У мести горький привкус

Конечно, в чем-то младший брат оказывался прав, но Шинед не могла согласиться с тем, что отец столь уж мстительный. Да, потеряв супругу, ему приходилось нелегко. Он заводил мелкие интрижки с женщинами сомнительного рода занятий, которые исполняли любую его прихоть, и это расхолаживало его все больше и больше. Валентин привык повелевать и требовал беспрекословного подчинения. А поскольку ему старались угодить многие, он не знал иного способа выражения преданности, кроме как полного послушания и полной покорности. Получить протест или даже замечание в ответ на свой приказ – это являлось для него неслыханной дерзостью, безумием, грубостью, неуважением, за гранью приемлемого.

– Иной раз мне все же жаль нашего отца, – произнесла Шинед, хотя и понимала, что сейчас брат обязательно вступит с нею в ожесточенный спор. – Он редкий максималист, старается делать все верно и идеально, только его вина в том, что он не признает существования иных суждений, кроме своих собственных, думает, что он во всем прав. Начать доказывать ему обратное, значит, разгневать его.

– В том-то и дело, – быстро подхватил Алексис, нащупав животрепещущую тему. – Все боятся сказать ему, что он не прав. А я не боюсь! Вот и получаю за это…

– Все же тебе надо научиться ладить с отцом.

Алексис вскочил с дивана, как ужаленный, и принялся мерить немалыми шагами гостиную. В нем начал закипать гнев, и Шинед это четко поняла.

– Опять ты за свое, Шин! Сколько можно-то! Я помирился с ним, да, но это вовсе не означает, что я стал принимать все его слова на веру. Считаю, что наш отец – старый маразматик, ему пора уже перестать принимать необдуманные решения. Его бросает из крайности в крайность. Разве ты этого не замечаешь? Уж неизвестно, что ему взбредет в голову в следующий момент.

– Лично я умею угадывать решения отца, – возразила Шинед и тут же, правда, добавила: – Не всегда, конечно. Просто не надо выражать свою позицию столь открыто, как ты. Понимаешь, о чем я говорю, Алексис?

Прекратив нервно метаться по комнате, молодой мужчина снова плюхнулся на диван, утонув в подушках и мягком плюше. Он уставил на сестру свои загадочные васильковые глаза.

– Я прекрасно понимаю, о чем ты, Шин, прекрасно. Но такой уж я есть. Мне…. Даже не помню, сколько уже лет. – Тут его губы растянулись в улыбку. – В общем, меняться мне поздновато. Благодарю за это нашу мать, это от нее я унаследовал свою прямоту и свое упрямство, будь они неладные. Упасть мне замертво или быть поджаренным на раскаленном солнце, если я умею по-другому, Шин! Если бы я мог измениться, разве не сделал бы этого? – Едва не взмолился он.

– Да. – Девушка смотрела на брата, как будто пытаясь увидеть в его глазах что-то новое и неведомое. – Оставайся таким, мой дорогой брат, каков ты есть, за это я тебя, собственно, и люблю. Только… Прошу тебя, не вступай с отцом в конфликты, которые будут иметь неприятные последствия. Будь разумнее. Уклоняйся от разговора, промолчи, когда это необходимо, не попадайся ему на глаза, отвечай размыто, в общем, не перечь отцу. Делай все возможное, чтобы ссора не состоялась. Уйди прочь, в конце концов. Пусть отца злит твое неучтивое поведение, пусть он обижается на то, что ты сбежал от него, ушел от разговора, но хотя бы в таком случае тебе не будет угрожать ничего серьезного.

– Я понимаю, что ты желаешь мне добра, Шинед, но, увы, милая сестрица, я не могу выполнить всего, о чем ты просишь.

– Алексис! Из-за собственного упрямства и дерзости ты загоняешь себя в опасную ситуацию! Один раз отец простил тебя. Простит ли в следующий раз?

Чувствуя, как гнев и злоба начинают беспощадно душить ее, хватая за горло, Шинед поняла, что надо успокоиться и не распалять себя еще больше. Контролировать свои эмоции она умела, хотя и не всегда быстро их укрощала. А долго сердиться на брата она не умела. Однако то спокойствие, с каким продолжал сидеть напротив нее Алексис, вызывало у девушки искреннее удивление. Увы, она прекрасно понимала, что уговорить брата действовать как-то иначе в отношениях с отцом ей не удастся. Даже сознавая, чем может закончиться тот или иной конфликт, возникший между близкими родственниками, Алексис ничего не будет менять и сам меняться тоже, к сожалению, не станет. Этот строптивый донельзя характер ему достался от Оливии, их матери.

