Мистика и ужасы. Часть 3

Когда Соне исполнилось пять лет, Юрию поставили диагноз – артрит. Его начали мучить сильные боли в суставах кистей и ступней, которые от болезни стали деформироваться, уродуя части тела. Юрию стало тяжело даже держать ложку или вилку в руках, а от постоянных и временами обостряющихся болей, он не мог спать ночами. Приходилось употреблять всё более сильные обезболивающие, которые тоже стали терять свои свойства на боли. Работать Юрий уже не мог. Марина же продолжала работать в киоске. Семья пыталась подать на инвалидность, но ничего у них из этого не вышло.

Мужчина стал практически беспомощен в быту: застегнуть пуговицы, молнию, взять ложку или вилку для него было настоящим испытанием, а часто и невозможным. Он стал глушить боль алкоголем. Жена пыталась его вразумить, но потом и сама стала употреблять вместе с мужем. За Соней всё чаще стали присматривать Тимофей Анатольевич и Нина Егоровна. Они тщетно пытались вразумить молодую чету. Сонечка часто оставалась у них с ночёвкой, бывало, что она жила у них по несколько дней, пока родители пропивали полученную Мариной зарплату. Женщину не выгоняли, жалели, пока она не поддалась соблазну и не украла деньги из кассы. Там было немного, на её счастье, иначе, ей не удалось бы избежать уголовной ответственности. В деревне все всё про всех знали, Марину не хотели брать на работу. Единственное место, куда ей удалось устроиться – школа, уборщицей.

Так и жила эта семья, точнее существовала. Соню одевали всей деревней. Для Тимофея Анатольевича и Нины Егоровны девочка стала родной внучкой. Они заботились о девочке, кормили, собрали её к 1 сентября, водили в школу, помогали с уроками. Марину и Юрия это всё устраивало: ребёнок не мешал им пить. Ведь малышка с возрастом начала требовать к себе больше внимания. Соня часто прибегала к добрым старикам со слезами. Ребёнок нуждался во внимании родителей, а получал оскорбления, пощечины, а потом и наказания ремнём. Так бы и всё продолжалось, пока…

Утром в дождливый осенний день в дверь к старикам постучали.

– Кто там? – спросил Тимофей Анатольевич.

– Тимофей Анатольевич, это Марина.

"Снова деньги пришла занимать". Старик открыл дверь. На пороге стояла Марина в промокшей одежде, лицо было помятое и красное от попоек.

– Соня у вас?

Раньше её не сильно волновало, где её дочь. Тимофей Анатольевич немного удивился.

– Нет, Марин. Она была у нас вчера днём, потом пошла домой. И больше не приходила. Так она пришла вчера домой?

– Да… Нет – Марина волновалась, – я, я не помню. Вроде она пришла, а потом, по-моему, снова ушла. Я не помню.

Тимофею Анатольевичу вопреки его воспитанию захотелось больно ударить эту, потерявшую всякий человеческий облик и мораль, женщину. Сонечка пропала. Во сколько и когда она ушла из дома, нерадивые родители не могли вспомнить. В их пропитых головах все дни были, как один. Вся деревня искала девочку: в колодцах, в поле, в лесу, в оврагах. Сильный ливень усложнял поиски. На третий день в полиции приняли заявление о пропаже, но и они не смогли помочь. Все следы были размыты дождем ещё в первый день поисков, собаки не могли взять след. А от родителей не было никакого толку. Эти двое мало того, что так и не смогли точно вспомнить тот вечер, так ещё и ушли в запой с горя.

