Виды родного города. Луганск

В означенный день, почему-то я запомнила, что оформили меня в стационар именно седьмого марта, а реально сказали: "Приходи после праздников", я с диагнозом "переутомление" залегла в психушку в отделение пограничных состояний. Палата была на четверых, все примерно такие же как и я – переутомлённые. То есть рассказывать "клубничку" особо пока не о чём…

У двери лежала молоденькая студентка, которая как и я попросилась на лечение сама – заметила за собой, что как-то её сильно всё раздражать стало, в очереди постоять не наорав на кого-то она уже не могла. Ей такое своё отношение к окружающим надоело, тем более она была ещё и солисткой в студенческой музыкальной группе, вот и пошла лечиться и с надеждой, что навсегда.

Ещё в палате лежали бабушка, у которой кто-то умер и она всё время плакала, и женщина, у которой пару лет назад был пожар, и с тех пор у неё огромные проблемы с аппетитом. Вот и всё.

Утром второго дня моего реального пребывания в отделении всех отправили убирать листья на участке. Мне тоже выдали грабли, и только я начала грести на свежем воздухе, как ко мне подошла медсестра и сказала,, чтоб я шла с ней. Я следом за ней и пошла. Когда мы вернулись в отделение, она сказала, чтобы я взяла свою книжку, потому что там типа ждать придётся долго. Я взяла книгу и пошла за ней куда-то дальше по лестницам.

Она завела меня в комнату, предложила присесть, несколько украдкой обошла меня, вышмыгнула и с грохотом закрыла на засовы лабазную дверь. Короче, меня без объяснений и разъяснений заперли в изоляторе.

Для начала я вообще ничего из происходящего не поняла. Абсолютно. Шли часы, я постепенно осмотрелась. Там всё было в кафеле, решётка на окне, санузел, стол, стул, кровать.

Примерно к обеду дверь загромыхала – та же медсестра притащила поднос с обедом. И опять так по стеночке, поближе к выходу и с ужасом глядя на меня. Из любопытного – она очень спрашивала как я себя чувствую. Я тоже с любопытством смотрела на неё, ответила, что чувствую себя нормально, лежу и читаю свою книгу. Девушка опять удалилась, прогромыхав замком.

Кстати, о книге: она была новенькая, но без названия, я её прикупила по наитию, после того как полистала, как-то заинтересовалось гномиками и эльфами. Как я теперь понимаю, это было "утечка" из Луганской типографии. Там сотрудники тырили кто на какой стадии мог, и сдавали в таком виде в магазин, шёл 2001 год, мобильных тф не было.

Короче, углубилась я в свою книгу про гномиков и эльфов, улетая в заоблачный мир, а мне три раза в день носили еду целый следующий день, и всё спрашивали о моём драгоценном здоровье, за тем с грохотом закрывали дальше сидеть в боксе.

Я в том боксе сама себе удивилась – всё же в такой запертой ситуации раньше никогда не бывала, но мне абсолютно не было ни страшно, ни интересно. Видимо, сильнейшее переутомление наложилось на сказочный мир, и полное отсутствие окружающих полностью соответствовало внутренним потребностям организма.

На третий день меня опять повели по лестнице, сказали – к какому-то врачу. По дороге, уже другая медсестра наконец объяснила, что когда меня седьмого мата оформляли в приёмном покое, то брали на анализ кровь, и вот же пришёл ответ, что у меня обнаружили дифтерию. Я в простоте своей вообще не знала, что это такое. Мне объяснили, что это – когда горло болит. Горло не болело. Врач мне сказала, что раз у меня не болит горло, то я ещё ужасней, я – вирусоноситель, который сам не болеет, а всех вокруг заражает. И у меня спросили, где я собираюсь лечить свою дифтерию: у них или в инфекционной больнице. Я не знала что выбрать.

Тут прибежала извещённая наконец моя мама, разоралась, что меня держат запертой и выбрала инфекционку на другом конце города. Меня туда перевезли на мед.машине, попутно заехав ко мне домой и полив там всё какой-то полезной противовирусной гадостью.

В инфекционке меня поместили в длинное одноэтажное деревянное строение, в угловую комнату на три кровати, где только одна – моя была с бельём, а на других не было даже матрацев, что для острой инфекционки логично. И там стали брать у меня три раза в день кровь на анализ. Так продолжалось дня три.

