Методологический дискурс о постмодерне. Между про-капитализмом и контр-капитализмом

Относительно «диалектического» модерна можно говорить, что, по мере того как модерн занимал все большие позиции, должна была происходить:

– Критика прежних модерновых представлений о соответствующей области мира.

– Критика прежних модерновых способов познания относительно соответствующей области.

Утверждение новых представлений, соответствующих новым способам познания, направленным на соответствующую предметность.

Если относительно «недиалектического» модерна логично говорить

– об однократном интегральном шаге «открывания» универсума,

то относительно «диалектического» модерна можно говорить

– о бесконечном воспроизводстве шагов «открывания» универсума.

В-третьих.

Учитывая все сказанное, в развертывании модерна (как культуры «человека активного» и «прохождения через земную реальность») можно выделить следующие фундаментальные аспекты:

– наукогенный;

– техногенный;

– социогенный.

Наукогенным можно назвать тот аспект развертывания модерна, который связан:

– с постоянным развертыванием научного горизонта (знания о природном и социальном мире);

– с постоянно увеличивающимся влиянием научного знания на само существование природного и социального мира;

– с постоянно увеличивающимся влиянием научного знания на технико-технологический аспект человеческого существования.

Техногенным можно назвать тот аспект развертывания модерна, который связан:

– с постоянным развертыванием технико-технологического горизонта (возможностей влияния на природный и социальный миры);

– с постоянно увеличивающимся влиянием техник и технологий на само существование природного и социального мира;

– с постоянно увеличивающимся влиянием техники и технологии на научный аспект человеческого существования.

Социогенным можно назвать тот аспект развертывания модерна, который связан:

– с постоянным развертыванием социального горизонта (качественным и количественным развертыванием человеческого мира);

– с постоянно увеличивающимся влиянием социальности на существование природного мира;

– с постоянно увеличивающимся влиянием социальности на научный и технико-технологический аспекты человеческого существования.

Опираясь на это можно говорить о взаимовлиянии трех горизонтов человеческого существования в культуре «человека активного» и «прохождения через земную реальность»: наукогенного, техногенного и социогенного.

Здесь важно отметить, что развертывание этих горизонтов до определенного времени происходило достаточно автономно (через последовательность социальных, технологических и научных революций). Но постепенно эти горизонты становились взаимозависимыми:

– Можно говорить, что развертывание горизонта наукогенности стало невозможно без развертывания горизонта техногенности. И наоборот. На определенном этапе развертывания модерна можно было видеть, как наука стала оснащаться таким инструментарием, который невозможен без условной техногенной цивилизации. Это сделала науку стратегически зависимой от развития техники-технологии.

– Можно было видеть, что и техника-технология стала принимать в себя столько научного знания, что дальнейшее расширение горизонта техногенности стало невозможным без расширения горизонта научности. Так эти два горизонта стали взаимозависимыми.

– Можно говорить о том, что развертывание человеческого мира в стратегическом плане стало зависеть от горизонта наукогенности-техногенности. Современное человечество, пошедшее по пути модерна, уже не может представить себе ни современное, ни будущее свое существование (то есть расширение своего горизонта) без расширения горизонта наукогенности-техногенности. И наоборот. Расширение горизонта наукогенности-техногенности невозможно без расширения горизонта социальности. Наука и техника-технология поддерживаются теми запросами, которые дает им человечество. Если представить себе, что человечество перейдет на какую-то другую стратегию существования (например, вернется к культуре «мостов к трансцендентному»), то расширение горизонта наукогенности-техногенности будет остановлено или даже обращено вспять.

В-четвертых.

Опираясь на сказанное можно говорить о том, что в современном «модернизированном» состоянии человечество существует в логике взаимной поддержки горизонтов наукогенности-техногенности и социогенности. Комплекс этой взаимосвязи можно назвать «модернизационным комплексом» или «комплексом модернизации».

Можно говорить о фундаментальном влиянии «комплекса модернизации» на развертывание и глобализацию модерна. Здесь надо иметь в виду исходное разделение и западноевропейского мира, и всего остального мира на государственные системы, которые ведут друг с другом как идеологические, так и геополитические войны. Как «комплекс модернизации» мог влиять на логику геополитических противостояний? Он мог на это влиять и влиял через технико-технологическую оснащённость государств. Чем более было оснащено государство в этом отношении, тем более оснащён в этом отношении был его военный потенциал. А это значит, что государство имело преимущество в ведении войны и осуществлении геополитического господства. Это проявилось не сразу. И «комплекс модернизации» тоже стал формироваться не сразу. Но постепенно должно было происходить именно это. Чем более государство (группа государств) реализовывало через себя «комплекс модернизации», тем более геополитически сильным оно становилось. Тем государствам, которые оказывались в слабой позиции, оставалось только осознавать необходимость «модернизационных» преобразований для того, что снова приобрести геополитическую значимость.

