Зарисовки в рассказах

3

И в этот момент я ворвался в столовую и со всего разбегу запрыгнул на стол, повалив его набок и покатившись по полу. Быстро встав и поставив стол на место, я сел на него, забравшись ногами и схватившись за край руками, словно когтями…

– На ель Ворона взгромоздясь, – продолжил голос за сценой.

– Шлем! Клюв! – с разных сторон, показывая на свои головы пальцами, шептали девчонки и мальчишки отряда.

Я спрыгнул со стола и, махая руками, изображая полет, скрылся за занавеской.

– Вороне где-то бог послал кусочек сыру…, – повторила вожатая.

Тем же «полетом», но уже со шлемом на голове и сыром в зубах, я вернулся к столу и лихо с места запрыгнул на него, застыв на краю.

«На ель Ворона взгромоздясь,

Позавтракать было совсем уж собралась,

Да призадумалась, а сыр во рту держала.

На ту беду Лиса близехонько бежала…»

Я крутил головой. Упер кисти рук в бока и стал изображать движение крыльев и на корточках крутиться на месте. Зрители в зале начали смеяться.

– Голубушка, как хороша! – начала свой текст Ленка-лисица.

Я показал на себя пальцем, изобразив удивление на лице.

– Ну что за шейка, что за глазки! Рассказывать, так, право, сказки! Какие перушки! Какой носок!

Окончательно вжившись в роль, я начал поднимать руки и пересчитывать перья, гладить клюв и качать головой в знак удовлетворения, то закатывая, то выпучивая глаза, то перемещая зрачки со стороны в сторону…

Зал уже не просто смеялся, а катался по полу. Кто-то держался за животы, кто-то встал, чтобы не упасть со стула.

– И, ве-рн-но, ан-гель-ский бы-ть дол-ж-жен го-ло-сок! – Лена от смеха продолжала нараспев.

Я вынул изо рта сыр и, показывая на себя, спросил:

– Я? У меня?

В кухне зазвенела по полу кастрюля, и раздалось громогласное, похожее на смех и крик одновременно:

– А-а-а-а-а-а-ага-га-а-а-а-а…

Зажав сыр зубами, я спокойно взирал на Лисичку.

– Спо-о-о-ой, све-е-ети-и-ик, не стыди-и-и-иись! Что, ежели, сес-сес-сестрица…

Не знаю, как у меня так вышло, но после этих слов Леночка увидела перед собою две дули. Зал грохнул. Действующие лица на сцене замерли. Мы не могли продолжать свой спектакль в таком шуме. Артисты попросили тишины.

– Товарищи, родители, ребята! Давайте успокоимся и досмотрим эту удивительную постановку наших замечательных актеров, – директор лагеря вышел чуть вперед.

Зрители с отдельными всхлипываниями и хахами успокоился и мы продолжили.

– Спой, светик, не стыдись! Что, ежели, сестрица… При красоте такой и петь ты мастерица, ведь ты б у нас была царь-птица!

«Вещуньина с похвал вскружилась голова,

От радости в зобу дыханье сперло,-

И на приветливы Лисицыны слова

Ворона каркнула во все воронье горло…»

Я сидел, не шелохнувшись с потухшим взглядом, и смотрел в зал. Ну, посетила меня резко грустинка. Зубами я качал вверх-вниз большой бумажный кусок сыра… А из глаз почему-то потекли слезы.

– И на приветливы Лисицыны слова Ворона каркнула во все воронье горло…, – повторил голос.

Зал затих, словно минута молчания. Ухо отчетливо слышало жужжание мух на окнах и под потолком.

– Спой! – кто-то выкрикнул из зала.

– Спой, светик, не стыдись! – начало гулом раздаваться со всех сторон… и переросло в скандирование с бурными аплодисментами.

Я вобрал в легкие носом столько воздуха, только, сколько было можно. Расправил крылья. Приподнялся на ветке и, что было силы, заорал в полное горло:

– Ка-а-а-а-а-а-ар-р-р-р-р-р-р!

«Сыр выпал – с ним была плутовка такова».

Зал аплодировал стоя. Со всех сторон раздавалась громогласно:

– Молодцы! Браво! Бис! Бис! Бис!

