2048. Все детали

Руку ко лбу, к холодному камешку между бровей. Простое, но многократно повторенное упражнение. Оригами снова складывается. Не совсем, только чуть-чуть, по краям. Но уже всё в порядке. Блок.

– Ладно, я могу поиграть и с вами, – шепчет девушка в жёлтом сари. – Уж вас-то я не обману, никуда не уйду без вас. Будет вам ваша змея, ваша добрая Кали.

И повторяя движения гундов, сама начинает медленно поворачиваться на месте. Веер ловко скользит в руку – режим «бенгали», – распадается на два веера, оба крепко приклеиваются к кистям, по одной тонкой планке на каждый палец. Третий Глаз слегка изменяет рисунок воздушных спиралей из синих и жёлтых нитей, видимых только его хозяйке. И она уже не сопротивляется мягким подсказкам, которые хореограф посылает ей в мышцы. Всё быстрее, быстрее полет двух порхающих вееров, десяти лимонных ногтей, движущихся в том же ритме, что и сороконожка из чёрных пальцев. И уже непонятно, кто за кем повторяет движения, кто чью нить наматывает на клубок. То ли жёлтое кружится в кольце чёрного на перекрёстке – то ли чёрное ведёт хоровод вокруг жёлтого?

Нужен только миг, чтобы задуматься – и сбиться.

Когда нечто, состоящее из четырёх паукообразных фигур, замечает, что движется не по своей воле, оно резко ломает ритм, пытается снова собраться – и тут же теряет из виду девушку в жёлтом сари. Ненадолго, всего на миг.

После этого четверо гундов видят последний, самый быстрый её пируэт. Это вообще последнее, что они видят в жизни. Но перед смертью ещё успевают понять, что она-то на самом деле стоит неподвижно, раскинув руки, а летят вокруг неё они сами, налетая шеями на лезвия вееров.

Три вдоха-выдоха, восстановить дыхание. Вернуться в себя, медленно опустить непослушные руки. Остановить их дрожь, которая тут же перекидывается на ноги. Поздно.

Вэри покачнулась и, спасаясь от падения, быстро села на ближайший обломок стены. Под её весом обломок треснул, и она съехала на землю. Всё вокруг замерло, словно остановилось время. Из головы исчезли все мысли – но лишь на миг, один прекрасный миг пустоты.

В следующее мгновение в эту пустоту выскочила из глубин памяти старая депрессивная формула, с которой она так долго боролась самыми позитивными самовнушениями.

«Всё, чего я касаюсь, разваливается».

Вставать не хотелось. Не хотелось вообще ничего.

# # #

Она не заметила, сколько времени просидела так, обхватив колени руками и словно бы со стороны наблюдая, как какая-то маленькая часть её сознания ещё борется с накатившей апатией. Дикая усталость в мышцах и вязкий комок в животе требовали свернуться клубочком и так лежать, лежать…

Лишь яркое пятно, возникшее впереди, не позволило расслабиться окончательно.

Вишнёвое сари наставницы! К тому времени, когда Марта подошла к перекрёстку, Вэри уже стряхнула с себя оцепенение и поднялась. Но не успела сделать и трёх шагов навстречу, как Марта раздвоилась.

Вторая Марта, блёклая, полупрозрачная, оказалась совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки.

– Ты решила попугать меня обликами? – Вэри шагнула навстречу левой фигуре, которая появилась первой и была более чёткой.

– Мы видим так, как думаем. Верно, куколка? – сказала правая Марта, расплывчатая.

– Возможно, но…

Мир вспыхнул и погрузился во тьму. Вэри вскрикнула – скорее от неожиданности, чем от боли. Удар веером по глазам не был особенно сильным, но ослепил.

– Ты хорошо закрепила этот узелок? – Голос Марты был как жидкий азот.

– «Видим так, как думаем. А думаем так, как говорим. В результате видим так, как говорим», – отчеканила Вэри.

