Бег сквозь лабиринт

Пролетел год. Наташе исполнилось пятнадцать, и она училась на модельера-закройщика, подрабатывая в ателье Мадины Магометовны, матери Азизы. У неё ещё не всё получалось, но закройщица тётя Валя хвалила её и говорила, что через год, доверит раскрой пиджаков и пальто.

Отличница Наташа лучше всех училась на факультете, преподаватели говорили, что нельзя останавливаться и после окончания техникума обязательно поступать в институт.

Казалось, девушке всё давалось легко, да и ребята хотели дружить с ней. Возможно потому, что с ней было просто. Наташа старалась не думать, что вечером ей придётся возвращаться домой. В своей комнате, она могла наедине со своими мыслями быть уверенной, что жизнь наладится.

После занятий, она спешила в ателье, а потом бежала домой, делала уроки и уходила до поздней ночи, чтобы не быть свидетелем пьяных криков матери и её дружков. Теперь у Виктории Анатольевны рабочий день стал ненормированным. Директор школы предупреждал её, что систематическое пьянство ни к чему хорошему не приведёт, и после того, когда она послала его при коллегах учителях на три буквы, терпение Евгения Тарасовича лопнуло. Он покраснел, потом побелел и, стараясь не потерять самообладание, сказал, что Вероника Анатольевна больше не будет работать преподавателем.

– Таким, как вы не место в школе, – добавил он и, стукнув кулаком по столу, велел ей выйти вон.

– Ты представляешь, – жаловалась Вероника Анатольевна дочери, – этот старый козел, мне ещё будет кулаком по столу стучать. Ты куда? – словно опомнившись, спросила она выходящую в коридор дочь.

– Не могу я больше, мама, – призналась Наташа, вырывая куртку из её рук, – теперь на что мы жить будем, на мою стипендию?

– А тебе что ещё платят? – спросила Вероника Анатольевна.– И, сколько?

– Мама! – Наташа резко встряхнула её за плечи, – ты не понимаешь?! Что ты себя убиваешь, и губишь меня! Я не могу сюда привести друзей, Серёжку, Азизу, в техникуме я скрываю правду о своей семье, и мне больно говорить о тебе, слушать перешёптывания соседей. Знаешь, всё это где у меня?! – Наташа постучала ребром ладони по шее.– Тебе надо лечиться, иначе… Иначе в один прекрасный день я не вернусь домой.

Вероника Анатольевна опустила глаза и, прижимя руки к лицу, заплакала, сев на стул. Наташа смотрела на мать, и внутри души боролись противоречивые чувства.

– Мама, я прошу тебя, сходи к врачу, сделай что-нибудь, но ведь так больше продолжаться не может.

Вероника Анатольевна ничего не ответила, а тихо заплакала, словно соглашаясь с дочерью. Наташа обняла её и почувствовала, как внутри у всё съёжилось, а в желудке появилась какая-то пустота. Она гладила мать по седым волосам, за которыми та давно уже перестала следить.

– Мамочка, ты ведь была такая красивая. Давай всё начнём сначала, я помогу тебе, – пробормотала Наташа, – только ты не пей больше.– Давай завтра же пойдём к врачу.

Мать, ничего не отвечая, прижала сморщенные руки к опухшему лицу и продолжала всхлипывать. Наташа сняла куртку и, повесив в гардероб, подняла маму под руку и повела в спальню.

– Пойдём, ляжешь. Поспи немного, а я ужин приготовлю, мне сегодня как раз в ателье немного заплатили, так сказать аванс.

Она уложила мать и, накрыв её шерстяным пледом, погасила свет. За окном стало темно, а Наташа продолжала задумчиво смотреть в глаза ночи. Порой она представляла себя маленькой волшебницей, которую выкрали из семьи, а потом заточили в замке. Где-то там её дом. Наташа вглядывалась во мглу, где на неё смотрели зажигающиеся окна домов. Где-то в другой реальности.

5

1993

Этот проклятый дождь, казалось, он никогда не закончиться, думала Натали. Смотрела на часы, и была уверена, что скоро появиться Ян с той, как он выразился замарашкой.

Они не заставили себя долго ждать. Вскоре к дому подъехала автомобиль Зингера, оттуда вышли двое – его русский телохранитель Пётр и молоденькая, совсем худая, казалось, измождённая девочка.

