На пути к истине

– От твоих слов прямо мороз по коже, Булат Галимович… Уж не собираешься ли ты просить санкцию на арест Борина? – как-то испуганно посмотрел на него прокурор.

– На арест нет, пожалуй. А вот сделать в квартире Борина обыск не мешало бы!

Некоторое время прокурор сидел молча, не отводя от Шамсиева своего недоумённо-испуганного взгляда.

– Обыск в квартире тяжелобольного, совершенно беспомощного человека? – наконец выговорил он. – Человека, лежащего, можно сказать, на краю могилы? Да что с тобой, Булат Галимович! Разве этому учит нас следственная этика? Что же ты собираешься искать там? Орудие преступления? Оно уже давно лежит в сейфе у следователя. Ты же видел, наверное, крови на нём нет, стало быть, не может быть её и на одежде убийцы. Да и травма закрытая, бескровная…

Шамсиев призадумался и чуть исподлобья, изучающе посмотрел на прокурора.

– Скажите, Александр Петрович, что так встревожило вас? Разве не заинтересованы вы в том, чтобы расследование завершилось как можно быстрее и успешней?

– Ради бога! Ради бога! Буду только рад! – взволнованно заговорил прокурор, покачав перед собой ладонями. – Но пойми, Борин – это гордость, это лицо нашего города. Перед его талантом преклонялись даже именитые артисты. И как человек он ничем себя не опорочил, был всегда честен, скромен. И вот тебе на – подозревается в убийстве! И кого ещё! Племянницы секретаря горкома! Кстати… – Трифонов неожиданно понизил голос, как бы успокаиваясь. – Ладно уж, буду откровенен, раз так. Мне только что звонил Прокопий Иванович, ну, наш секретарь горкома. Сегодня у Борина побывал и профессор Лемех. После твоего визита и допросов Борину стало плохо. И Лемех, видать, пожаловался Прокопию Ивановичу. Словом, секретарь недоволен. Он, знаешь, даже так выразился… Говорит, уж не приехал ли к нам новоявленный Иосиф Виссарионович, чтобы избавлять город от творческой интеллигенции…

– Ваш секретарь, по-видимому, остроумный человек, шутник… – проговорил чуть мрачно Шамсиев. – Но, в конце концов, каждый должен заниматься своим делом. Не стану же я поучать вашего Прокопия Ивановича, как ему следует вести партийные дела, хотя и имею право по уставу… Если он позвонит ещё раз, передайте вот что: я расследую уголовное дело не об убийстве племянницы секретаря горкома, а гражданки Аристовой, и не надо лезть со своим пятачком в чужой огород…

– Вообще-то я с тобой согласен, – примирительно сказал прокурор. – Признаться, мне и самому претит, когда в наши дела начинают влезать всякого рода критики и поучатели. Но что делать!

– Никого не слушать и следовать своей дорогой. Это я усвоил давно, – сказал решительно Шамсиев и, переждав некоторое время, заговорил уже более мягким, снисходительным тоном:

– Что касается обыска, то, признаться, я и сам ещё сомневаюсь. Как будто он оправдан, необходим, но уж слишком жестоко по отношению к больному человеку.

– Вот-вот, – поддержал прокурор. – И я ведь о том же говорю. Человек сражён болезнью, можно сказать, на ладан дышит. Не дай бог, ещё случится что с ним. Начнёт потом писать губерния…

С минуту все сидели молча, каждый думая о своём.

– Ну ладно, – произнёс, наконец, прокурор, поднимаясь с кресла. – Не буду больше мешать вам, пойду к себе. Надо ещё просмотреть почтовую корреспонденцию, узнать, чем недоволен, на что жалуется наш люд…

Ощупав с болезненным видом поясницу, он медленной, шаткой походкой направился к выходу…

Шамсиев посмотрел на часы.

– Без четверти четыре… – произнёс он задумчиво. – Давай-ка, Серёжа, закажем Пермскую облпрокуратуру, начальника следственного управления!

Вахрамеев стал звонить в междугородку. Шамсиев тем временем встал и, пройдясь по комнате, остановился у окна.

Сад. Деревья неподвижны, словно дремлют в объятиях жаркого дня. Падающий сверху солнечный свет как бы оседает в их кронах, превращая их в изумрудно-янтарные купола, и лишь кое-где лучи, прорываясь сквозь листву, достигают земли, рисуя на ней причудливые блики.