Поиски ни к чему не привели. Марина стала ходить по соседям: ревела, билась в истерике, давила на жалость, выпрашивая деньги на выпивку, размазывая по лицу сопли и убиваясь по пропавшей дочери. Люди жалели их. А может, просто большинству было противно смотреть и слушать пьяные причитания женщины. Так прошёл месяц, затем второй, приближалась зима. Марину и Юрия уже никто не жалел, а винил в пропаже дочери. Ведь, если бы они не пили, а воспитывали дочь, то девочка ни за что не убежала бы из дома. Эти двое своей вины не чувствовали, а винили себя соседи-старики. Винили в том, что не уговорили Сонечку остаться у них, что отпустили её домой. Старики молились каждый день с надеждой, что Сонечка найдётся, хотя и понимали, что это невозможно.

Стоял ноябрьский холодный день, вот-вот должен был пойти снег. Тяжёлые свинцовые снеговые тучи надвигались на деревню. Ночью уже ударяли морозы, лужи застывали. Тимофей Анатольевич пошёл в лес за хворостом. Мысли о Сонечке не покидали мужчину. И вот, собирая хворост, он услышал знакомый плач. Его словно молнией поразило – Соня. Это она плакала, он так часто её утешал, что её плач ни за что бы не спутал с другим.

– Сонечка? – старик начал оглядываться и прислушиваться. Плач доносился из-за кустов невдалеке. Тимофей Анатольевич двинулся в ту сторону.

– Соня, внученька, это ты?

Мужчина не мог в это поверить. Её же искали везде. Может, её кто-то похитил, а она смогла убежать? И теперь заблудилась совсем рядом с деревней?

– Соня.

Подойдя к кустам и обойдя их, Тимофей Анатольевич остолбенел. На промёрзлой земле сидела Сонечка и плакала.

– Сонечка, сейчас, не бойся, – старик стал снимать с себя тулуп, чтобы укутать девочку. Пуговица не хотела расстёгиваться, мужчина отвлёкся на секунду, а когда поднял глаза, то Сонечки уже не было.

– Сонечка? – девочка не стала бы убегать от него, она любила его и Нину Егоровну, да и звуков шагов он не слышал. Куда же она пропала? Может ему это почудилось? Из-за того, что он всё время про неё думал? Забрав хворост, Тимофей Анатольевич побрёл домой.

– Ты что такой? Что случилось? – встретила Нина Егоровна супруга на пороге.

– Даже не знаю, Ниночка. Я Сонечку видел.

– Сонечку? – женщина ахнула и села на скамейку. Муж рассказал ей всё от начала и, когда дошёл до того, как хотел укутать Сонечку в тулуп, замер.

– Ну? Что дальше? Где она?

– Нина, я только сейчас понял. Она же была в том самом платье, которое на ней было в тот последний вечер и в шлёпках. Поэтому я и стал снимать тулуп, думая, что она замёрзла.

– Так где Соня?

– Она исчезла, словно и не было её.

Нина Егоровна задумалась.

– В той же одежде, говоришь. Плакала, а потом исчезла.

– Что?

– Моя бабушка мне ещё в детстве рассказывала про вытьянок. Это плачущие духи умерших, чьи останки не похоронены. Так многих воинов, убитых и пропавших находили. Где дух плачет, там и его тело. Это была душа Сонечки. Надо идти.

– Куда?

– К участковому и всё ему рассказать.

– Думаешь, он нам поверит? Решит, что мы на старости лет свихнулись оба.

– Тогда сами пойдём и найдём Сонечку.

– Тогда могут решить, что это мы её там и похоронили.

Старики замолчали, посмотрели друг на друга, кивнули и решительно, ни говоря ни слова, пошли к участковому. Если не он, то его родители точно поверят.

Тело Сонечки действительно нашли под тем кустом, захороненное неглубоко. Экспертиза показала, что девочка умерла в тот же вечер, когда её видели в последний раз старики от удара височной долей об угол в результате падения. Виновной оказалась её мать, Марина. Девочка в тот вечер прибежала к родителям и стала просить мать поиграть с ней, мешая женщине пить вместе с мужем. Сначала Марина накричала на девочку, а когда та заплакала, ударила её по щеке, но не рассчитала силы, девочка не удержалась, упала, ударившись об угол стола. Позже супруги ночью вынесли тело дочери в лес и закопали. Дождь скрыл все следы. По-пъяни они даже толком и не понимали, что творят. А на утро вообще всё смутно помнили, поэтому ложь в полиции им так легко далась. Они даже смогли убедить самих себя, точнее их опьяненные мозги, что дочь действительно пропала.