Натали прикрыла глаза ладонью и подавила в себе стон, он чуть не вырвался из груди, но девушка понимала, что необходимо быть сильной или хотя бы казаться такой. Одной больше, одной меньше, сказала она себе, я не должна всем им сочувствовать, ведь меня никто не жалел. Вскоре в двери повернулся замок и широкоплечий охранник, втолкнул девчонку в комнату.

– Привет, Петь, а что так грубо? – попыталась пошутить Натали.

– Эта малолетка, чёрт бы её побрал, сначала говорит одно потом другое… Истерик нам только не хватало. Объясни ей, что к чему, – он шмыгнул носом, – а мы поехали.

– Хорошо, – грустно улыбнулась Натали, положив руку ему на плечо. В глазах Петра появилось тепло, он поцеловал Натали в лоб и направился к выходу.

Закрыв за ним дверь, она посмотрела на девчушку, казалось ей не больше пятнадцати. Она была похожа на затравленного дикого зверька, очутившегося лицом к лицу с жестокостью мира, о которой будто узнала только вчера. Она молча смотрела на Натали, но в её глазах не было той ненависти и вызова, с которыми она смотрела на Петра. Они молчали и словно изучали друг друга.

Натали протянула ей пачку с сигаретами и добродушно кивнула в знак солидарности. Незнакомка вытащила одну из пачки, её руки дрожали, и Натали была уверена, что ещё чуть-чуть и девчонка расплачется.

– Я тебя понимаю, детка, – сказала она, поднеся к сигарете девушки зажигалку, – не волнуйся, это хорошо, что ты попала ко мне, а не к кому-нибудь другому. Конечно, ничего нет хорошего в этом месте, но тебе лучше будет рядом со мной, можешь поверить. А теперь давай знакомиться? – она протянула ей ухоженную руку с красивым маникюром.

Девушка, словно стесняясь своей маленькой руки с обкусанными ногтями, помедлила и, вытянув пальцы, позволила сжать их этой, как ей показалось на первый взгляд, приятной и решительной женщине.

– Настя, – просто назвалась она, – хочешь услышать историю моей жизни?

– Я не в праве тебя просить, но если захочешь, я смогу помочь тебе всё заново пережить.

Натали удивила такая резкая перемена в её новой знакомой, которая только что была на грани истерики.

– Ты так странно говоришь, обычно меня посылали куда подальше, – Настя выругалась, – прости, я не буду больше, ты такая красивая и… Ты здесь.

Натали, усмехнувшись, поднялась с кровати и, подтянув пояс на красивом шёлковом халате цвета спелой вишни, подошла к туалетному столику за бокалом с мартини. Отпив глоток, она взяла с фарфоровой тарелки две маслины и, положив в рот, спросила.

– Есть хочешь?

– Хочу, – честно призналась Настя, – так со стороны посмотришь на всё это и не сразу поймёшь, что это бордель.

– Ты права, – кивнула Натали, – сколько тебе лет, чудо ты моё непутёвое?

– Семнадцать, а тебе? Или ты уже в том возрасте, когда об этом не спрашивают.

– Почему, – пожала плечами Натали, – я недалеко от тебя ушла – двадцать один.

– М-да, и у тебя юность загубленная? – усмехнулась Настя, – и у меня, – она опустила глаза, – я ни разу не пробовала, это мартини? В кино видела, что с оливками его пьют.

– Успокойся, ты ещё маленькая, – серьёзно ответила ей Натали и, взяв телефон, набрала номер кафе «Kloster».– Сейчас я закажу ужин, а ты пока сходи, прими душ, возьми чистое полотенце в шкафу в ванной, найдёшь… Hallo, ist es «Kloster»? Ich wollte das Abendessen bestellen… Zwei Portionen der gebratenen W; rstchen mit der So; e, den Salat unter der Nummer 12 mit den Meeresprodukten… ты ешь кальмары? – спросила Натали всё ещё стоявшую в комнате Настю, на что она кивнула и спросила

– А жареная картошка есть?

– Минутку, – улыбнулась ей Натали и продолжила, – Die gebratene Kartoffel, drei Portionen, den Apfelsaft, also, und… Die Schokolade, – Натали, улыбаясь, посмотрела на Настю, которая с любопытством слушала её и покачала головой, – Allen, gut, warten wir, auf Wiedersehen. Иди, купайся, приучайся всё делать быстро и забудь грызть ногти, извини, но это выглядит ужасно.

Настя опустила взгляд на свои руки и, кивнув, быстро шмыгнула в ванную комнату.