Будучи весьма проницательной и умной женщиной, она отлично умела сводить резкость и грубость Валентина на минимум своим сильным независимым нравом. Она умела принимать жесткие решения. Если того требовала ситуация, Оливия становилась суровой и даже беспощадной. Валентин и Оливия были полной противоположностью друг другу, как огонь и вода, и нередко между ними случались столкновения. Нестандартность мышления и непохожий ни на чей другой нрав у этой бесподобной женщины и привлекли в свое время главу Аростидов, когда он еще не являлся верховным повелителем вампиров.

Тем не менее, подобное влияние на супруга Оливия оказывала только в первой половине их долгого брака. Позднее, вплоть до самой своей смерти, она уже не имела такого авторитета и зачастую терпела от мужа унижения и оскорбления, которые, молча, проглатывала, точно горькую пилюлю. Тем самым она лишь развязывала Валентину руки. Он, не стесняясь, бранил ее при свидетелях, ругал и поносил за любой проступок. Часто ее видели заплаканной. Но удары от супруга она получала только в виде потока слов, до физического истязания дело не доходило, однако, то были хлесткие и жестокие удары, ранящие очень сильно.

Конечно, если бы Оливия не была такой упрямой, строптивой, своенравной, а, напротив, была более уступчивой в отношениях с мужем, в их семье непременно царил бы настоящий мир. Но она пыталась до самого конца противостоять воле супруга, своего, между прочим, господина, потому-то их некогда идеальные взаимоотношения, сформировавшиеся задолго до рождения младших детей, Шинед и Алексиса, окончательно разладились и больше уже не возвращались к прежним идеалам.

Шинед опасалась, что отец всю свою нелюбовь, которую он испытывал в последнее время к своей супруге, полностью перенесет на младшего сына, ходившего у жены в любимчиках. Несомненно, Алексис напоминал отцу Оливию – внешне, и характером – и, если раньше, когда сын был совсем юн, отец на многое закрывал глаза, прощая разные неблаговидные поступки, то теперь Валентин относился к младшему сыну с большим пристрастием, и даже безобидные выходки вызывали у него бурю негодования.

– Я так люблю тебя, брат, – произнесла пылко Шинед, – что безумно переживаю за твою судьбу. Заметь, с возрастом наш отец становится все невыносимее и ожесточеннее. Безусловно, власть испортила его. Вспомни, каким он был, когда к нему еще не обращались «ваше высочество». Я опасаюсь.… Твоя судьба мне не безразлична, Алексис.

– Спасибо, Шин, кажется, ты одна действительно любишь меня, – с теплотой в голосе проговорил младший брат. – Сэт, Нил и Патриция терпеть меня не могут.

– Что ты! Конечно же, нет! Все-таки мы одна семья. Они любят тебя, – возразила Шинед, хотя не совсем верила в то, о чем говорила.

Алексис тяжело вздохнул.

– Зачем ты так, Шин? Ты сама прекрасно знаешь, что я прав.

«Да, братец, конечно, ты прав, и я это знаю, – подумала девушка, испытующе глядя на младшего брата, в напряжении сидящего напротив. Казалось, даже воздух был натянут, как струна. – Просто они все завидуют тебе. Ты красив, умен, имеешь большой успех у женщин, тебя боготворят друзья, а наши старшие братья посредственны и далеко не так умны, во всем слушаются отца, не имея собственной воли».

Вслух она произнесла:

– Не раскисай! Мы что-нибудь придумаем. Надо отвлечься от тягостных дум… Может, сходим прогуляться по лесу?

– Да, – заметно оживился Алексис, – но надо поторопиться. До восхода солнца осталось совсем немного.

Как и каждый вампир, он имел хорошо развитое чувство времени. Шинед легко согласилась с ним и отправилась переодеваться. Она надела темные брюки из тонкой шерсти, грубой вязки свитер и нахлобучила шляпу с длинными полями. Тулью украшал изысканный замшевый цветок. Первой модницей Шинед, конечно, не слыла, но шляпы безумно обожала. В ее коллекции присутствовали самые разнообразные головные уборы любых расцветок, форм, простые и с украшениями, из различных материалов. Основную коллекцию шляп она держала в родовом особняке, там у нее имелась целая комната, отведенная под гардероб, а здесь у нее хранились всего каких-то два десятка.