Еду мне ставили на пол под дверью на подносе. Шёл 2001 год, и едой была плохо разведенная в воде крупа. Видимо, что и огонь не особо присутствовал при изготовлении, больше на подносе не было ничего. Реально – ничего больше. Тут опять появилась моя мама, которая через окно передала мне пакет с едой.

Книгу я уже дочитала, мне становилось очень скучно, а может ещё и поплохело от того, что я вынужденно вынырнула из этого сказочного мира. И было не совсем понятно, ведь врач в психушке обещала, что я – ужасный источник заражения, который может скосить весь город, но по факту не было даже одного человека, чтобы сидел со мной за компанию в комнате. Где же они все?

Но тут меня опять вызвали к врачу, и сообщили, что во всех моих не помню скольких анализах, включая первичные, никакой дифтерии не обнаружено, и посему меня выписывают домой.

Тут я уже возмутилась:

– Как домой? Я вообще-то в психушку ложилась, и курс там ещё явно не прошла. Берите и везите меня обратно откуда взяли!

– А Вы что, хотите в психушку? – очень удивилась врач. Странное у врачей отношение к психушке. Почему они все думают, что я туда не хочу?

– Да, хочу. Я, между прочим неделю очередь ждала, пока место освободится.

Врач мне вручила больничный с надписью: "Для дальнейшего прохождения лечения по основному диагнозу":

– Мы не отвозим. Езжайте сами.

С этим больничным я отправилась обратно в психушку, уже же знала дорогу в своё дорогое пограничное отделение. И вот прихожу я туда, нахожу своего лечащего врача, насколько смутно я её очертания смогла запомнить, и она, при виде меня, попробовала вжаться в стенку. Но я ей вручила свой больничный, уселась в её кабинетике на стул и потребовала, чтобы мне вернули мою койку.

Врач попросила меня немного подождать и убежала с моим документом. Вернулась она довольная и сообщила, что в связи с тем, что в отделении объявлен карантин, никого не принимают и не выписывают! Короче, вали отсюда.

Я спросила, почему объявили карантин, что у них за несчастье? Оказалось, что его объявили потому, что я – дифтерийная там лежала. Но меня – вот, уже же выписали из инфекции. Но – нет, им это был не довод.

На следующее утро я пришла обратно в ментовскую больницу к дорогой Ольге Фёдоровне, с рассказом, что меня за эти полторы недели, что мы не виделись, уже успели с позором выгнать из психушки, а потом – опять с позором – из инфекционной.

Ольга Фёдоровна вздохнула, и сказала, что о психушке она уже в курсе. Оттуда в ментовскую больницу пришла срочная депеша о чрезвычайном больном – обо мне. И уже мой участковый терапевт и Ольга Фёдоровна написали обо мне объяснительные: "Почему просмотрели дифтерию". Мне стало так перед ними неудобно. После этого случая при виде меня у терапевта Ржевской Елены Ивановны слегка подёргивался глаз. А Ольга Фёдоровна в своём объяснении написала, что согласно инструкции, на дифтерию положено проверять пациентов из группы риска, а я, на взгляд Ольги Фёдоровны – в неё по социальному описанию не подходила.

И что мне было делать дальше?

– Что же, будем сами лечить. Твоего мужа уже из нашего отделения выписали.

И я, наконец, обрела покой в неврологическом отделении родной больницы: койку, подушку, капельницу с пирацетамом, кавинтоном, милдронатом и что ещё там для переутомлённых на голову бывает.

А поскольку вот такая длиннющая дистанция с перебежками получилась, то я вместо двух недель отсутствовала на службе больше месяца, что дало возможность хорошенько отдохнуть от настоящего дурдома – моей работы. И приложить накопленные силы к следующему этапу самозащиты – перевестись по службе оттуда куда подальше.

И, кстати, я как "руководство" как-то хитро была ведомственно застрахована. Поэтому, сложив кучкой все эти справки с трагическими описаниями болезней, отправила их в страховое общество "Охорона".

По изучению всей этой макулатуры мне оттуда прислали "страховую выплату в связи с наступлением страхового события – дифтерии" в размере … не помню, но купила себе натуральную мощную дублёнку, разглядывая которую почему-то думала об охотничьем успехе.

