Я, Ангел

Перед приездом в Россию сон стал являться почти каждую ночь, сея в душе сумятицу. Впору идти к психологу, думала я, проснувшись в своём номере после очередного повторяющегося сна. Свет фонаря с улицы падал на стену, оставляя причудливый узор. Я пошла в ванную комнату. Набрала пригоршню ледяной воды, плеснула в лицо. Кожу обожгло холодом. Из зеркала на меня смотрела измученная бледная женщина с тёмными кругами под глазами. Что не так с тобой, Ангелина? Может быть, гложет изнутри какая-то болезнь? Всегда боялась сойти с ума. Более того, мне часто казалось, что я уже не в себе, особенно после картинок-предзнаменований. Я могла бы изменить судьбу человека или даже спасти его от смерти. Но… Либо человек шарахался в сторону с диким взглядом, либо меня охватывал ступор, паралич языка. После очередной сбывшейся картинки меня начинала мучить совесть.

Вернувшись в комнату, я включила телевизор. Под успокаивающий монолог ведущего телепрограммы закрыла глаза. После недолгой борьбы охотно погрузилась в пучину сна…

Проснулась поздно, около одиннадцати часов утра. Долго валялась в постели, решая, чем бы заняться сегодня. Не было определённой цели, когда как угорелая мчалась сюда. Поэтому сейчас находилась в некоторой растерянности. С чего начать? Так и не решив, встала, попила в номере чай, привела себя в порядок и отправилась на пешую прогулку. Город обнищал, это было заметно по ухабам на дорогах, даже на центральной улице. Хрущёвки уныло и безрадостно смотрели тусклыми стёклами окон. Дыхание осени чувствовалось по неповторимым ароматам созревших яблок в парке и на аллеях города.

Погружаясь в атмосферу детства, я вспоминала этот давно забытый запах. Слёзы зарождались глубоко в душе, но глаза оставались сухими. Душа погрузилась в гнетущую осеннюю печаль… И всё же люблю осень со всей её сыростью, грязью и холодами. За её красоту, непредсказуемость, за лёгкую грусть, которая остаётся в душе долгой протяжной прощальной нотой. Каждая осень прекрасна своей неповторимой красотой…

Воздух прогрелся, стал сухим и шершавым, как в июле. Скинув плащ, я перекинула его через руку, пошла в одном платье из тонкой итальянской шерсти. Вскоре вышла к окраине города. Увидев раскинутые шатры передвижного цирка, охваченная любопытством, решила зайти. Купила билет, прошла вглубь. Цирк представлял из себя несколько шатров, расставленных полукругом. Внимание привлёк самый маленький из них, с надписью: «Гадания цыганки Розы». Непонятно, чего захотелось больше: погадать на будущее или просто очутиться в спасительной прохладе шатра, – но я сделала шаг навстречу гадалке. Входя в шатёр, невольно поёжилась. Так разителен был переход от жары в сумрачный холод. Решительно сделала шаг вперёд. Из прохладного таинственного полумрака на меня внимательно смотрела черноволосая полная женщина примерно моих лет.

– Проходи, красавица, – нараспев протянула она с типичной цыганской интонацией. – Всю жизнь твою расскажу, что ждёт тебя, будет ли в любви счастье.

– Здравствуйте. – Испытывая непонятную робость, я села напротив неё. Опасливо покосившись на хрустальный шар, внушительно стоящий на столе, я целомудренно сложила руки на коленях.

– Сейчас скажу, что тебя тревожит. – Профессионально перетасовав колоду, женщина быстро разложила видавшие виды карты на столе.

– На сердце у тебя великая печаль, – начала она и внезапно нахмурилась. – Послушай, подожди. – Вскочив с места, цыганка стремительно выдернула откуда-то из-под полы мобильный телефон и встревоженно затарахтела что-то на непонятном языке. Лицо её выражало тревогу и напряжение. Сердце моё замерло. Что же такого ужасного увидела цыганка? Договорив, она отключила телефон и посмотрела на меня.