– Наконец-то. Игра в цитаты – не лучший способ идентификации, но всё же… Теперь открой глаза и посмотри.

Зрение вернулось быстро, хотя перед глазами ещё несколько секунд плавали красно-зелёные рыбки и приходилось часто моргать. Зато стало видно то, что заставило невольно отступить и поднять веер.

Теперь более чёткой была правая Марта – она полностью отключила ноблик. А через дорогу, на месте первой Марты, которую Вэри приняла за настоящую, кривлялась странная сиреневая тень.

– Я давно поняла, что ты обожаешь дзенские методы обучения, – заметила настоящая Марта, обмахиваясь веером. – Прямо на лету схватываешь! Прошлый раз один удар по печени научил тебя проверять вертикальный параллакс стереопроекций. Теперь вот с частотой разобрались. А заодно и вспомнили методы альтернативной идентификации по общим глоссам. Хорошо хоть в отношении аудио у тебя врождённый талант. А то бы я тебе уже все уши отбила.

Вэри на всякий случай нагнула голову и проверила вертикальный параллакс. Нет, с такой точки зрения сиреневая тень не утратила объёма. Но и не приобрела – её по-прежнему лихорадило в каком-то фрактальном состоянии между вторым и третьим измерениями. Вэри тряхнула головой. Фантом исчез совсем.

– Ох, ну и грязища у тебя тут. А ведь люди просто пообщаться хотели.

Марта брезгливо оглядела трупы. Потом закрыла глаза и словно бы заснула на миг, изучая Ткань.

– М-да, раскроила ты платочек… Теперь местные банды гундов ещё неделю будут делить освободившийся участок. Минус двадцать человек как минимум. Плюс опасная ниточка в здешнее временное правительство. И зачем было так строчить, милая? Лучше бы по сторонам смотрела внимательней.

– Но я же полностью вывела их на свою… – начала Вэри.

Наставница подошла вплотную и посмотрела на неё сверху вниз. Можно было не продолжать.

– Как видишь, не полностью. Был ещё кое-кто. Ты увлеклась красивой тамбурной петлёй и не заметила, что тебе вдели двойную нитку. Сколько раз тебе объяснять, шпилька! – самая опасная прошивка ждёт тебя как раз тогда, когда ты расслабилась.

– Это был ваянг?

– Какая разница? Было сказано: никакого рукоделия! К чему так рисковать, если ты не умеешь разутюжить самую обычную складку? Да ещё в день экзамена… Даже когда Артель пришивает кого-то с помощью максимально выверенного несчастного случая или болезни – даже тогда дыры остаются огромные. А уж тут… Ох, будь ты мужчиной, я бы тебе точно что-нибудь отпорола! Ладно, сейчас не время для курсов кройки. Нас ждёт Совет, чтобы утвердить твоё поступление.

– Но ты же сказала, что я уже…

– Экзамен сдан, но оценка не вынесена. Они хотят тебя видеть. Шевели ногами! И вот эти бирюльки подшей куда следует. – На ладони Марты лежали знакомые серьги-каури. – За утерю такого оборудования можно схлопотать приличный штраф. А за умышленное выбрасывание – тем более.

Вэри покорно вернула серьги на уши и поспешила за наставницей. На следующем перекрёстке – если можно считать таковым пятачок между развалинами – Марта остановилась.

– Сунь-ка руку вон в тот контейнер.

Вэри присела и подняла за угол гнилой деревянный ящик, ещё не успев сообразить, что контейнером назван самый настоящий гроб. Но полусгнившая рука, упавшая ей на колени, разрешила все сомнения. Вэри уронила «ящик» и отскочила. Из гроба выкатился череп, из черепа выпали ложка, солонка, курительная трубка и пара дремочипов. Кем бы ни был покойник, его похоронили с удобствами.

