Отшельничество и сумасшествие. Жизнь, как она есть. Мемуары

Отшельничество и сумасшествие. Жизнь, как она есть

Мемуары

Яна Чингизова-Позднякова

© Яна Чингизова-Позднякова, 2024

ISBN 978-5-0059-6668-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Ты когда-нибудь нырял в воду? Краткий миг полета, потом охватывающая тело вода, мрак, холод, давление, усиливающееся по мере погружения. И дно. Песчаное или каменистое, тусклое, холодное, живущее своей замедленной беззвучной жизнью. Задержись здесь на миг и останешься на века. Твое тело так и будет колыхаться в мутной жидкости подобно ряске. Распухшее, страшное, нелепое. И ты пугаешься этого и того, что воздуха в легких все меньше. Отталкиваешься от застывшего дна, что продолжает тянуть к себе и начинаешь грести, грести, как сумасшедший. Поверхность приближается медленно, слишком медленно. Ты впадаешь в панику. Тебя душат зло и обида за то, что ты, вообще, сюда полез. За то, что все кончается, по сути еще не начавшись. За всю свою прошлую жизнь. Ты рвешься из этой тьмы наверх, где воздух и солнце и, на последнем кислороде, прорываешь поверхность воды. Вдох! О, Боже ты мой, есть ли что-нибудь лучше, чем глоток этого спокойного, сладкого воздуха, даже наполовину с водой. Но теперь хватит ли силы после такого добраться до берега? Ты чувствуешь слабость, боль и неуверенно пытаешься плыть, через долгое время подобравшись к суше. И когда немного приходишь в себя, обнаруживаешь, что течением тебя унесло прочь, берег совсем чужой, незнакомый, страшный. Не видно ни привычного песка, ни людей. Только поникшие ивы, подступающие прямо к воде и мешающие выбраться. Ты цепляешься за их ветви и корни. Рука скользит, а ноги дрожат и не держат. Одна попытка, другая, третья. Тебе страшно и больно, но, наконец, ты протаскиваешь свое измученное тело в какую-нибудь щель между кустарниками, находишь пятачок чистой земли и падаешь без сил. Потом, когда-нибудь позже, когда ты начнешь обретать Покой, ты сможешь удалиться от побережья, уйти от этой мутной, зовущей на дно влаги, но сейчас ты просто радуешься отдохновению. Смотришь на солнце через ветви и улыбаешься.

Все это очень близко к тому, что ждет отшельника. Даже если уход от цивилизации был не полным и ты периодически встречаешься с людьми и событиями в обществе. Страдания, боль, ярость, обида – это то, что непременно будет приходить к тебе на этом Пути. Все, что пережил ранее в своей жизни, будет возвращаться и возвращаться, пока не переосмыслишь каждое волнующее тебя воспоминание. Не попросишь прощения, не простишь, не оплачешь. Это цена того Покоя Души и Духа, который приобретается со временем. Ты будешь счастлив, но дорога к этому Счастью настолько крута и камениста, что дошедшие могут по праву считаться Богами.

Пролог

Дверь закрылась с противным щелчком. Опять соседка подслушивала у замочной скважины. Никак не уймется! И почему людям не хватает своей жизни? Тратят время на слежку за промахами других, чтобы радоваться им и не видеть за этим занятием собственного убожества. Я тихо вышла в подъезд и поплелась на вторую работу. Первая была с утра – дворничество. Кстати, кто бы что ни говорил, очень неплохое занятие, если привлекает работа руками. Во-первых, поддерживается вполне сносная физическая форма, во-вторых, мгновенно выясняется, кто тебе друг, а кто с тобой разговаривал, учитывая «социальный статус». Смешно! Люди боятся неактуальных профессий, как чумы. Можно подумать, если ты взял в руки метлу, автоматически становишься тупым, запитым быдлом. Мало кто помнит старую поговорку «Не место красит человека…». Таким образом, в друзьях у меня не осталось никого. Хотя, подружку детства я прогнала самостоятельно. Прости меня, Нинка! Но это было в самом начале карьеры в виде дворничихи, когда знакомые массово делали вид, что не знают кто я такая. На этом фоне я обозлилась на ни в чем неповинную подругу, решив, что и она подошла позлорадствовать. Печально и тоскливо. Но жить с этим можно, вот я и живу!

Вторая работа – санитарка в частном центре. Работаю в операционной, одетая в хирургический костюмчик, маску под подбородком и шапочку и изображаю из себя больше, чем являюсь. Вот в операционную я и направлялась через весь город. Дойти до остановки тоже непросто. Автобус ходит только с Красраба, а до него идти и идти, пересекая железную дорогу, дворы и улицы. Зато есть время поразмыслить о том, о сем. Вчера, когда я усердно собирала снег в старом санатории, встретила его. Точнее Его. Именно с большой буквы. Думала, время притупило чувства, ан нет! Натурально, выронила из рук метлу, когда он подошел поздороваться. Смотрела на любимое лицо, радовалась улыбке, что- то лепетала. Надо отдать должное, мой возлюбленный, с которым мы к тому времени расстались, не смущался разговаривать с женщиной, метущей дворы:

– А я все смотрел, ты – не ты? Решил подойти. Недавно маму твою видел!

– Да, она… Мы иногда вместе работаем…

И так далее. Разговор ни о чем, но в конце он пообещал прийти снова. Полдня я была в эйфории. А потом вспомнила! Зачем? Нравится рвать себе душу? Тем не менее, я вспомнила, как лежа со мной в постели, он признавался мне в любви… к своей супруге. А со мной у него теплые, доверительные отношения. Вот так. А я, как дура, пыталась отнестись с пониманием. И до сих пор его люблю. Теперь вот он пообещал прийти. На этом месте мои нервы не выдержали. Вся обида, злость и отчаяние вылились в грандиозной истерике и нескончаемых слезах. Господи, как же больно! Сколько раз после того, как мы расстались, я пыталась встречаться с другими… но не могу! Я в них ищу этого человека. Его. А они просто другие. Обычные люди, со своими достоинствами и недостатками, а я их ненавижу. За что? За свою искалеченную любовь? Дура и есть!

Весной я уволюсь со всех работ и уеду на дачу. Правда, это только называется – дача. Кусок тайги, огороженный наполовину и с домом, если это строение можно так назвать. Хотя стены, крыша и дверь у него есть. Вот с окнами – проблема! Окна – просто наколоченные на проемы старые рамы.

Тем не менее, я не знаю, как дождаться времени переезда. На даче всегда дышится легче. Соседей там мало. Рядом, через дорогу, только одна семья и хотя люди они – не подарок, это лучше, чем постоянный пресс мегаполиса. Там, на свободе, можно выплакать всю боль моего больного сердца и освободиться, и обрести покой, и стать счастливым человеком.

Глава первая. Год первый. Прыжок в воду

Итак, я здесь! Здравствуй, дом, принимай гостей! Мы с мамой и братом, преодолев расстояние в три километра от станции, с огромными рюкзаками, в которые уложили, едва ли не целиком городскую квартиру, ввалились в двери. Под ногами вертелись Мара и Пуська – наши собаки, привезенные сюда еще в прошлом году. Всю зиму мы героически преодолевали заснеженную дорогу, возили им еду и вот, наконец, сами переехали на лето.

Сбросив груз и отдышавшись, вытащив из тайника закоптелый чайник, грохнули его на закоптелую же печку и принялись обустраиваться. Ночевать приходилось в экстремальных условиях. На потолке расположилось осиное гнездо и, чтобы выкурить оттуда насекомых, мы чуть не спалили дом. Победа осталась за нами, если не считать пары укусов. Вторым этапом было обустройство постелей. Получилось не ахти, какое ложе, но спать можно. Стены в доме были из плах, пол тоже и потолок. Торчащие, не обшитые, некрашеные они производили удручающее впечатление. Чай припахивал дымом, но это отнесли к дачной экзотике. По дому шастали муравьи вперемешку с пауками и пытались разжиться нашими продуктами. На них же открыли охоту мыши. Во время сна особо ретивые особи пробегали по ногам. В щели между рамами летели комары и задувал ветер, от которого колыхалось пламя свечки на столе. Отсутствие электричества и, как следствие, интернета, телевидения и телефона радости не добавляло. Приходилось довольствоваться книгами, благо из города приволокли половину библиотеки.

Особым развлечением было мое хобби – камлание и колдовство. Этим я увлеклась еще в цивилизации. Вуду, руны, русская ярь и буддийская ци не давали спокойно заниматься огородом и садом. Мои книги лежали, как на картинках про ведьм, вперемешку со свечами, травами и куриной лапкой, превращенной в волшебную палочку. Сарайчик посреди огорода был переделан для походного храма с алтарем и прочей атрибутикой. Было интересно, иногда страшно.

А ночами приходили мечты. Глупые, ласковые, эротические. И в них Он был со мной здесь, в этом убогом доме, был счастлив, нежен и полон сочувствия, от которого сладко спалось, в объятиях с подушкой. А утром накатывала злоба на всю эту нескладную жизнь. Хотелось, ох, как хотелось бросить все и уехать к привычной жизни. Скорее бы осень! Закрыть дачный сезон, собрать вещички и вернуться. Может быть, я его снова встречу и на этот раз не отпущу.

Днем, занимаясь делами, я не переставала думать и мечтать: я с ним, я его жена, я жду его ребенка. Картины счастья сменялись унылой обыденностью и накатывали слезы, которые не хотелось скрывать. Я злилась на родных, на прошлое, на настоящее, на себя и на других. Устраивала истерики и скандалы, после которых становилось немного легче. Все это усугублялось тяжелой физической работой и постоянными нехватками. Огород зарастал. Продукты постоянно кончались и чтобы доставить их на «базу» требовалось убить день на поездку и второй – на восстановление сил. Соседи без конца таращились через заборы и громко комментировали наши действия, разумеется, в негативном ключе. Собаки целый день грызлись, затаптывали и раскапывали грядки и гонялись за двумя котятами, которых мы привезли для борьбы с мышами.

Наверное, все воспринималось в гораздо более мрачных тонах из-за ужасного настроения. Хотя были, конечно, и относительно светлые моменты. Из нано-технологий присутствовал купленный на вокзале радиоприемник, который ловил телевизионный канал и можно было слушать некоторые программы и даже фильмы. Книги можно было докупать в контейнере на рынке. Правда, б/у, зато по 40 рублей штука. Мы привозили их по 2 рюкзака и, после этой поездки, несколько недель проходили довольно сносно.

Бочек было мало, сливов с крыш почти не было. Вода для еды доставлялась с ключа, который был близко к дачному поселку (где-то в полутора километрах от нас). В хозяйстве наличествовало коромысло, сделанное из березы. Принести два ведра через лес, траву высотой в два роста, по неровной тропинке – это просто искусство! Плюс к этому, народ на ключе отнюдь не отличался дружелюбностью и чистоплотностью. От бегущей струи каждый отводил свою канавку и, Боже тебя упаси, попытаться набрать воды с их ключика! Вокруг набросаны старые тряпки, дырявые пластиковые бутылки и окурки. Сколько не убирай, в следующий визит обнаружишь тоже самое! Один раз мама и брат встретили у трубы мужчину и вежливо поздоровались. Ответом был «огненный» ненавидящий взгляд и отворот, с позволения сказать, лица, перекошенного настолько, что осталось только клыки вампирьи выставить. Каково?

С дровами было проще, благо лес за забором, которого почти нет. Собирай, добывай, никто не мешает. Ну, про не мешает – сказано громко! Дровосеки проезжают полтора километра, добираясь до нас, и пытаются валить деревья в десяти метрах от нашего участка! Приходится гонять с топорами, иначе огрызаются и матерятся, не слушая предложений ехать в лес и пилить там на свой страх и риск, не подставляя под закон хозяев дач, остающихся с аккуратно спиленными пеньками.

А хуже всего были болезни. Простудные и радикулиты, желудочные и анемии, давление сваливали регулярно. Зубы без конца не давали покоя. Это не считая ударов молотком по пальцам, порезов от ножей, солнечных и печных ожогов и стертых обувью ног.

Господи, как же я ненавижу эту проклятую жизнь! Как же я мечтаю вернуться, вырваться из этого царства мрака и зла! Скорее бы осень! Уехать, уехать! Я стараюсь ездить в город под разными предлогами, но после этого становится хуже и хуже потому, что снова видишь, какая могла быть жизнь, если бы не дача. Я не понимаю, зачем я так рвалась сюда? Какая свобода? Какое счастье? Жуть и боль, жившие во мне последние годы, здесь вырываются наружу и их невозможно заткнуть. Ко всему прочему, мне постоянно вспоминается прошлое. Начальство, знакомые, соседи по квартире. Все их «любезности», подлость и обиды. Ничуть не меньше, чем мои собственные «художества» относительно других. Стыд нападает без предупреждения и просто рвет в куски. И еще Он. Я перебираю в памяти все встречи по минутам и на каждом этапе тону в мечтах о том, что могло бы быть если… Он все лучше и лучше – безгрешен, прекрасен, со всеми лучшими душевными качествами. Он превращается в божество, сошедшее на грешную землю ради меня – безусловно, прекраснейшей женщины в этом мире. Когда возвращаюсь в реальность, становится так плохо, что хочется удавиться. Я часто плачу, а еще чаще скандалю. Зло затапливает разум, порой перерастая в такую черную ярость, что я теряю возможность связно мыслить. Я жду, жду, жду, когда закончится сезон и можно будет уехать!

И так прошло это ужасное лето, но вернуться мне было не суждено. Не было никаких предпосылок и ожиданий. Просто однажды, мы заговорили о том, что неплохо было бы остаться здесь до весны. Это какое-то сумасшествие – человек сам себя загоняет в такие тиски, что дальше некуда. Причем, ты явно не понимаешь в этот момент для чего тебе это нужно. Просто намеренно и уверенно делаешь себе хуже. Я не понимаю этого, но привожу доводы за то, чтобы остаться. Начинается подготовка к холодному сезону. Слава Богу, основные продукты мы завезли «ГАЗелью» и хоть в этом легче. Не нужно таскать муку, растительное масло и крупы. Все сложили в старый бак из-под воды и закрыли железным листом от мышей. К дому пристроили тамбур или веранду, обстроив его полками, куда распихали книги и продукты. Тамбур смешной, с крышей из линолеума и, все-таки, в доме стало как-то уютней.

А потом пришла зима. Холод в доме доходил до минусовых температур. Света не было. Дня едва хватало на то, чтобы запасти дров. Свеча на столе, пламя которой колыхалось от порывов ветра, давала света только не промахнуться мимо тарелки с едой. Холод сводил с ума. Приходилось ложиться в одежде, без конца подкидывать печку и больше не спать, а ждать рассвета. День уменьшался. Это было так страшно и тяжело, что вызывало клаустрофобию. Морозы достигли значения в -36°. Постоянное напряжение вызывало взрывы ругани и истерик. Жизнь казалась черной бездонной ямой, из которой не выбраться никогда.

Как же хочется все бросить и вернуться в городскую жизнь! Тысячу раз я проклинала наше решение – зимовать здесь. Не было даже нормальных одеял – городские синтепоновые не давали никакого тепла. Бензиновая пила на морозе отказалась работать. Сломалась пружина в стартере. Мы остались без дров, почти в сорокаградусный мороз. В хозяйстве были клинья для разбивания бревен и кувалда. Брат откалывал от упавших в лесу деревьев длинные «рыбины», мы с мамой таскали их во двор. Потом он ломал их ломом на поленья. В темноте «упаковывались» в холодный дом, готовили еду и замертво падали на кровати. Эти дни стали самыми кошмарными за зиму! Приходилось на электричке ездить за бензином в город. Поначалу это было просто тяжело – 20 литров плюс канистра помноженное на 2,5 километра от станции да по заваленной снегом дороге. Снег в ту зиму выпал чуть не по подмышки. Мы говорили об аномалии, но по-моему, это аномалия здесь каждый год. Мы просто привыкли в городе к подметенным улицам. Чуть позже бензин возить в поездах запретили. Правдами и неправдами протащили последнюю канистру. На другой станции, через одну от нашей, есть заправка. Теперь придется ходить туда пешком, а это около 6 километров.

Сегодня 24 декабря. Даже представить трудно, какое это облегчение осознавать, что день больше не будет уменьшаться! Правда, и заметно увеличиваться он станет месяца через два, но все же, все же… Что называется, пик пройден. Через неделю новый год и весна. Ну, почти.

Это «почти» обернулось февральскими холодами. Как известно «солнце – на лето, зима – на мороз». Холод наводит ужас и уничтожает любые светлые мысли. Вся жизнь сводится к простому алгоритму: встали – поели – пошли запасать дрова – пришли – затопили печь – поели – легли спать. И так изо дня в день. Холод, усталость, черные мысли. Мы превращаемся в зомби. И этому не будет конца.

Глава вторая. Год второй. Удаляющееся солнце

Мы все-таки дожили до весны. Снег почти сошел под ласковым солнцем. Уже не нужно одевать на себя кучу одежды. Даже собаки выглядят умиротворенными и целый день валяются на крышах конур. У нас новый проект. Мы хотим построить сарайчик, накосить сена и завести хозяйство – кур и коз. Будет свое молоко и яйцо. А еще сметана, творог и масло. Энтузиазм растет с длиной светлого времени суток.

Снег сошел. Сухая трава вокруг участка и на нем, на неперекопанных местах. Мы пытаемся сгребать ее граблями, жалея, что не успели скосить в прошлом году. Ее столько, что приходится утаскивать в лес. Наша дача расположена почти на самом верху пологой горы. Из окон дома вид прекрасный – вниз уходит лес, а далеко, у горизонта, поднимаются горы, выше которых небо. Красиво, только любоваться этим некогда. То тут, то там, ближе к долине, появляются столбы, а то и полосы дыма. Народ приезжает на отдых и не желая грести и копать глубокомысленно бросает спичку в высохшую растительность. Ветер постоянно тянет в нашу сторону, иногда тихонько, иногда с завыванием, но в основном без фанатизма, но достаточно сильно, чтобы приволочь разгулявшийся пожар.

Однажды днем это и случилось. Очередное чудовище подожгло газон. Пошел белый, от травы, дым. Усилился. А затем усилился ветер. Некоторое время спустя дым почернел, потом послышался треск взрывающегося шифера. Нам не было видно людей, тушили они или нет. А потом нам стало не до того. Дымная полоса начала приближаться. Затем появился огонь, который подгонял разгулявшийся ветер. Мы бегали, как угорелые, подскребая, копая и подтаскивая воду. Огонь подходил. Мы начинали паниковать. Пламя было высотой в человеческий рост. Огонь взбегал по нечастым березам, сжирая бересту. Слышно было треск от горящей травы и мелких палок, а впереди этого монстра стлался удушливый дым. Он перехватывал дыхание и заставлял глаза зажмуриваться. Возле забора мы выскребли полосу метра в два – три. Там пламя уменьшалось, но подойти было все-таки нельзя. Мы попробовали заливать огонь водой из ведра. Выплеснули одно прямо в центр языка. Господи! Это было равносильно тому, как если бы мы в него плюнули! Огонь этого просто не заметил и продолжал переть к забору. Где могли подобраться, мы прихлопывали костерки лопатами. Забор загорелся в нескольких местах. Загорелась и пошла дальше, по неперекопанной земле, полоса пламени. Отрывая прожилины от столбов, мы роняли куски ограждения. Ветром огонь прогнало по углу участка с юга на восток. Ближе к западному углу нам, все же удавалось отстоять ограду и кусты жимолости, боярышника и крыжовника. Стена огня начала уходить за гору. Западная и часть северной стороны остались нетронутыми. К дому огонь не подошел благодаря тому, что ветер протащил его мимо, ну и мы своими «комариными» укусами притушили часть пожара. Слышно было, как в лесу, за нами, бушует пламя. Мы добивали островки горящей травы. Вся эта война продолжалась несколько часов, показавшихся вечностью. Бой за нашу территорию окончился и мы, без сил, побрели в дом, сварили незамысловатую еду и повалились спать.

Меня и маму разбудил крик брата. Ничего не понимая, мы выбежали из дома и увидели…. Огонь подкрадывался к дому с севера. Идти против поутихшего ветра ему было тяжело, но он упорно направлялся к нашему обиталищу. Господи, за что? Толком не одетые, шатающиеся от недосыпания и вчерашних подвигов, мы кинулись за лопатами и лейками. Воды в бочках оставалось мало. Пластмассовое ведро, из которого вчера плескали в пламя, улетело вслед за водой (ручка оторвалась) и теперь от него оставалось только красно-обугленное пятно. Еще три ведра и лейка пока были в норме. У одной лопаты вчера обуглился и обгорел черенок – неразумно бросили на недогоревшую траву так, что теперь и она не в строю. Повезло в том, что сверху от нас проходит дорога – лесная, в траве, но, тем не менее, две колеи у нее присутствуют и вдоль нее можно останавливать агрессивную стихию.

Невыспавшиеся, голодные и закопченные мы довольно успешно защищали свои позиции, отводя горящую полосу вдоль дороги. Вниз, под гору, на север, она уходила на полкилометра и скрывалась из виду. Потушить это не хватило бы никаких сил. Караулить вдоль дороги – еще туда-сюда. Мы бегали и суетились до вечера, не поев и падая от усталости. Притащив штыковые лопаты, прокопали буфер, вывернув пласты земли полосой, перпендикулярно к дороге, со стороны нашего участка, метров на двадцать, на случай, если пламя все-таки перепрыгнет через колеи. От недосыпания глаза «закатывались» под веки. Во всяком случае, создавалось такое впечатление. До темноты мы приглядывали за удаляющейся полосой огня потом, Слава тебе, Господи, начал накрапывать дождик. Несильный, но его вполне хватило остановить пожар. К тому же, ветер стих и не разгонял поникшее пламя. Мы пришли в дом, легли на кровати и уснули, даже не поев.

Следующие несколько дней мы были подавлены и молчаливы. Но постепенно страх прошел. Нужно было ремонтировать сгоревший забор и достраивать там, где его еще не было. Подошло время посадки, а земля стояла нетронутая. Работа наваливалась не хуже прошедшего пожара и имела сходное название – горячка. Этапы «спячки» и «раскачки» прошли незаметно и быстро. Мы бегали из одного края огорода в другой, но дела и не думали заканчиваться. Посадка перешла в прополку, строительство двигалось, но вяло. Плюс ко всему, трава на горелом росла быстро и нужно было ее косить для еще не купленных коз. А от прошедшего пожара, при хорошем ветре, начали падать деревья и мы старались их попилить, чтобы они не достались дровосекам, а нам потом пришлось бы таскать дрова за тридевять земель.

Просыпаясь по утру я продолжала ощущать зло не желавшее меня покидать. Жить стало чуть легче – дом немного обустроился. Мы привезли диваны из квартиры вместо кроватей, и на них оказалось гораздо теплее спать. Сделали настоящие окна с открывающимися форточками, зашили фронтон, и ветер уже не так гулял по комнате. Физический труд уменьшал злость. К вечеру можно было вести себя вполне разумно, но к новому утру все повторялось.

Мы продавали ягоду с огорода и грибы, которые росли вокруг. Кроме того, в нашем лесу были просто заросли папоротника и душицы, это тоже добавляло товаров на наш базарный прилавок. Плюс продукты с огорода и мамина пенсия. Новую одежду не покупали потому, что зачем она нужна? Копаться в огороде и таскать дрова можно и в старой. В город ездили в том, что лучше выглядело. Бессменной обувью у нас были «берцы» из военного магазина – крепкие, удобные и несносимые.

Внутреннее состояние менялось от тихой угрюмости до откровенной ярости. Бывали, конечно, веселые минуты, но не очень часто. В основном, когда мама и брат приезжали с рынка с прибылью и продуктами. Больше всего денег приносила виктория, которая росла у нас на половине огорода и приносила немыслимые урожаи. В тот год мы собрали больше ста двадцати ведер. Сил на сбор и продажу было убито неимоверно много. Мы складывали часть денег, чтобы купить живность, а часть тратили с огоньком, покупая праздничную еду и, полюбившийся нам, коньяк «Ной Араспел». Штука довольно дорогая, поэтому наши деньги таяли довольно быстро.

Где-то в августе, собрав около тридцати пяти тысяч, мы отправились сперва за курами, потом за козами. Поездка за птицей была не очень сложной. Придя на городской птичий рынок мы обнаружили только одного продавца с белыми курами и другого, с белыми же петухами. Остальные, распродав товар еще по весне, продажи завершили. Так как мы собирались разводить птицу и получать цыплят, решили купить и мужских особей. К тому же всегда считали, что «двор – не двор без петуха». Для справки скажу, что если от кур нужно только яйцо (без цыплят), петуха покупать незачем, а все обратное, что говорят торговцы – чистой воды вымысел.

Продавцы шустро упаковали нам двадцать две пернатые дамы в две коробки. Посадили в еще одну петушков и погрузив все это на нашу тележку, пересчитав деньги, с Богом отправили на электричку. По асфальту мы довезли наш груз вполне сносно. Погрузили в поезд (купив билеты и на груз, и на живность, чтобы контролерам не пришла в голову светлая мысль выставить нас где-нибудь посередине пути) и доехали без приключений. На свою гору везли, конечно, сложнее. Дорога была фронтовая. В поселке еще ничего, грязно, но не сильно. А вот ближе к нашему дому телега буксовала в траве потому, что коробки были шире тропы. Продирались сквозь заросли мы около двух часов, с остановками и перевязыванием разваливающихся коробок, в коих продавцы навырезали столько дыр, чтобы птица могла дышать, что картон просто ломался. Наконец, все-таки, дошли. Поместили кур в сарайчике, выдав им заранее приготовленную мешанку, а сами кое-как ушли в дом.