Натали положила телефон на кровать и открыла записную книжку. Сегодня у неё должен быть Туер Румпель, а потом на всю ночь какой-то господин Шрам. Она поморщилась, перебирая в голове все эти имена, и почувствовала себя, наверное, так же, как та девчонка, которая сидела в ванной под потоками горячей воды, прижавшись спиной к стене.

Настины слёзы смешивались с водой, и она чувствовала себя плохо, если не сказать паршиво. Она плакала, и ей так не хотелось выходить из этой красивой ванной комнаты в будуар проститутки, которая, так же как и она была всего лишь вещью в цепких руках Зингера. Настя знала, что пройдёт время, и от былой красоты Натали не останется следа, в её глазах уже была пугающая пустота, и только лишь сердце пока оставалось, наверняка, прежним. Но пройдёт время и всего этого не будет и она (Настя) станет такой же. А потом? Они все рано умирают, если не найдут богатого клиента, который захочет жениться, но такое бывает только в кино. Настя выключила воду и, отодвигая занавеску, протянула руку к полотенцу, а потом услышала мужские голоса, доносившиеся из комнаты. Завернувшись в длинное полотенце, она на цыпочках подкралась к двери. Мужчин было двое, потом один ушёл, а другой остался, Настя слышала, как хлопнула входная дверь. Они говорили по-немецки, и Настя ничего не могла понять, за исключением некоторых фраз.

Внезапно дверь открылась, и она чуть не выпала в коридор. Натали втолкнула её обратно и, шикнув на неё, пробормотала.

– Незапланированный клиент, сиди здесь, а когда услышишь, что кто-то идёт сюда, забирайся в бельевой шкаф, благо, места там для тебя хватит, – она включила воду.

– А зачем? – непонимающе спросила Настя.

– Дура, – грозно прошептала Натали, – совсем не соображаешь, – она сбросила с себя халат, под которым ничего не было и, отодвинув занавеску, зашла в ванную, – тебе так хочется что ли?

– Ты что об этом?

– Нет, если он тебя увидит, мы будем в пятнашки играть, – Натали, задёрнула шторку и сделала воду горячее.

Вдруг Настя услышала шлёпанье босых ног. Затем последовал стук в дверь и призывный басистый голос, явно принадлежащий крупному мужчине. Девушка быстро юркнула к бельевому шкафу, отодвинула дверцу и как только нырнула туда, услышала щелчок открываемого замка.

– Du hier, mein K; tzchen? (Ты здесь, моя киса?), – спросил он. Настя ничего не видела и только слышала, как перестала течь вода, и Натали ему что-то ответила на немецком.

– Wirr werden gehen, ist dort viel bequemer1, – улыбнулась ему Натали, потянув его за собой, и говоря что-то о скользком поле, на что толстяк рассмеялся и согласился с ней.

Когда они ушли, Настя приоткрыла дверь шкафа и прислушалась. Она решила не покидать убежища, а дождаться пока Натали не освободит её от мучительного ожидания.

Зазвучала музыка, и до Настиных ушей ничего не доносилось кроме этой заунывной мелодии. Она устроилась удобнее на стопках чистых простыней и всё думала, что же будет дальше, и когда они, наконец, смогут поужинать. В желудке понимающе заурчало. Она лежала и мечтала о том, что когда-нибудь всё закончится. Настя и думать не могла, что это только начало, она не хотела размышлять об этом. В её голове пронеслись воспоминания детства, когда была жива мама, и когда мир казался таким добрым, источающим сияние добра и любви.

Настя помнила, как папа вёл её за руку в первый класс, на голове у неё был огромный белый бант, а из-за букета её саму было плохо видно.

– Знаешь, папочка, я так боюсь идти в школу, – услышала Настя свой тоненький детский голосок, просочившийся из глубин памяти.

– За тобой Федя присмотрит, он обещал после первого урока забежать к тебе, – уверил папа. Маленькая Настя помнила его доброе лицо и тёплый взгляд голубых глаз. Потом многое изменилось, она вспомнила тот страшный день, когда мама с папой поругались, и они так кричали, что Алёнка, младшая сестра очень испугалась и дрожащим голосом пробормотала.