– Что там? – сдавленным шёпотом спросила я. Во рту стало сухо и противно.

– Извини, подруга. Забыла утюжок для волос выключить. Мужу звонила, он разнорабочий, сейчас свободен. Иначе, сама понимаешь, быть большой беде. – В подтверждение своих слов она тряхнула распущенными густыми волосами, чёрными как смола. Я молчала, ошарашенно глядя на неё. Какой утюжок?! Потом мне стало очень смешно. Мы дружно хохотали, едва не падая от смеха, до слёз. Успокоившись, она посмотрела на карты.

– Ну что там, я не забыла утюжок выключить? – повеселевшим голосом пошутила я. Но женщина стала очень серьёзной.

– Как много смерти вокруг тебя, подруга, – заговорила она, со странным выражением взглянув на меня. – И в прошлом, и в будущем. Смерть кружит вокруг тебя, косит людей, а тебя не трогает. Кто ты? – внезапно, быстрым движением руки сметая карты со стола, вскрикнула она. – Уходи! И денег не надо! – Женщина вскочила и попятилась от меня, глядя со страхом.

– Послушайте, Роза, я заплачу вам много денег, скажите, что там такое ужасное? – Растерянно и с любопытством уставившись на неё, я попыталась подойти ближе. Но женщина повела себя крайне неадекватно.

– Уходи! – взвизгнула она, шарахнувшись в сторону, как от прокажённой. – Рядом с тобой беда, ты приносишь смерть!

– Пожалуйста! Я оставлю номер телефона, когда успокоитесь, позвоните мне, очень прошу. Деньгами не обижу. – Торопливо достав из сумочки визитку и кошелёк, я выложила на стол несколько крупных купюр. Вспомнила, что номер телефона поменялся, достала ручку, написала новый…

Потом попятилась задом к выходу. Женщина странная, вдруг кинется на спину. Гадалка, глядя на меня бешеными глазами, что-то бормотала себе под нос. Я вышла из шатра на улицу. Голова кружилась. «Она сумасшедшая, а ты просто идиотка!» Обругав себя, я проворно двинулась по направлению к гостинице. Почти добежала до своего очередного временного пристанища.

В номере было прохладно, работал кондиционер. Глядя из окна на шуршащие желтеющие кроны деревьев, думала о том, что очередная осень уходит в никуда. Столько лет прожито бесцельно. Трель телефонного звонка вывела меня из задумчивости. Номер был незнакомый. Помедлив, ответила:

– Слушаю.

– Ангелина Владимировна, это Роза. Гадалка. Я подумала и решила вам позвонить. Думаю, вам надо обо всём знать. Не из-за денег, а… Хотя да, чёрт побери, деньги очень нужны! Вы так хорошо заплатили и сказали, что ещё дадите…

– Да, Роза, я дам вам в два раза больше. В три, если хотите. – Я приободрилась, чувствуя себя везунчиком в казино, которому выпал крупный выигрыш. – Что такого вы увидели, разложив карты? Прошу, расскажите.

– Не так быстро. – В голосе женщины послышался смешок. – Встретимся завтра, часов в пять у входа в сквер имени Жукова, я там вчера с мужем была, гуляли по городу. Вы на машине? Посидим, не спеша поговорим, всё вам расскажу: что было, что будет. – В интонации её вновь прорезались цыганские нотки. – Вы деньги не забудьте взять.

Попрощавшись, я нажала на кнопку «отбой». В голове вертелся пронзительный крик: «Рядом с тобой беда, ты приносишь смерть!» Завтра всё прояснится, ободрила себя. Хотя… Как это наивно и глупо: верить гадалке! Женское любопытство – страшная вещь, ненамного ужаснее грабителя на улице тёмной ночью. Остаток дня прошёл в бесцельном переключении каналов телевизора и листании модного глянцевого журнала.

