Холодная вода

Холодная вода

Любовь Безбах

Девицы вообще подобны шашкам:

не всякой удаётся, но всякой желается

попасть в дамки.

Козьма Прутков

Фотограф Михаил Новиков

Фотограф Радмила Родионова

© Любовь Безбах, 2024

© Михаил Новиков, фотографии, 2024

© Радмила Родионова, фотографии, 2024

ISBN 978-5-0059-6605-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Обложенное тучами небо над автобусной остановкой опустилось ниже и потемнело. Прохладный дождливый май не радовал солнцем. Ветер упорно дул со стороны целлюлозного комбината, принося в город невыносимую вонь. Мимо Кости вереницей медленно проезжали машины, рассеивая сумрак ближним светом. Парень поёжился и покосился на девушку, стоящую поодаль, бесстрашно оголившую плечи в конце неприветливого мая. «Не холодно ж им!» – подивился Костя всем на свете девушкам, не желающим тепло одеваться. С неба посыпались первые промозглые капли. На остановке не было павильона, и люди невнятно заворчали, поднимая капюшоны и воротники. Костя стряхнул рукой капли с макушки и съёжился ещё больше, проклиная в мыслях нынешнюю весну. Дождь превратился в ливень, в лужах закипели пузыри. Девушка с оголёнными плечами сжалась и обхватила себя руками. Длинные распущенные волосы повисли сосульками. Короткая, не по погоде, юбчонка открывала стройные, красивые ножки в аккуратных туфельках. Костя оторвал взгляд от чарующих ножек и окликнул их обладательницу. Девушка обернулась, смущённо прикрывая лицо ладошкой.

– Иди ко мне под пиджак, – позвал Костя.

– Я мокрая вся, – ответила девушка, не показывая лицо.

– Я тоже.

Она отвернулась и негромко ответила:

– Не хочу.

Костя решился, стянул пиджак, подошёл к девушке и набросил его на мокрые плечи.

– Спасибо, спаситель.

Она шмыгнула носом и благодарно кивнула, всё также прикрывая лицо. У спасителя между тем застучали зубы.

– Как вас зовут? – спросил он, но тут подошёл автобус, дверь раскрылась, обдав заждавшихся на остановке теплом, и Костя протянул девушке руку:

– Пойдём?

– Это не мой автобус.

– Жаль.

Костя вспрыгнул на ступеньку.

– Пиджак забыл! – крикнула девушка, и Костя на мгновение увидел смазанные потёки косметики, торопливо прикрытые ладошкой. Парень повернулся к незнакомке мокрой спиной и внедрился в толпу пассажиров. Девушка осталась снаружи с его пиджаком на плечах.

Автобус набился пассажирами. Первыми, как водится, прорвались самые резвые, последней лезла бабуля, и ей всё никак не удавалось втиснуться в автобус.

– Бабушка, ведь придавит в дверях – жаловаться будете на всех, – заявил в микрофон водитель. Девушка упёрлась руками в бабкину спину и вдавила её в салон. Двери закрылись. Автобус с тяжкими стонами отвалил от остановки. Костя из заднего окна с интересом разглядывал удаляющуюся стройную фигурку девушки под потоками ливня, с головой прикрытую его пиджаком – любо-дорого! Какие всё-таки стройные ножки, а?!

Анюта, промокшая с головы до ног, шумно ворвалась в комнату.

– Как я замерз-з-зла! – процедила она сквозь дребезжащие зубы.

Полнотелая Ольга расширила и без того круглые глаза и с острым любопытством оглядела подругу.

– Ты кого ограбила? – удивилась она.

– Никого. Он сам. Холодно!

Анюта жалобно захлюпала носом и стянула с себя промокший насквозь чужой пиджак.

– Лицо умой! – хохотнула Оля. Крашеные в радикально-чёрный цвет Олины волосы, тщательно завитые в продольные пружинки, падали ей на глаза и на нос, и Оля на них беспрестанно фукала.

– Ты на себя в зеркало посмотри! Фук! Фук!

Аня торопливо стянула мокрую одежду, явив завистливому взору подруги красивую, поджарую фигуру, и надела халат.