– Они убьют друг друга, – теперь эти слова шестилетнего ребёнка, казались пророческими, Настя помнила большие карие глаза Алёнки полные слёз, когда стало невероятно тихо. Настя бросилась на кухню и застыла у раскрытой двери. Мама, прижимая руки к груди, залитые кровью, подняла глаза на дочь. Она хотела что-то сказать, но из её рта вырвался только сдавленный хрип и, протянув к ней руки, женщина упала лицом вниз.

Отец стоял с пустым взглядом, сжимая кухонный нож в руке, которым обычно резали мясо. Настя до сих пор не могла забыть этой страшной сцены. Мама, распластанная на кухонном полу и лужа крови под ней, которая становилась всё больше. Отец, застывший с тесаком в руке, с лезвия которого, медленно стекала кровь. Кап-кап… капли медленно падали на пол, Настя не в силах была пошевелиться, ей казалось всё происходящее кошмаром, дурным сном. Кап-кап – казалось, это звучит со всех сторон, словно бой часов, когда они размеренно отбивают двенадцать часов. КА-А-АПП-П, от этого звука по коже побежали мурашки… В чувства её вернул голос отца, он попытался взять её за руку, но Настя завопила от его прикосновения, у неё началась истерика. Она упала на колени и пыталась повернуть маму к себе. Теперь ей казалось, что кровь повсюду, она посмотрела на липкие руки и завизжала. Отец пытался заставить замолчать её, закрывая окровавленными руками рот дочери. Настя продолжала кричать, чем привела его в бешенство.

Ужас охватил её, и хотелось только одного, поскорее убраться отсюда. Только ноги в один миг стали ватными, как и тело, которое словно налилось свинцом. Девочке показалось, что ему пришла в голову ужасная мысль, убрать всех свидетелей, Настя ещё не верила, что это правда, но теперь, когда он замахнулся, и лезвие блеснуло в его руках, она толкнула отца в живот и, выскочив из кухни, выбежала в коридор. Там стояла Алёнка и с дрожью смотрела на сестру, халатик которой был в пятнах крови. Ничего, не объясняя, Настя сгребла сестрёнку в охапку и бросилась к входной двери. Алёнка вырывалась и кричала, но сестра тащила младшую по лестнице, а наверху слышался топот ботинок отца.

Сколько лет потом кошмар топота отцовских ног, преследовал Настю по ночам. Она просыпалась в холодном поту и вновь и вновь заливалась слезами.

– Настенька, он гонится за нами! – закричала Алёнка и прижалась к сестре, которая немного пришла в себя после случившегося. Выбежав во двор, она опустила Лену на ноги, и они побежали к гаражам, там милицейский участок, они всё расскажут, их смогут защитить. Как хотелось отмотать плёнку этого страшного кино назад, но жизнь не фильм и из неё нельзя вырезать неудачи, боль и смерть. Теперь Настя понимала, что убийство мамы положило конец их счастливой жизни. Тогда она не понимала, что произошло, она вспомнила, как Алёнка спросила:

– Настя, а Настя, а может, это был не папа?

– Алёнка, ну что ты, – Настя обняла младшую сестру.

– Но папа не мог такого сделать, он же папа, – спокойно и рассудительно продолжала девочка, – может его заколдовали?

– Мне тоже не хочется верить в это, – вздохнула Настя и, потянув за собой сестру, сказала, что нужно идти.

Потом отца арестовали, и они остались с бабушкой. Федя, ему тогда было тринадцать, ходил по комнате, сжимая кулаки, и повторял, что отец за всё ответит. Отца судили и признали невменяемым, поместив в психиатрическую лечебницу, тюремного типа…

– Ну, красавица, вылезай, – тронула её за плечо Натали, открывшая дверцу шкафа, – пойдём, ужин принесли, у нас есть пара часов, если снова кто-нибудь не заявится. Это Зингер, его дела, чувствую. Утром у меня всю душу вытряс.

– А как же ты заплатишь… за ужин? – непонимающе спросила Настя, на что Натали уверила её, что всё нормально и ей не нужно волноваться за неё.

Натали причесала длинные волосы и, поправив покрывало на постели, направилась на маленькую кухню, позвав за собой Настю. На столе стояли пакеты и коробочки с горячей едой, и она быстро начала накрывать на стол. Настя с аппетитом поглощала содержимое и сообщила, что давно так не наедалась.

– Как вообще ты здесь оказалась, девочка моя? – Натали погладила её по спутанным волосам, – зачем ты здесь, неужели Зингер воспользовался твоей доверчивостью?