Проснулась, как от толчка. Сообразив, где нахожусь, встала и подошла к окну, выходящему на балкон. На улице беспросветной стеной лил дождь. Блестя в тусклом свете фонаря, падающие капли тревожно стучали по перилам балкона, навевая на душу острое чувство тоски. Именно в такие, на долгие часы, ночные дожди жизнь замирала вокруг. Не хотелось двигаться, думать о чём-либо, желала лишь уснуть долгим сном, но парадокс: не спалось. Накинув халат, я вышла на балкон освежиться. Меня обдало каплями ледяного дождя. Поёживаясь, тем не менее я не ушла в номер, а осмотрелась. Внизу, недалеко от входа в парк, стояла тёмная фигура с капюшоном на голове. Пелена дождя и темнота скрывали лицо человека, но мне явственно почудилось, что он наблюдает за мной. «Сходишь с ума», – подумалось, но как-то отрешённо. Странным образом непонятная фигура подействовала гипнотически. Время остановилось, и я погрузилась в далёкие воспоминания.

Оксана. Наши отношения становились всё прохладнее. Ей стали интересны весёлые компании, где можно было выпить и развлечься. Пару раз приглашала и меня. Мне среди них было тяжко и неуютно, так чувствует себя, пожалуй, заплутавший турист, оказавшийся в окружении крокодилов. А потом произошёл случай, положивший логический и окончательный конец нашей дружбе.

Очередным летом меня отправили в санаторий. Было там скучно, лишь скудная библиотека да прогулки в окрестностях неописуемой красоты спасали ситуацию. Вернувшись из ссылки, первым делом побежала навестить подругу. Время и расстояние сделали встречу долгожданной. В девушке, открывшей мне дверь, сложно было узнать Ксанку. Из угловатого подростка она превратилась в молодую красивую девушку. С высветленными добела волосами, модной причёской и раскрашенным лицом.

– Здорово! – Она ухмыльнулась как-то похабно и обняла меня. – Ну заходи, что ли. Гостьей будешь…

Из комнаты тянулся шлейф дыма от сигарет, громкая музыка лилась из новенького магнитофона, оглушая меня и старого Ксанкиного кота… По привычке я сняла в прихожей кроссовки. Войдя в комнату, невольно закашлялась: клубы табачного дыма заполняли её. На столе стояли бутылки с дешёвым портвейном, чайные чашки вместо пепельниц… На диване, фривольно развалившись, сидели два парня, оценивающе оглядывая меня с ног до головы. Оксана была явно навеселе. Об этом говорил хмельной взгляд, беспричинный смех, то и дело охватывающий её. Она достала из пачки сигарету, закурила, уверенно затягиваясь.

– В санатории парилась? – Отойдя к окну, Ксанка вскарабкалась на подоконник, села, вытянув ноги, обтянутые лосинами, не замечая похотливых взглядов парней, направленных на неё. – Пионерка ты наша. – Она хохотнула, красиво выпустив струю дыма.

– Да. – Я стояла посреди комнаты, невольно сутулясь от смущения. – Ты… куришь? – задала от неловкости, в сущности, идиотский вопрос. Как будто и так не видно…

– Давно уже, – скучным тоном ответила Ксанка. – Да ты садись, в ногах правды нет. Вячик, подвинься, пусть дама присядет.

Она производила сейчас впечатление атаманши, этакого главаря ОПГ. В памяти всплыл Доцент из известного фильма…

Один из парней, с мощной бычьей шеей и неприятным, уже испитым (хотя молодым) лицом, тут же послушно подвинулся, освобождая рядом с собой место. Приглашающе похлопал по дивану ладонью:

– Прошу, мадам…

– Нет. Мне домой надо, – не шелохнувшись, ответила я. – Зашла узнать, как дела у тебя, дома тётка ждёт, сказала, на дачу ехать надо.

И хотя это было откровенное враньё – никто меня не ждал дома, от отчаяния оно прозвучало уверенно и даже резко. Соскочив с подоконника, Ксанка вихрем подлетела ко мне, подталкивая к другой комнате.