Особенно ярко это проявилось в отношении экспансии западного мира на развитые неевропейские государства. Развертывание модернового мира происходило в том числе и через колонизацию и эксплуатацию незападной части человечества. В начальный период (когда западноевропейская область еще не развернула в достаточной степени «комплекс модернизации») колонизация могла успешно осуществляться относительно тех обществ, которые были недостаточно развитыми. Развитые неевропейские общества (особенно такие как Япония и Китай) могли успешно удерживать свою самостоятельность. Когда «комплекс модернизации» европейских стран был достаточно развит, стала возможной силовая колонизация тех государств, которые до этого были недосягаемы. Так Китай в XIX веке стал объектом военной агрессии, с помощью которой европейские страны получили доступ к его внутреннему рынку и заполнили этот рынок опиумом. Во второй половине XIX века США силовым путем заставили Японию дать им доступ к внутреннему рынку. Передовые элиты в Японии и Китае осознавали необходимость принять в себя те основания европейского развития, которые сделали их геополитически превосходящими. Можно говорить, что они стали принимать внутрь себя «комплекс модернизации». Раньше всего это сделала Япония. К началу ХХ века она стала уже достаточно оснащённой в технико-технологическом отношении, чтобы выиграть войну с Россией и начать осуществление плана по подчинению Китая. Япония стала значимым участников Второй мировой войны, пытаясь подчинить себе страны тихоокеанского региона. У Китая получилось развернуть внутри себя «комплекс модернизации» только во второй половине ХХ века. С разной степенью успешности по такому же пути пошли все ранее «неразвитые» государства. Но в каждом из них «комплекс модернизации» развертывался на основе своей «социокультурной материи», которая создавала реализационную специфику.

Современное состояние человечества продолжает оставаться связанным делением на государства и государственные союзы, в которых развертывание «комплекса модернизации» задает геополитическое положение, характер и степень их внутренней «модернизационной» преобразованности.

8. Социально-исторические факторы, которые определили модерновый когнитивный материализм и задают ему фундаментальные границы

Теперь можно выписать те социально-исторические факторы, которые определили модерновый когнитивный материализм и задают ему фундаментальные границы.

Во-первых.

Прежде всего, надо иметь в виду логику исторического развития европейской культурной зоны, которая выражена в смене мировоззренческих акцентов миросистем. Главным образом здесь важен переход от средневековья к модерну как переход от социально утвержденного акцента на контр-антропоцентризме/идеализме к социально утвержденному акценту на антропоцентризме/материализме. Имея в виду разделение миросистемы на идеально-проектный и реализационный планы, можно говорить, что перспектива модерна в реализационном плане всегда стоит под вопросом. Реализационные кризисы, чем более они будут глобальными, тем более они будут стимулами к актуализации и восстановлению на идеально-проектном плане контр-антропоцентризма/идеализма.

Во-вторых.

Развертывание модерновой миросистемы (как охватывающей только европейскую культурную зону) можно считать развертыванием «комплекса модернизации» (поддерживающих друг друга горизонтов социогенности, наукогенности и техногенности). Развертывание каждого из этих горизонтов стратегически ограничивается развертыванием каждого из двух остальных. Если по каким-то причинам один из горизонтов перестанет развертываться, то остановится развертывание всего комплекса.

В-третьих.

Развертывание «комплекса модернизации» в масштабе человечества является продуктом глобализации модерна через геополитический охват/захват всего остального немодернового мира. Поскольку этот охват осуществлялся посредством военной силы, поскольку эту силу европейским государствам дало развертывание внутри них «комплекса модернизации», то неевропейский мир должен был принимать внутри себя этот комплекс для того чтобы быть геополитически независимым или даже преобладающим. Но надо иметь в виду, что этот комплекс был принят извне. Он не являлся продуктом внутреннего развития неевропейских культур. А это значит, что можно говорить о внутреннем противоречии между «социальной материей» неевропейских культур, несущих внутри себя логику традиционных направленностей и логикой «комплекса модернизации». Логически нет препятствия к тому, чтобы представить себе актуализацию традиционных культурных направленностей внутри неевропейских областей современности под влиянием глобальных кризисных ситуаций.