– Ох, ну сколько можно возиться, детка…

Марта сунула руку прямо в то, что казалось безобразным трупом, и вытащила метлу и зонтик. Зонтик протянула ученице. Вэри наконец поняла, что это.

– Странный способ маскировки, – пробормотала она.

– Точно. Никогда не видела гробов ни в Третьей Калькутте, ни в Четвёртой. Тут принято сжигать трупы, а потом бросать обгоревшие тела в океан или в ближайшую подворотню. Напомни, чтобы я срезала пару нашивок тому халтурщику, который оставил нам этот тайник. То, что дерево хорошо изолирует от индукционных паразитов, ещё не повод так подставляться… Чего стоишь, распаковывай!

– Мы полетим на Совет… на аэрикшах?

– Нет, на розовых киберслонах! – передразнила наставница и приставила метлу к спине. Черенок метлы расплющился и прильнул к позвоночнику, прутья начали расти и ветвиться. Промежутки между ними затягивались плёнкой, образуя крылья.

– Разве я тебе не говорила, что на этом континенте нет ни кибов, ни телегонов?

– Ты много чего говорила! – огрызнулась Вэри, активируя своего аэрикшу. – Ты говорила, что меня назначат старшей феей или даже младшим модельером, если я стану настоящей Кои. Я полгода училась жить без техники, без чипов. Они меня приняли – и для чего? Чтобы сдавать ещё один дурацкий экзамен, чтобы снова воткнуть себе в голову эту тварь, эту уродливую помесь осьминога с летучей мышью…

– Насчёт летучей мыши – это ты порешь, шпилька. Хотя принцип связи твоего мозга с Тканью через Третий Глаз действительно похож на сонарную. Но орать на всю улицу о функциях этого устройства не стоит. Даже думать об этом забудь. Биочип, замаскированный под хореограф, корректирует работу твоего повреждённого зрительного нерва. Ничего больше. Запомни.

– Да? А я запомнила другое: за такой продвинутый имплант любую Кои не то что изгнали бы из секты, а попросту удавили бы свои же сестры. А ещё ты говорила, что вы не тронете эту клинику. Но я видела военные кибы, которые полетели её утюжить.

К глазам снова подступили слезы. Касаться холодного камешка в этот раз не пришлось, обычная задержка дыхания вернула равновесие. Но одна мокрая змейка всё-таки выползла на щеку.

– Во-первых, не утюжить. Но об этом позже. – Марта подобрала сари, и аэрикша аккуратно обволок её ремнями безопасности. – Во-вторых, мой тебе совет: заштопай рот к тому времени, когда мы приземлимся. А лицо вытри, такая декатировка нам сейчас ни к чему.

– Тебя совсем не интересует моё мнение, да?

– Не беспокойся, куколка. Когда у тебя появится своё мнение, я замечу это первой. Но вообще имей в виду: в твоём возрасте «своим мнением» люди обычно называют чужие заблуждения, авторов которых уже не могут вспомнить.

Она взмыла вверх и понеслась к центру города так быстро, что Вэри, взлетевшая сразу за ней, успела бросить лишь один короткий взгляд назад. Туда, где ещё недавно стояли фантомные развалины посреди озера с широким кольцом инея вдоль берега. Теперь, когда защитный облик клиники был полностью отключён, у мёртвого глаза-озера появился живой зелёный зрачок. Он беспомощно уставился в небо и медленно тускнел.

ЛОГ 7 (СОЛ)

– Тестирование на близнецах. Неужели неинтересно?

Сол, оторвавшийся от Кобаяси на полкоридора, остановился. Поговорить с Ли так и не удалось. После обеда старик удалился, сославшись на необходимость разнести послеобеденную почту. Зато на хвост сел маркетолог, а уж он-то был знатной рыбой-прилипалой.

– Почему на близнецах?

– А ты съездишь со мной к парню Мэнсона?

– Шитый Баг! Ты можешь хоть на один вопрос ответить без выгоды для себя, Кобо?