– Надо поговорить, идём, – тихо зашипела она.

В спальной комнате царил полумрак, плотные шторы были задёрнуты наполовину. Зато воздух был не в пример чище, и я вздохнула с облегчением.

– Ангелиночка, выручи меня, пожалуйста, – дыша в лицо запахом гадкого портвейна, зашептала она. – Очень надо… Посиди с нами, разбавь компашку. А то я одна, а их двое, сама видишь.

– Мама где? – с тоской понимая, какая между нами пролегла пропасть, зачем-то спросила я.

– А, она на даче ещё пару дней проторчит, – небрежно махнула рукой Ксанка. – Посиди с нами?

– Не могу… Домой надо, – угрюмо ответила я. – Да и не люблю я компании, знаешь же…

– Да знаю я, – умоляюще зашептала Ксанка, как дракон, обдавая меня запахом перегара и табака. Поморщившись, я деликатно отодвинулась от неё, но Ксанка даже не обратила на это внимания.

– Подруга, ну выручи, хочу я этого Вячика, помоги…

– Что значит «хочу»? – недоумённо посмотрела я. – Ты что, уже…

– Ой. Да ты же пионерка. – Картинно закатив глаза, она шлёпнула себя ладонью по лбу. – Ну да, да… Всё ты правильно поняла. Был у меня мужик один, денег подкидывал. Мы с ним спали. Да всё равно бы это случилось, рано или поздно… И тебе пора уже. До пенсии в девочках ходить будешь? – Оксана, внезапно протрезвев, посмотрела на меня с нескрываемой ненавистью. – Чистюля, – процедила сквозь зубы, как сплюнула.

– Нет, я пока не хочу, – промямлила я, попятившись к выходу, но Ксана схватила за руку, удерживая.

– Ангелина, успокойся, не хочешь – не надо, – торопливо заговорила она. – Не будет ничего такого, обещаю… Только посиди с нами немного, а потом я этого Романа отправлю. Типа чтобы тебя проводил. Вы уйдёте, а мы останемся… Выручи… Ангелин. – Она грустно опустила голову вниз. Понимая, что совершаю ошибку, я обречённо согласилась:

– Ладно, только ненадолго. И не забывай, мне никто из них не интересен! Посижу немного ради тебя. – Шагнула к двери, открыла её, впуская в комнату отвратительную вонь.

– Спасибо, ты мой ангел! Всё будет супер, обещаю! – радостно улыбнулась Ксанка, подталкивая меня в спину. Мы вышли из комнаты в шум и смрад. Скрепя сердце я продолжила общение с ребятами…

Предчувствуя, что ничего хорошего далее не предвидится, сидела, тоскливо поглядывая на дверь. Оксана же развеселилась, громко хохотала, рассказывала весёлые остроумные истории, вызывающие оглушительную реакцию со стороны парней, много курила, отходя к окну. Не знаю, зачем надо было уходить к окну. Дымом пропиталось всё вокруг.

Портвейн был отвратительный, кислый и вонючий, сделав небольшой глоток (для того, чтобы отстали и перестали уговаривать), я едва отдышалась, с трудом сдерживая позывы к рвоте. Я сидела среди гогочущих ребят, рассказывающих бесконечные пошлые анекдоты и тупые истории про таких же неумных знакомых, с тоской мечтая о своей маленькой комнате с уютной лампой и раскрытой книгой на столе. Не пила, хотя изрядно захмелевшие парни пичкали чуть ли не силой. Слушая сальности, не понимала, отчего так мерзко. От вонючей кислятины в бокале или от самой компании. Решив, что с меня довольно, встала с дивана.

– Опаньки, а ты куда? – воззрился Вячик. Бугры мышц перекатывались под футболкой, мощная шея блестела от пота, и был он так отвратителен, что меня едва не стошнило прямо на него.