Участники сценки стояли с улыбками на лицах и отпускали поклоны. Я лежал за столом и растирал затылок, которым ударился при падении, после своего «Кар!».

Папа на руках вынес меня на улицу, где мы всей семьей присели на лавку. Все, кто проходил мимо нас говорили: «Смотрите! Это тот мальчик, который играл Ворону!». И каждый считал своим долгом подойти и сказать приятные слова родителям, пожать руку папе и потрепать меня по больному затылку.

Слава приходит неожиданно, а известность не отпускает долго. Сценку перед лагерем мы еще играли раз десять до окончания смены точно так, как это было в первый раз. А потом несколько лет нет-нет, наш триумф вспоминали и смеялись до слез.

Кнопа.

Мы дружим с тех самых пор, когда вместе ходили в детский садик. Его зовут – Сергей. Нет, это другой мальчик. Так сложилось, что многих моих друзей и знакомых зовут Сергеями. Из-за небольшого роста, опрятности и непоседливости все называли его Кнопа. Чтобы ясно представить внешность Серёжи в детстве, достаточно вспомнить или посмотреть на изображение Владимира Ульянова (Ленина) в раннем детстве. Его портрет был на пятиконечной октябрятской звездочке. Эту звездочку в первом классе носили на груди все ученики советских школ.

Когда наступило время идти учиться, мы оказались в одном классе. Ребята в нем были очень веселые и дружные. Вместе в школе, вместе после. И никто никому не надоедал. Заводилой и душой нашего класса был Сережка – Кнопа. Он знал и выдумывал на ходу массу веселых шуток. А как заразительно он смеялся! Смеялся он и над своими юморинками, и над чужими. Смеялся, когда подшучивали над ним. Его веселый смех разливался колокольчиком по всему классу, выходя за его пределы и заражая всех, кто его слышал, не говоря о тех, кто его видел.

Лицо смеющегося Сережки наливалось красным цветом. Из глаз каплями брызгали слезы. Руки не находили себе места. Они то растирали слезинки, текущие по щекам, то придерживали бешено прыгающий животик, то обхватывали его кучерявую блондинистую шевелюру. Видя это, все, даже те, кто не слышал шутки, начинали заразительно смеяться. Порой его смех прерывал урок. В свою очередь, это отрицательно сказывалось на самом Сереже. Учительница, не меньше нас, смеявшаяся на уроках, жаловалась родителям. Они, исключительно в целях воспитания, наказывали сына.

Взрослея, он вовсе не жаждал наказаний. Поэтому, когда не мог сдержаться от смеха во время урока, просто закрывал ладонями себе рот и прятался под парту, чем не меньше веселил всех присутствующих. Переменка была как отдушина для его веселого нрава. Кнопа смеялся еще более заразительно, громче и веселее, давая полную свободу своим чувствам.

Прошла незаметно начальная школа, и мы, повзрослевшие, впитавшие в себя массу новых и нужных знаний, перешли в четвертый класс. Все безболезненно восприняли учительское многообразие, совпадающее с числом новых и старых предметов.

Первые три года у нас были разные преподаватели. Удаленный, почти на краю света поселок. Какой специалист, только что окончивший учебное заведение и получивший диплом, позволит себе «сгинуть» в какой-то там «глухомани»? Конечно же, не все были таковыми. Немало было молодых профессионалов и энтузиастов своего дела, которые не пугались трудностей. Они с завидной энергией передавали свои знания, воспитывая нас настоящими людьми.

С четвертого класса у нас был классный руководитель, отвечающий всем вышеописанным требования. Он имел массу скрытых и явных талантов. Педагог с большой буквы, несмотря на свой юный возраст и первые самостоятельные шаги в столь нелегкой, но почетной профессии. Наверное, у читателя создалось впечатление, что это юноша. Нет, это была юная и хрупкая, божественной красоты, полная жизненной энергии девушка. Она окончила физико-математический факультет педагогического института. С первых дней мы прониклись к ней самыми нежными чувствами. Порой она воспринималась как наша ровесница, так легко и непринужденно мы себя чувствовали в ее присутствии. Между собой мы ее нежно называли «нашей Броней», а звали ее Бронислава Феликсовна. Наш классный руководитель принимала в школьной и внешкольной жизни самое активное участие. Свою деятельность она не ограничивала только уроками математики и внеклассными часами. В методах ее воспитания, применяемых к нам редко, встречались забавные истории.