Они получили по заслугам. За могилкой Сонечки ухаживали Тимофей Анатольевич и Нина Егоровна. На 40й день после похорон, Сонечка приснилась обоим супругам. Она была счастливая, улыбалась в новом красивом платье с распущенными светлыми волосами, похожая на ангела. После этого сна супруги проснулись с легким сердцем. Теперь они знали, что с Сонечкой всё хорошо, она счастлива и спокойна, хоть и не на Земле. Девочка стала их ангелом-хранителем, когда им было скучно или грустно, она всегда снилась им и улыбалась.

Кто прячется в подвалах?

Татьяна возвращалась с работы, дома её ждали родители и любимый кот Тимошка. Мама сегодня собиралась приготовить рёбрышки по-мексикански, а Татьяна мало того, что задержалась в университете, так ещё и автобуса долго не было, поэтому была голодна, как волк. Во дворе уже никого не было: все детишки с мамочками и старушки, вечно сидящие на скамейке у подъезда, разошлись по домам и давно уже сидели за ужином, смотря телевизор. Ну, вот и родной подъезд, девушка открыла дверь электронным ключом и вошла в еле освещенный подъезд.

Прямо под лестницей была дверь в подвал, сейчас она была приоткрыта, из черноты тянуло сыростью, плесенью и ещё был такой запах, словно сдохла мышь. Татьяна поморщилась. Сколько раз они писали в УК всем домом, прося осушить подвал, загрунтовать, чтобы там не стояла вода. Сырость от него проникала на первые этажи, на стенах был грибок и запах на весь подъезд, не говоря уже о портящемся фундаменте. К тому же дверь в подвал не запиралась, на ней не было ни замка, ни щеколды, ничего. Один раз Сергей Дмитриевич из 6й квартиры установил петли и повесил замок, так управлялка спилила их. Видите ли ремонт в подъезде или строительные работы запрещены без согласия с УК. Так и осталась дверь без замка.

Татьяна подошла к двери, чтобы закрыть её и остановилась, из подвала послышался шорох. Девушка быстро закрыла дверь, мыши, ещё не хватало, чтобы они из подвала по подъезду и квартирам разбежались. А ведь начиналась весна, и с таяньем снегов и дождями воды в подвале будет больше, мыши побегут с "тонущего корабля" в квартиры. Поднимаясь к себе на второй этаж Таня встретила соседку по лестничной клетке Светлану Александровну, женщину за 40.

– Кис, кис, кис, Мурзик, – Светлана спускалась вниз, – Таня, привет, там моего котика не видела?

Кот Светы – Мурзик и Танин – Тимошка часто прошмыгивали из квартиры в открывающуюся дверь или просились в подъезд. Эти две наглые морды гуляли по подъезду, считая её своей территорией, и попрошайничая у всех соседей вкусняшки. Благодаря соседям, угощающим их то колбаской, то мяском, то куриной кожей, эти двое хвостатых выросли и отъелись до размеров средней собаки. Эти двое ходили по подъезду, всё обнюхивали, иногда между ними вспыхивала драка. Это случалось, если они оба оказывались на прогулке, тогда хозяйки выходили из квартир и забирали своих задир домой. Но на улицу они никогда не рвались, были слишком трусливы для этого. Да и что им там делать? Их и тут неплохо кормят.

– Нет, Свет, не видела, – соседка не любила, когда её звали по имени-отчеству, – Хотя, дверь в подвал была приоткрыта, может он мышей учуял и туда прошмыгнул?

– Какой из него охотник? – улыбнулась соседка, – Вот балбес! Пойду, попробую позвать его, ну получит он у меня, когда найду! Спасибо, Танюш.