Шамсиеву хотелось сказать Вахрамееву, как было бы сейчас хорошо побродить по лесу, посидеть где-нибудь на берегу озера с удочкой, забыв о душном кабинете, бумагах, но он воздержался от сентиментальностей и произнёс, не оборачиваясь, как бы самому себе:

– Да… Чувствуется, крепко зажали тут твоего шефа. У него прямо фобия какая-то перед этим горкомом.

Отойдя от окна и усевшись вновь в кресло, он добавил чуть укоризненно, видя, что Вахрамеев уже дал заказ по телефону:

– А этот Лемех, профессор ваш, тоже хорош! Сам помог нам связаться с Бориным, а стоило чуть сунуть нос к нему, как тут же нажаловался секретарю горкома. Замдиректора театра, твой школьный товарищ, тоже такой же ябеда?

– Шейнин? – улыбнулся Вахрамеев. – Да нет, кажется. Впрочем, человек он тоже не простой. Кстати, виделся с ним только вчера, пытался выведать что-нибудь о Борине, но, похоже, о его прошлом он тоже мало что знает. Борин, хотя и слыл человеком общительным, но свою личную жизнь больно-то не афишировал. И к женщинам, говорят, особого пристрастия не питал, во всяком случае, в последние годы. Правда, Шейнин говорил о его романе с одной актрисой…

– Что за актриса?

– Да есть одна особа в театре. Наталия Хоменкова. Женщина лет тридцати. Таланта, можно сказать, никакого, но чертовски хороша и очень, говорят, расчётлива. Сейчас она на гастролях, послезавтра должна приехать.

– Послезавтра? Надо будет обязательно встретиться с ней…

Телефонные звонки прервали их беседу.

– Это Пермь! – Вахрамеев поднял трубку и передал её Шамсиеву.

– Начальник управления Качалов слушает! – донеслось отчётливо из трубки, будто говоривший находился где-то рядом.

– Здравствуйте! Вас беспокоит старший следователь по особо важным делам при прокуроре РСФСР Шамсиев Булат Галимович, – представился Шамсиев сначала официально, но услышав в ответ, что начальник знает его по одной из встреч в Москве, продолжал уже свободно, раскованно:

– А-а, кажется, я вас тоже вспомнил… Тем лучше, будем говорить, как добрые знакомые! Вы уж извините! Для пространных суждений просто нет времени. У меня к вам большая просьба. Я нахожусь сейчас в командировке, на приличном расстоянии от вас. Так вот, лет десять-двенадцать назад в вашем областном драмтеатре работал Борин Илья Ефимович, режиссёр. Нам хотелось бы получить некоторые сведения о нём. Интересует нас прежде всего, была ли у него жена, когда и отчего она умерла, женился ли Борин после этого и как сложилась его дальнейшая жизнь. Словом, хотелось бы знать всё об этом человеке… Понимаю, будут трудности, но уж вы, ради бога, постарайтесь! Возможно, найдутся люди, с которыми он в своё время работал, общался, отыщутся какие-то документы. И прошу иметь в виду, у нас на счету каждый день… Если появятся какие-то важные сведения, позвоните, пожалуйста. В случае моего отсутствия телефонограмму примет любой работник местной прокуратуры. Материалы шлите почтой…

Он назвал адрес и номера телефонов.

Начальник управления пообещал немедленно дать задание своему следователю. На этом разговор закончился.

– Ну вот, – сказал с довольным видом Шамсиев. – Кажется, мы начали выходить на орбиту других городов…

– Благих, как говорится, начинаний, – поддержал его улыбкой Вахрамеев и после последовавшей длительной паузы спросил как-то несмело: – Я буду вам ещё нужен, Булат Галимович?

– А что? – поинтересовался Шамсиев.

– Да ничего особенного! Просто заехал на денёк шурин. Договорились с женой свозить его на дачу…

– Решили спрыснуть встречу? Ну ради бога! – рассмеялся добродушно Шамсиев. – Я и сам хотел уйти сегодня пораньше, заглянуть на колхозный рынок. Ты понимаешь, захотелось вдруг жареной картошки, такой домашней, с лучком…

– Поедемте с нами. Такую закатим пирушку!