– Мне домой надо. – Я попыталась сделать шаг к выходу. Но меня тут же схватили мёртвой хваткой две пары рук и повалили на диван. Бесцеремонные кисти жадно ощупывали грудь, тискали бёдра. Расстегнули молнию на джинсах…

– Оксана! – отчаянно взвизгнула я, извиваясь, пытаясь вырваться. Ответом было молчание. Бросив взгляд на Оксану, я онемела. Она отошла к окну и курила, равнодушно глядя на нашу возню прищуренными глазами.

– Пора, Ангелина, хватит пионеркой быть… Ты не бойся, они мальчики ласковые, не больно будет. – Она приглушённо расхохоталась, запрокидывая голову.

– Угу, – промычал один из ублюдков, пытаясь поцеловать меня в шею. – Я очень ласковый, тебе понравится…

Эти слова придали сил. Изловчившись, неимоверным усилием я вывернулась из цепких лап подонков. Лягнула между ног Романа, тут же скорчившегося от боли. Молниеносно схватив со стола бутылку с вином, со всей силой опустила её на голову Вячика. Мощный торс парня обмяк. Покрепче сжав в руке оставшееся от бутылки отбитое горло, вскочила на ноги. Вытянув руку с «розочкой», в сторону замершей у окна Ксанки, медленно попятилась к входной двери.

– Только попробуйте подойти, скоты, – сдавленным шёпотом проговорила я. Кассета в магнитофоне закончилась, и в наступившей тишине Роман, переставший корчиться, произнёс:

– Да ладно, ты чего, мы же пошутили. Да нужна ты нам. Ну, Ксюха, подруга у тебя… Надо было предупреждать, что она шизанутая. – Он смирно сел на диване, залитом портвейном, и вытянул руки вверх, будто сдаваясь в плен. Оксана молчала.

Я продолжала пятиться, пока не упёрлась спиной во входную дверь. Нащупывая свободной рукой головку защёлки замка, бросила прощальный взгляд на протрезвевшую компанию. Вячик продолжал лежать неподвижно, возвышаясь на диване грудой бесполезных мышц, второй подонок опустил руки и скрестил их на груди. Во взгляде его бушевала злоба. В память навсегда врезалось странное выражение глаз Ксанки и длинный столбик пепла, наросший на её сигарете. В глазах теперь уже бывшей подруги теплилась жалость. Сожаление по поводу произошедшего? Или оттого, что со мной ничего не получилось сотворить?

Забыв о лифте, я слетела по лестнице с шестого этажа и лишь внизу обнаружила, что стою без обуви, в разодранной, мокрой от вина блузке, с «розочкой» в руках. Отбросив отбитое горлышко в сторону, плюнула на свой внешний вид и побежала домой, собирая по дороге многочисленные недоумённые взгляды. Добежала до тётиного дома под аккомпанемент своего тяжёлого дыхания да гулкого стука рвущегося наружу сердца.

Забежав в квартиру, я заперла дверь и прислонилась к ней спиной, пытаясь отдышаться. В кухонном проёме появился дядя Гена с рюмкой коньяка в руке. Удивлённо уставился на меня. Пробежав в ванную комнату, я закрылась, включила воду. Тошнота подкатила к горлу. Вцепилась в края раковины, и меня начало натужно выворачивать. Внутренности мои стремились вывернуться наизнанку…

Села на стульчак, обхватив голову руками. Одна мысль билась в черепной коробке, которая горела огнём. За что она так со мной? Ответа не было. Я сидела, обхватив себя руками, и мелкая дрожь сотрясала тело. Голова же пылала. Чувство унижения и страха постепенно переросло в ярость. Ненависть густой чёрной волной наполняла душу, мешая дышать. Всеми фибрами души я ненавидела и обоих подонков, и Оксану. Представила, как огненный сгусток, сконцентрировавший в себе ярость и злость, вырвался из меня прочь. Стало легче… Деликатный стук в дверь вывел меня из состояния транса.

– Ангелина, что случилось? С тобой всё в порядке? – услышала я голос дяди Гены. Захотелось завыть в голос от боли, терзающей душу, но, собрав волю в кулак, твёрдо и спокойно ответила:

– Да. Всё хорошо, живот прихватило.

