bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 2

– Кто это?

– Мой фронтовой друг, – улыбнулся он. – Правда, я почти на десять лет его старше. Но к старости люди как бы внешне выравниваются в возрасте. Мне ведь уже без году семьдесят пять, – словно спохватившись, вставил дядя Ваня. – Николай Остапович Берёзко, – с какой-то особой теплотой в голосе произнёс он. – Известный учёный-биолог родом с Украины. Может быть, слышали? Нет? Конечно, всех учёных знать невозможно! Он сейчас – фигура. А тогда, в сорок первом, мальчонка был: маленький, тщедушный.

– И ваше знакомство с Колей, э-э-э, с Николаем Остаповичем, – поправился незнакомец, – как-то связывается и с ним? – он кивнул на фотографию.

– Напрямую.

– А не могли бы вы об этом рассказать? Да нет! Я даже очень прошу вас рассказать. Вы уж извините, просто необходимо.

– Долгий, пожалуй, рассказ-то будет.

– Время у меня есть, Иван Иванович.

– Ну, так и быть, – дядя Ваня выпил квасу и глубоко вздохнул.

Глава 7. Коля


– Я служил в разведывательной роте танкового корпуса. Однажды под деревенькой Зозуля, это в Украине, мы нарвались на немецкую засаду. Силы были неравными. Мы отходили. И тут меня накрыло вражеской миной. Очнулся – темно кругом, холодно. Плечо болит. Оказалось – осколком его, навылет. В голове звон. Чувствую, кто-то меня по щеке треплет.

– Дядько! Дядько! Вы живы?

Открыл глаза пошире, вижу – мальчонка.

– Где я? – спрашиваю.

– В подвале.

– В каком?

– Фашистском, конечно. Вас полицаи7 притащили и бросили. Я думал, вы мёртвый совсем. Испугался сначала. А у вас зирки на погонах. Вы кто? Командир?

– Звать-то тебя как?

– Микола.

– Помоги-ка мне сесть.

Коля обхватил меня за плечо ручонками, худенький такой, лёгкий. Сволочи, думаю, фрицы. Детей и тех не жалеют.

– Как же это тебя, Коля, – спрашиваю, – сюда угораздило попасть?

– А так вот, – отвечает, – я знамя украл.

– Фашистское?

– Да нет. Наше, пионерское. Оно в школе висело на стене. Фашисты в него из наганов стреляли, а я выкрал. Зажигалку бросил в окно, бутылку такую с керосином. Ой, чого там началось! Огонь гудит, фашисты орут, шум на всю деревню! Только когда я тикал оттуда, меня полицай заметил. Здоровый такой. Вот и приволок сюда. Допрашивал.

– Бил?

– Бил, у меня даже кровь горлом пошла.

Прижал я его к себе. Дрожит он: видимо, лихорадка началась. А меня слёзы душат. Большой, взрослый человек, солдат, лежу, как колода, рёбенка защитить не могу.

– Эх, – говорю, – Коля, человечек мой дорогой. Нельзя ли отсюда как-нибудь выбраться?

– Трудно. Подвал глубокий. Здесь до войны динамит хранили.

– А в селе кто?

– Полицаи в основном. А немцы так – приезжают, уезжают.

– Скажи, а от подвала бежать можно?

– Можно. Овраг рядом, он в плавни выходит, к речке. Нырь – ищи в плавнях!

Боевой хлопец. Была не была, надо рискнуть! Убежит – весточку обо мне донесёт, а то сгинешь ни за что ни про что, без вести пропавшим.

– Знамя-то твоё где? – спрашиваю.

– Спрятал, не найдут.

– Молодец, – хвалю его нарочно. – Знамя – это святыня. Есть знамя – есть коллектив боевых людей. Потеряно оно – и нет коллектива.

У мальчонки глазёнки горят. Ну, думаю, теперь в самый раз. И о побеге ему.

Он загорелся:

– Бежим, товарищ командир!

– Мне-то куда бежать с такой раной? На ногах стоять не могу. Ты побежишь. Один.

