Перерождение. Книга 2

– Без нас это конечно. Мы ведь прекрасно знаем, что не ради процесса мутации я здесь. Но ради того, чтобы результаты мутации не отклонились от цели.

– Вы меня в чем-то подозреваете? – Данилевский зло посмотрел на человека в костюмчике.

На секунду наглую ухмылку смазало с лица чиновника. Но вскоре она незамедлительно украсила его физиономию вновь.

– Что вы, как можно. Вы все неправильно понимаете. Научный мир взорвется, если родство двух самых опасных вирусов подтвердится, впрочем, взорвется не только мир ученых. И вы прекрасно это осознаете.

– Не смейте говорить мне, что я не понимаю всей важности нашей работы! – профессор повысил голос.

Кирилл сжался. Вот-вот грянет буря.

– Тогда вы понимаете, зачем я здесь. И это не проверка вашей лояльности, а страховка на правильный результат.

– Что значит правильный?!

– Что вы не станете фальсифицировать результаты опытов, – чиновник надменно ухмыльнулся и взглянул на Кирилла, прячущегося за спиной профессора.

– Господин Винбург, как всегда, всех по себе мерит. Напрасно. От ответственности бегать никто не будет.

– Что вам известно об ответственности? Вы ведь непогрешимый гений и всегда идеально выполняете свою работу. Вы непрошибаемый танк науки, которому все нипочем…

– Что за игры? – скривился Данилевский.

– Бросьте. Скоро мы все узнаем, насколько вы всемогущи. С одной стороны, возможное родство, которое нужно доказать. С другой – возможная ошибка, в которой вам придется признаться перед советом. Забавно то, что и в том и в другом случае вы будете выглядеть самым неподобающим образом.

– Вы слишком много на себя берете. Вы лишь наблюдатель, о юрисдикции которого мне еще предстоит узнать.

– Для чего же мне еще быть здесь? Или вас задело, что совет не сообщил вам лично о моем назначении? Быть может, вы потеряли свой статус ученого-небожителя?

Данилевский смотрел на Винбурга с дикой ненавистью. Кирилл не видел его взгляда, но чувствовал, как с каждым выдохом воздух вокруг профессора раскаляется. От душащего жара и слов чиновника становилось только страшнее. Будто он нарочно подливает керосина в разгорающееся пламя, но сам при этом держится в стороне. Но последнюю фразу чиновник припас напоследок. Смакуя, как изумительный десерт, он четко проговаривал каждое слово.

– Если родство вирусов не подтвердится, вас сочтут неспособным руководить лабораторией, в которой любой лаборант способен испортить столь важный эксперимент. Кроме прочего, я возложу на вас ответственность за срыв самых масштабных за последние десять лет исследований гриппона. Это еще не все…

Винбург прервал вырывающуюся реплику Данилевского выставленным вверх пальцем.

– Во-вторых, если все произойдет с точностью до наоборот и родство самых опасных вирусов нашего времени подтвердится, на совете будет поднят вопрос о вашей компетентности как ученого, не сумевшего ранее это обнаружить. За вас это сделал простой лаборант, который, возможно, является гением. И ваш долг, как мастера науки, было доложить о нераскрытом таланте в Институт соционики. Ваш долг дать министерству самые лучшие кадры, а не гробить их.

– Перед агентами соционики я ответил два года назад, господин Винбург. И мой статус дает мне всяческое право заткнуть ваш рот и чей-либо другой. Мое право определено нормами. Не вам меня пугать. Насколько я знаю, вы были лишены статуса мастера науки в тот же год, когда я его продлил.

– Но так я и не работаю в сфере практической науки. Моя работа стала куда изящней. Я внимательно слежу за вами, профессор. Мой долг сообщить в соционику о ваших огрехах. Мы ведь все заботимся о величии Федерации, – Винбург широко улыбнулся.

Довольству чиновника не было предела. Он во всех красках демонстрировал это Данилевскому. Профессор жаждал продолжения спарринга. Но Винбург опередил его и подрезал на повороте, уйдя от удара в сторону правого лифта.