А книга, которая мне помогла пережить изолятор психушки, даже особо не заметив его, была, как я потом выяснила, "Властелин колец" Д.Р.Толкина. Это ещё за несколько месяцев до первого фильма было, до того как это чтение стало тендом. Я про этот литературный шедевр никогда раньше и не слышала, что позволило мне абсолютно объективно "улетать" от текста, а не имитировать кайф. Прочитала я её, и тут же началась огромная рекламная компания масштабнейшего кинопроекта, в котором я мистически узнаю очертания дорогой сердцу неизвестной книги.

Пару фраз напоследок: до всей этой истории, я была, в полном соответствии с медицинскими нормативами нашего ведомства, трёхкратно профилактически привита от дифтерии. Точные сведения об этом красовались на специальном вкладыше под обложкой моей медкаты. А сам факт привития обозначался хитрым значком непосредственно на обложке этой медицинской карточки.

После меня ещё у пары – тройки ментов именно в лаборатории анализов психушки таким же образом "нашли" дифтерию. Затем установили порядок: сотрудников милиции направлять в психушку только со справкой об уже проведенной проверке. Другими словами – в лаборатории психушки прекратили у ментов проверять кровь на данную инфекцию. Мы можем понимать это как хотим.

И совсем напоследок, та врач, что в первом рассказе заинтересовалась моей деревянной головоломкой, узнала меня, когда после старенькой Ольги Фёдоровны пришла работать к нам в больницу УВД, я бы её не узнала, она и была моим перепуганным лечащим врачом в психушке.

Оказывается, она тогда только пришла работать, только вышла замуж и как раз ждала ребёнка. И её начальство за контакт с дифтерийной больной, то есть со мной, заставляло сделать аборт. Но она отказалась, уволилась с работы и родила дочь. Так что она меня запомнила, хоть я была ни при чём.

Внутренние монологи маленького луганского героя Толика – Ноунейма

Как всё уютно в жизни, когда ты на последнем курсе учишься. вроде уже и не выгонят что бы ты ни делал, ничего не делал, или что-то творил… Жаль, что это время приближается к завершению. Это почти удар судьбы, хуже родов, когда тебя мокрого, мятого и орущего тянут из уютной вселенной "всё включено", и теперь приходится даже есть самому, качать этот плохо струящий насос. Но спорить с этим невозможно, только приспособиться.

Вот и сейчас "встань и иди". Да ещё и смотрят как ты устроишься. Вес твой пробивают. Я их – сук обгоню.

Толик почувствовал, что начинает "выходить", его что-то трясло, на него лилось… Мать! Опять она будит. Какая тревожная, вечно со своим расписанием когда куда идти. Да успею я, успею. Туда когда придёшь – тогда и успел, "в библиотеку утром заходил", это не вокзал. Это сучье здание на вечном приколе – оттуда не взлетают.

Толик зашевелился и начал бормотать:

– Да, мама, хватит! Встаю уже.

Если бы она знала какой паморок в башке. Последний вариант "коктейля" был пока самым удачным: и глубина, и свет, но потом тяжело "выходило" – до середины следующего дня, всё плыло, башка трещала. И устранитель не подбирался. Лучшее – тихо лежать. Но где тут полежишь, когда тебя трясут до тошноты. Что ж ты, мама, так пристаёшь. Успею я, успею…

Интернатура приближалась к окончанию, распределиться в какую-то деревню, типа Бирюковского диспансера или за сторублёвую зарплату остаться сидеть при кафедре… Что же выбрать? "А не пішли б ви всі під три чорти", – как бабушка говаривала. Я не буду на вас тратить время. Время Толика – драгоценное, вы его не стоите. Надо искать "в дамки".

Шеф едет в Киев, прицепом выберусь, я – звезда, я нравлюсь. Мне важные люди говорили, я знаю схемы, это сработает.

Если нужная дверь приоткрылась, то надо подставить ногу, а потом туда просочиться. Этому всегда и мама учила – ищи варианты, что-то да и сработает. Поэтому Толик решительно собрался в Киев следом за неожиданно получившим огромную должность своим научным руководителем. Может и не неожиданно, как он вообще из Москвы в Луганск десять лет назад переехал, странный оригинал.

Портило картину только то, что профессора любили все, как и он всех, поэтому, кроме Толика в Киев срочно запаковала чемоданы целая толпа, учеников было много, и все одинаково любимые. Вежливый дед относился ко всем ровно.

На факультативах, прикатив на демократичном велосипеде, он и кофе с чаем всем нальёт, и печеньки с бутерами раздаст, и похвалит за проницательность. Но Толик чувствовал, что Анатолий Павлович всё же именно его выделяет как настоящего любимчика, и чемодан на столицу уверенно запаковал.