Открыв вентиль крана, я набрала пригоршню холодной воды, плеснула в лицо и…

Очнулась на балконе. Резкий порыв ветра обдал ледяными каплями, выдернув из омута воспоминаний. Я поморгала, приходя в себя. Дождь закончился. Сизый рассвет наваливался на сонный городок. Таинственная фигура исчезла. Да полноте, «а был ли мальчик?» Уснула я, что ли, стоя? Поёживаясь от сырости, зашла в номер. Спать.

Глава 4

Я проснулась далеко за полдень. Хотя сновидений ночью не было, наутро чувствовала себя разбитой и не выспавшейся. Долго валялась в постели. События предыдущей ночи прозвучали тревожным звоночком. Я лунатик? Уснула, стоя на балконе! Сон-воспоминание был ярок, как будто всё произошло вчера. Даже физически осязаемое горлышко от разбитой бутылки в руке и смердящее дыхание Вячика у своего лица… Невольно передёрнувшись от отвращения, я погрузилась в воспоминания.

Примерно полгода я избегала Оксану. Уговорила тётю Лиду перевести меня в другую, более престижную школу. Точнее, гимназию. Тётя была этому очень рада. Близилось время окончания школы, и надо было налегать на учёбу. Гимназия была элитной. Сплошная золотая молодёжь, дети новых русских.

Бывшая лучшая подруга подкарауливала меня во дворе несколько раз. Что-то несла про то, что её якобы заставили. Когда я видела её, на меня накатывало омерзение. Ускоряя шаг, я вырывала руку, которую пыталась схватить «подруга». Ксанкины горячие монологи улетали в пустоту. Настойчивый и наглый напор только раздражал. Разговора не получалось. Радовало лишь то, что она не приводила с собой дружков, неизвестно, чем бы это закончилось…

После нескольких попыток поговорить Ксанка пропала. Мне не хотелось знать, что с ней. Боль, причинённая ею, была сильна. Тем не менее чувство ненависти быстро уступило место прощению. Я простила Ксанку, так мне казалось. Запрятав подальше в самый укромный уголок души воспоминания о нашей дружбе, постаралась забыть об этом человеке. Усиленное и успешное занятие учёбой очень помогло. Без особого труда по всем позициям я выбилась в отличницы. В новой школе была отстранённой от ребят, молчаливой, не подпуская никого близко.

Дружба… Что заставило Ксанку так поступить со мной? В первые дни после случившегося этот вопрос преследовал меня. Ведь было время, когда ближе неё у меня никого не было. Единство наших мыслей и взглядов поражало. После долгих размышлений я пришла к выводу, что надо было бежать прочь от этого человека сразу после того, как она предала в первый раз. Когда постыдную гнетущую тишину в кабинете завуча нарушало лишь унылое жужжание сонной мухи. Но… Простила, вернее, закрыла глаза на тот факт, что это было не что иное, как предательство. Прощать нельзя. Уйди и забудь предавшего навсегда. Как бы велика ни была вера в то, что человек исправится, это, к сожалению, нереально. А если решил всё же остаться рядом с таким, будь готов к следующему предательству, ибо оно не заставит себя долго ждать. И будет намного подлее и страшнее…

Ясным зимним днём, возвращаясь домой из школы, предвкушала, как войду в тёплую уютную квартиру, разогрею вчерашний борщ. Утолив голод, сделав домашнее задание, засяду в кресле с книгой… Мысли мои были чисты и безмятежны, как снег, искрящийся под холодным февральским солнцем.

– Ангелина, здравствуй! Какая ты стала, совсем взрослая! – Навстречу шла баба Зина. С трудом узнала в ней Оксанкину соседку. Нрав у неё был свирепый, неоднократно выгоняла нас раньше из Ксанкиного двора, где мы устраивали посиделки.