– Пиджак мне дал один парень. Красивый! – сообщила Аня, безжалостно подбросив дров в костёр подружкиной зависти, нацепила шлёпанцы и ушла умываться.

Студентки жили вдвоём в тесной комнатушке общежития. Оля подняла брошенный Аней пиджак. Плечи-то у парня широкие… Повезло же Аньке родиться такой красивой! Оля не виновата, что нет у неё таких длинных ног, да и ростом она не вышла. Зато плоскогрудая Анька давится завистью при виде пышного бюста Ольги, нахально торчащего упругой плотью. А, по фиг! Ольга бросила пиджак на спинку стула и вернулась к переписыванию пропущенной накануне лекции.

Вернулась умытая Аня.

– Английский надо делать, – недовольно сказала она. – Что у нас на ужин?

Оля, усердно строчившая в тетради неразборчивым почерком, ничего не ответила. Аня повесила пиджак на плечики, чтобы высох, и беспардонно полезла в чужие карманы.

– Упс! Оль! Паспорт!

Ольга подняла голову – фук! фук! – и звонко расхохоталась.

– Твой парень – лопух! – безапелляционно заявила она.

Аня зашуршала подмокшими листами паспорта и сказала:

– Ты бы лучше убралась хоть раз в комнате, а то всё «я» да «я»… Семёнов Константин Фёдорович, – прочитала она. – Прописан… Хм-м… Придётся возвращать.

– Новый сделает, – хохотнула Оля.

Ане вовсе не хотелось ехать на другой конец города, но хозяин пиджака был уж больно красивым, грех не помочь такому. Аня бросила паспорт на полку, чтобы листы просохли.

– Завтра съезжу, – решила она и с нежеланием достала английский. В комнате установилась напряжённая тишина. Торопливо шуршала по бумаге Ольгина ручка яростно шелестели страницы англо-русского словаря.

– Кхр.. кхр… Ой, то есть khr… khr… А это что ещё за словечко: «Chairman»? «Стул- мужчина», что ли?

– Одно из двух, – проронила Оля. – Или человек, страдающий расстройством желудка, или человек, который сидит, как квашня, и ничего не делает.

– «Министр», – прочитала в словаре Аня. – Эх, ты, переводчица.

Анюта без труда нашла нужный дом. Семёнов Константин Фёдорович изволил проживать в спальном районе, куда не долетало амбре комбината. Отстроенные лет пять назад многоэтажки пастельного цвета были заботливо обсажены молодыми деревцами и клумбами. В ежедневно отмываемых подъездах царила нереальная чистота. Цены на недвижимость в новом микрорайоне будоражили воображение всего города. На радость Ане, нужный подъезд раскрылся прямо перед ней, жилец даже придержал дверь. Вот и квартира. Аня цепким взглядом оценила мощную дверь с глазком и изящным узором по краям. На звонок открыл вовсе не парень, спасший её накануне от простуды, а мужчина лет пятидесяти с громадным пивным животом, упрятанным в синий атласный халат с кисточками. Растерявшаяся Аня увидела тёмные изломанные брови, такие же, как у того парня, такой же нос с мягкой горбинкой, и без труда узнала директора вонючего комбината.

– Семёнов Константин здесь живёт?

– Здесь, – буркнул директор неприязненно.

Аня отплатила ему презрительным взглядом и протянула пиджак.

– Передайте ему, – холодно сказала она и отвернулась к лестнице. Дверь за её спиной захлопнулась, негостеприимно щёлкнул замок, отсекая незваную гостью. «Ну и ладно», – подумала Аня, спускаясь вниз и кипя от негодования.

Фёдор Андреевич между тем прошёл в комнату сына и бросил ему пиджак.

– Твоё?

– О! Откуда?!

– Принесли только что.

– Кто?!

Отец к интересу сына отнёсся равнодушно, и Костя ринулся к окну. Там, в окне, он сразу увидел ту самую девушку, быстро пересекающую двор, те самые ножки! И бросился вон из квартиры. Ему повезло, он её догнал. Теперь Костя увидел её лицо, больше она его не прятала. Длинные карие глаза с лисьей хитринкой смеялись. Тонкие, чуть подкрашенные брови, узенький подбородок, кожа – белая, чистая, и Косте захотелось дотронуться до её щеки.