– Мы еще встретимся, – попрощался чиновник.

Профессор проводил его пылающим взглядом, ругая про себя весь свет. Чиновник спиной чувствовал обжигающий нрав Данилевского. И сейчас его улыбка была искренней. Войдя в лифт, он развернулся, желая еще раз взглянуть профессору в глаза, но подоспевшие сотрудники института закрыли от него лакомую жертву.

Вскоре чиновник оказался в кабинете директора центра – Ожина Антона Исаевича. Войдя в просторный кабинет, он увидел сидящего в кресле перед директорским столом майора Саврасова. В руках он держал черную папку. Заметив чиновника, майор прикрыл папку и аккуратно заправил все выпирающие электронные листы. Взгляд Винбурга скользнул по папке и устремился к директору. Ожин решил идти в атаку первым – ему не хотелось, чтобы Винбург задал вопрос о майоре.

– Ну и что? Как он отреагировал?

– Да, собственно, ничего особенного. Все прошло достаточно предсказуемо, – чиновник прошел в кабинет и остановился возле большой схемы молекул на стене.

– Он разозлился? – уже зная ответ, спросил директор.

– Антон Исаевич, вы проработали с Данилевским больше пятнадцать лет, и вы знаете его, как никто другой. Конечно, он разозлился. Данилевский никогда не питал уважений к чиновникам вроде меня.

– Я говорил вам, что не следует встречаться с ним лично, – директор понурил голову. – Я пригласил бы его сюда и все объяснил сам.

– Антон Исаевич, довольно, – оборвал Винбург. – Я прекрасно понимаю, вы друзья, но Данилевский человек себе на уме. Единственный способ заставить его работать так, как необходимо нам, – это загнать его в рамки дозволенного.

– Кому нам? – вмешался майор.

Чиновник неодобрительно посмотрел в сторону офицера, который даже не обернулся, чтобы задать вопрос.

– Министерству науки, – недовольно ответил Винбург.

Он оторвался от созерцания формул на стене и стал медленно подходить к столу.

– Я вот все же никак не уразумею. Зачем федеральной службе безопасности столь пристально интересоваться деятельностью БиоНИЦ? – Винбург подошел к столу и взглянул в лицо офицеру. – Наводит на странные размышления. Я сказал бы даже – опасные и мрачные.

Саврасов был абсолютно спокоен. Не шелохнувшись, он посмотрел на чиновника и слегка усмехнулся.

– А вам это и не надо знать, господин Винбург, – безразлично произнес майор. – Вы, как мне представляется, здесь по своему вопросу, а я по своему. У нас разные сферы деятельности, и давайте не будем их сближать.

– Их сблизили вы, прибыв сюда, – чиновник не отцеплялся. – И все же. Господин директор, мне передали, что на неделе вас навещал адъютант адмирала Савла, – Винбург лукаво посмотрел на Антона Исаевича. – А теперь я сам вижу, что вас еще и федеральные агенты беспокоят. Много таинственных встреч. Интересно, есть ли между ними связь?

– Все в этом мире взаимосвязано, – Саврасов достал из кармана блокнот. – И в том, что я здесь, нет ничего странного. Будь вы осведомленнее в делах, вы бы поняли это.

Чиновник фыркнул.

– Надеюсь, Антон Исаевич, все будет хорошо, – майор встал. – Мы еще увидимся. Всего доброго.