– Удачи!

Соседка, ворча на своего кота, продолжила спускаться вниз. Уже стоя у своей двери, Таня услышала, как соседка ещё пару раз позвала Мурзика, потом раздался скрип подвальной двери. Вот попадёт коту. Таня улыбнулась, ничего ему не попадёт. Что Мурзик, что Тимошка умели делать такую жалобную мордочку и взгляд, что вся злость на них проходила.

Таня нежилась в своей постели, когда услышала голос мамы.

– Дочка, просыпайся, уже двенадцать. Мы с отцом в магазин, Тимошка выскочил в подъезд, запустишь его.

– Хорошо, мам, – сонно ответила Таня.

"Надо вставать, а то голова потом болеть будет". На кухне её ждали ароматные, пышные оладьи, от которых ещё шёл пар. В животе заурчало. Девушка достала из холодильника сметану и сгущенку и уже собиралась сесть за стол, как услышала поскребывания в дверь. Это Тимошка ломился домой. Теперь не даст поесть спокойно, будет выклянчивать еду. Девушка едва успела приоткрыть дверь, как кот пулей залетел внутрь и умчался в зал.

– Эй, Тимошка, ты чего? – Таня выглянула из квартиры, но ничего необычного не увидела. Только ужасная вонь из подвала стала сильнее. "Интересно, соседка нашла своего кота?"

На удивление девушки, Тимошка не пришёл на кухню, она нашла его под креслом. Кот забился в угол, уши были прижаты, шерсть дыбом, глаза расширены от испуга. Что же его так напугало? Через час вернулись родители.

– Там внизу все соседи собрались у подъезда. Когда мы шли в магазин, все были у подвала, вонь оттуда идёт на весь подъезд. Опять вода, видимо, стоит, да ещё и мышь, похоже, сдохла. Решили собрать подписи, чтобы управлялка что-то уже сделала, хотя ба воду откачали и дезинфекция провели. Это же невозможно! – возмущалась мама Тани, разбирая покупки.

– Ой, Надюш, – в кухню вошел отец Тани, – ну выкачают они воду, так она опять появится. Зато сумму за работу напишут, как за залив нового фундамента.

– Ну, хоть что-то, не задыхаться же теперь.

В этот же день старшая по дому стала собирать подписи.

– Надя, а Света дома? Стучалась к ней, стучалась, никто не отвечает. На телефон и сообщения тоже, – старшая по дому, Антонина, уже заканчивала собирать подписи.

– Вчера была дома, сегодня не видела. Может от одной подписи ничего не случится, примут заявление.

– В принципе, да. Всё, пока, побежала дальше, чуть-чуть осталось.

– Пока, спасибо тебе!

Начальник участка сидел хмурый, вот же этот 17й дом, что им не живётся спокойно?! У всех во всём городе топит подвалы, и ничего, эти же пристали! Он бы этот подвал залил бы бетоном, потом ещё счета бы выставил жильцам. А что? За что боролись, на то и… Но этого никак нельзя было сделать, в подвале все трубы проходят.

В кабинет вошли двое работников, по лицам которых сразу было видно, что они не очень любят работать.

– Значит так! – начал Владимир Олегович, – Степанов, Краснов, сейчас пойдёте в дом 17, первый подъезд. Надо воду откачать, посыпать отравой от грызунов и повесить замок на дверь. Чтобы эти жильцы туда и носа не совали! Ясно?

– Владимир Олегович, это за один день не сделать.

– Знать ничего не хочу! Чтобы сегодня всё было выполнено, а как вы это выполните, мне неважно!

– Ну, хорошо.

– Вот же Олегыч даёт! Неделя только началась и такой геморрой. Мы с тобой весь день на это убьём, ещё жильцы лезть с советами будут. Умники.

– Слушай, Олегыч сказал сделать, а как – его не волнует.

– Ну?