В-четвертых.

Стратегия когнитивного материализма в соответствии с логикой модерновой социокультурной материалистической революции содержит внутри:

– ценностный акцент;

– технический акцент.

Ценностный акцент задает позитивность процессу освобождения универсума, человека, природы и познания от средневековых представлений. В этом смысле действовать в логике материалистической революции (в какой бы области она ни происходила) означало участвовать в освобождении мира. Таким можно считать исходный пафос разного рода материалистических революций модерна. Причем, если мы говорим о диалектическом модерне, то его надо представлять как множество революций, направленных уже не на собственно остаточные средневековые представления, а на представления, созданные предшествующим модерном. Каждая такая революция должна актуализировать исходный ценностный пафос модерна. Каждая их них должна восприниматься ее революционерами как ценностно позитивный шаг освобождения.

В этой логике мы можем расположить ММК. Советская система сама была способом реализации на идеально-проектном уровне радикального варианта материалистической революции модерна – марксизма. Реализационно, советская система ко второй половине ХХ века стала тоталитарным, идеологическим обществом, которое воспринималось ее критиками как предательство исходных идеалов. ММК в этом плане совершал свой вариант освободительной, материалистической революции. В этом смысле он должен был нести в себе пафос оптимизма. В той мере, в какой Автор утверждает свою неразрывную связь с мэйнстримом ММК, его «технооптимизм» можно считать воспроизводством исходного оптимизма ММК. Одновременно, утверждая оптимизм в отношении стратегии когнитивного материализма, Автор утверждает исходный пафос модерна.

Технический аспект стратегии когнитивного материализма является акцентом на инструментальном разуме (мыследеятельности). И в этом отношении ценностный оптимизм всегда сталкивается с реализационными проблемами и негативами этого аспекта модерна. Инструментальный разум только в логике позитива материалистической революции может быть беспроблемным. Как только модерновая миросистема в своих частях или в целом будет демонстрировать реализационные кризисы, будет проблематизироваться инструментальный разум.

В-пятых.

Важным для проблематизации инструментального разума является план социально-системной организации человечества, который является фундаментальным для человеческой истории. На протяжении от первых государств до современности человечество оказывалось разделённым на социальные системы, каждая из которых противопоставляла себя всем остальным. Степень противопоставленности могла колебаться от утверждения в системном самосознании своей исключительности (которая дает основание для господства над остальным человечеством) до простого утверждения неизбежности деления на системы.

Этому плану, как я уже говорил, противопоставлялись «мировые освобождающе-объединяющие революции». На идеально-проектном плане эти революции представляли собой программы мирового освобождения человечества от социально-системной организации, от тех делений и противопоставлений, которые эти организации создавали. В качестве нового способа объединения людей утверждались универсалистские этические системы. На организационном плане изначальные формы «мировых революций» порождали анархо-коммунистические коммуны. В дальнейшем, эти революции соединялись с логикой системной социальности, становясь идеологиями социокультурных систем с универсалистской экспансивной направленностью. В этом отношении средневековье можно назвать вторым поколением культур (культур, основанных на идеологии «мировых освобождающе-объединяющих революций»).

Модерн, как ответ на вызов реализационного негатива культур второго поколения, на идеально-проектном уровне создает новый вариант «мировой освобождающе-объединяющей революции», а на реализационном плане испытывает судьбу предыдущего варианта такого рода революций. Его «мировая революция» тоже оказывается соединенной с логикой системной социальности (или даже поглощенной ею).

Но в разных контекстах реализационная критика модерна актуализирует «мировую революцию». Это выражается в различных попытках построить коммуникативно-креативные жизненные контексты, минуя социально-системную организацию. Можно сказать, что это попытки «прорастания» через социально-системную организацию, создания глобальной коммуны, логика существования которой (и в которой) выведет человека на новый уровень развития.

Формирование разного рода сетей коммуникаций (особенно глобальных информационных сетей) создает реализационную платформу для намерения «мировой революции». Хотя, мысля об этом в обратном направлении, мы получаем возможность глобального контроля над индивидуальным сознанием.