Он вроде бы огорчился поначалу. Потом понял. Я рассказал Коле, кто я, как до наших добраться, что сообщить. У него родители в партизанах были. С бабкой жил. Bcё одно к одному складывалось. Договорились: как только полицаи за мной придут, Коля больным притворится. Надо, чтобы его тоже наверх подняли. А там…

Чуть не сорвалось. Два полицая пришли. Пьяные. Один молодой верзила. Вот на этого, – дядя Ваня ткнул пальцем в фотографию, – похожий. Заупрямились, поначалу. Пусть, мол, этот щенок в подвале и подохнет. А я припугнул. Дескать, разведчик, знаю кое-что, да не скажу, хоть стреляйте. А за мальчонку – извольте. Братишка это мой. За братишку на всё готов. Поверили или нет, не знаю. Скорее всего, нет. Только верзила говорит заплечнику своему:

– Бери его. Там посмотрим.

А Коля лежит, калачиком согнувшись, стонет. Взял его полицай, потащил. А верзила мне выбираться помогает. Схватил своими клещами за больное плечо – хоть вой! Самогоном от него прёт – тошнотой желудок скручивает. Терплю. Перед глазами туман красный. Только бы раньше времени сознание не потерять!

Вылазим наверх. Помню, день солнечный, ласковый. Жаворонок в небе заливается. Воздух мёдом пахнет. Вроде и войны нет. Вздохнул я – будто силы прибавилось.

Полицай, что Колю тащил, зажигалкой чиркает, никак сигарету прикурить не может. Верзила меня оставил, к нему подошёл. Свою зажигалку чиркнул. В самый раз! Собрал я все силы и верзиле сапогом бац между ног. Тот взвыл, пополам согнулся. Второго я за горло схватил. Пока боролись, Коли и след простыл… Ох и пинали же они меня тогда! Ох и пинали!

Коле повезло. Удрал он от полицаев, к партизанам пробрался. Через два дня меня вызволили из плена. Около года я в госпитале околачивался, еле очухался.


Незнакомец слушал дядю Ваню, не перебивая, только кивал головой и изредка помечал что-то в своём блокнотике. А когда дядя Ваня закончил рассказ, уточнил:

– Деревня Зозуля называлась? Точно?

– Никаких сомнений, товарищ половник.

– Сходится, – сказал незнакомец, как будто отвечал нa вопрос, поставленный самому себе.

Дядя Ваня взглянул на него не без любопытства. Видимо, ожидал уточнений. Но незнакомец продолжал спрашивать.

Глава 8. Старик Капко


Вадим, услышав, как дядя Ваня назвал незнакомца полковником, сразу же понял – дело серьёзное. Поболтать просто так переодетые в гражданское сотрудники милиции, а может, и военные, не приезжают.

– Если абстрагироваться и представить себе, что он всё-таки бывает в вашем селе. Кто, по-вашему, Иван Иванович, ему приют даёт?

Дядя Ваня помолчал. В прищуре глаз, в складках собравшейся на лбу загоревшей кожи билась напряженная мысль.

– Трудно сказать. Деревня наша невеличка. Все друг у друга на глазах. Как говорится, на одном конце улицы только подумают, на другом уже рассказывают. Свежий человек незамеченным не пройдёт. Хотя гостей бывает немало, особенно в летнее время. Так что я мог его видеть, конечно. Мельком.

– А может быть, он тайком? Такие всю жизнь по закоулкам ходят.

– Тайком? Возможно.

Иван Иванович пригубил квас. Глаза его остановились в одной точке.

– Если тайком, тогда путь один – к Капко.

– А это кто?

– Старик один, столетник.

– Столетник?

– Так его наши деревенские прозвали. За долгожитие. Ходячая летопись села. Гражданскую помнит. В Отечественной участвовал. Правда, в самом конце. Вернулся после ранения.

– Заслуженный человек. И что же? Почему к нему путь тайком?

– Заслуг особых за ним не числится. Человек-то он со странностями. Скрытен. Всю жизнь как-то в стороне от людей. Сам по себе. А главное – с сектантами путается.

– Вот как… А что за вера?

– Да ведь и определить трудно. Чёрт те чё за вера: грозе поклоняются!

– Это как?

– А вот громыхнёт небо, они в тайгу или на Ингоду – и поклоны бить. В грозу, говорят, с неба пришельцы из космоса опускаются.