В кабинете остались двое. Директор сидел, погруженный в свои мысли, почти не обращая внимания на Винбурга. Хотя его в последнее время сильно тревожат появления министерских чинов в центре. Затылком Антон Исаевич чувствовал, как над ним заносится тяжелый рубящий меч. Он смотрел на Винбурга, пытаясь понять, не он ли держит его. Но тот притворно-участливо улыбался. Впрочем, Антон Исаевич не мог понять: то ли чиновник искренне улыбается, то ли от задумчивости, а улыбка на лице висит по привычке. Директор пытался сменить полярность тревожных дум. Ведь может оказаться, и Винбург прибыл в БиоНИЦ, чтобы лишний раз попасться на глаза своему заклятому врагу Данилевскому. Как и все, директор центра был хорошо осведомлен о конфликте чиновника и профессора. Их неприязнь длится очень долго. Оставалось надеяться на нее. Уж очень Антону Исаевичу хотелось сохранить свое место. Директор улыбнулся чиновнику и предложил присесть. Министерского посланника нужно было умасливать и отвлечь его внимание и от визита адъютанта, и от майора. Самой идеальной отвлекающей мишенью был Данилевский.

– Мне хотелось бы до конца прояснить сложившуюся ситуацию, – Винбург начал издалека. – Произошедшее на совете открытие показало нам, что в биологическом центре назрела необходимость некоторых изменений.

– О каких изменениях идет речь? – глаз директора дернулся.

– Под крышей столь уважаемого учреждения процветает культ звездности профессора Данилевского.

Ожин откинулся в кресле, немного выдохнув.

– Вы зря расслабляетесь, – Винбург очень хорошо чувствовал людей и их страх перед ним. – Вина профессора в этом лишь отчасти. Он как крепкое семя, брошенное в плодотворную почву. И солнце светит круглый год, и поливают здесь лишь его. Но вы, директор этого садоводства, почему-то плохо реагируете на жалобы других.

– Здесь вы ошибаетесь: на Данилевского жалоб не было.

– Ошибаетесь вы. Жалобы были, но не на Данилевского.

Антон Исаевич нахмурился. Он заерзал в кресле и наклонился к столу, держа руки сцепленными.

– Все прекрасно понимают, что жаловаться на Данилевского – все равно что плевать против ветра. Поэтому особо дальновидные ваши сотрудники понимают, в чем суть их проблем. Ваша безоговорочная поддержка Данилевского не находит понимания у подчиненных, – Винбург украшал себя сдержанной улыбкой.

– Хотелось бы узнать, кому именно я не угодил…

– Вы опять ошибаетесь, Антон Исаевич, – доброжелательно поправил чиновник. – Сотрудники центра не имеют лично к вам никаких претензий, лишь к вашим методам взаимодействия с местной звездой Данилевского.

Ожин отвел взгляд от Винбурга.

– Вот, скажем, стычка вашего ученого друга с профессором Кором, которая имело место чуть меньше месяца назад. Ведь тогда вы заняли сторону Данилевского.

– Он мой сотрудник. По-вашему, я должен был отдать его на растерзание?

– Мы не на гладиаторских боях. И ученые должны сами защищать свои открытия и утверждения, а не прятаться за административный ресурс своих влиятельных друзей. Конечно же, Кор отступил. Ваш вес в науке, в министерстве, еще весьма ощутим. Однако в тот раз вы прекрасно понимали, что эта стычка как две капли воды была похожа на то, как Данилевский в свое время давил небезызвестную нам Елену Кроберг, – Винбург не сводил глаз с Ожина, продолжая незаметно забрасывать на него петлю за петлей.

– Госпожа Кроберг его ученица. Думаю, каждому учителю будет обидно, если против него будут идти его воспитанники.

– Заметьте, гениальные воспитанники…

– Вы придираетесь к словам, – Ожин сделал первую попытку скинуть с себя одну из петель. – То, что произошло между Данилевским и Кроберг, всего лишь вопрос этических норм и нежелание ученика прогнуться под учителем.

– Но сор был вынесен из избы.

– И если бы не ваше вмешательство, то на него и не обратили бы внимания, – сопротивлялся директор.

– Если бы я не вмешался, то у нашей науки не было бы сейчас такой богатой базы исследований над «белой язвой», как и спецрезерваций, и программы по клонированию. Которая, кстати, благодаря исследованиям моний, вскоре выйдет на новую ступень развития. И биоинженерия заиграет новыми красками. Если бы я не спас Кроберг от удара Данилевского, то кто знает, когда бы появился следующий гениальный исследователь «белой язвы».