– Это я воспользовалась им, – улыбнулась девушка, на что Натали покачала головой:

– Послушай, солнышко, Ян ничего не делает просто так, это хитрый лис и у него всё продуманно. Он сделал всё, чтобы я не смогла вернуться домой… у меня и дома-то как такового не стало давно, – она вдруг словно поперхнувшись, замолчала. В её глазах должны были вот-вот появиться слёзы, но она их выплакала давным-давно и теперь больше не жалела себя, она знала, что ей никогда не выбраться из этого порочного круга. НИКОГДА.

Настя, опустив глаза, поняла это, и ей стало жутко. Сначала ей показалось, что Натали вполне довольна своим положением, она была такой красивой и уверенной в себе. Девушка взяла её за руку и, нежно сжав, обняла Натали, та вздрогнула и ещё мгновенье, казалось, из её груди вырвется стон, крик раненой птицы. Однако ничего не произошло, Натали постаралась улыбнуться и сдержала нахлынувшие чувства.

– Давай быстро поедим, а то мне не до сантиментов, в девять сорок у меня богатый клиент, и он не должен видеть моих слёз или следов от них. Потом как-нибудь поболтаем, – она посмотрела в упор в большие глаза Насти, – и тогда вот поплачемся друг другу, раз в неделю мы можем себе это позволить. А теперь давай всё это съедим, пока горячее.

– Прости, но это невозможно целый день… ну ты понимаешь, – осторожно начала Настя.

– Ты о чем? – словно не поняла её Натали и словно что-то смекнув, усмехнулась, – лучше бы это был секс.

– Теперь я не поняла, что здесь происходит?

– Может быть, ты слышала о таком понятии, как вампиризм, в смысле энергетический. Я – сияющая, поэтому… и оказалась здесь. Эти богатые господа не совсем обычные люди, – немного помолчав, она, продолжила, – извини, но здесь всё совсем по-другому. Магам нужна сила, а у меня, её в избытке, как хочется верить Зингеру, хотя мне всегда нехорошо, после того, как мне приходится делать это. Их не интересует секс, им нужна энергия, чтобы продлить своё могущество. Чтобы повысить свой магический рейтинг.

6

1992г

Антон давно смотрел на эту симпатичную девушку, которая слишком поздно приходила домой. Он заметил, что из-под её коротенькой юбки выглядывают очень даже стоящие ножки. Это было не его дело, но ему очень хотелось, чтобы эта девочка попала в его коллекцию.

Однажды днём в кафе, он случайно заметил её и, наблюдая, заметил, какой у неё красивый пухлый ротик и роскошные длинные волосы, к тому же она выглядела для своего возраста более чем аппетитной – пышная грудь, тонкая талия, переходящая в бедра. Антон смотрел на неё, как торговец на крепкую лошадь и про себя просчитывал, какой может получить с неё доход.

В назначенный час к нему подъехал Динаров, его телохранитель и правая рука в подобных делах.

Они заказали себе лёгкий обед и приступили к деловому разговору.

– Ну, что тебе удалось выяснить? – Антон посмотрел в сторону Наташи, которая ничего не подозревала. Её судьбу решали без уведомления и скоро посадят на крючок, как золотую рыбку.

– Смотри-ка, вот она собственной персоной, – усмехнулся Динаров, кивнув на Наташу, сидевшую у окна.

– Сладкая штучка… ну, рассказывай, что там у тебя. У меня уже есть один человечек, который спрашивал о ней.

– Ты для него стараешься? – спросил Гена, раскрывая папку, – вот полюбуйся полный набор.

– Да, – покачал головой Антон, – да нам надо молоко за вредность давать, мы же людям помогаем.

– Действительно, – согласился Динаров, – вот посмотри, мать конченая алкоголичка, живёт с сожителем таким же, как и сама. Девчонка учится в училище культуры, и работает в ателье у Ахмедовой.

– У Мадины Магометовны? – напряжённо спросил Антон, сведя брови.

– Ага, – кивнул Гена, – и к тому же она лучшая подруга её дочери Азизы.

– Этой тощей дылды? Терпеть её никогда не мог, и в кого она такая уродилась.

– Брось, Тоха, сейчас такие в модельном бизнесе во как нужны.

– Ну, чем тоще, тем страшнее, чтобы не отвлекать внимания от шедевров наших модельеров-педиков, – рассмеялся Антон.