– Догнал, – сказал он, запыхавшись от бега. – И всё-таки, как тебя зовут?

– Аня, – ответила девушка со смехом. – Дверь открыл твой папа?

– Да. Откуда ты знаешь, где я живу?

– Из паспорта.

– Из паспорта?! О-о…

– А вы с отцом похожи.

Они смеялись. Взявшись за руки, они шли широким шагом, перепрыгивая через лужи. Костя опомнился и остановился.

– Тебе далеко? Уже темнеет, могу подвезти.

– Далеко везти придётся, до общежития. Я студентка, – с вызовом сказала Аня. Костя вызова не заметил:

– Какое совпадение! Я тоже студент. Ты не туда идёшь. Нам туда.

– Ты уверен?

– Да. Там у меня гараж с машиной.

– Откуда у тебя машина, студент?

– От сырости завелась, – смеялся Костя, счастливый. – Старая отцовская. Он себе другую купил, давно уже.

Он довёз её на белом «жигулёнке» до общежития, темнеющего среди деревьев мрачноватой громадой. Аня со смехом ловко выскочила из машины, и Косте пришлось скрыть разочарование: он ждал приглашения в гости. Вытащив телефон, он потребовал номер. Аня, всё так же смеясь, покачала головой.

– Мой тогда запиши.

Ответом снова был смех, и Костя назвал свой номер вслух. Звук, трепеща, бесплодно растворился в воздухе.

– В какой комнате живёшь-то?

Аня кокетливо повела глазами:

– А что?

– В гости приду. А то ты меня забудешь.

– Не забуду, – со смехом пообещала Аня и грациозной походкой направилась к крыльцу общежития.

– Я приду! – крикнул вслед Костя. – Жди.

Анюта третий день с остервенением прибирала комнатушку, беспощадно тираня неряшливую Ольгу. Подруги тявкались из-за растянутых на кровати Олиных лифчиков и колготок, из-за грязных кружек на столе. Оля не видела в грязных кружках ничего криминального, к тому же мытьё посуды обычно доставалась именно ей. Оля называла ежевечернюю процедуру с посудой «традиционной матчевой встречей». Аня посуду не мыла, потому что таз с ней можно задвинуть под стол, откуда его не видно, зато ревниво следила за чистотой. Оля знала, зачем подруга это делает: чтобы многочисленные поклонники хвалили. А грязную посуду под столом никто не увидит.

– Достала ты со своими уборками, показушница, – беззлобно ворчала Оля. – Не старайся ты так, не придёт он. Надо было – давно бы пришёл. Любовь с первого взгляда, ага! Мало таких на остановках – длинноногих…

– Помаду на место убери, – огрызнулась Аня, домывая полы.

– Тьфу ты…

Оля подошла к окну. Конец мая улыбнулся тёплым солнышком, и Оля с жмурилась на солнечный свет, как кошка, разве что не мурча от удовольствия.

– Цветочки бы завести, – размечталась Аня. – В комнате бы ещё лучше стало.

Холодильника у студенток не было, и продукты они хранили на подоконнике за шторой. Пачка маргарина растаяла на солнцепёке, стекла с подоконника на пол. Застывшую лужицу за шторой не было видно, и Аня, когда мыла полы, не удосужилась её убрать. Оля внезапно проявила инициативу.

– Сейчас я его выкину, – озабоченно сказала она, грозно нависнув над застывшей лужей.

– Не трогай его. Пол чистый. Я на нём что-нибудь зажарю. Чуть позже.

Оля скептически хмыкнула и выпрямилась. Аня, уставшая после уборки, опустилась на стул. В дверь постучали, и Аня, как обычно в эти дни, радостно вскочила.

– Оля, открой! – попросила она.

– Ладно уж, так и быть, открою, – хихикнула подруга, весело наблюдая, как подруга мечется по комнате.