– Спасибо, Серёжа, но у меня свои планы… Рынок далеко?

– У меня машина, завезу вас…

Колхозный рынок, несмотря на исход дня, был полон народу.

Возвратившиеся из садов и огородов дачники, прибывшие из ближайших сёл и деревень голосистые бабы и чуть захмелевшие мужики бойко торговали всевозможными дарами природы, зазывая к себе покупателей хитроумными намёками и посулами.

Была середина лета, а на прилавках уже красовались довольно крупные яблоки и груши, а от обилия садовых ягод просто рябило в глазах.

Шамсиев однако не поддался соблазну. Подойдя к маленькой невзрачной старушке, сидевшей задумчиво возле корзины, наполненной клубнями молодой картошки, он ощупал для вида несколько картофелин и, кивнув одобрительно, попросил:

– Свешайте-ка килограммчика два, бабуся!

– Бери, сынок, бери, хорошая картошка! – обрадовалась старушка и, сразу привстав, начала торопливо перекладывать клубни из корзины на старенькие, потемневшие от времени весы.

Наблюдая за ней, Шамсиев вдруг ощутил неясное внутреннее беспокойство, будто кто-то со стороны потихоньку следил за ним.

Он поднял голову, огляделся и вдруг замер.

Неподалёку, за торговыми рядами, стояла, взирая на него чуть улыбающимися глазами, женщина, яркая, красивая и до боли знакомая. И тут же его осенило. Боже мой! Да ведь это же она, Аристова!

Но откуда? Что это, бред, галлюцинация?

Он тряхнул головой, пристально всмотрелся ещё раз в стоявшую словно призрак женщину.

Да, точно, это она! Эти выразительные голубые глаза, эти роскошные светло-русые волосы, эта высокая горделивая шея, увенчанная цепочкой беленьких бус, это платье, голубое, в белый горошек – их невозможно перепутать, они могут принадлежать только ей, Аристовой…

– Ну что, берёшь, что ли, сынок, картошку-то иль передумал? – словно пробудил его от какого-то короткого сна недоумённый голос старушки, и он, тут же повернув голову, проговорил спешно:

– Да, да, беру, бабуся, беру… Извините…

Наклонившись, он стал перекладывать картошку в пакет, делая это торопливо и неуклюже, словно кто-то сдерживал его руки. Спрятав пакет в сумку и рассчитавшись со старухой, он посмотрел снова туда, где стояла та женщина, но, увы, её уже там не было.

Ошарашенный, он стал искать её в толпе, прошёлся между рядами, вглядываясь в лица встречных. Но напрасно. Всюду, куда он ни обращал свой взор, видел лишь чужих, незнакомых женщин, а та, которая была ему нужна, словно растворилась в воздухе.

Охваченный смутными чувствами, Шамсиев покинул многолюдный рынок…

Вернувшись домой, Шамсиев освежился холодной водой и принялся готовить ужин. Как человек, часто бывающий в командировках, он имел в этом деле солидный опыт.

Почистив и нарезав с пяток картофелин, поджарив лук и морковь, он заточил всё это в наглухо закрытую сковородку и, поставив её на газовую горелку, поднялся на верхний этаж и включил телевизор.

Шёл какой-то низкопробный зарубежный фильм с синхронным переводом и, чтобы хоть немного расслабиться, Шамсиев откинулся на спинку стула и закрыл глаза.

Всё это время, пока он возвращался домой и возился на кухне, он беспрестанно думал о той странной женщине, неожиданно явившейся перед ним в образе Аристовой.

Воскрешение из мёртвых – он мало в это верил, но всё равно то, что произошло час назад на рынке, не укладывалось в голове, порождало самые разные догадки и предположения.

Кто эта женщина? Что делала она на рынке? С какой целью пыталась привлечь его внимание? Почему так спешно и неожиданно исчезла?

Вопросы, одни каверзнее других, казалось, рождались в недрах его мозга сами по себе, независимо от его воли и желания, выстраиваясь в бесконечную, необозримую цепочку, и ответить на них было не так просто.

Он попробовал даже прибегнуть к известному ему ещё с университета принципу «бритвы» Оккамы. Был такой монах во Франции, приветствовавший учение, что нет нужды выискивать сложные объяснения какого-либо явления, если можно объяснить более простыми причинами. Отсекай всё сложное, если можно обойтись простым…

Но не помогло. Он чувствовал, что в нём сейчас живут и борются два противоречащих друг другу человека, примирить которых никак не возможно.

«Должно быть, появление этой женщины не случайно. За этим что-то кроется, и, наверняка, она появится ещё раз. Стоит, пожалуй, переговорить с Вахрамеевым, оперативниками, разработать тонкую операцию и при следующем же появлении схватить незнакомку, узнать, чего она хочет», – так рассуждал в нём один человек. Другой же напрочь отвергал эту идею, доказывая: «Уж не слишком ли примитивно! Тебя вовлекают в хитроумную игру и, надо полагать, делают это с определённой целью, а раз так, почему бы не принять участия в этой игре, не попытаться выведать, кто и для чего её затеял. Да и те, кто стоят за спиной этой женщины, наверняка всё хорошенько обдумали. Схвати её – и сразу попадёшь впросак. Нет, тут надо набраться терпения, не спешить, посмотреть, что будет дальше…»

А первый опять подло, исподтишка, словно прячась где-то за пазухой, нашёптывал: «Но ты не частный детектив и делаешь дело, в благополучном исходе которого заинтересованы буквально все. И ты не вправе рисковать, позволяя впутывать себя в разные сомнительные истории. К тому же не исключено, что тебя просто провоцируют, пытаются сбить с толку, направить по ложному пути. Надо посоветоваться с товарищами, прибегнуть к их помощи, если понадобится, вывести на чистую воду провокаторов».

И тут как тут второй: «Поделиться? Чем же? Тем, что тебя посетил явившийся с того света дух Аристовой, пытался заигрывать, отвлекать от дел насущных, и тем самым дать повод для всяких насмешек и кривотолков? Тогда уж точно, секретарь горкома громогласно объявит тебя преемником покойного Иосифа Виссарионовича и потребует вызвать машину «скорой помощи» с бригадой широкоплечих санитаров. Нет, надо проявить выдержку, дождаться развития событий. Возможно, в них – ключ к раскрытию преступления. Ну а если эта женщина всё-таки Аристова? Что за чертовщина! Тут не может быть никакой ошибки! Убитую опознал Носов, оплакивал её и родной дядька. Да и судебно-медицинская экспертиза, похороны, видеофильм, фотографии…»

Проникший в комнату запах заставил его отбросить мысли и поспешить на кухню, и через минуту-другую, переложив чуть пригоревший картофель в тарелку и прихватив закуску, он снова поднялся наверх, чтобы одному, в пустой квартире, спокойно и без стеснения справить свой холостяцкий ужин.

Сев за стол, он почувствовал странное, никогда не посещавшее его до этого желание выпить чего-нибудь, вина или водки. Желание это, вероятно, было вызвано особым состоянием его души и теми мыслями, которые уже длительное время не давали ему покоя.

К счастью, в баре оказались бутылка марочного вина и бутылка коньяка. Не раздумывая, он выбрал коньяк, успокоив себя мыслью: «Оставлю потом Вахрамееву деньги, уж, наверное, найдёт где купить…»

Выпив слегка, закусив, он почувствовал сразу, как потеплело внутри, как расслабилось тело. Но приятная истома длилась недолго. Коньяк чуть поднял настроение, но не помог избавиться от тревожных чувств, навеянных той загадочной женщиной, образ которой всё ещё стоял у него перед глазами. Её горделивая осанка, пышные волосы, чуть улыбающиеся, глядящие с вызовом глаза…

Он вспомнил про видеофильм и, подойдя к полочке, машинально, словно не по своей воле, включил видеомагнитофон.

И в тиши комнаты вновь зазвучала уже знакомая музыка, светился цветами радуги экран, с него вновь смотрели улыбающиеся глаза, вновь пенилось синее море под загорелыми девичьими ногами…

«А ведь похожи, похожи, как две капли воды, – думал Шамсиев, глядя на экран и испытывая какое-то трепетное и в то же время тягостное волнение. – Да, там, на экране, это Аристова, но кто та загадочная, промелькнувшая в толпе красавица, и кто послал её, Бог или дьявол, и что принесла она с собой, удачу или несчастье…»

Звонок телефона прервал его раздумья.