– Да, а вот Наташа как раз учится на модельера, – он протянул Раскину папку, – ознакомишься, потом решим, нужно ли нам это, всё-таки не хотелось бы, чтобы Ахмед знал о наших делах.

– Не волнуйся, я подумаю над этим, такие кадры, как эта куколка нам очень нужны. Аркадий Иосифович, понимаешь, сказал, что теперь самое время развивать наш бизнес, когда в этой стране запахло демократией.

– Мне кажется, что сейчас пахнет немного другим, – попытался сострить Гена, но вовремя осёкся, понимая, что Раскину не по душе его шутка. Несмотря на то, что они вместе прошли суровые институты жизни в колонии строгого режима для малолетних преступников, Гена знал, что Антон всегда был главнее.– Ладно, если что звони, я в офисе на Ленина.

Динаров был немного расстроен, его всегда немного обижала эта манера Раскина выставляться перед людьми, как его ещё не наказали, Гена не переставал удивляться. Всё остальное его устраивало, и он продолжал заниматься прежним, подыскивая нужные кандидатуры девочек, ведя бухгалтерию, занимаясь охраной Раскина и другими сферами криминального бизнеса.

Проходя мимо хорошенькой девушки, он представил её в образе той, которой ей, вскоре, предстояло стать и не смог. Облизав сухие губы, он обернулся и, посмотрев на Антона, увидел, что он так же смотрит в её сторону. От претендентки точно исходило сияние, оно манило и могло свести с ума.

Когда Гена выходил из кафе, в двери влетел молодой парень, который чуть не столкнулся с ним и направился к столику Наташи. Раскину был хорошо слышен их разговор, поэтому он решил ещё посидеть здесь, заказав себе кофе с мороженым.

– Привет, – Сергей поцеловал Наташу в щёку, – ну, как ты? Что дома?

– Не знаю, – тяжело вздохнула Наташа, – дай сигарету, а то мои закончились.

– Опять куришь? – недовольно покачал головой Сергей, но протянул ей пачку, – что у тебя стряслось снова?!

– Не могу я больше так, – она, глубоко затянувшись, выдохнула и, казалось, вместе с этой струёй голубого дыма девушка хотела вытащить из себя всю боль, всё, что ей мешало дышать и жить.

– Наташенька, – Сергей с болью посмотрел на неё и, подвинувшись ближе, обнял за плечи.– Ты работаешь сегодня?

– Да, ещё много заказов, – она устало улыбнулась, – в ателье дела идут неплохо, Мадина Магаметовна обещала повысить меня до закройщика, говорит, что у меня хорошо получается.

– Ну, вот, – улыбнулся Сергей, – а ты говоришь, что всё плохо, пойдём ко мне сегодня…

– Серёжа, – она как-то слишком по-взрослому посмотрела на него, – я не хочу делать тебе больно, но… ты не мой парень… ты друг, возможно, это лучше даже. Если между нами, что-то происходило, то всё это… прости, но сейчас у меня мысли не о том.

– Можешь не извиняться, – спокойно ответил Сергей, хоть её слова и задели его. – Просто я подумал, ты хочешь отдохнуть от всего этого. Я хочу помочь тебе. Ты можешь переехать ко мне и если захочешь, то ничего не будет, ты же знаешь, как я к тебе отношусь.

– Поэтому не буду злоупотреблять этим, – Наташа погладила его по руке, – мама стала немного приходить в себя, я должна помочь ей, а тут… у неё появился мужик, и мне не нравится он.

– В каком смысле? – спросил Сергей и увидел, как в глазах Наташи вспыхнули напряжение и брезгливость.

– Он на меня так смотрит… – она повернулась к Сергею, и теперь их глаза и губы были так близко, что парень чувствовал её дыхание, – от него исходит что-то неприятное, и я боюсь, что всё может кончиться плохо. Я знаю, сколько сейчас таких вещей происходит, страна начинает сходить с ума, и все говорят, что скоро всё полетит к чертям собачьим. – Её голос дрогнул, и она, отвернувшись, посмотрела в чашку, где остывал кофе.– Я боюсь за маму, и почти, что уверенна, что Валера, задумал что-то очень плохое. С ним она снова начнёт пить и это закончится тем, что в один прекрасный день, ей будет все равно, как было несколько лет назад. Ты бы видел его глаза… он смотрел на меня, истекая слюной… как животное…

– Прекрати, – остановил её Сергей, – ты, что хочешь, чтобы с тобой действительно произошло что-то? Ты не должна оставаться там.