Когда она была полностью готова, то живо спустилась вниз, к порогу, где ее уже поджидал скучающий Алексис. Взяв друг друга за руки, как в далеком детстве, они смело вышли в глухую ночь и, не торопясь, зашагали по насыпной дороге, проложенной от их дома до опушки леса, а потом пошли по мало приметной тропинке. У них не было определенного маршрута, ноги сами несли их, куда хотели.

На небе сиял диск луны. Давая скудный свет, она едва серебрила верхушки деревьев. Это не мешало, однако, прогуливающимся брату и сестре отлично видеть все вокруг. Врожденное зрение у обоих было столь острым, что они могли поспорить с дикими зверями, которым превосходное зрение помогало за много километров и в любую погоду выслеживать добычу.

Ночной воздух был прохладным и отрезвляющим. Он отлично прочищал мозги и прояснял путавшиеся в голове мысли, приводя хаос в порядок.

Куда бы брат и сестра не шли, какое направление не выбрали бы, повсюду они натыкались на толстые стволы деревьев, выраставшие словно из-под земли. Несмотря на кажущуюся непроходимость, лес не наводил на мысль о заброшенности, не возникало ощущения, что, возможно, брат с сестрой заблудились и уже не смогут легко выбраться из когтей лесного царства.

Побродив бесцельно между рядами плотно сбившихся в кучу деревьев, они, наконец, вышли на широкую поляну, которую свет луны одарял щедрее, чем прочие участки леса. Тут не было заметно ни тропинки, ни каких-либо следов былого присутствия живых существ. Вероятно, ни одна нога человека или вампира еще не ступала здесь. Трава, росшая на казавшейся бесконечно огромной поляне, доставала до колен, а кусты по краю цеплялись острыми ветками за одежду.

Озираясь по сторонам, Шинед поняла, что еще ни разу сюда не забредала. Впрочем, как и Алексис. Небольшое чувство тревоги, появившееся в самом начале, сменилось любопытством.

– Ты помнишь это место? – спросила девушка у брата.

– Нет, я тут впервые. Хотя мы с тобою обошли в округе каждый уголок. Каждая травинка должна быть нам знакома. Странно как-то…

– Посмотри на луну. Ее сияние тут ярче, чем в других местах. Эта поляна что, какая-то особенная? Может, это священное место?

Но ни крестов, ни каких-либо иных сакральных знаков видно не было. Это, правда, не означало, что их вообще тут не присутствовало, просто на вампиров они не имели никакого воздействия.

Холод здесь ощущался сильнее, и, в конце концов, Алексис и Шинед, невзирая на то, что не ощущали особой разницы между теплом и холодом, совсем замерзли. Чтобы не превратиться в двух ледышек, брат и сестра решили поскорее уйти отсюда, но обязательно вернуться и тщательно исследовать таинственную поляну. Они ускорили шаг и вскоре оказались возле своего дома, замаскированного под сенью деревьев. Едва они скрылись за массивной дверью, которая была тут же заперта на засов, на небосклоне начала разгораться яркими красками заря. Луна нехотя уступила место солнцу, набиравшему силу и свою губительную мощь.

Время «детей ночи» заканчивалось. Шинед первой легла в свою необычную постель. Поцеловав ее перед сном в щеку, Алексис задвинул крышку гроба. Придя в свою спальню, он сбросил жилет и также улегся в гроб. Крышку пришлось задвигать самому.

Когда солнце нового дня окончательно победило остатки ночи, оба уже крепко спали и видели сны. У них впереди имелся целый световой день, чтобы набраться энергии и встретить новое наступление ночи во всеоружии.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Чтобы не гневить отца, Алексис и Шинед вернулись в родовой особняк на следующую ночь. Гости покинули семейное гнездо Аростидов еще накануне, когда бал в честь празднования дня Всех Святых подошел к завершению. Праздник удался на славу. Ни один из гостей не выразил недовольства, а, напротив, все восхищались торжественными мероприятиями, устроенными Принцем Темного Собора. Внезапное исчезновение сестры и брата как будто осталось вовсе незамеченным. По крайней мере, когда Шинед и Алексис вновь очутились в огромном доме, принадлежавшем не одну сотню лет роду Аростидов, никто не проявил к ним живого интереса, будто они и не уходили никуда.