– Стало быть, вcё равно что боги?

– Сколько я статей о сектантах перечитал, каких только чудаков не узнал: адвентисты, пятидесятники, баптисты, евангельские христиане, молокане, кавказские прыгуны, еще эти, как их… Тьфу ты, черт, хлысты, малеванцы… А вот такого направления веры не встретил. Я когда ещё на службе милицейской был, сколько с этим Капко крови попортил. Зачем, говорю, тебе мракобесие такое? Других полезных занятий нет? И что вы думаете он мне ответил?

– Что же?

– Это, говорит, моё хобби.

– Хобби? – полковник захохотал, да так громко и заразительно, что Вадим едва сам сдержался от смеха. – Вот шельмец, а! Вполне в духе времени.

– Ну, сдвинулись мозги набекрень – стучи башкой о порог. Кланяйся хоть колоде, хоть кирпичу, хоть кикиморе болотной. Но сам, единолично! Других-то не своди с ума.

– А он сводит?

– Сводит! Своих-то деревенских побаивается. Всё больше со стороны. Вот они к нему тайные тропки и прокладывают.

– Да, занятная, оказывается, фигура. Один живёт? Родных нет?

– Жена-то уже померла. Сын у него есть. В Чите живёт, на заводе работает. Но с отцом у него какие-то свои, видимо, непростые отношения. Как восьмилетку закончил, уехал из Александровки. С тех пор я его, пожалуй, только один раз и видел – на похоронах матери. А вот внучок Капко каждое лето здесь отдыхает, славный парнишка.

«Из-за этого славного парнишки мы задержали выход в тайгу», – недовольно подумал Вадим. Сашко должен был приехать в Александровку ещё вчера!

Вдруг у Вадима запершило в горле. Жгучий тонкий волосок бился в самой середине, царапал, щекотал стенки гортани. Вадим лихорадочно глотал слюну, тёр ладонью шею. Но закашлять хотелось так, что от усилий сдержаться по щекам Вадима покатились слёзы. Он вскочил и, не разбирая дороги, прямо по картофельной ботве помчался к дому. Нуби навострила уши, взметнулась и пустилась следом.

«Не дослушал самого главного, – расстроился парень. – А дядю Ваню не спросишь. Сначала надо признаться в том, что подслушивал».

Помучив себя угрызениями совести, Вадим успокоился мыслью, что всё у него произошло случайно, без корыстных намерений.

Пришёл дядя Ваня. По его хмурому лицу, острым глазам, Вадим понял: разговор его сильно озаботил и, что самое главное, дядя Ваня видел его. Поэтому, не раздумывая, признался:

– Я нечаянно, дядь Вань. Честное слово! Шёл купаться, слышу – говорят в беседке. Подкрался… Кто это?

Вопросом Вадим хотел перевести неприятно намечающийся разговор в другое русло и внутренне насторожился: примет ли дядя Ваня поворот?

Дядя, к удивлению, принял как само собой разумеющееся.

– Кто, кто… Не догадался что ли?

– Да нет, почему же… – Вадим замялся. – А, тот… Ну, которого ищут что ли, он кто?


Дядя Ваня сурово сдвинул брови.

– Гад один, каратель. С войны от возмездия прячется. Вот только-только на него вышли.

– А ты при чём, дядь Вань?

– А при том, что, кажется, знаю эту сволочь, на войне встречались. Опознать надо.

– Его уже арестовали?

– Ещё нет. Улики собирают.

– Зачем?

– Эх, ты, сыщик! – Дядя Ваня легонько щёлкнул Вадима по лбу. – В таком деле ошибиться нельзя. У человека документы в порядке. Со школьниками встречается, о своих подвигах на войне рассказывает.

– Такого быть не может, дядь Вань!

– Может, сынок. В жизни всякое бывает. Ну, ладно. Лясы точить нам недосуг. Приеду – поговорим. А сейчас помоги-ка мне чемоданчик собрать.

– Ты уезжаешь?

– Да, сынок, в Читу. Дня на три. Со старым другом – дедом Колей – повидаться нужно. Заодно-с гостей встречу: отец Иванны в городе планировал задержаться – Коле помочь, а подруга твоя уже сегодня вечером в Александровку пожалует.