Вот одна из них. Кнопа был всеобщим любимцем среди учеников и учителей. Не составил он исключения и для нашей Брони. Их нежные отношения друг к другу никогда не вызывали позывов детской ревности у моих одноклассников. Все к ним относились с уважением и пониманием. Любимчиков в классе не было. Все были своими и равно любимыми нашей Броней. Несмотря на самые теплые отношения, а может быть, как раз руководствуясь ими, Броня при первой же возможности всегда пыталась, и, надо отметить, не без успеха, привить Кнопе некую серьезность, размеренность и степенность. Причиной тому была все та же Сережкина веселость. Также, как и в начальной школе, его смех, нередко становился причиной срывов уроков, что в свою очередь, причиняло массу неудобств уже большему количеству учителей. Учителя жаловались нашей Броне, которая отрицательно относилась к наказаниям и поэтому пыталась влиять на Сергея своими методами.

 В какой-то период у Сергея началась полоса чрезмерной веселости. В его личном лексиконе появилось новое словосочетание – «ясный перец», которое выражало массу его чувств. Это и согласие, и отрицание, это восхищение и недовольство, это еще масса нормальных человеческих чувств. Если Эллочка Людоедка обходилась тридцатью словами, то Кнопа переплюнул ее в своей повседневной лексике. В разговорах с друзьями он обходился только одним словосочетанием. Как-то незаметно это словосочетание зловеще переползло в построение предложений и при общении со взрослыми. Конечно же, не прихоти ради и не шутки для, а исключительно и незаметно. Главное, незаметно для самого излучателя этого оборота. К очередному празднику мы всем классом в спортивном зале, расположенном на втором этаже школы, разучивали очередную строевую патриотическую песню. Понятное дело, всем хотелось домой. Все устали от занятий.

Репетировали каждый день, и это начинало надоедать. По этой причине все, как могли, выражали свое недовольство. Большинство смирилось с неизбежностью. Ну, конечно же, нашлись герои, которые не покорились, к ликованию масс, общим правилам. Нас было несколько. Мы шутили, смеялись, спотыкались, меняли местами слова песни. И когда мы баловались вместе, почему-то нашу Бронечку возмущал только громкий и заразительный смех Кнопы. Останавливая репетицию, она в очередной раз делала Сергею замечания и получала в ответ однозначное «Ясный перец!». Всякому терпению приходит конец.

Окончив репетицию, Бронислава Феликсовна отпустила всех домой, кроме Кнопы. О чем и как они разговаривали, для всех осталось тайной. В наказание она оставила Сергея в спортзале, заперев его на ключ. Мы с мальчишками упрашивали ее выпустить нашего друга, следовали за ней по пятам. Наши просьбы не увенчались успехом. Вернувшись к дверям спортивного зала, мы стали переговариваться с Сергеем. Незаметно бежало время, но мы не спешили домой. Тем более никто не хотел бросать товарища в беде. Время от времени мы переговаривались с Кнопой, все больше увлекаясь игрой в футбол кем-то принесенной из соседнего класса тряпкой. Почему-то наша незатейливая игра помешала пришедшей наводить порядок уборщице. Она на время прогнала нас от дверей спортивного зала.

Через некоторое время мы вновь подошли к двери и позвали Сережку. В ответ – тишина. Мы звали и звали, а Сергей не откликался. Испугавшись, все побежали за учительницей. В свою очередь, испугав ее не на шутку, мы вместе с ней кинулись к спортзалу. Броня открыла дверь. Сергея нигде не было. Мы искали его среди наваленных в углу спортивных матов и снарядов. Все было тщетно. И тут кто-то обратил внимание на приоткрытую верхнюю горизонтальную половинку одного окна. Все подбежали к нему и замерли.

Внизу, как ни в чем не бывало, на пришкольном пятачке, прыгая на одной ножке и толкая перед собой баночку из-под монпансье, играл в классики Сережка. Как до него добежали со второго этажа, никто и не помнит. Только через секунду мы были уже на улице. Бедная, бедная Бронечка! Она испугалась настолько, что буквально всего с ног до головы ощупала упирающегося и возмущающегося Сережку. Она его обнимала, целовала, что-то спрашивала заикающимся голосом. Кульминацией пережитого стал все тот же веселый смех, вмиг заразивший и Брониславу Феликсовну, и всех нас, мальчишек, дружески обнявших дорогих нашему детскому сердцу друга и учительницу.