Киев – прекрасный город, лучший в СССР. Даже Чернобыльская авария не смогла полностью загасить желание стремиться туда всем кому не лень. Столько света и чистоты вокруг, это вам не пыльный знойный Луганск, это место, где очень можно красиво пожить.

До Анатолия Павловича с его новой должностью добраться в Киеве оказалось почти невозможно, он постоянно куда-то то спешил, то убегал. Вся эта суета с утра до ночи, толпа толкающихся локтями соискателей Толика утомляла, он раздражался. А потом один из этой толпы выделил Толика и определил к волонтёрам, а бригадиром назначил себя. Следующий день они тягали мебель для нового института. Вечером у Толика спросили умеет ли он красить. Красить? Он? За кого его тут держат? Мало того, что он тут каким-то боком "волонтёр", так ему ещё и сделали замечание – сильно опоздал. "Я тут никому ничего не должен, особенно тебе – патлатый," – подумал Толик, глядя налитыми глазами на "бригадира".

Месяц приближался к концу, запасы таблеток уходили, обещания о работе становились всё призрачнее, толпа соискателей прибывала.

Последний разговор остался в памяти как ужасный. Профессор с некоторой усталостью листал Толикину тетрадь с рисунками и схемами. На столе неприбранного до конца нового кабинета громоздились стопки бумаг, отвлекали звонки, хлопала дверь, дуло и шумело из окна, и было утро. Это единственное время, которое Анатолий Павлович смог выделить лично Толику для конкретного изучения перспективности его наработок по общей теме. Толик плотно увлёкся разработкой цветных очков для биполярщиков.

Профессор слишком быстро листал, он явно не вдумывался в написанное, Толик в этом был уверен, потому что невозможно так быстро понимать всю глубину его мыслей.

Анатолий Павлович отложил тетрадь, посмотрел на Толика и сказал:

– Анатолий Леонидович, у Вас могут открыться замечательные научные перспективы. Но надо больше практики. Здесь вы её получить не сможете. Только в непосредственном общении с больными Вы получите базис, на котором построите дальнейшую научную карьеру. У Вас есть острый ум, своё виденье, но я бы Вам посоветовал поработать "в поле" хотя бы пару лет. С этого начинали все, я тоже с этого начинал – с районной больницы, Бехтерев с этого начинал. Нельзя разработать очки для лечения больных, примеряя их только на себя, – и, тут как Толику показалось, профессор как-то странно на него посмотрел.

Дальше был "провал", Толик очнулся на кровати в общаге, кругом была разбросана его грязная одежда, стакан с водой, тюбики и конвалюты.

Зашёл сосед по комнате, ну как сосед – хозяин комнаты. Толика гостеприимно пустил к себе пожить институтский приятель по Луганску, а теперь киевский аспирнат. Он собрал с полу толикины шмотки и гамузом и засунул их ему в сумку, мама бы так не поступила:

– Очухался? Хорошо. Просыпайся. Вот твой билет. И не спрашивай чего мне это стоило.

– Какой билет?

– На сегодня – до Луганска.

Поезд тоже как-то выпал из памяти. Только дома, рассказывая матери "вот – вернулся", Толик обнаружил, что его тетради "с очками" нет. Её не было нигде. Впрочем, где и искать? Портфель и сумка.

– Он её забрал себе! Сука! Он присвоил мои наработки! Мерзость! Какая мерзость! Никогда больше! Мама, никогда больше, – Толик рыдал, Клавдия Елизаровна его утешала, гладила по головке. Любимый сыночек, она предчувствовала, что так и получится, потому что её рядом не было. Она уже бессильна ему помогать, стала стара. Кто пенсионерке поможет? Только старые подружки. А что они могут? Только рецепт выписать. Ну, хоть так.

Идти работать куда там ему предложили по распределению Толик не стал. Это гадость! Он там находиться не может. Тратить своё драгоценное время на все эти интернаты… Хватит. Мама всю жизнь там провела. И что она имеет? Малосемейку в Луганске, где они вместе в одной комнате смотрят в одно окно…

В Кировске хоть квартира была побольше, но кто же согласится Луганскую квартиру на кировскую обменять нормально. Теперь ютимся, зато в Луганске, зато он не в общаге, зато ресторан "Арктика" в окно видно.