На пороге стоял Игорь, и Аня отвернулась, чтобы скрыть разочарование.

– А, это ты, – протянула Оля.

Игорь сверхвежливо раскланялся прямо с порога. Деревянный от стеснения, он протянул Ане коробку дешёвых конфет.

– Это тебе, Анечка, – сказал он с натянутой улыбкой.

– Спасибо, – вздохнула Аня, поднялась и поставила чайник.

Разговор не клеился. Игорь стал ещё скованнее. Откушав чаю с конфетами, Оля сочно зевнула, нещадно захрустев челюстью, и засобиралась в гости к друзьям в соседнюю комнату.

– Анечка, что ты делаешь в среду? – вопросил Игорь, когда Оля уходила.

Она вернулась через пару часов. Игорь вовсю беседовал с Анечкой:

– Анюточка, а что ты делаешь в четверг?

На бледном лице Анюточки застыла отрешённая маска.

– Ты такая сегодня печальная, – заметил на редкость наблюдательный гость. – Давай я тебя развеселю.

Оля подавилась смешком.

– Давай, развесели, – хмыкнула Аня.

– Я специалист по точечному массажу.

– Да-а?!

– Я тебе массаж сделаю.

– Раздеваться?

Игорь мучительно покраснел. Нет, раздеваться, к счастью, не надо. Игорь не ожидал от Ани согласия и не на шутку испугался. Он робко взял её за тонкую шею трясущимися руками, и Ане захотелось немедленно закатить глаза. Через две минуты с массажем было покончено, и переволновавшийся парень напоследок нервно шмыгнул носом. Аня потрогала шею – цела ли?

Затем они сыграли в шахматы. Тут Игорь попал в свою стихию, осмелел, быстро обыграл Аню и, довольный, начал церемонно откланиваться. Девушки оживились. Натянув ботинки, гость шепнул Ане на ухо:

– Знаешь, я ведь гиперсексуалист.

– Кто тебе сказал это? – насмешливо фыркнула та.

Игорь покраснел и поспешил ретироваться.

– Ф-фу, наконец-то отделались, – вздохнула Оля.

– Два с половиной часа выпали из жизни, – резюмировала Аня и ещё раз на всякий случай потрогала шею. – Конфеты так себе. Лучше б мешок картошки принёс. Пойдём, прогуляемся.

На улице было свежо и прохладно. Сквозь кроны деревьев полыхали оранжевые лучи заходящего солнца. Асфальт немного подсох, и слабый ветерок затягивал лужи тонкой плёнкой пыли. Настроение у Ани поднялось, она приосанилась и перебросила за спину русые волосы. Прохожие оборачивались ей вслед. Ольга округлила пухлые губы и вызывающе выставила вперёд грудь – пусть и ей оборачиваются!

Анюта провожала взглядом каждую красивую машину.

– Что мимо едете? Хоть бы побибикал кто-нибудь, – заметила она.

Машины бибикали вслед молоденьким привлекательным девушкам. Аня снова осталась недовольной.

– Что бибикаете? Хоть бы кто-нибудь остановился.

Её желание исполнилось. Напротив девушек на ужасающих басах мощного рэпа остановился красный разбитый «москвич», какой впору перевязывать тросом, чтобы не развалился окончательно. Из него выглянул прыщавый юнец в засаленной олимпийке и шутливо провозгласил:

– Вай, дэвюшки, покатаемся, да?

– Дарагой, лучше б ты побыбыкал! – с досадой ответила Оля.

Неделю спустя, когда девичья память стала заволакивать бесцветной тиной изломанные брови и яркие серые глаза, а меланхолия почти бесследно испарилась, в гости явился Константин Фёдорович. Анина обида рассеялась от счастливого влюблённого взгляда, от мягкой улыбки. Костя водрузил на стол два больших пакета:

– Разбирайте, девчонки.

Оля полезла в пакеты, а Аня юркнула за занавеску у входа, где тишком обрызгала себя туалетной водой, чтобы перебить табачный запах.

В пакетах – фрукты, сладости и бутылка ликёра.

– Это всё нам? – лукаво удивилась Анюта.

– У меня сегодня день рожденья, – сообщил Костя.

– Поздравляем, – дружно сказали девушки и, перебрасываясь с гостем смешками и безобидными колкостями, быстро организовали стол из фруктов и сладостей. Еды у студенток никакой не было. Стол они покрыли красивой скатертью, расшитой мелкими розочками. Эту скатерть подруги бессовестно стянули когда-то с бельевой верёвки во дворах. Анюта села так, чтобы загородить спиной лужу маргарина на полу. Хоть за шторкой и не видно, но мало ли. И подняла на гостя хитрые лисьи глаза:

– Как ты узнал, в какой комнате я живу?

– А ещё я узнал твою фамилию. Журавлёва, верно?

– Верно.

– Прекрасная фамилия для девушки. Ты учишься на втором курсе, так?

– Следователь нашёлся, – хохотнула Оля. Она с любопытством разглядывала очередного Анькиного воздыхателя, но ожидаемой зависти не испытывала. Ей нравились другие, светленькие, с лёгким взором, а у Кости взгляд тяжёлый, придавливающий.

Парень с гордым видом разлил розовый тягучий ликёр по гранёным стаканам. Импровизированные фужеры поднялись над фруктами и брякнули друг о друга. Аня пригубила ликёр. Ольге, заядлой театралке, даже не требовалось никуда идти, театр вот он, рядом: Анюта задержала дыхание, будто задохнулась от крепкого напитка и теперь изо всех сил скрывает это. По девичьей бархатной щеке скатилась непрошеная слезинка. Костя смотрел на неё необыкновенно серьёзно, даже улыбаться перестал. Ольга, поражённая скрытыми талантами подруги, забыла о собственном стакане, переживая одновременно восхищение и досаду. Деликатно кашлянув, она прервала затянувшееся молчание:

– Позвольте спросить, а сколько нашему имениннику исполняется?

– Мне? Девятнадцать, – доверительно сообщил собеседник, не подозревая подвоха.

Аня вскинула глаза:

– Девятнадцать?

Тут она сыграть не сумела. В голосе проскользнуло плохо скрытое разочарование. «Ну, парень, чао», – решила Оля. Костя оказался интересным собеседником, но, тем не менее, не прошло и часа, как разочарованная Аня вежливо выдворила его из комнаты, соврав, что они с Олей ложатся спать. Дождавшись, когда безутешная тень несостоявшейся партии исчезнет из-под окон, девушки побежали в ближайший магазинчик.

– Вот это другое дело, – сказала Оля, заталкивая бутылку креплёного вина себе под ветровку, подальше от глаз бдительной вахтёрши. – А то – ликёр…

Подруги закусывали вино шоколадом и грушами.

– Ты, Анька, дура, – втолковывала Оля подруге, крепко зажав сигарету между пальцами. – Пусть ему хоть трижды девятнадцать. Чем он тебе не угодил?

Аня по-бабьи безысходно вздыхала.

– Папа – директор предприятия… – перечисляла Оля достоинства парня.

– Предприятие давно уж банкрот, который ещё и воняет на всю округу.

– Ну и пусть воняет, тебе-то какое дело? Денежки имеются, машина есть. Выйдешь за него замуж…

– За папу? – хихикнула Аня.

– Тьфу ты, дура! Выйдешь замуж, будешь жить в престижном районе города. Оденешься-обуешься. Сапоги зимние сколько лет носишь, а? От сестры старшей достались? Ну-ну. Такую красоту в золото заворачивать надо, бриллиантами обвешивать, а не в сапоги с чужого плеча засовывать. В зеркало, поди, каждый день пялишься, удовольствие получаешь, а сапоги как с бомжихи снятые. Дура ты! Я бы в такую партию зубами вцепилась бы.

– С чего ты взяла, что он на мне женится?

– Захочешь – женится, с твоими-то талантами! – хохотнула Ольга.

– Не хочу.

– Ну и будешь свои сапоги ещё десять лет носить, сроду не купишь новых. Да и парень-то неплохой, Ань. На лицо пригожий, не урод какой-нибудь. Рыцарь. Где ты рыцарей сыщешь в наше время?