– Конечно нет. Иначе я бы тут не работал. – Кобаяси показал два ряда чёрно-жёлтых зубов.

В свечном викторианском сумраке бара Сол не заметил, что зубы японца отделаны по последнему каталогу декоративного кариеса. Но здесь, в светлом коридоре студии, художественная дентура блистала во всей красе.

Да и одежда соответствовала зубной палитре. Теперь, когда сюртук морфировался в пиджак и высокий ворот исчез, стало видно сорочку цвета «свежесть эпохи Мейдзи». На прошлой неделе во время такого же совместного обеда Шейла как раз восхищалась новомодной эстетикой «псевдогрязной одежды», но ужасалась от цен. Видимо, Кобаяси решил блеснуть. Однако полностью изменять своим прежним вкусам не стал: поверх сорочки был надет всё тот же пиджак-искин идеально чёрного цвета. Настоящая засада для оптических сканеров – светопоглощающий ворс из углеродных нанотрубок даже для человеческого глаза создавал ощущение, что это не выпуклый объект, а наоборот, дыра в пространстве. Сола это раздражало почти так же сильно, как сам Кобаяси.

– Ну ладно, ладно! – Японец был уже рядом и теперь пытался подхватить Сола под руку. – Чего не сделаешь для друзей! И кому какое дело, что ребята Мэнсона по старинке держат всю свою интель и даже идель в секрете! Если лучший сценарист «Дремлин-Студиос» хочет знать – имеет право. Я тоже считаю, что концепция скрытой от других интеллектуальной, а тем более идеальной собственности в эпоху существования таких гибких видов лицензирования, как…

– Извини, Кобо, мне пора. К тому же ты слишком сильно фумишь.

Наконец-то придумалась реалистичная отмазка, обрадовался Сол. В подборе ароматов, как и во всем остальном, Кобаяси следовал самым свежим тенденциям. Во время обеда личные ароматизаторы из приличия отключались. Но теперь Сол в полной мере прочувствовал, что хит сезона – бактерицидная органика: вслед за японцем по коридору прикатилась мощная чесночная аэроволна. Сол настроился изобразить аллергию. Вот сейчас надо закашляться…

– Перестань, Солли-сан. Я лишь хотел привлечь твоё внимание к тому, насколько несправедливо и даже преступно с их стороны скрывать от тебя столь важную инфу. Дело в том, что близнецы видят каждый дремль практически одинаково.

– Его все клиенты должны видеть одинаково… – буркнул Сол, прекрасно понимая, что это не так.

Уж кто-кто, а Кобаяси умел ловить на интерес. Отклонение дремля от сценария – одна из редких технических проблем, которые должен учитывать даже сценарист. Дремль – это вам не пассивная голодрама, где намертво зафиксирован и сюжет, и детали. Но это и не иммерсионный футбол на Луне, где арендованное телетело спортсмена делает всё, чего захочется земному оператору. В дремле нужно провести зрителя по заданному маршруту, но провести так, чтобы между интерлюдиями он имел определённую свободу действий. Идеальный дремль – такое прохождение сценария, после которого у человека остаётся ощущение, что все повороты он выбрал сам.

С непрофессиональными работами обычно иначе бывает. На первой же развилке человек теряется, тычется во что попало, зацикливается… Или наоборот, дремастер с самого начала так жёстко задаёт путь, что клиент даже собственные руки в дремле не видит. В обоих случаях – скандалы, возврат товара. И хорошо, если человек не обращается к юрискину или журискину.

Поэтому приходится не только просчитывать дисперсионные коэффициенты при работе со сценарием, но и тестировать готовые дремли на разных странных типах. И что самое ужасное – коррекция сценария и новое тестирование вовсе не гарантируют, что дремль стал лучше. Ведь у человека-тестера с тех пор тысячу раз сменилась вся психохимия. Покажи ему тот же дремль без исправлений, он всё равно увидит его по-другому. И как тут угадывать, помогла ли коррекция?