Шинед незаметно и бесшумно, точно кошка, ступающая мягкими лапками по полу, прокралась в свои апартаменты, Алексис – в свои покои. Позже они встретились внизу, в обеденном зале, как ни в чем ни бывало. Тут уже заняли свои места старшие сыновья Валентина и его дочь, бесцветное создание, Патриция. Также сидели в креслах Сириус и Амадей. Глава семьи Валентин с матерью восседали на самых почетных местах – креслах, похожих на царственный трон, с высокой спинкой, украшенной драгоценными металлами и резьбой. Все присутствующие холодно кивнули вошедшим родственникам и продолжили вести беседы. Шинед и Алексис уединились в углу, чтобы на них поменьше обращали внимания. Тем не менее, по взгляду отца, который старался не смотреть прямо, а глядел искоса, будто изучал, девушка поняла, что тот недоволен их долгим отсутствием. Он, верно, думал, что они не уважают семейные традиции и отказываются являться, чтобы отобедать вместе со всеми.

На самом деле, разумеется, никто не обедал в прямом смысле слова. Перед всеми членами семьи стояли невысокие круглые столики, на которых размещались маленькие металлические подносы. На подносах стояли кубки с красной жидкостью, а не хрустальные бокалы, как обычно. Когда в зале появились последние члены семьи Валентина, слуги принесли еще два подноса с кубками. Шинед обратила внимание на то, что никто не притрагивался к своим кубкам, ожидая момента, когда соберется вся семья.

Ох, уж эта любовь отца к церемониям! От традиций, которых старался придерживаться Валентин и соблюдение которых прививал своим детям, веяло древней пылью. Шинед не очень их любила, но привыкла соблюдать, чтобы не вызывать неудовольствие отца. Подняв свой кубок, на четверть наполненный кровью, девушка сделала маленький глоток, хотя и не ощущала сильного голода. Вкус крови показался ей странноватым. Она заметила, что на лице Алексиса отразилось огромное удивление, когда он попробовал принесенный напиток.

Остальные члены семьи также выглядели изумленными после испитой порции крови. Лишь Валентин, в отличие от всех, не выглядел удивленным. Он взирал на свою семью с видом заговорщика.

– Что это, сын? – спросила встревоженным голосом мать Валентина, Циния, с гримасой неудовольствия на лице. – Что ты подмешал в кровь? Чья она?

Шинед показалось, что отец улыбнулся про себя. Продолжая невозмутимо сидеть в своем кресле-троне, Валентин громогласно провозгласил:

– Вот вам и представилась возможность продегустировать новый заменитель крови, который поможет нашему роду выжить, когда дефицит человеческой крови явственно начнет ощущаться. Вижу, эрзац вам не очень понравился. Но это всего лишь пробный образец. Мне не удалось пока создать крупный научный центр, и данное обстоятельство сильно расстраивает меня… Однако мои лаборатории ни на миг не прекращают работу по созданию искусственного заменителя человеческой крови. Верю, что скоро мне удастся добиться опытного образца, максимально похожего на первоисточник.

– Ах, Валентин, сын мой, ты хочешь, чтобы мы пили эту гадость? – скривила лицо Циния и замахала руками, будто отбиваясь от назойливых мух. – Ты в своем уме, дорогой? Чтобы великий род Аростидов пил искусственную кровь…

Помимо Цинии свое недовольство выразили Сириус и Амадей, правда, не в такой резкой форме. Видно было, что старшие сыновья главы рода тоже не испытывали особой радости, но боялись высказать собственную точку зрения. Алексис промолчал, не выдав своей реакции. Делала слабые попытки выразить свое мнение Патриция, однако, чтобы грамотно изложить мысли, ей не хватало на это разума.

Шинед, как и ее младший брат, предпочла отмолчаться. Они понимала, ради чего затеял все это ее отец. Как и всякий родитель, заботящийся о будущем поколении, он хотел, чтобы у его детей это будущее было. Человеческая раса поставила себя на грань вымирания, заодно поставив в точно такое же тяжелое положение и вампирский род. Вот Валентин и делал все возможное, чтобы его род не окончил свои дни, всеми забытый и стертый с лица земли.

Больше всех возмущалась и негодовала Циния. Не знавшая ничего иного, кроме старых порядков и обычаев, которые пронесла через свою долгую жизнь, она яростно не желала принимать нововведений.