А ну его всё тут нафик! Толик хорошо запомнил – надо двигать в дамки, или как брат говорит: "Пошла по краю проходная в ферзи", он поедет, нет – полетит в Канаду. И там ему дадут всё, там оценят масштаб личности.

Не зря же Толик просидел месяц в киевской общаге для сотрудников универа. Классное место – средоточие информации.

Деньги на билет! Сидите себе в своём Киеве, Луганске, Бирюковке, если вам тут по кайфу жизнь тратить… Он будет – в Оттаве. И открытки с марками слать! Особенно этому козлу – Анатолию Павловичу. Хотя нет, на него и марки жалко.

Деньги на билет! Ладно, найду.

В светлый путь – по турпутёвке на Кубу Толика провожали всей семьёй. Деньги нашлись у старшего брата, выгребались до последнего доллара, грех зажимать для светлого будущего. По случаю путешествия Толик по максимуму запасся таблетками, реальный мешок получился. Ну, и рецепты – назначения прихватил, чтобы если таможенники пристанут, то нате – читайте, самолечением не занимаемся, особенно психотропами.

В Канаду Толик попал после прекрасного недельного путешествия на Кубу. Этот остров показалась ему классным местом: светло как во снах, и если долго смотреть вдаль, то всё в глазах плывёт, тоже как во снах. И рядом какие-то ободранные люди всех мастей кожи, одетые странно – пёстро. Ну, точно как во снах. Да, Куба – место силы. В следующий раз подольше задержится можно бы, а сейчас – Канада.

На обратном пути Толик резко свернул и оказался вместо СССР в Оттаве.

Да, он молодой поборник свободы, он ненавидит коммунизм и хочет жить другой жизнью. Все документы сдал, и стал ждать объятий новой родины.

Суки! Не дали. "Нет опасности", Горби – Перестройка – Шакаров… Что вы знаете про "Перестройка"? Бирюковка, а не Перестройка!

Выбраться всегда можно, надо искать вариант. Как выбраться? Евреи, я – еврей. Я всегда чувствовал себя только евреем. И Толик отправился рыдать в ближайшую синагогу. Его приютили. И даже кормили. Но без денег… И таблетки не бесконечны. А тут где их брать? Их здесь негде брать. И Толик перешёл на то, что брать было "есть где".

Он честно пытался встроиться. Он искал работу, он даже искал себе девчонку. Но этот ужасный мир отворачивался. Хоть знакомые – однокурсники тут тоже оседали и как-то выкручивались.

Со временем Толик из синагоги перебрался – закинули классный вариант – сидеть с инвалидом. Платили, кормили, и комната – чистя и светлая – ему одному, лично. Живут же люди, всё у них есть. Почему бы и не подвинуться на одного человека, чтобы и он – Толик тут расположился на всегда.

Но этот старый пердун – инвалид конкретно раздражал. Его ещё и любили, то дочка заглянет: "Как там папа?", то зять, то сын.

Он – Толик один на свете, даже без секса, сам себе стирает, всё сам. А тут эту рухлядь обложили подушками и слюни вытирают. Да, если везёт, то сразу. Надо знать где родиться. Вот Толику сразу не повезло. Где мама такого мужа себе отхватила? На кой он в доме сдался? Фальшивый фигляр: "Посиди, Клавочка, я сам приберу!" Толик знал, как тот "сам приберал" в своём ПТУ – ни одной юбки не пропустит. А потом ещё и что-то Толику рассказывал про можно/ нельзя. И этот чмошник бил Толика, этого простить невозможно вспоминать,хорошо что его больше нет. Бил, дразнил, топил. Реально топил в ванне и ржал, когда Толик захлёбываясь паниковал. Урод. Такое забыть невозможно – зайдёшь в душевую и сразу это ощущение – он рядом и ты захлёбываешься.

Толик о чём-то задумался, сильно. А может, вчерашний выходной и этот косячок новый так подействовали…

Где коляска? Где этот б*** инвалид? Сука, вон он! Толик бежал, задыхался, но было понятно, что коляску уже не догнать. Всё.

Ну, хоть жив остался старая козлина.

В суд не подали. Слабо! Потому что нефик нелегала нанимать! Мажьте, суки, своего инвалида зелёнкой, она без рецептов. А мозги у него лет десять как отсохли. И не скулите, Толику хуже, ему теперь одна дорога – в ночлежку.