– Ну, откачаем немного воды, чуть-чуть посыплем отравы и дверь запрём. Всё! Кто проверять будет? До обеда управимся. А чтобы жильцы не лезли, оградим вход в подвал.

– Здорово ты придумал!

– А то!

Степанов и Краснов подошли к дому, отгородили вход в подвал лентой, установили насос и протянули шланг в подвал.

– Вот, и стоило им так ныть? Ну воняет, да, но воды-то по щиколотку всего!

– Главное, дело начато. У тебя есть сигареты?

Степанов достал пачку.

– Две осталось, блин. Давай, я в магазин за углом сбегаю, а ты оборудование покарауль. Тебе попить взять?

– Лимонад.

Степанов пошёл в магазин за углом. Краснов остался следить за оборудованием. Насос шумно работал, откачивая воду из подвала в канализационный люк. Вдруг, насос пару раз "хрюкнул" и начал барахлить, шланг сплющился.

– Что за фигня? Всю воду что ли выкачал уже?

Мужчина оглядел насос, тот был исправлен. В шланг что-то попало? Но на нём стоит сетка, или она слетела? Надо идти в подвал и смотреть, что там забилось в шланг. Мужчина выключил насос, взял фонарь и начал спускаться в подвал. Вода была практически вся выкачана. В шланг забилась тряпка, выбив сетку. Устранив засор и вернув сетку, Краснов собирался подниматься обратно, но услышал шорох в глубине подвала. Кто-то залез? Шорох был слишком сильный для мышей. Это могло быть чье-то домашнее животное или дети, любят они по разным подвалам лазить. Сейчас это модно, видео снимать.

– Эй, здесь есть кто-нибудь? – мужчина посветил фонариком. Никого, шорох продолжался.

Если они хотели запереть дверь, то надо убедиться, что тут никого нет, тем более отраву будут сыпать, хоть и немного, но всё-таки. Краснов двинулся вглубь подвала на шорох, кто бы там ни был, его надо отсюда вывести.

– Эй, кто там? Дети? Я не буду ругаться, но мы будем запирать дверь, поэтому вам лучше уйти. – никто не ответил, – Кис, кис, кис?

С приближением шорох становился сильнее и к нему добавилось хриплое дыхание. Мужчина дошёл практически до конца подвала, здесь запах был просто невыносимый. Луч фонаря упал в угол справа, мужчина замер. Там в углу кучей лежали обезглавленные туши животных: кошек и собак, а рядом лежало тело женщины, головы у неё тоже не было. Вот откуда была эта вонь! Руки мужчины затряслись. Но кто это сделал? Из правого угла послышался тот самый шорох и хриплое дыхание. Дрожащий луч фонаря выхватил из темноты тощую фигуру. Это, это. На вид это был очень худой человек, то ли в набедренной повязке, то ли в подгузнике, и у него не было рук. Да, были только плечи, была лысая голова. Именно это существо издавало все эти звуки.

Краснов стал пятиться, пока монстр его не заметил и не обернулся. Под ногой раздался лязг, это консервная банка предательски отскочила от ноги. Его взгляд метнулся на банку, потом в правый угол. Шорох прекратился. Монстр стал поворачиваться в сторону мужчины, когда он полностью развернулся, Краснов не смог сдержать крика. На месте лица была только разинутая пасть с огромными клыками. Монстр кинулся в сторону мужчины, Краснов, не глядя под ноги, бросился бежать.

Степанов уже минуты три, как вернулся и ждал напарника. Где же он? В туалет не мог уйти и оставить оборудование, они за него отвечают. Может, уже отраву сыпать пошёл? Из подвала послышался шум.

– Эй, Серёга, ты там?

Из темноты подвала на него вылетел Краснов.

– Закрывай дверь, ну! – мужчина навалился на дверь.

– Стой, а шланг?

– К чёрту шланг!

У напарника был такой испуганный вид, что Степанов не стал спорить и тоже навалился на дверь. Только дверь закрылась, как изнутри ударили с огромной силой, дверь немного приоткрылась.

– Там кто-то есть! Ты что, хочешь человека там запереть?

– Это не человек!

– Что ты несёшь? – Степанов глянул в образовавшуюся щель и закричал. Он увидел монстра, который пытался вырваться.

– Что это за х…ня?!

– Какая разница?! Закрывай!

Мужчины смогли закрыть дверь и держали её. С той стороны раздалось ещё несколько ударов, и всё затихло.

– Что это было?

Краснов всё рассказал, всё, что видел.

– Что будем делать? Надо полицию вызвать.

Мужчины так и сделали. Полиция обнаружила там тело женщины и туши животных, головы так и не нашли. Женщиной оказалась та самая Света, которая искала своего кота. Никаких следов монстра, а на показания сотрудников УК… Полиция решила, что они надышались парами протухшей воды, плесенью или от увиденного им почудилось. Ну ещё бы, найти такое в подвале жилого дома. Убийцу так и не нашли. А дверь, дверь в подвал теперь была заперта на амбарный замок.

Прошёл месяц, жители стали забывать о произошедшем. Таня и родители только закончили ужинать. Мама мыла посуду, а Таня пошла выбросить мусор в мусоропровод. Выйдя из квартиры, она услышала шорох и хриплое дыхание около мусоропровода в углу. В углу кто-то стоял.

– Кто вы?

Фигура выглядела очень худой с лысой головой. Таня ещё раз окликнула фигуру, та стала поворачиваться. Крик, полный ужаса, пронеся по подъезду. Обезглавленное тело Тани нашли возле мусоропровода, голову нет, и не было больше никаких следов.

Кто в следующий раз услышит шорох и хриплое дыхание в тёмных уголках подъезда или подвала?

Живые мертвецы.

В маленькой деревушке Л. в провинции Дефине на юге Франции в 15 веке жизнь текла своим чередом. Стоял прохладный летний вечер, дети играли на улочках, мужчины, да и женщины, сидели за столиками около таверны и в ней, выпивая прекрасное французское вино и вкушая стряпню, приготовленную хозяйкой таверны, делились последними сплетнями деревни и округи. Над соломенными крышами хижин из печных труб поднимался дымок, хозяюшки готовили ужин для своих семей. Кто-то возился на участке около хижин, кто-то кормил свою живность. Жизнь текла медленно и размеренно, как и в похожих деревеньках по всей Франции. В воздухе стоял аромат прованских цветов и трав, стрекотание цикад.

Раздался звук, от которого все разговоры умолкли. Казалось, что даже цикады перестали стрекотать. Все жители в напряженном молчании прислушивались и переводили взгляды друг с друга, силясь понять: послышалось или нет? Звук повторился. Жители, как по команде, побросали все свои дела, матери похватали детей, все бросились по домам,заперли ставни и двери. Над деревней повисло тягостное напряжение.Жители прильнули к окнам, глядя через щели ставень на улицу и всё так же напряженно прислушиваясь. Звук, он приближался, это было совершенно точно. И звук этот – звук колокольчиков и трещотки. Ближе, ближе.

И вот в лучах алого заката на улицу деревеньки ступили они, в своих поношенных балахонах, с капюшонами на головах, повязками на лицах, босые. Они, всеми отвергнутые, изгнанные, вселяющие в жителей ужас, отвращение и ненависть, заживо похороненные и отпетые своими родными и всеми остальными людьми, живые мертвецы. Прокаженные. Их тела изуродованы лепрой, кожа покрыта струпьями, наростами, уродливыми шрамами и язвами, у некоторых нет пальцев на кистях и ступнях, а у некоторых и самих кистей, ступней, рук или ног, у кого-то сгнил и провалился нос, верхняя губа, обнажая изуродованные челюсти, некоторые слепы. Их суставы изуродованы болезнью, из-за чего они идут медленно и неестественно. Мертвецы, заживо гниющие, тени самих себя, обреченные на страшную и мучительную смерть в одиночестве, брошенные и изгнанные всеми.

