bannerbanner
Тень и бездна
Тень и бездна

Полная версия

Тень и бездна

Язык: Русский
Год издания: 2022
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Матвей Юджиновский

Тень и бездна

I

– Мам, это Шеда! – воскликнул Тёма, причем начал удивленно, а кончил радостно.

Марина вздрогнула, едва не подавившись морсом. Немного пролила на себя из бутылки. Она слышала, как затихли пластмассовые колесики крохотного велосипеда: сынок накатался по кочкам вокруг покрывал, – но не ожидала, что тот уже спрыгнул с него ей за спину.

– А?

– Смотри, там Шеда! – сияя, малыш указывал в сторону моста.

Марина не стала добираться в душном транспорте до парка или пляжа, вместо этого они с Тёмой прошли полквартала от дома на окраину района и устроили пикник на удачно подвернувшемся пустыре. Пускай без плеска воды или щебетания птиц, зато с размеренным гулом проводов ЛЭП над головами и медитативным шелестом машин, летящих по мосту в отдалении. Но главное – без людей, а это именно то, что требовалось Марине сейчас больше всего.

Ища крышечкой горлышко бутылки, она глянула, куда махнул сынишка. Сощурилась – там, действительно, была собака – и усмехнулась.

– Глупости не говори, мы оставили ее с дедом на даче. Забыл, гномик?

– Я не гномик, – сердито произнес Тёма и ткнул мягким кулаком ей в плечо.

Мама резко развернулась и схватила его, усадила на себя и принялась тискать. В последнее время такие порывы овладевали ею ежедневно и ежечасно. Ребенок заверещал и забрыкался, не жалея ее. Полюбив гномика, отпустила, тот перекатился на край покрывала и едва не снес раскрытый радужный зонтик.

– Будешь апельсин?

Она толкнула к нему сочный фрукт, который лежал тут же. Но Артем уже вновь глазел на собаку:

– Ну совсем как наша, скажи, мам.

– Да, Тёма, да. – Эта борзая, в самом деле, смахивала на Шеду и окрасом, и ростом. – Кушай апельсин, для кого покупала?

Он взял апельсин, повертел задумчиво, понюхал и смущенно вернул обратно.

– Чего?

– Чистить надо, – оправдался, моргая голубыми глазами. Отцовскими.

– Эх, ты, гномик.

Стала сдирать ароматную оранж-кожу, ногтей почти не было: ни на маникюр, ни на стрижку так и не собралась и вчера сама просто состригла щипчиками.

Повисло молчание. Но молчание не тягостное, а уютное, сдобренное нежным шелестом травы и кустов поблизости и далеким гулом проводов. Тёма не сводил глаз с собаки. Еще ни на кого и ни на что, за исключением мультиков, он не смотрел, не отвлекаясь так долго. И Марина в конце концов счищала кожуру уже на ощупь, поглядывая и сама на борзую. А вот та не обращала на них ни малейшего внимания.

В какой-то момент молчание показалось даже частью застывшего времени. Просто потому, что и Тёма сидел неподвижный, и Марина, покончив с апельсином, будто ушла в себя, но главное – потому что собака за все это время вообще не шелохнулась. Ни ухом, ни хвостом и едва ли волоском.

Как чучело или картонная подделка, стояла на вытянутых лапах и взирала вдаль. Туда, где ничего интересного не было. Небольшой косогор к шоссе, в которое переходил мост, лесополоса вдоль этого шоссе, чуть дальше в поле вдавалась заправочная станция. И на самом горизонте, над верхушками деревьев, пускали дым трубы какого-то завода. Скука. Но псина, словно загипнотизированная этой картинкой, внимательно и настойчиво чего-то ждала. Или кого-то.

Может, зайца или лису, для нее же нет ничего более важного, подумала Марина, помня, как Шеда обожает охоту. И усмехнулась: всегда ведь ревновала Игоря и к охоте, и к этой остроносой конкурентке. Мужа это только веселило, и всякий свой приезд домой он неизменно делил на семейные дни и дни на пострелять. И необязательно поровну.

А следом Марина с некоторым удивлением поймала себя на том, что и сама вдруг думает о чужой собаке как о Шеде. Эта борзая, хоть она и борзая, может вовсе не любить выслеживать каких-то там зайцев.

– Я позову ее, – очнулся Артем, вскочил на ноги.

– Нет! – напугалась мать.

Но сынок не спрашивал:

– Шеда! Ко мне!

Марина подалась к нему и хлопнула по затылку. Мальчик сжался и отбежал:

– Ну, мам.

– Я же сказала.

– Ма-ма! – хотел закапризничать, но тут же забыл и о запрете, и о боли: – Ой, смотри… Говорил же.

Нет, никакое не чучело и не картонка. Собака, живая, настоящая, трусцой бежала к ним. Причем так, как если бы в самом деле была Шедой.

«Но ведь это не она, – понимала – или уговаривала себя – Марина. – А бегущая на тебя незнакомая псина это лотерея 50/50». Она подползла на коленях к Артемке, притянула, готовая вскочить и заслонить собой. Хотя у самой уже вспыхнули по телу фантомные укусы.

Однако, пробежав метров десять, борзая вновь замерла, резко повернувшись все к той же дали. Как вкопанная, как игрушечная, встала, вмиг позабыв о них, и застыла, не сводя глаз с какой-то точки.

– Что она там увидела? – Тёма озвучил наконец тревоживший Марину вопрос.

Что? Кого?

Оба они дружно поскакали взглядами по зеленому пустырю, зелено-коричневому косогору и черному в ровную, тонкую зеленую полоску полю. Никакого движения, кроме машин, мелькающих между деревьев лесополосы. Ни людей, ни других собак, кошек и зайчиков. Конечно, есть еще змеи, мыши, ежи. И ворона, опустившаяся на черную фигуру. И черная фигура, прогнавшая ворону. Слишком высокая, угловатая и потерянная, чтобы быть человеком. Пугало.

– Мам, что такое с Шедой? – спросил Тёма, возвращаясь на покрывало.

– Это не Шеда, – с раздражением оборвала его Марина.

Пугало все объясняло. По крайней мере, так казалось. Глупая псина просто не может понять, что это за человек-не-человек.

– Но она же отозвалась.

– Артем, не смей больше ее звать, – пригрозила Марина. Вышло как-то зло, но она знала, это не злость в ней говорит, а тревога, странная и неясная. – Лучше, знаешь что, давай-ка позвоним деде и узнаем, как там наша Шеда.

– Ну, давай, точно, – отозвался сынок, причем начал обиженно, а кончил радостно.

Марина набрала Борису Петровичу, отцу Игоря, и, пока шли гудки, снова, в который раз, терзалась данным себе обещанием назвать его таки папой, ведь им он и был, потому что ее собственный родитель умер в колонии два года назад. Терзалась, потому что не могла, а не могла, потому что простое слово «папа» неизменно отдавалось детской болью и страхом.

Борис Петрович трубку не взял. И это совсем, уже против ее воли, усилило тревогу. Чтобы успокоиться, она взглянула на Тёму, милого, доброго Тёму, который в ожидании голоса дедули взялся за почищенный апельсин и жевал теперь сочную дольку. И с не убывающим интересом смотрел на точно скованную льдом собаку.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу