хотя и морщится, глотая. Им этого угощения явно мало, а мамочка совсем без сил, не сможет ничего толкового приготовить. Мысли вьются вокруг какой-то странной ванили и желания им помочь, привезти завтра с утра пакеты с фруктами и вкусняшками, но я понимаю, что это не мои дети и я не имею права вмешиваться.
– Вы когда спали последний раз? – Обойдя кровать, присаживаюсь около девушки на мягкий табурет. Руки дрожат от волнения, как у пьяницы.
Теряю сноровку. Чтобы меня колбасило на приёме – это нонсенс, пора на пенсию, ей-богу.
Брюки напряжены, но, к счастью, белый халат всё скрывает, а то приняли бы меня за извращенца.
Не виноватый я, оно само…
– Я просто не выспалась, – отвечает невпопад девушка, сжимает тонкими пальцами одеяло, тянет его на подбородок, смешно прикрываясь, но я настойчиво сдёргиваю.
– Если заболеете вы, дети сами не справятся. Я проверю. – Движением руки прошу её подняться, и хозяйка квартиры слушается. Знаю, на что давить, малыши для неё – вся жизнь, по глазам видно. Дрожит и прячет от меня взгляд, накрывая тёмное серебро густыми ресницами, но пододвигается ближе.
Худая, миниатюрная, максимум метр шестьдесят, кожа – молоко, словно она мало бывает на солнце, сквозь домашнюю тонкую футболку торчат ключицы и острые плечи, невероятно соблазнительно просвечивают тугие вишнёвые сосочки. Мне стоит большого усилия не облизнуть губы, глядя на эти вершинки. Волосы у девушки длинные, густые, тёмно-каштановые, крупно вьются, стянуты в хвост простой резинкой, но пряди растрепались, вылезли на острые скулы и смешно торчат во все стороны. И она не пытается казаться лучше, чем есть, не жеманится, не дёргается, не поправляет причёску, просто смотрит в глаза, как маленький буравчик, – крошит кристаллик, входя внутрь меня, и сводит с ума. Цвет лица у девушки бледный, а вид измождённый – это не из-за болезни, она словно на заводе отпахала трое суток. Ей поспать нужно. И поесть нормально. Срочно.
Согреваю мембрану фонендоскопа дыханием, что не остаётся незамеченным – девушка тихо выдыхает, скользя взглядом по моим рукам, чтобы снова судорожно потянуть ноздрями. Приблизившись максимально, немного приподнимаю край её футболки и прикладываю к голой молочной коже инструмент. Вроде нагрел головешку, но девушка всё равно дёргается, как будто её током ударило.
Сердце работает на пределе. Бух. Бух. Бух.
И моё в унисон. Трах. Трах. Трах.
Она не дышит… смотрит на меня, замерев, будто я её пришпилил на иголку, как бабочку.
– Всё хорошо. – Приходится прочистить горло, голос совсем сел. Отстраняюсь, потому что задыхаюсь в обволакивающем меня женском аромате и буквально захлёбываюсь в холодных волнах её глаз. – У малышей ангина.
Девушка, судорожно сглотнув, кивает, а я смотрю на неё, жадно изучая, и говорю на автомате:
– Жаропонижающее меньшей сейчас вколю, выпишу нужные антибиотики и лекарства для обоих. Сейчас ещё Михаила осмотрю, но, похоже, ему уже и правда легче. – Дожидаюсь её реакции. Девушка испуганно хлопает ресницами и косится на детей. Разглядываю мамочку и с хрипом договариваю: – Обильное питьё, фрукты и витамины. Пока воздержаться от хлеба и орехов. Свежий воздух, солнце и прогулки. Если вдруг дочке завтра станет хуже, звоните, заберём в стационар. Главное, не волнуйтесь.
Девушка слабо кивает, моргает, словно гонит прочь слёзы и, отвернувшись от меня, смотрит на детей со щемящей любовью. Так на своего малыша всегда смотрит Настюшка Гроза, жена моего лучшего друга. Одного из тех, кому повезло найти свою половину. Но им легче… У них моей особенности нет.