Раньше, до 14 века были лепрозории, но потом пришла чума, Черная смерть. Все стали винить в ней именно их, прокаженных, многие лепрозории закрыли, много прокаженных было убито. Людям было страшно, они не могли объяснить появление чумы, проказы, не могли лечить их, люди стали ненавидеть прокаженных. Больные, чтобы чувствовать себя в безопасности стали объединяться в группы. Так они ходили по городам, прося милостыню, подбирая объедки. Некоторые жители жалели их и, услышав колокольчики или трещотки, оставляли на улице еду. Но это случалось слишком редко.

В этой деревеньке эта группа прокаженных появлялась раз в месяц, они бродили только по провинции Дефине, т.к. когда-то были её жителями. Так они и ходили по деревенькам и городам молчаливой, пугающей толпой, шествие живых мертвецов. А ведь когда-то они жили в этих деревеньках и городах, в этих домах, в этих семьях. Но теперь они были лишь призрачной, пугающей фигурой в балахоне и капюшоне, с прикрытыми изуродованными лицами и телами, заживо гниющие. И не дай Бог кому-то попасться им на пути, тот становился таким же изгоем, его уже не примут в дом. Человеку оставалось лишь присоединиться к шествию живых мертвецов.

Мари и Николас стояли возле окна и следили за толпой, приближающейся к их хижине, окрашенной алым закатом, словно кровью. За спинами супругов на скамье сидели двое их старших детей: Натали и Кристи.

– Мама, – послышался шепот Натали, – Мишель, его нет.

Мишель, их четырехлетний сын, его не было в хижине. Мари с ужасом повернулась к супругу.

– Может где-то в хижине спрятался?

Но Мишель спрятался не в хижине, он играл в прятки на улице и заигрался. Заслышав колокольчики и трещотки он вышел из-за бочки, стоящей у дома напротив.

– Мама, папа, – супруги с ужасом посмотрели на своего сына, который двинулся в сторону идущей толпы. Он не понимал, почему все убегают, когда слышат колокольчики и трещотки. Они же такие весёлые, шумные игрушки.

Когда перед толпой прокаженных появился маленький мальчик, они остановились. Мальчишка улыбался своей искренней детской улыбкой и тянул к ним руки. Такое было впервые, они не знали, что делать.

Мари кинулась к двери, супруг преградил ей путь.

– С ума сошла? Всё! Его судьба решена.

– Это наш сын! Пусти меня!

Дочери плакали, сидя у печи, им было страшно и жалко братика. Николас не отходил от двери.

– Выпусти меня, иначе, я за себя не отвечаю! – лицо Мари было полно решимости, Николас отступил, – Я заберу его! Это наш сын.

Мари сдвинула засов и кинулась к сыну.

– Мама, игрушки, – мальчик радостно указывал на колокольчик.

Мари схватила сына на руки, взглянула на высокую фигуру, возглавлявшую шествие, тот внимательно смотрел на женщину. В его чистых голубых глазах отражался закат. Мари повернулась и собираласm бежать в хижину, но увидела, как Николас с каменным лицом захлопнул дверь. Мари была потрясена, их с сыном предали, изгнали, она вновь посмотрела на высокую фигуру, теперь в его глазах читалась обреченность. Толпа двинулась вперёд, Мари с сыном на руках и полными слёз глазами последовала за толпой.

Время шло, прошёл почти месяц. Во главе этой деревеньки стоял знатный торговец. В начале года он всегда уезжал торговать на Восток и возвращался к началу лета. В этот раз он задержался. Когда торговля проходила хорошо, он посылал слуг, которые оставляли у каждого дома корзинку с персиками. Этот фрукт был редкостным угощением из дальних стран. И сколько жителей было в хижине, столько и было фруктов у дверей.