– И все же сравнивать Кора и Кроберг…

– Я говорю о том, что Данилевский непрошибаемый танк, который вы всячески защищаете.

Директор уставился в стол, стараясь уйти от напора Винбурга.

– Вы считаете, что я зря придираюсь? А ведь далеко за примером ходить не надо. Возьмем сегодняшнее заседание ученого совета. Что вы можете сказать про господина Семиовского?

– Кого? – нахмурился Ожин.

– Я так и думал. Ведь зачем директору помнить фамилию одного из тысяч лаборантов центра?! Семиовский – это тот лаборант, у которого получилось, пока непонятно каким образом, получить родственный с «белой язвой» гриппон. Вы считаете это нормальным, что подобный гениальный ум оказался раскрыт лишь сейчас? Интересно, сколько таких гениев работает с Данилевским и сколько из них он давит своим эго?

– Я понял, о ком вы говорите. Даже вы должны понимать, что это родство может быть результатом ошибки.

– Ошибки? Все возможно. Но такие ошибки случаются тогда, когда ученик вынужден работать втайне от своего учителя. И причины этого вам известны, – Винбург всплеснул руками.

– Вы драматизируете.

– Это мы скоро узнаем, – ехидная улыбка сверкнула в глаза Ожину. – У Данилевского вот уже второй год нет помощника. Вы даже здесь потворствуете ему. Мол, замкнутый гений – пусть работает как хочет. Но наставничество введено для того, чтобы именитые учителя взращивали новых смышленышей, а не от скуки ради.

Директор догадался, к чему ведет Винбург. Антон Исаевич уже представлял, как будет сообщать эту новость Данилевскому.

– Поэтому моя настоятельная рекомендация вам – назначить Семиовского, как ответственного за родство гриппона и «белой язвы», помощником профессора Данилевского. Пусть работают вместе. И вместе ответят за любой из результатов. А мы проверим, насколько вы способны быть непредвзятым к своему ученому другу, – широкая улыбка на лице Винбурга поставила точку в споре.

Антон Исаевич не раз предупреждал старого друга о том, чтобы он был осторожнее с Винбургом. Нельзя заигрывать с удавом. Таким был министерский муж. Неспешным и расчетливым. Он мог долго обхаживать свою цель, пряча, маскируя реальное положение дел. Жертва даже и не осознавала, что вокруг нее свито уже не одно кольцо, готовое стянуться на хрупкой шее. Из мертвой хватки Винбурга без потерь еще никому не удавалось вырваться.

Ожин потирал шею, глядя на белозубое лицемерное добродушие чиновника. Предложенные условия сделки были очевидны. И Антон Исаевич осознавал все последствия. Винбург был вхож в кабинет министра науки Терена. И поговаривали, что тот всерьез воспринимает его как преемника. Не желая огорчать своего всемогущего начальника, Винбург всячески демонстрировал качество своей работы. На самом деле его от Данилевского отличала лишь сфера научной деятельности. Чиновник любил открывать новые таланты и записывать их в свои активы и играть исключительно в сфере научной политики. Данилевский же открывать таланты не умел, но они липли к нему сами, записываясь в его ученики. Раскрыться бутоном в тени гениального ученого жаждали многие – ведь это однозначно говорило о том, что они достойны немедленно попасть в пантеон светил науки.

Ожин, почти не колеблясь, согласился с Винбургом и распорядился подготовить документы на назначение Семиовского помощником профессора Данилевского. Громкая новость вскоре облетит весь БиоНИЦ и заставит содрогнуться стены лаборатории микровирусов от негодования его главы. Ставя подпись под распоряжением, Данилевский принимал новые правила игры. На кону стояла его профессиональная репутация, которая вдруг перестала быть непотопляемой. Свет белозубой улыбки Винбурга ярко светил в глаза, а это значит, что недооценивать его смерти подобно. Выбора не было. Сейчас отказ исполнять приказ Ожина означал бы подыгрывание Винбургу. Чего тот, конечно же, ждал. Нужно было прогнуться. И сосредоточиться на более важной проблеме.

Сейчас нужно выяснить природу родства гриппона и «белой язвы». Ошибка или закономерность? Данилевский отчасти признал инициативу Кирилла в ускорении правильной. Она подвела ученых к вопросу о родстве двух опасных вирусов человечества. Тяготила ли профессора мысль о том, что не он обнаружил эту связь? Конечно же. Кто был этот Кирилл? Недавний студентишка, зеленая водоросль.

Глава 3. Инъекция

В течение трех дней, до понедельника, лаборатория Данилевского должна выдать подтверждающие или опровергающие результаты родства двух вирусов. Это нужно было сделать как можно быстрее, так как, по официальной информации, лаборатория микровирусов БиоНИЦ занималась исследованием «патологии 6». Широкий круг научных изданий внимательно следил за работой исследовательского центра, и скоро последуют резонные вопросы. Официально было объявлено, что результаты будут обнародованы через две недели. Время шло. Команде Данилевского необходимо было совместить два крупных исследования и не по одному из них не ударить в грязь лицом. Не уложиться в срок Данилевский не имел права. Хотя приоритет в исследование гриппона и «белой язвы» был однозначным.

Обстоятельства вынудили профессора Данилевского согласиться на повышение Кирилла до своего помощника. Тот получал право доступа к третьей лаборатории микровирусов и к главному хранилищу. Он был вне себя от радости, став вторым человеком в лаборатории. Подходя к ее двери, он представлял, как все удивятся и будут ему завидовать. Он желал, чтобы они ненавидели его за прыткость, ум и гениальность. Кирилл уже не вспоминал, что несколько часов назад трясся из-за результатов ускорения. Теперь, как никогда, он был уверен в себе. Кирилл вошел в лабораторию с гордо поднятой головой. Он ждал реакции, но ее не последовало. Кроме него и профессора в лаборатории никого не было. Обеденное время – большинство сотрудников спустилось в кафетерий. В Кирилла будто водой плеснули. Он помотал головой, стряхивая воображаемые капли, и направился к шкафу с защитными костюмами, возле которого уже стоял Данилевский. Времени было не так много, поэтому терять его никто не хотел. У Кирилла появился прекрасный шанс проявить себя, и он во что бы то ни стало намеревался воспользоваться им. Профессор и он находились в самой дальней лаборатории и вдвоем занимались гриппоном. Оба в защитных комбинезонах. Почти весь день они не выходили из дальней лаборатории. Изредка кто-то из них выходил во вторую. Но и это вызывало у сотрудников лаборатории живой интерес.

Больше всего на Кирилла искоса поглядывал Хавеев. Ему очень хотелось отвесить несколько уничижительных реплик в его адрес. Но близость Данилевского действовало на него как намордник. Можно было скалиться, но не гавкать. Константин не мог просто так смириться с тем, что молодой неоперившийся лаборант обошел его – доктора наук.

День пролетел быстро. К концу рабочего дня темпы работы не сбавляли только два научных сотрудника. И оба они находились в лаборатории микровирусов. Данилевский не останавливал процесс, а Кирилл и думать забыл, что у него есть другая жизнь вне стен лаборатории. Он целиком и полностью погрузился в исследования. Так они проработали до полуночи.

Данилевский устал и предложил заканчивать. Кирилл повиновался.

– Ну что же, Кирилл, – начал разговор профессор, – я рад, что ты не посрамился.

– С-спасибо, – не ожидав похвалы, Кирилл не знал, как реагировать.

– Заработались… – Данилевский посмотрел на часы.

Кирилл молчал.