Приютили называется! Комната тесная, на двоих- не продохнуть… Сосед – нелегал из невесть какой африканской страны, а кому другому тут взяться. Этот козёл тоже за свободой приехал? В комнате постоянный смрад. Чем он воняет? Так жить невыносимо.

В нелегалах тяжело. Беспросветно. Это как в Бирюковке, но не врачом. Выходишь на улицу и смотришь по сторонам – схватят или переживёшь.

Вроде и освоился, уличная секция каратэ – это дружбаны, они прикроют и подкормят. А девки – суки. Они везде суки, но здесь сучее, чем украинские. Так суки и смотрят: "Сколько ты стоишь?", во что ты одет, и вопросики: " Где живёшь? Что имеешь? В ночлежке? Смешной придурок."

Я – смешной придурок? Мерзкие твари! Кто вы есть? Где вы учились? Уродки, дрыгалки.

Толик разжился бумагой – целая упаковка и писал маме письма:

– Мама, если бы ты была рядом! Мне трудно, мне плохо. Девки – суки. Мужики – твари.

И о лекарствах. Мама – старый медик, она видела в диспансере всё. Но Толик шёл дальше. Кастанеда, Карлос, я тоже буду там, где ты описал. Я постараюсь проникнуть дальше. Сознание надо расширять, мир надо видеть изнутри. Весь мир – он изнутри. Внешнее – лишь оболочка, мерзость. Она нужна только чтобы попадать внутрь. А внутрь ведут разные двери, какую откроешь – туда и попадёшь, можно в бесконечные коридоры, в цвет, в свет, но главная дверь – к ангелам. Потому что Толик на самом деле, он – ангел, смотрите в глаза и не ошибётесь.

Иногда подворачивалась работёнка, иногда туса приглашала в кафе, угощали кофеём.

Иногда били. За что? "Умный очень". Они ржали в лицо: "Ты доктер? Тогда почему мешки таскаешь?" А как не сказать, что я – врач? Я – врач, я – психиатр, и пришёл к вам временно, изучить ваш мир. А вам тут оставаться навсегда.

Однажды Толика всё же замели. Какая-то сука сдала? Или уже и сам сдался? Устал бороться? Его притащили в самолёт и отправили к маме – в свободную от тирании коммунизма Украину. Опасность к 1993 полностью миновала – коммунизма больше нет, СССР больше нет – лети, ты свободен.

Суки! Я ещё вернусь. Вы думаете, что вы изучили меня? Это я изучил вас. Я вернусь и победю, нет – побежу, нет – выиграю. Да, я у вас выиграю и вы будете мне жопу целовать. Я тут все калитки теперь знаю, начну совсем заново и хрен вы меня догоните, разве что чтобы вручить "велфер".

=== 2. Отойти для разбега ===

В принципе ничего плохого от депортации не произошло. Толик преспокойненько сел в самолёт и ту-ту. Давно хотелось рассказать всем о накопленном опыте. Плюс прекрасный шанс начать всё с чистого листа, но уже с работой над ошибками, за одного битого двух не битых дают (вековой народный опыт) Даже удачно с билетом получилось – не надо покупать, а к маме уже и самому хотелось – отдохнуть, подлечиться. Толик же не каменный. В конце концов гардероб привести в порядок – все эти дырки, рвань, пятна…

Луганск изменился, сильно. Каких-то три года неполных прошло, а повеяло чем-то другим. Только каким другим?

С одной стороны веселее стало, с другой – помойка. Зачем розы во всех газонах сохнут? Прямо видно – ряды кустов выкопаны. Странные люди, странные сдвиги… Но какая разница, всё равно Толик тут совершенно временно, несколько месяцев и ту-ту.

Толик смотался к маме, она переехала к своему новому мужу. Какой неприятный старикан. Что она в нём нашла? Этот козёл ещё и послал Толика обрывать вишни – так прямо всучил в руки ведро и подвёл к дереву. Очень странный тип. Не будем злиться. Вообще не понимает кому что говорит. Только себя уважает. Короче, очередной матушкин козёл. И главное – как она вокруг него бегает, заботу проявляет. Нет, отсюда надо валить, дедуган по ходу неуправляемый. В своём палисадничке царь, а все вокруг – холопы.

Толик унёс от деда ноги на следующий же день. Но маме задание оставил, жизненно важное. Фамилию по любому надо менять, так что раз вышла замуж, то пусть дед будет так добр и усыновит замечательного парня – врача.