Вадим недовольно хмыкнул и пошёл собирать туалетные принадлежности дяди Вани. В поисках целлофанового мешочка отправился на кухню. Выглянув из кухонного окна, изучил повнимательнее незнакомца из беседки: голова полковника торчала в кустах малинника. Он курил и, нахмурив брови, что-то бесконечно помечал в своём блокнотике.

Предчувствие необычного, неведомого волнующим холодком окатило сердце Вадима. Но только на миг. Снова явилась с утра зудящая тревога неопределённости, переходящая в зелёную тоску: отсутствие Сашко и приезд Иванны ставили поход на грань срыва, хотя ещё оставалась надежда. Отъезд дяди Вани пошатнул и её.

Вадим не ошибся. Готовый в путь, с чемоданчиком в руках, дядя Ваня остановился у дверей и подозвал Вадима.

– Теперь так: слушай мой приказ! – он крепко стиснул плечо Вадима ладонью. – Первое: встретить, устроить и не давать скучать Иванне. Второе: до моего возвращения поход в тайгу отложить.

– Почему?

– Потому, – сказал дядя Ваня, – мягко, но с той властной интонацией в голосе, которая сразу же пресекает охоту к дальнейшим вопросам, – этого требует обстановка. И третье, – дядя Ваня, словно спохватившись, предупредительно улыбнулся, – это уже напоминание – держи язык за зубами.

И, увидев всплеск негодования в мальчишеских глазах, приложил руку к сердцу.

– Виноват! Виноват! Не сердись, сынок, сорвалось. Беги на речку, коль купаться собирался. Я скоро приеду! Нуби, ты за старшую! – дядя Ваня потрепал овчарку за ушами, затем обнял Вадима и, легко ступая, быстро и не оглядываясь, пробежал через двор на улицу, где у ворот его поджидала чёрная «Волга».

Глава 9. Решается судьба похода


В ту ночь Вадим не мог заснуть почти до утра. Сверлил воспалёнными глазами темноту, не находил телу положения покоя. Рядом с кроватью понимающе вздыхала Нуби.

Уснул Вадим, как и бывает, незаметно. Утром он встал с лёгким телом, свежей головой и несокрушимым желанием осуществить намеченное. Оставалось проверить настроение ребят.

Парень с аппетитом съел завтрак, накормил Нуби и, приказав ей сторожить дом, отправился к Пыжу, Генке Пыжову, чтобы вместе с ним пойти к Бато Батуеву и держать совет.

Бато помогал отцу снаряжать патроны к осенней охоте, когда с улицы под открытым окном раздался негромкий призывной свист. Щёлки чёрных глаз Бато озабоченно сверкнули. Отец перехватил этот выразительный взгляд.

– Ладно уж, – сказал он примирительно, – беги. Я один управлюсь.

Как ветром выдуло мальчишку из дому. Через несколько минут он, Генка и Вадим сидели на берегу Ингоды под кустами черёмухи.

– Что стряслось, командир? – Бато сломил черёмуховый прутик, сунул его в рот и чуть наклонил голову: весь внимание.

– У меня плохие новости. Надо посоветоваться.

Вадим сел на землю. Бато и Пыж опустились рядом.

– Поход на грани срыва.

Ребята молча посмотрели на своего командира.

– Ко мне едет гость.

– Гость в доме – радость, – сказал Бато с улыбкой.

– Так-то оно так, – согласился Вадим. – Да только это девчонка.

– Иванна? – уточнил Генка, который познакомился с «незванной гостьей» в позапрошлое лето.

– Она!

– Ну и что?

– А то, что дядя Ваня уехал в Читу и категорически запретил уходить в тайгу до его возвращения. Он там задержится с дедом и отцом Иванны, а она приедет одна. Сегодня днём.

– Тю! – Пыж вытянул полные розовые губы в трубочку. – Вот проблема! Оставим её у нас. Мама будет рада-радёшенька.

– Легко решил – оставим. Плохо ты её знаешь!

Вадим бросил вопросительный взгляд на Бато.

– Не надо огород городить, – сказал Бато. – Возьмём её с собой.

Генка фыркнул, и это почему-то задело Вадима.