Аня успешно делала вид, будто этот разговор ей безразличен, и Оля вскоре махнула рукой. Ей-то какая боль, в самом деле?

«Рыцарь» тем временем неторопливо катался на машине по улицам. Возвращаться домой не хотелось. Счастье в груди никак не помещалось, и Костя, безбожно фальшивя, распевал песни. Скоро он увидел компанию знакомых, остановил «жигулёнок» и вышел. Одна из девушек с радостным восклицанием повисла у него на шее.

– Ты что сегодня такой счастливый? – спросила она и притёрлась к нему мягкой грудью. – Сияешь, как тазик начищенный.

– Давненько я тебя не видел, Светик, – ответил Костя, расцепил на шее её руки, но не отпустил. – Соскучился. Как дела?

Они отошли в сторону от компании и поцеловались, потом вдвоём сели в машину и отправились домой к Светику.

На следующий вечер к подругам пришли соседи, одногруппники Антон и Майя. Общежитие делилось на секции. Каждая секция включала пять комнатушек, кухню, превращённую в курилку, душевую и умывалку. Антон и Майя жили в соседней комнате. Антон, крепкий подвижный парень, с несчастным видом увалился на кровать:

– Май, ты не помнишь, кому Серый мои карты давал? Ох, задница болит…

– Он сам не помнит, кому давал, – ответила Антону светленькая астеничная Майя, обращаясь, однако, к Оле.

– Что давал? Задницу? – беззаботно хохотнула Оля, и локоны-пружинки так и затряслись от смеха.

– Неплохо, – поперхнулся Антон. – Девчонки, у вас же были карты.

– Где-то были, – отозвалась Оля, и, всё ещё смеясь, полезла в тумбочку. Мятые бумажки полетели в разные стороны. Колода нашлась, старая, зашлёпанная.

– Мы же учиться пришли, Антошка, – с беспокойством напомнила Майя.

– Возьмёшь у девчонок лекции и учись хоть всю ночь, – отмахнулся Антон. – Анюта, дай Майке лекции до утра.

Аня протянула Майе лекции.

– Только я сначала объясню, что к чему, – сказала она и раскрыла тетрадь. – Сначала списываешь вот отсюда. Тут клочок посерёдке есть, я сама у кого-то списывала. К нему расшифровочка имеется, а то стенографии слишком много. Дальше пишешь как есть. Здесь пролистываешь пустые листы, меня самой на лекции не было. Ты на лист больше пролистай, у тебя почерк крупнее. А здесь лекция вклеенная, это не пиши, это с другого предмета.

– Ясно. А задачи?

– А задачи – с другого конца. Тетрадь переверни только.

Разобравшись с учёбой, студенты сели за карты. Только сели – пришёл Костя. Анюта, как ни странно, искренне обрадовалась.

– Это Костя. Костя, это Антон и Майя, – познакомила она всех. – Костя, в покер будешь играть?

– На интерес?

– Да ну, на интерес. Мы на мелочь играем.

Костя подсел к столу, и игра началась. Разговоры за столом – как в кругу старых, прожжённых джентльменов:

– Леди и джентльмены, делаем ставочки, пожалуйста…

– Пожалуйста, разменяйте мне…

– Да, конечно, с удовольствием…

– Нет-нет, что-нибудь помельче, пожалуйста… Благодарю, с вами приятно иметь дело… Фук-фук! Гони р-рубаль!!!

Это Майя забыла сделать ставку. Аня огребла кассу, оставив борозды на потёртой клеенке ухоженными ногтями. Кассу она огребла вместе с Антошкиным рублём, который тот уже поставил.

– Мои деньги, деньги отдай! – Антон внедрился в Анины сбережения обеими руками и безошибочно выкатил оттуда заветный рубль. Оля с треском швырнула веер на стол, Антон в азарте кусал зубами край столешницы. Дым от сигарет повис в воздухе двумя пластами. Костя забавлялся. Его не интересовала игра, зато он сидел напротив Ани, и её близость будоражила. Эх, какая там Света! Нет, Светик – отличная девчонка, но неказистая, словно мышь, только вот влюблена она в него, как кошка…

– Девчонки, сварите что-нибудь, а? – попросил Антон. Аня поставила вариться рожки, и в игре все о них забыли. Рожки прикипели ко дну кастрюли. Аня схватила горячую посудину и поставила её на стул, оббитый кожзаменителем.