– Здравствуйте, – вежливо ответила я, гадая, к чему такие разительные перемены в поведении злобной мегеры. Она внезапно обняла, прижала к огромной груди, вызвав у меня приступ паники. После столь горячего проявления радости женщина отпустила меня. Вытирая слёзы, набежавшие то ли от холодного ветра, то ли от жалости, поведала:

– Оксаночка заболела очень. Видела её вчера, из машины выносили на руках. Ходить не может… Болеет, совсем плоха. Ты бы зашла, проведала. Не знаю, какая кошка между вами пробежала, но нельзя бросать подругу в таком состоянии.

– Я зайду. Обязательно проведаю, – пробормотала я и сделала шаг в сторону. – Вы извините, мне идти надо.

Ускоряя шаги, обдумывала новость. Мысль о том, что Оксана заболела, саднила мозг. И хотя я пыталась убедить себя, что всё наладится и она выздоровеет, предчувствие неминуемой беды чёрной тучей вползало в душу. Зная, что надо навестить пусть бывшую, но всё же подругу, никак не могла убедить себя сделать это. Несколько раз доходила до её дома и… разворачивалась и уходила. Неведомая, но крайне властная сила уводила прочь от ставшего мерзким места.

Всё же в начале апреля неимоверным усилием воли заставила себя подняться на шестой этаж к квартире, которая таила столь неприятные воспоминания. Шла пешком, глупо пытаясь оттянуть время. На улице звенела и пахла весна, а на душе у меня вьюжил февральский буран. Каждый шаг приближал к Оксанкиной двери, к той печальной истории конца дружбы. Казалось, к ногам привязали пудовые гири… Добравшись до Ксанкиной квартиры, помедлила. Нехотя нажала на кнопку звонка. Дверь открылась почти сразу, словно меня ждали. Мама Ксанки, похудевшая, осунувшаяся, увидев меня, обрадовалась:

– Ангелина! Какая же ты красавица! – Она заулыбалась. – Проходи… Как давно ты не заходила, – приветливо проговорила она. Всё как прежде. Лишь залёгшие под глазами круги и тонкая сетка морщин выдавали постигшую её беду. Проходя в комнату, я вспомнила: в последний раз была здесь, когда меня пытались изнасиловать. Мысль была не к месту, я невольно поморщилась.

– Лекарствами пахнет, ты уж извини, – поняла это по-своему мама Ксаны. Уходя на кухню, добавила вполголоса:

– Постарайся не травмировать её…

Старая обида нахлынула с новой силой. Едва не задохнувшись от возмущения, я вошла в комнату и… окаменела. Гостиная напоминала больничную палату. Было очень чисто, пахло лекарствами. Безлико. Так бывает, когда тяжёлая болезнь занимает главное место в жизни семьи. Но не обстановка превратила меня в соляной столп, а то, что лежало на цветастом постельном белье. То, что когда-то в недавнем прошлом было красивой молодой девушкой, а теперь превратилось в живой скелет. Лишь зелёные, ставшие громадными, в половину лица, глаза отдалённо напомнили Ксанку. Тщедушное высохшее тельце стало маленьким, скулы ввалились. Оксана смотрела прямо на меня, но, казалось, не видела. Молчание становилось невыносимым. Кашлянув, я нерешительно произнесла внезапно охрипшим голосом:

– Ксан, привет…

– Ангелина, это ты! – подслеповато щурясь, улыбнулась она иссохшим ртом.

– Да.

Снова повисло неловкое молчание. О чём говорить, я не знала, мысли проносились с сумасшедшей скоростью, оставляя лёгкий шлейф пыли… Идя в эту обитель скорби, я и предположить не могла, что увижу подругу в таком состоянии.

– Включи свет, не видно ничего, – болезненно щурясь в мою сторону и приподнимая голову, попросила Ксана.

– Но ведь… – начала я фразу. Вовремя осеклась, прикусив язык и мысленно обругав себя последними словами. «Но ведь светит яркое солнце» – вот что чуть не ляпнула я. Она слепнет, молнией блеснула догадка.