Интересно, кто звонит? Уж не Вахрамеев ли решил обрадовать его перед сном какой-нибудь приятной новостью… А ведь он, кажется, собирался на дачу. А если звонит та незнакомка?

Он подошёл к столику, поднял трубку и тихо, настороженно отозвался.

– Это ты? Ну, здравствуй! – донеслось до него чуть взволнованное, обиженное, и он сразу узнал голос жены.

– Здравствуй, – обронил он сухо, сдержанно, вспомнив свой недавний звонок в Москву, разговор с дочерью, её расплывчатое объяснение насчёт отсутствия матери. – Какими судьбами? Я звонил вчера, тебя не было…

– Да, Альфия сказала мне… – теперь уже не скрывая своей обиды, говорила она. – Забегала на часок к Анжелике… Мог бы ещё раз позвонить…

– Извини, но у меня туговато со временем. Не всё ладится… Как ты узнала номер телефона?

– Звонила в конце дня в прокуратуру, мне сообщили, где ты обитаешь, дали телефон. Оказывается, неплохо устроился, живёшь в особняке.

– Да, ребята тут помогли…

Разговаривая с женой, Шамсиев наблюдал за экраном телевизора, где обворожительная Аристова танцевала под хриплое пение Джо Кокера, танцевала легко и самозабвенно, возможно, свой последний танец в жизни.

Жена между тем, изменив тон, тихо и вкрадчиво подбираясь к нему, молвила с нежным укором:

– Ты выпил чуток?

– Да, немного коньяку.

– Кажется, у тебя музыка?

– Это видеомагнитофон. Смотрю тут один фильм…

– А женщина? Она тоже там, с тобой рядом? – В голосе её послышалась то ли ирония, то ли искренняя, накопившаяся за время разлуки ревность, трудно было различить. – Ты, наверное, не теряешься там, нет-нет да и скрашиваешь чем-то пикантным своё одиночество. Понимаю, понимаю…

– Не болтай чепуху, Валентина. Ты же прекрасно знаешь, это не в моих правилах. Тебе просто повезло, я слишком занятой человек и у меня нет времени предаваться всяким утехам. И если уж говорить начистоту, то у меня, наверное, гораздо больше оснований иметь сомнения на этот счёт. Когда я звонил, дочь была дома одна, опять появилась Анжелика…

– Ну что ты пристал к этой Анжелике! Нельзя посидеть с подругой, посплетничать чисто по-женски, отвести душу! Я не понимаю тебя в последнее время, Булат. Ты то и дело подозреваешь меня. Скажи, чего ты хочешь?

– Ничего. Ровным счётом ничего.

– И тебе нечего сказать мне?

Шамсиев промолчал.

– Тогда до свидания…

Частые гудки на конце провода возвестили о конце их разговора.

Вздохнув, Шамсиев положил трубку и, отключив видеомагнитофон, вернулся на прежнее место.

Жена. Чего она добивается от него? Хочет, чтобы он бросил работу, сидел безвыездно в Москве? Или просто решила перейти от защиты к наступлению, пытаясь смазать свои грехи? А может, она просто задалась целью сломать его, сделать невыносимой и так нелёгкую жизнь, протекающую в постоянном напряжении, вдали от дома и семьи?

Как он устал от всего этого!

На миг ему представились её глаза, большие, зелёные, слегка подёрнутые влагой, как бы просящие сочувствия и понимания, красивое нежное личико с сомкнутыми в обиде губами, и ему стало жаль её. Но уже в следующее мгновение образ жены словно растворился в пространстве, и в его воображении вновь возникла она, женщина в голубом платье, то ли сама Аристова, ставшая жертвой убийцы и уцелевшая невесть каким образом, то ли незнакомка, удивительно похожая на неё, то ли злой дух, начавший преследовать его, – он уже не разделял их, образы словно сливались воедино, превращаясь в одного человека, неведомого и загадочного, занимающего всё его воображение. И от этого странного совмещения мифа и реальности ему вновь стало как-то не по себе.

Он налил себе немного коньяку и выпил. Потом долго ходил взад и вперёд по комнате, призывал себя к выдержке и спокойствию, пока не почувствовал вдруг страшную усталость, заставившую его прилечь на диван и уснуть там глубоким сном, в котором человек словно бы погружается в густую непроглядную тьму, выпадая на какое-то время из жизни.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.