– Она, между прочим, астрономией увлекается. Если заблудимся, поможет с навигацией по звёздам! – вдруг выдал он.

– Я что, – сразу же отступил Пыж, – я не против, я так…

Он поднял с земли серый окатыш, покидал с ладони на ладонь и зашвырнул далеко в реку.

– Почему дядя Ваня запретил поход? Кажется, до сегодняшнего дня он был не против? – спросил Бато.

– Не знаю. Какое-то ЧП, – отмахнулся Вадим. – Но нас же это не остановит, правда ведь? – с жаром спросил он, будто себя самого пытаясь убедить.

– А как же Сашко? Его мнение ты учитываешь? – нахмурился Бато.

– От Сашко по-прежнему ни слуху ни духу! – вздохнул Вадим.

– Дело дрянь, – протянул Пыж.

– Подождём ещё, – спокойно произнёс Бато.

– Подождём, – согласился Вадим. – Ладно, я пошёл домой. Приготовлю чего-нибудь к приезду Иванны.

Глава 10. Иванна


Пассажиров в автобусе было мало, и Вадим ещё издали увидел в окне Иванну. Слегка наклонив черноволосую головку, она внимательно кого-то слушала.

Когда она вышла из автобуса, её тонкое нежное личико засветилось неподдельным удивлением. Живые карие глаза пытливо смотрели на Вадима. Казалось, она вглядывается в каждую клеточку его тела. На ней были синие джинсы, кеды и лёгкая белая курточка нараспашку. За два прошедших года Иванна вытянулась, чуточку раздалась в плечах и превратилась в стройную красивую девушку. По-сестрински просто и без тени смущения она обняла Вадима за шею, чмокнула в щёку. Оробевший парень даже не успел уклониться: позор на всю Европу! Хорошо ещё местных огольцов не оказалось поблизости, а то проводили бы до самого дому с оркестром: «Тили-тили тесто, жених и невеста».

– Привет!

– Привет! С приездом! Как добралась? Не сильно трясло?

– Добралась отлично, – отчиталась Иванна. – С Сашко всю дорогу болтали!

– Ого-о-о! – радостно протянул Вадим.

Тут же со ступеньки автобуса, держа в каждой руке по увесистому рюкзаку (один – свой, другой – Иванны), спрыгнул Сашко и, виновато улыбаясь, выпалил:

– Здорово, дружище!

– Ты где пропадаешь? – набросился на него Вадим. – Из-за тебя мы потеряли время. Тут такое творится!

– Извини, Вадим, – Сашко поерошил пятернёй свои чёрные, в мелких завитках, волосы и опустил голову. – Мама заболела. Я не мог.

– Чёрт! Прости, я не знал! Ей уже лучше?

Сашко кивнул.

– Ну, пошли, что ли, – буркнул Вадим, перехватывая у Сашко рюкзак Иванны. – Я обед приготовил. Или ты сначала к деду зайдёшь? – уточнил Вадим у друга.

– Не-не, он меня всё равно сегодня не ждёт. Пошли к тебе, всё обсудим!

Поскольку в дороге до Александровки надо было о чём-то говорить, Сашко не нашёл ничего лучше, как брякнуть Иванне о готовящемся походе и пригласил её присоединиться. Она пришла в восторг, и всё оставшееся время они трещали о необходимых приготовлениях и о Медвежьем Сивере: Сашко рассказывал легенды, ходившие об этом месте. Со времён Гражданской войны туда не раз ходили отряды кладоискателей. Находили в тайге изъеденные ржавчиной винтовки, сабли, стреляные гильзы, солдатские котелки. Но чего-то ценного никому обнаружить не удалось.

Возле дома друзей уже поджидала Нуби. Она радостно кинулась к Иванне и приветственно облизала ей лицо.

– Ну, здравствуй, здравствуй! – расхохоталась гостья. – И я рада знакомству!

– А что у нас на обед, шеф? – поинтересовался Сашко, в свою очередь получивший слюнявый поцелуй от Нуби.

– Жареная картошка с грибами. Я не большой мастер готовить, – усмехнулся Вадим. – Идёмте!