Каникулы.

Каникулы. Ожидание сказочного чуда. Все дети любят мечтать. Одни мечтают провести каникулы в оздоровительном лагере, другие – на берегу теплого моря.

 До начала летних каникул мы с ребятами решили, что июнь проведем в трудовом лагере. Мы помогали местному рыбокомбинату в обработке рыбы и изготовлении консервов. Работать нас ставили на менее ответственных участках. Мы протирали баночки от влаги, подавали пустую баночку по желобам, идущим к машинам и укладчицам. Помогали тарировать ящики с консервами по тем или иным номерам, в зависимости от выпускаемой продукции. Одним словом, без дела не сидели. Наш труд ценился и соответственно оплачивался. Свободного времени у нас было очень мало.

По окончании очередного трудового дня, мы, немножко уставшие, но всегда веселые и счастливые, расходились по домам.

Плотно пообедав и слегка расслабившись, выходили на улицу. Искали удобное место для отдыха на свежем воздухе. Лень и дремота мгновенно проходили с первыми предложениями поиграть.

Сегодня было предложено сразиться на пришкольном участке в «войнушку». Собралось нас много, и мы разделились на две команды, шествуя дружной компанией к школе. По дороге предлагали, кто и в чьем обличии будет сегодня играть. Мальчишки и девчонки предлагали казаки-разбойники, красные-белые, красные-фашисты, милиционеры-бандиты. Остановились на красных, то есть советских и фашистах, то есть немцах.

В хозяйственном сарае школы, куда сваливались поломанные стулья, парты и иной школьный хлам, мы подобрали те обломки, которые отдаленно напоминали пистолеты, автоматы или пулеметы. Наскоро и надежно вооружившись, мы принялись строить. Играть в «войнушку», бегая и крича «Ура!», изображая звуки стреляющего оружия, как-то не интересно. У каждого противника должен быть свой штаб, где находится командир. Штаб должен охраняться, для этого нужен часовой, а ему нужен блиндаж. Солдатам нужна казарма. Война, хоть и понарошку, но в ней тоже бывают свои раненые, значит, нужен медсанбат. Девчонки обратили внимание, что противники напрочь позабыли о кухне. Тут же приступили к строительству военно-полевой кухни.

Некоторое время спустя, с двух противоположных сторон пришкольного участка друг на друга смотрели два вражеских лагеря. Принадлежность того и другого лагеря к красным и фашистам по-детски обозначалась знаменами красного и черного цвета. Начались суровые военные будни. Повар варил солдатскую кашу. Санитарки готовили операционную и перевязочный материал. Солдаты тренировались в стрельбе, метании гранат и в искусстве ведения рукопашного боя.

Часовой охранял штаб, зорко всматриваясь в лагерь противника. Командир в штабе готовил план наступления. Время от времени он выбегал из штаба и отдавал команды своим солдатам, отправляя их в дозор или в разведку. Тут же, где-то совсем близко, по-пластунски подбирались вражеские разведчики. Они собирались взять в плен «языка».

А как вы хотели? Дети каждый день воспитывались в духе всеобщего патриотизма. На произведениях и экранизациях советских авторов, которые подробно описывали и изображали жизнь в военных условиях гражданской и Великой Отечественной войны.

Мальчишки и девчонки уже в этом юном возрасте точно знали, как и чем они будут защищать свою Родину, если враг осмелится нарушить ее рубежи.

Вот и сейчас наши маленькие защитники готовились к наступлению. Командиры отдали четкие приказы, и солдаты с криками «Ура!» бросились в атаку. Завязался нешуточный бой, в котором проявилось все мастерство боевой выучки.

Скоротечный бой закончился победой дружбы, несмотря на ссадины и ушибы, синяки и слезы. «Раненые» и «убитые» расходились в свои лагеря. Девчонки-санитарки оказывали им первую медицинскую помощь и по-своему успокаивали тех, у кого по щекам текли скупые мужские слезы. Мальчишки, не желая проявлять слабость перед девочками, отворачивали лица и кулаками растирали слезинки по лицам.