– Вот уж не думала, что доживу до тех времен, когда Аростиды деградируют и начнут пить нечто, отдаленно напоминавшее кровь! Да тут от крови лишь ее цвет! – кричала Циния, до побеления костяшек пальцев обхватив подлокотники кресла. – Вот он, вот закат целой династии!

Видимо, не ожидая такой ответной реакции от матери, Валентин сидел, слегка раздосадованный и угрюмый. Негодование матери явно зашкаливало и превзошло все его самые разумные предположения. Он думал о том, что, не рано ли решился опробовать новый образец на своей семье. Конечно, он не рассчитывал, что от пробы искусственной крови все придут в неописуемый восторг, однако к такой буре отрицательных эмоций, в первую очередь от Цинии, готов не был. Тем из его детей, что промолчали, скорее всего, новый напиток также не понравился. Просто они боялись признаться в этом.

– Никогда! – кричала, уже хрипя, как в предсмертной агонии, Циния. Она надорвала голос, и теперь пыталась справиться с этим. – Никогда Аростид не станет пить всякую дрянь, пока жив хотя бы один человек!

Валентин хмурился, пока слушал поток негативных излияний своей матери. Когда она, наконец, успокоилась, глава рода величественно поднялся с кресла, испытующим взглядом обвел собравшихся родственников, хранивших полное молчание, и жестом руки велел Шинед следовать за ним. Он был крайне зол на то, как раскритиковали его попытку создать аналог, не уступавший по качеству человеческой крови, и потому не разговаривал с дочерью до самого окончания пути в тронный зал. Там он опустился в свое роскошное кресло-трон с россыпью драгоценностей. При этом выражение лица Валентина изменилось – теперь он снова стал господином, а не раскритикованным в пух и прах экспериментатором несколько минут назад.

Шинед испытывала огромное любопытство. Зачем отец пригласил ее сюда, причем одну, без свидетелей? Стоя перед отцом, девушка строила разные предположения.

Между тем Валентин не спешил посвящать дочь в свои замыслы. Он испытующе смотрел на свою красавицу, будто пытаясь найти в ее облике и глазах что-то новое, еще не знакомое, но ничего, кроме привычных черт лица и живого интереса, горящего в глазах, не замечал. Понимая, что его дочь сгорает от любопытства, Валентин решил больше не терзать ее мучительным ожиданием.

– Не догадываешься, для чего я позвал тебя, дочь моя?

Шинед пожала плечами. Разумеется, она не знала. К чему этот провокационный вопрос?

Отец остался доволен произведенным эффектом. Он продолжил, говоря размеренно и не спеша, будто смакуя каждое слово:

– Ты красивая и умная, моя девочка, такая драгоценность есть далеко не у каждого отца. Я рад, что обладаю бриллиантом, которого ни у кого нет. Знай же, что мне будет крайне нелегко отдать тебя…

– Я не понимаю, отец. Не мог бы ты изъясняться как-то иначе.

– Сейчас ты все поймешь, дорогая моя. Шинед, – Валентин многозначительно посмотрел на дочь, – я решил выдать тебя замуж.

– Что?

Для Шинед эта новость оказалась, как ушат холодной воды. Замуж? Но она не собиралась становиться чьей-либо женой, по крайней мере, в ближайшее время.

– И кого ты прочишь мне в женихи? – совсем упавшим голосом спросила девушка, едва держась на полусогнутых, подкашивающихся ногах. Интерес, который она проявляла в самом начале разговора, теперь развеялся, и на его место пришло глубокое уныние, граничащее с отчаянием.

– О, у тебя целая армия поклонников! Я всегда знал это и следил за каждым из твоих воздыхателей. Каждый желал бы видеть такую девушку в качестве своей супруги. – Тут Валентин одобрительно улыбнулся. – Из всех многочисленных претендентов на твою руку я выбрал сына лорда Дэрема, Гардикаунта.

Услышав это имя, сердце Шинед сжалось. Она не была знакома с этим мужчиной, но весьма наслышана о нем. О единственном наследнике лорда Дэрема ходили разные и зачастую нелестные слухи. Будто этот молодой повеса не пропускал ни одной юбки, при этом слыл жестоким и импульсивным, несдержанным и злословным. Разумеется, то были всего лишь слухи. А вдруг реальность окажется куда ужаснее?