Но если близнецы действительно проходят дремли одинаково… Хм-м. Ну да, тогда можно было бы…

Сол отвлёкся от размышлений и обнаружил, что Кобаяси внимательно разглядывает его лицо. Кариесная улыбка японца стала ещё шире.

– Вижу, ты меня понял, Солли-сан. Это только идель. Но даже это мне стоило. О более подробной интели я и не заикался пока. Но если надо – человек Мэнсона, к которому мы едем, расскажет. Конечно, если ты поможешь мне договориться, чтобы он перешёл работать к нам. Или хотя бы продал нам ещё кое-что.

– Нет. – Сол запахнул макинтош. – Я уже говорил, Кобо. После той околевшей девицы я больше не участвую в твоих махинациях. У меня до сих пор перед глазами её улыбочка и синие пузырьки на губах. Кроме того, мне самому надо кое-куда съездить срочно.

Он дошёл наконец до конца коридора. Дверь лифта отъехала, Сол вошёл в кабинку и развернулся. Кобаяси стоял посреди коридора и смотрел на него исподлобья, как задиристый подросток.

Лифт начал закрываться.

– Я могу рассказать, как они делают дремли без дремодемов, – произнёс Кобаяси, поднимая голову.

Дверь лифта ткнулась в кожаный ботинок Сола и поехала обратно. Вмятина на ботинке медленно исчезала. Сол любил цельнорощенную обувь: никаких тебе умных подстроек на каждом шагу, просто медленное возвращение к начальной форме.

Кобаяси опять показал свою кариесную инкрустацию.

– Одно удовольствие с тобой общаться, Солли-сан. Рамакришна прав: под маской дремастера в тебе прячется настоящий торгаш.

Сол вышел из лифта.

– Ты подслушиваешь всех на свете или только начальство?

– Только тех, кто говорит дельные вещи. Ваши с Рамой разговоры – просто россыпи интели, которая не защищена ни шарой, ни корпи. Вы бы хоть шифровались, что ли.

– Теперь будем.

Сол глубоко вздохнул. Надо сразу настроиться, что каждая следующая фраза Кобаяси будет портить настроение. Молодой японец обладал поразительной способностью отслеживать болевые точки и давить на них. Рамакришна рассказывал, что это – следствие особой подготовки: до студии Кобаяси несколько лет работал в добреле. А там именно этому и учат. Обрабатывать.

– Могу подкинуть свеженький нейрокрипт, – подмигнул японец. – Ретровирусная защита из лучших лабов Нового Киото. Один укол, и тут же начинаешь говорить на синтешумерском. Причём для каждой дискуссии генерится новый диалект. Если уговоришь Раму оснастить этой криптозащитой всех людей «Дремлина», я могу подшустрить, чтобы нам её поставили по самым низким….

– Ближе к делу. Что надо от меня сейчас?

– Ты едешь со мной к парню Мэнсона. А я рассказываю тебе, что за баговину придумал этот самый «Дремок», который сегодня утром заставил нервничать нашего любимого Раму. Тебе не придётся самому выяснять. И уж тем более не придётся тестировать на себе. Но за это ты поможешь мне перекупить спеца из «Мэнсон Сисоу». Идёт?

– Гарантируешь, что меня не отравят?

– Перестань, Солли! Ты так зациклился на том маленьком недоразумении. А ведь сам виноват! Чем ты ел пять минут назад?

– Палочками…

– Вот именно, палочками. Неизвестного производства и без всякой способности к мышлению! – Кобаяси засунул руку под пиджак, куда-то за спину. – Мышление нужно, понимаешь?

– На себя посмотри, умник.