Облегчённо выдыхая и кутаясь в одеяло, девушка ложится на бок.
Мне трудно рядом с ней. До того трудно, что я поднимаюсь на каменные ноги и какое-то время хмуро смотрю в пол, устланный стареньким пошарпанным ковром, а когда наконец получается двигаться, возвращаюсь к малышке Юле.
Девочка облизывает пальчики, но, столкнувшись со строгим взглядом брата, тут же стыдливо прячет ручку под одеяло.
– Пока Миша уберёт посуду, мы сделаем тебе укол. Плакать не будешь, Юла?
Девочка зыркает на брата, а тот поддерживает её тёплой улыбкой. Мол, я всегда рядом, ничего не бойся.
– Не буду, – уверенно обещает малышка, переводя на меня осознанный взгляд из-под русой торчащей чёлки. – Юлой меня папа называл…
– А мне можно? – Подмигиваю, доставая шприц и ампулы с нужным лекарством.
– Конечно. – Девочка держится молодцом, но по её туманному взгляду понимаю, что температура и болячка забирает силы.
– Ложись на животик, – прошу малышку и, пока она медленно мостится, устало потираю глаза и сжимаю переносицу.
Как же я далёк от нормальной жизни! Друзей, знакомых и любовниц хоть отбавляй, а счастья нет. У этих малышей нет нормального питания и крова, но зато они есть друг у друга.
Они – настоящая семья, и это так классно, что я поворачиваюсь к их матери, чтобы снова, как мазохист, утонуть в её глазах, но девушка, подложив ладошки под щёку, уже сладко спит.
Миша, вернувшись с кухни, первым делом идёт к матери и осторожно укрывает её плечи одеялом. Такой нежный и заботливый поступок, что у меня на миг заклинивает в груди. Он совсем кроха, но уже настоящий мужчина. Мальчишка жестом показывает Юле «Тихо», а потом переводит на меня осознанный взрослый взгляд, бурлящий синими холодными водами. Ему по виду, вытянутому росту и гранёным скулам, лет двенадцать, не меньше, хотя я же видел дату рождения в заявке и считать умею – ему почти десять. Может, Крис промахнулась, когда записывала Ласточкиных на приём? Хотя всё ещё зависит от физиологии отца. Если тот крупный, как я, то и сын будет рослым.
Мальчишка оценивает меня как-то иначе, будто примеряется, может ли доверять.
Я скидываю маску на подбородок, чтобы открыть лицо. Вдруг это поможет и дети не станут паниковать и бояться, потому что оставить их одних в таком болезненном состоянии я не имею права как врач, а как мужчина всё ещё поглядываю на загадочную девушку, что давно и крепко спит, и хочу выяснить, что я в ней нашёл, если искрит – явно что-то разглядел за такой короткий срок.
Слабо улыбаюсь малому и девочке, что всё ещё недоумённо на меня глазеют и молчат. Есть в них что-то дикое и необузданное, своевольное, но в какой-то степени правильное и притягательное.
Плечи мальчика вдруг опускаются, взгляд теплеет, и он, поправляя домашнюю мятую футболку, подходит к нам. Ничего не говоря, устраивается рядом с сестрой, и она отодвигается на середину большой кровати, ближе к маме, тянется обнять её ручкой, но мальчик перехватывает ладошку девочки на лету и шепчет:
– Не буди.
Малышка сопит обиженно, но всё-таки поворачивается на бочок, вновь лицом ко мне, подкладывает под пухленькие щёчки кулачки. И в этот миг она так похожа на спящую рядом женщину. Светлолицая, ровный носик, закрученные густые ресницы и цвет глаз – плавленое олово. У пацана черты лица более острые, хищные, крупные, волосы чёрные, а глаза не серые, а сине-голубые. Наверное, в отца пошёл.
Оглядываюсь в поисках книги или журнала, но в комнате есть лишь высокий совдеповский шифоньер, и на нём сверху выложены вязаные игрушки. Ни одной книги. Возможно, они в столе, что прижат к окну, но я не стану тревожить ни мать, ни детей, чтобы что-то найти.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.