Позиция Автора, связь его позиции с логикой ММК дает возможность видеть во всем этом проявление логики «мировой освобождающе-объединяющей революции». ММК (как реализационная критика советской системы) вполне четко проявляет через себя эту логику. С идеально-проектной стороны, это желание мыслить человека, его мыследеятельность по ту сторону культурно-социальных систем. С реализационной стороны, это стремление поддерживать формат «философской школы» (даже чего-то, подобного Касталии Г. Гессе). «Схема мыследеятельности», выработанная ММК (и на которую опирается Автор), выражает собой именно такую организационно-мыследеятельностную форму. Транслируя «схему мыследеятельности», Автор невольно (он не демонстрирует рефлексии относительно этой схемы) воспроизводит логику ММКовского варианта «мировой освобождающе-объединяющей революции». Это объясняет его стремление рассматривать «мыследеятельность» расположенной по ту сторону логики социально-системной организации.

В-шестых.

Можно еще раз акцентировать, что инструментальный разум модерна в равной мере можно направить на разные конструктивные стратегии.

В одном направлении он будет инструментом для реализации новых вариантов социально-системной организации, по-новому вписывающей индивидуального человека в свои рамки. Кроме того, этот слой организации человечества всегда был и продолжает оставаться источником конфликтности, порождающим разного характер и масштаба войны. Инструментальный разум уже предоставил человечеству оружие для самоуничтожения.

В другом направлении инструментальный разум будет инструментом для реализации новых вариантов модерновой «мировой освобождающе-объединяющей революции», действующей в направлении «снятия» слоя социально-системной организации.

Какого рода логика возобладает в конечном итоге – вопрос открытый.

9. Коллективно-исторический аспект мыследеятельности, развернутый Автором

Теперь посмотрим, как Автор связывает обрисованную им когнитивную стратегию с культурно-социальным универсумом.

Поясняя ранее сказанное, Автор акцентирует тот аспект рассмотренной им когнитивной стратегии, который связан с социально-культурным существованием человека (§§28—38).

Во-первых.

«Я исхожу из того, что любая практическая ситуация всегда носит совместно-распределенный характер.

Эмпирический индивидуум никогда не делает ничего в одиночку. Для того, чтобы произвести (в широком смысле слова) даже простейший продукт, люди обязательно должны объединять свои способности и распределять между собой функции и задачи.

Эта простая [на первый взгляд] идея символически выражена в графике нижнего уровня в схеме мыследеятельности.

Мы называем этот уровень «мысле-действием»».

Во-вторых.

«Для того, чтобы создаваемая форма организации совместно-распределенной деятельности могла обеспечить производство нужного продукта с наименьшими затратами ресурсов, участники будущей (или текущей) ситуации совместно-распределенной деятельности должны договориться друг с другом.

Эти договорённости направлены прежде всего на определение того, «зачем» они объединяют свои усилия и того, «как» именно они предполагают этого добиться. «Зачем» и «как» в деятельности обычно из внешней позиции называют «целью» и «средствами». Содержание «целей» и «средств», которые ставят перед собой и выбирают из некоего арсенала или строят специально для достижения данных целей люди, во многом обусловлено тем, с чем им приходится «иметь дело» – характером обстановки или ситуации, в которой они находятся и теми «вещами», которые они предполагают использовать.

Для того чтобы договорится о будущей совместной деятельности или изменить ее по мере осуществления (реализации замысла) эмпирическим индивидуумам приходится вступать в коммуникацию друг с другом.

Для обеспечения коммуникации, понимания и взаимопонимания человеческие сообщества создают «языки». <…>

Эта идея символически выражена в графике среднего уровня в схеме мыследеятельности. Мы называем этот уровень «мыслью-коммуникацией»».

В-третьих.

«Обывателю кажется, что большая часть практических ситуаций совместно-распределенной деятельности вращается вокруг материальных вещей жизненного мира. <…>

Однако, если мы задумаемся, то обнаружим, что воспроизводство даже этих простейших практик требует формирования более абстрактных, обобщенных или, как иногда говорят, «идеальных» представлений о вещах и способах обращения с ними. <…>

Для создания представлений об этих вещах необходимо проделать работу «мышления».

Мыслительные представления [и соответствующие способы работы с ними, которые мы называем «технологиями мышления»] формируются исторически и передаются из поколения в поколения, обеспечивая экономию затрат на коммуникацию, взаимопонимание и построение систем совместно-распределенной деятельности.

Эта идея символически выражена в графике «верхнего» уровня в схеме мыследеятельности. Мы называем этот уровень «чистым» или «конструктивным» мышлением».