– Сразу ясно, что ты не знаток поэзии. – Кобаяси продолжал шарить у себя за спиной. – Ну-ка, попробуем ещё раз: «Жадно лакает мышь из реки Сумида…»

«Может, он эрогенную чесотку себе подсадил?» – подумал Сол. В тот раз за обедом Кобаяси с Шейлой обсуждали не только псевдогрязную одежду, но и тактильные стимуляторы. Шейла даже обмолвилась, что самое большое сексуальное удовольствие получает, когда чешется.

– Ну? Угадал, на что намекает это хайку? – Кобаяси перестал возиться, но руку из-под пиджака не вынимал.

– Нет, не угадал. Не люблю поэтические игры.

– Жаль. – Японец вытащил из-под полы две пластиковые палочки. – Ладно, отдам просто так. Полный контроль всей твоей жратвы. Настоящие крысиные мозги внутри. Говорят, из того лаба «Мацуситы», где их делают, недавно сбежала целая стая крыс, выращенных как раз для этих биодетекторов. Так их даже искать не стали: эти гурманы едят только немодифицированное мясо, наверняка сами передохли от голода через пару дней.

Сол осторожно взял палочки двумя пальцами. Отказываться бесполезно. Однажды они чуть не подрались с Кобаяси из-за такого отказа. Шейла потом объяснила – это не просто подарки, а какой-то дурацкий ритуал, который очень ценится у маркетологов. Для людей, торгующих огромными партиями очень абстрактных товаров, это вроде психологической разгрузки – подарить в рекламных целях реальную вещицу, которую можно потрогать руками. А уж если обменять её на нечто такое же осязаемое у другого маркетолога, да ещё перед обменом угадать товар и произнести вторую половину рекламного стишка – тут у них вообще тройной оргазм наступает. Узнав об этом профессиональном бзике, Сол перестал тратить время на отказы. Он принимал подарки японца молча, и так же молча выкидывал полчаса спустя.

Кобаяси чего-то ждал. Наверное, благодарности. Сол кивнул. Потом рассеянно провёл палочками по стене.

– Повышенная токсичность! – громко вскричал пиджак Кобаяси. – Свинец, кадмий, фторуглерод, пентахлорфенол, три…

– А, зарази тебя! – Кобаяси хлопнул себя по рукаву. – Гоку, передай искину Солли-сана драйвер пищевого сенсора. А сам переключись на другую пару, которая у меня в спинном кармане.

– Повышенная токсичность! – раздалось теперь в ушах Сола. – Пентахлорфенол, трифенил фосфат, нитроцеллюлоза, галоге…

– Маки, ты-то хоть заткнись! – Непроизвольно повторяя жест Кобаяси, Сол стукнул кулаком по макинтошу и угодил в собственную печень. – Ты же не думаешь, что я буду есть стены!

– Извини, Сол. Я не учёл, что ты только что пообедал.

– У тебя очень смышлёный искин, – хохотнул Кобаяси. – Жаль, на время переговоров его придётся отключить.

– Это ещё зачем?

– Затем, что мы едем к столовертам. Духов будем вызывать.

– При чём тут искин? Или… Погоди, ты это всерьёз? Тех самых духов, которыми Ли увлекается? Которых тошнит от микроволнового излучения?

– Точно. От всего спектра. И от некоторых других спектров тоже тошнит. Только не самих духов, а их носителей.

Снова подошёл лифт. Теперь они вошли в кабинку вместе. Несколько этажей оба молчали.

– Чуть не забыл! – воскликнул вдруг Кобаяси. – Гоку, договорись с искином Солли-сана о шифровании связи.

– Ты же сказал, его придётся отключить, – встрепенулся Сол.

– На месте придётся. А до тех пор я успею тебе кое-что рассказать. Например, как туда лететь.

– А сам не полетишь? Ну уж нет, я не согласен работать твоим телеботом!