– Что ты делаешь? – ужаснулась Оля и оторвала кастрюлю от стула вместе с кожзамом. И заскулила над испорченным стулом, вызвав общий приступ хохота.

Студенты закруглили игру, вырученные деньги сложили вместе, на них были куплены две бутылки вина и тут же распиты. Гости засобирались домой. Аня проводила Костю до крыльца общежития. Они остановились на крылечке под фонарём. Ей хотелось целоваться, и глаза её загадочно заблестели. Костя улыбнулся и вдруг сказал:

– Если я тебя хоть раз увижу с сигаретой, я сломаю её об колено, а тебя поставлю в угол. Надолго!

– Сигарету? Об колено? Я не курю! – оскорбилась Аня.

Обмануть Костю не удалось. Он обнял её и потянулся за поцелуем, но Анюта, игриво стрельнув глазками, вырвалась и убежала. Костя шлёпнул руками себя по бёдрам и недоумённо произнёс:

– Сама не знает, чего хочет.

Со Светиком как-то проще…

В комнате подруги обменялись взглядами. Аня осторожно подошла к окну, прячась за занавеской. Костя стоял под окном с задранной головой за пределами освещённого фонарём круга. Анюта улыбнулась. И наступила в лужу маргарина.

– Ах, чёрт!

Ольга запрокинула голову и расхохоталась.

– Убери маргарин! – закричала она. – Давай, я уберу!

– Не трогай! Я его завтра на блюдечко соберу.

– Ну, валяй, – откликнулась Ольга. – Как хочешь, а я спать.

Она отбросила с койки одеяло и взвизгнула:

– Ви, таракан! Меняю рыжих на белобрысых! Надо же, в постель забрался!

– Всё, пошёл. Надоело ему под окном стоять. Как ты думаешь, надолго он?

– Сие от тебя зависит, дорогая.

– Я вот всё думаю, Оль, почему саксофон считается самым сексуальным инструментом?

Ольга захохотала уже под одеялом.

– А под барабан любовью не слабо заняться? То-то же. Разговоры у тебя… Ложись. Чё-т не похожа ты на влюблённую. Что жуёшь?

– Костя жувачкой угостил. И ещё шоколадкой. Завтра утром съедим.

– Ладно. Утром так утром, – зевнула Оля. – Жвачку ночью не жуй.

Разумеется, Аня так и заснула со жвачкой во рту. Утром Оля отстригала мерзкий ком от Аниных волос ножницами, а Аня причитала.

Вечером последовала очередная «генералка», и маргарин был собран на блюдечко вместе с пылью, волосами и следом от пятки.

– Выкинь в ведро! – поморщилась Оля. – Или зажарь себя на этих волосах.

Аня, привыкшая экономно относиться к продуктам, повздыхала над бездарно пропавшей едой. Маргарин бесславно окончил жизнь в мусорном ведре.

У Майи и Антона имелся телевизор. Показывал он худо-бедно, звук тоже оставлял желать лучшего, но это было лучше, чем совсем ничего. У Ани и Оли дела с телевизором обстояли «совсем ничего», и они частенько приходили к друзьям в гости поглазеть в экран. Началась сессия, но она уже не так страшила второкурсников, как год назад, и в телевизоре они себе не отказывали. Майкина сестра Юля, такая же астеничная, училась на первом курсе, сессия внушала ей ужас. Она пришла к сестре учить математику. Заявился и Костя, которого компания уже принимала за своего. Друзья впятером шумно смотрели худой телевизор, пытаясь понять, о чем, собственно, идёт речь, а Юля с ученической ручкой в тонких пальчиках силилась вникнуть в лекции по математике. Костя бросал на Аню ласковые взоры, Анюта строила ему глазки. Она целенаправленно не оставалась с ним наедине.