Началась мирная жизнь.

Военрук.

Сквозь оконное стекло школы за игрой следили внимательные глаза, наполненные горечью воспоминаний и в то же время радостью за подрастающее поколение, преподавателя начальной военной подготовки. Да, в те времена был такой предмет, в сокращении «НВП», а преподавателей этого предмета называли – военруками. Ребята просто называли учителя воеводой.

Играющие мальчишки и девчонки не знали его имени, так как им было еще далеко до девятого и десятого класса, в которых преподавалось «НВП». Зато все знали, что этот дедушка был участником Великой Отечественной войны. И не просто участником, а летчиком-штурмовиком, наносящим серьезные потери противнику, управляя боевой машиной «Ил-2». Эти подробности в школе знали все. На праздничных линейках, посвященных дню Советской армии и дню Победы, а иногда и просто собрав вокруг себя ребятишек, военрук рассказывал про свою фронтовую молодость.

Он постоянно имел военный вид. На нем была надета офицерская кожаная куртка, которую носят только летчики. А на его голове была фуражка, с голубым околышем и эмблемами в виде крылышек.

Подойдя к нам, военрук отрывисто сказал:

– Здравствуйте! Предъявить оружие к осмотру!

Это он обратился к мальчишкам, держащим в своих руках деревянные предметы, отдаленно напоминающие автоматы.

Мы его не поняли и переглянулись. Военрук лукаво и чуть самодовольно улыбнулся и повторил свою просьбу:

– Покажите, чем вы тут воюете.

Мальчишки наперебой стали протягивать ему свое вооружение.

– Отставить! – сделав серьезное лицо и насупив брови, произнес учитель. – Это что за полное отсутствие дисциплины? Эх вы, солдаты.

Принимая по очереди из рук ребят протянутые ножки и спинки от стульев и парт, он внимательно осматривал их, что-то бурчал себе под нос и возвращал владельцам.

– Кто же воюет таким старьем? – все стояли молча, не зная, что ответить. – При наличии дисциплины… Старшим назначаю, – он еще внимательнее обвел взглядом ребят и указал на одного из нас, – вот этого смышленыша. Он выглядит постарше остальных.

– Командовать умеешь?

– Ага.

– Ни "ага", а "так точно"! И выпрямись.

– Так точно! – повторил мальчишка и, испытывая большое уважение к этому человеку, как только мог, выпрямился, выпятив вперед мальчишескую грудь.

– Вот! Солдата сразу видно, – довольно произнес учитель. – Теперь. В колонну по одному. Становись.

Он помог разобраться нам по росту и построиться в колонну. Поведал и помог усвоить такие команды как «Равняйсь», «Смирно», «Вольно». Проведя начальную военную подготовку для самых маленьких, он скомандовал:

– За мной. Шагом. Марш!

Мы вошли в пустую школу и подошли к кабинету «НВП». Над дверью, обитой металлом и выкрашенной в желто-коричневый цвет, горела лампочка.

– Сигнализация. Без меня в этот кабинет входить никому нельзя, – пояснил учитель.

Когда дверь распахнулась, лампочка заморгала. Военрук быстрым шагом прошел внутрь и поднял телефонную трубку. Через секунду он что-то четко и коротко сказал.

Мы, сгрудившись в кучку, наблюдали за ним, не решаясь, переступить порог кабинета.

– Это что за отсутствие полной дисциплины? А ну-ка, старший, построй всех в одну шеренгу.

Строить никого не пришлось, так как «начальная школа» не прошла даром. Мальчишки и девчонки выровняв носики своих ботиночек и сапожек по ровной линии, быстро разобрались в шеренгу. Учитель открыл вторую дверь, находящуюся в кабинете и, войдя в нее, скомандовал:

– Ко мне. По одному.

Ребята, стоящие с правого и левого концов шеренги чуть наклонившись, посмотрели друг на друга, и самый смелый, сделав шаг вперед, прошел в кабинет. Через секунду он вышел счастливый и улыбающийся. В руках он держал настоящий автомат времен Великой Отечественной войны. Все мальчишки знали из фильмов, что он называется «ППШ».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.