Глава 11. Бусыга


Дом Капко был обнесён новым высоким и плотным забором из горбыля. Он напоминал Бусыге о чём чем-то неприятном, и тот насторожился. Так пугается волк красных сигнальных флажков на облавной охоте. Бусыга верил в предчувствия, и в другой раз, даже не задумываясь, повернул бы назад и немедленно уехал. Но теперь у него не было в запасе ни одного дня.

К тому же на автобусной остановке он услышал, что внук Капко придёт к деду только часа через два: пока они пообедают, пока обсудят свой поход.

Вспомнил! Похожий забор был вокруг дома директора школы. На прошлой неделе праздновали его юбилей. Валентин Григорьевич Быков (так значилось у Бусыги в документах), обаятельный, воспитанный и талантливый преподаватель немецкого, бывший фронтовик, тоже был в числе дорогих гостей.

Дружили они уже лет двадцать, с тех пор как Бусыга приехал работать в Читу. В душе он люто ненавидел директора, но терпел, как терпел любого, от кого хоть ein bisschen зависели его, Бусыги, безопасность, работа и, в конечном счёте, безбедная и спокойная жизнь. Ох, как поблагодарил в тот раз Бусыга сам себя за это великое терпение!

– Из органов люди были, – доверительно сообщил ближе к концу праздника уже изрядно захмелевший юбиляр, – личное дело твоё смотрели. С пристрастием.

– Милиция? – искренне удивился Бусыга. – Видимо, плановая проверка: всё-таки с детьми работаем! – нашёлся он.

– Выше бери, Валентин Григорьич. Министерство безопасности.

– Хм… Это, видимо, в связи с моей предстоящей поездкой, – не растерялся Бусыга. – В Германию хочу съездить: язык подтянуть, фотографий сделать, аутентичного материала для занятий набрать.

– А-а, так это просто замечательно! А чего молчал?

– Не хотел раньше времени афишировать, Василий Романович.

– Похвально, похвально! Повезло же мне, однако, с педколлективом!

Обычно очень осторожный и знающий меру, он много выпил тогда: пытался приглушить волнение. В пьяном полусне Бусыгу донимали кошмары. Чёрный крестообразный паук с железным клювом и мохнатыми лапами в мучительной бесконечности наползал на него, и не доставало ни сил, ни воли, чтобы оттолкнуть от себя это мерзкое чудовище. Бусыга проснулся в холодном поту, прижал ладони к болезненно поднывающему сердцу.

На следующий день, возвращаясь вечером с занятий, Бусыга оступился в темноте, упал и зашиб грудь. В поликлинике сделали рентген. Врач рассматривал его в присутствии Бусыги. Тот увидел на плёнке тёмные полосы, чёрные кустистые пятна и содрогнулся: «Паук! Сердце облапал». Он понимал – это чепуха, такого быть не может, но омерзительное ощущение насекомого в груди не проходило. Ночью Бусыга слышал, как паук шевелит лапками и сосёт кровь. Снова захотелось бежать.

Боязнь разоблачения поселилась в его душе давно. Он бежал вглубь страны – подальше от тех мест, где жил до войны, а во время неё служил фашистам. Но и в глухой сибирской тайге не мог он обрести спокойствия. В газетах мелькали сообщения: то тут, то там органы госбезопасности находили скрывающихся предателей родины. Даже на краю земли, в самых забытых богом и людьми уголках.

Паук шевелил лапками и сосал кровь.

В удушающих приступах тоски и отчаяния, которые на склоне лет мучили его всё чаще, Бусыга искал утешение в молитвах. Их он знал с детства: они напоминали ему об отчиме и Оксане. Оксана! Бусыга выстанывал в пространство тупую первобытную боль. Всё, что было прожито им до того самого дня – бесконечная колготня на огороде, в коровнике, свинарнике, на птичьем дворе, долгодневные голодные посты, молитвы до кровавого пота, даже ранняя смерть матери и бесконечные порки отчима с извечными словами в промежутках между ударами волосяной плетью: «Бог есть послушание», – было привычным, покорно приемлемым порядком в движении вещей. А потом всё оборвалось.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

в погоню

2

забор

3

корм

4

дородный, крепкий

5

унтер-офицер в казачьих войсках

6

ваше благородие

7

лояльные к захватчикам местные, служившие в полиции на оккупированных территориях

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
2 из 2