– Отец, но я совсем не знаю сына лорда Дэрема, – возразила, попытавшись отказаться от брака, Шинед, мысленно отвергая эту идею и даже не допуская возможность ее осуществления. – Зачем мне выходить замуж за того, с кем я ни разу не виделась? Вдруг он окажется вовсе не принцем из сказки? К тому же…. Я не хочу замуж, отец!

И без того бледное лицо Валентина стало еще белее, будто он нанес грим. Кажется, он начал приходить в ярость.

– Что-то я не уразумел, девочка моя, – как-то вкрадчиво и слишком уж спокойно, нереально спокойно, произнес глава рода, и у Шинед резонно закрались сомнения, что отец действительно держит себя в руках. – Ты идешь в отказ? Смеешь перечить мне? Ты готова пойти против воли своего отца? Отвечай!

Девушка стояла, понурив голову и разглядывая собственные ноги в грубых ботинках на высокой шнуровке. Он не смотрела на отца, зная, что он буравит ее испепеляющим взглядом. Когда она, наконец, подняла голову, в ее глазах читался вызов, а не покорность.

– Понимаю, что ты желаешь мне только добра, отец, – как можно мягче проговорила Шинед, тщательно скрывая металлические нотки в своем голосе, – иначе я никак не могу объяснить твою теплую заботу обо мне. Ты, видимо, хочешь, чтобы рядом со мною присутствовало крепкое мужское плечо, на которое я всегда смогу опереться. Это разумно. Но, отец! Я сама могу постоять за себя. Тебе это известно. Так для чего мне выходить замуж? Все же хочется думать, что ты несерьезно сказал про Гарди…. Я забыла имя.

– Ничего, запомнишь. И я не шутил, если ты посчитала мои слова за шутку.

– Я не хочу замуж! – повторила Шинед.

Продолжая сидеть на троне, Валентин тщательно старался придать своему лицу невозмутимый вид и пытался контролировать свой нарастающий гнев. Справлялся, надо сказать, с переменным успехом, дочь уж очень постаралась вывести его из себя, разбудив опасного зверя внутри. Он считал, что его любимая крошка ведет себя крайне неразумно, точно маленькая девочка, отказываясь понимать, что он делает все во благо, а не с тем, чтобы навредить ей.

– Мое решение не обсуждается, – холодно заметил Принц Темного Собора, ставя на этом жирную точку.

Скрывая борющиеся внутри него чувства, он теребил золотистую пуговицу на своем сюртуке, украшенном изысканной вышивкой. Полностью абстрагироваться от ситуации ему не удавалось.

Настроение Шинед упало до нулевой отметки и продолжало стремительно ползти вниз, портясь с каждой секундой. Сюрприз получился слишком уж неприятным. Девушка прекрасно сознавала, что обязана подчиниться воле отца, являвшегося к тому же и ее повелителем, однако все внутренности ее кипели и противились. Ее собственная воля конфликтовала с желанием, вернее, святой обязанностью покоряться во всем отцу, как того требовала древняя традиция.

Шинед почувствовала, что если не присядет, то упадет на пол. Еле сдерживаясь и с трудом сохраняя равновесие, она буквально заставила себя стоять прямо и не сводить глаз с отца, который сидел напротив, с каменным лицом. Понятно, что он ни за что ей не уступит, не отречется от своих слов, не забросит свой замысел относительно замужества.

– Я совсем не знаю кандидата, которого ты мне выбрал в мужья! – Шинед снова попыталась посеять в сознании отца зерна сомнения в необходимости брака, но, кажется, безуспешно.

– Ты будешь заочно обручена с Гардикаунтом, а позже мы сыграем великолепную свадьбу, полагаю, в нашем родовом особняке.… За сутки до свадьбы у тебя появится возможность познакомиться с сыном Дэрема. Он неплохой мальчик, статный и услужливый, не красавец, конечно, но не без обаяния. Я встречал его несколько раз. Лорд Дэрем мне представил его незадолго до смерти твоей матери… Тебе он должен понравиться, моя милая, даже не сомневайся, – смягчившись, добавил Валентин, однако по-прежнему не улыбаясь, сохраняя застывшую маску на лице.

Шинед так не считала. У нее не было никакого желания обручаться неизвестно с кем и тем более выходить на него замуж. Как бы то ни было, отец сильно разочаровал ее своей новостью. Никогда Шинед не падала так духом, как сейчас.