В-четвертых.

«Для того, чтобы более полно связать содержание этой притчи со схемой мыследеятельности, надо лишь добавить к ее описанию ещё одну позицию в слое мышления: внешнего наблюдателя, который в данном примере «имеет» или «разработал» обобщенные представления о «слоне».

Подобные обобщенные представления формируются на более высоких этажах «идеализации»».

В-пятых.

«Я уже говорил Вам, что такие общие представления [мы называем их объектно-онтологическими] являются результатом длительных исторических процессов. Эти представления постоянно меняются. По мере своего исторического развития человечество постоянно трансформирует распространённые представления о „вещах“ окружающего мира и „предметах“ своих практик».

В-шестых.

«…Большая часть философов разрабатывали новые методы работы со знаниями. Важнейшей фигурой в ряду философов-методологов был Николай Кузанский.

В 1440 году Николая Кузанский пишет на латыни работу «De docta ignorantia», которая позже с большим трудом переводится на разные языки. В распространённом переводе на русский ее название звучит как «Об учёном незнании».

В этой революционной работе он фактически впервые противопоставляет традиционной схоластической концепции «познания как отражения» другую концепцию и другое представление, которое выдвигает на передний план искусственно-техническую деятельность человека по производству новых знаний и онтологических представлений.

Кузанский утверждает, что человек (в отличие от Бога) не способен познать сущность вещи. Он лишь строит знание о свойствах вещей, и эти знания являются продуктом определённых действий или операций, которые ему доступны.

Кузанский пишет: «Всякое знание предполагает сравнение, которое при ближайшем рассмотрении оказывается ни чем иным, как измерением. Если же мы соизмеряем между собой содержание двух понятий, то необходимым условием этого является их однородность: они должны быть соотнесены с одним и тем же масштабом измерения, мыслиться как величины одного порядка».

Напомню Вам, что в схеме, описывающей устройство простейшего «знания», которую мы с вами обсуждали в прошлый раз, эти «операции» [измерения] развертываются в ситуациях мысле-действия. В схеме мы выразили этот смысл в символической форме в значках «операции» и «нечто» (Х). <…>

Для пояснения этого утверждения он использует очень хорошую метафору.

«Как бы ни приближались друг к другу мера и измеренное – подчеркивает Кузанский – между ними всегда будет оставаться некоторое различие… конечный [человеческий] разум ни при каком сколь угодно большом приближении не может познать с действительной точностью истину вещей…. Разум… относится к истине, как многоугольник к кругу: многоугольник тем больше приближается к кругу, чем больше сторон и углов он имеет, но даже при бесконечном умножении их он не сможет сравняться с кругом ─ так и человеческий ум знает об истине только то, что он никогда не сможет её познать такой, как она есть, с достаточной степенью точности».

И далее: «Опыт содержит в себе подлинное знание; …однако, …для него недостижима истинная точность (praecisio) … в опытном познании всякое сколь угодное адекватное определение и точное измерение может и должно быть превзойдено ещё более адекватным и более точным. …всё наше опытное знание остается «предположением», приближением, гипотезой, и его изначальный удел – уступить своё место другому, более верному предположению»».

В-седьмых.

«Как мы уже сказали выше, за 200 лет до создания Лондонского королевского общества, за 400 лет до того, как технология исследовательского мышления стала важнейшим элементом платформы технологий Второй промышленной революции, Кузанский намечает два базовых режима организации этой работы:

Во-первых, режим построения гипотез, разработки моделей и рабочих онтологических представлений и их постоянного «опровержения»; этот режим не совсем точно называют фундаментальными исследованиями.

Во-вторых, режим постоянного экспериментирования, который направлен не только на опровержение онтологических гипотез, но и на создание новых вещей – инженерных конструкций; этот режим не совсем точно называют прикладными исследованиями (НИОКР).

Эта машина исследовательской мыследеятельности, как я уже сказал, была «придумана» в период 1400—1500 годов и в дальнейшем легла в основу так называемых промышленных революций».

В-восьмых.

««Нулевая» и «Первая» промышленные революции технологизировали и массовизировали «простые» (прикладные) режимы этой машины: инженерное конструирование и проектирование.

В ходе Второй промышленной революции был технологизирован и массовизирован более сложный режим – собственно «исследовательский», по крайней мере, в его «нижней» части: моделирования и экспериментирования.