– Успокойся, дружище. – Жёлтые зубы с чёрными узорами блеснули у самой шеи Сола, и в нос опять шибануло чесноком. – Я не из тех извращенцев, которые под видом служебной деятельности практикуют иммерсионные изнасилования. Правда, ничего особенного в этом нет… Подумаешь, кто-то поуправлял чужим телом! Между прочим, спортсмены-экстремалы, которые работают «чужими глазами» и другими органами – это очень уважаемые люди. Знаешь, сколько получил тот безрукий альпинист-китаец, который прищемил один из своих пенисов в марсианском леднике? Ему не только на два новых пениса хватило, но и на собственный «челнок»! Просто у вас, последних оставшихся белых, слишком много старинных предубеждений на этот счёт.

Сол стряхнул руку японца, которую тот опять умудрился незаметно просунуть ему под локоть.

– Слушай, Кобо. Если я только замечу, что ты пытаешься подключиться к моим глазам или ещё куда… Имей в виду: твоя жёлтая задница получит кое-что совсем не дистанционное. Ты видел мои гонконгские дремли. У меня богатая фантазия, знаешь.

– Что ты, что ты! – отшатнулся японец. – Я имел в виду совсем другое. Мы с Гоку тоже туда летим, только отдельно от тебя. Но мы будем рядом. Мы прикроем нашего белого брата от всех грязных иммерастов.

# # #

Запрет на полёты в исторической части города вспомнился Солу лишь после того, как Кобаяси велел ему взять такси. Весь последний год Сол добирался на работу телегоном и уже позабыл о существовании сомнительного удовольствия под названием «индивидуальный транспорт с ручным управлением».

Конечно, у киба есть искин, который может сам вести машину. Но только не в том случае, если приходится нырять из пробки в пробку по команде коллеги-конспиратора. Кобаяси настоял, чтобы Сол вёл вручную, не зная места назначения, но повинуясь инструкциям маркетолога на каждом новом перекрёстке. Для Сола, который привык размышлять в транспорте, а не смотреть на дорогу, это было настоящей пыткой. Линии динамической дорожной разметки перерисовывались прямо под брюхом машины. Перед лобовым стеклом то и дело зависали какие-то летающие полосатые палки. Руки с непривычки сильно потели на полусферах штурвала и постоянно норовили соскользнуть с них, бросая машину из стороны в сторону.

Но больше всего раздражало, что во время таких виражей аудиосимулятор киба издавал совершенно похабные стоны. Кобаяси хотел, чтобы Сол взял такси подешевле, где меньше всего вероятность прослушки. Погруженный в свои мысли, Сол только в пути заметил, что дизайн машины выполнен в стиле лёгкой техноэротики. Розовые кожаные сиденья имели форму голых спин, а сам штурвал с двумя мягкими сенсорными полусферами сильно напоминал девичью грудь. С этой «грудью-колесом» Сол уже как будто свыкся. Но такие стоны… это уже чересчур.

Вдобавок настроение продолжало ухудшаться от общения с Кобаяси. Японец сдержал обещание и рассказал, как «Дремок» делает дремли без дремодема. Всё выходило просто и скучно. И ничуть не помогало объяснить то, что произошло с Солом прошлой ночью.

– Теперь вверх и налево, – сказала голографическая голова Кобаяси.

Сол с облегчением поднял киб в воздух: Старый Город закончился. Пока он петлял в узких улочках даунтауна, начало темнеть. Зато теперь не придётся ползать по земле, рискуя столкнуться на любом углу. Сол вернулся к прерванному разговору.

– …Но каким образом они протащили эти фармозиты через Протокол? В прошлом году «Неодремль» пытался использовать в дремодемах амфетаминовые ускорители под видом релаксантов. Так его обанкротили раньше, чем кто-либо успел подать в суд.

– А это не ускорители. Это попроще.

Сол отметил, что японец не успел внести корректировку в свой облик. У отрезанной головы Кобаяси, висящей над соседним сиденьем, зубы были такие же красные, как и месяц назад, когда в моде был «рапановый налёт».