– Что же, Кир. Тебе далеко ехать, как я знаю. И мне далеко. Предлагаю остаться здесь, в центре. Место есть…

Кирилл не знал, как и на это реагировать. Про спальные этажи в центральном блоке институтского комплекса ходили легенды. Одна из них гласила, что номера там не уступают элитным гостиницам города. Однако проверить слухи простому сотруднику это не всегда удавалось. Разрешение на размещение там получали только иногородние ученые, высокопоставленные гости центра.

Не дождавшись ответа, профессор вошел в кабину. Кирилл опомнился и крикнул вслед: «Хорошо!» Профессор услышал, но дверь кабины уже захлопнулась. Данилевский кивнул головой. В кабине началась обработка. Через несколько секунд профессор освободил кабину. Настала очередь Кирилла. Он не медлил – профессор решил подождать его. Кирилл вошел в кабину. Его обдало химическим паром. Лазеры просканировали его. Процедура была закончена. Кирилл потянулся к кнопке выхода. Но дверь не открылась. Кабина окрасилась в красный цвет. Система безопасности вывела на табло красными буквами: «Обнаружено постороннее вещество». Профессор насторожился. Он подошел к кабине. Кирилл тут же взмок. Трясущимися руками он нажал на панели несколько кнопок. И процедура обеззараживания повторилась. Пар на этот раз был синего оттенка. Кабина окрасилась в зеленый. Дверь открылась.

– Что случилось? – профессор был обеспокоен не меньше Кирилла.

– Не знаю, – Кирилл был бледен, как смерть.

– С вирусами работал предельно внимательно? – допытывался Данилевский.

– Да, профессор.

– Хорошо. Система тебя выпустила, значит, все в порядке, – заключил руководитель лаборатории. – Успокойся. Ничего страшного.

Но Кирилл испугался больше не того, что система безопасности не выпустила его, а того, что это произошло во второй раз. Страх перешел в немую тревогу, ноющую в груди.

На улице стояла непроглядная темень. Лишь тусклые фонари, изогнутые кверху, слабым светом рассеивали мрак институтских площадей. Данилевский повел Кирилла на парковку электромобилей, которые, по обычаю, разъезжали по территории института. Кирилл глубоко вдохнул. Свежий влажный воздух, гонимый легким ветерком, выдавал идущий где-то дождь. Профессор и Кирилл сели на припаркованный на стоянке электромобиль и направились к спальному блоку. Данилевский попросил помощника сесть за руль, так как сам засыпал на ходу. Дорогу Кирилл знал. Профессор почти сразу задремал. Кирилл же думал сейчас о своем опыте. Мысль о красной двери в пропускной кабине лаборатории вернула его к записям, что недавно были разложены по полу в его квартире. Целый день он не вспоминал об этом. Кирилл корил себя: как же он мог забыть о нем. Он, было, подумал о судьбе: стоило ему забыть о своем деле, как оно одернуло его. Кирилл посмотрел на дремлющего профессора, а сам размышлял над тем, как ему провести опыт. Ведь он был близок к разгадке вируса нулевого иммунитета. Но как его провести? Завтра хоть и суббота, но до понедельника лаборатория будет занята гриппоном и «белой язвой». Данилевский будет всегда рядом, к тому же чиновник из министерства незримым призраком витал в БиоНИЦ.

Тем временем они подъехали к главному блоку. Кирилл припарковался, нажал на кнопку и двигатель отключился. На удивление, профессор тут же проснулся. Он молча вышел из электромобиля. У входа их встретил охранник. Кирилл был здесь впервые. Вестибюль был залит теплым оранжевым светом. Вдоль стен стояли флагштоки всех научных исследовательских центров под управлением министерства. Ресепшн находился слева. Там сейчас никого не было. На рабочем месте был только охранник, вышедший к ним. Обстановка в вестибюле располагала к расслаблению. Мягкие кресла и диваны, прозрачные журнальные столики и расставленные горшки с высокими деревцами. Из светильников на стенах мягко струился свет. Главная же люстра под потолком, расползающаяся лианами с лампочками, не тревожила усталый взгляд и была отключена. Лицо дежурного охранника показалось Кириллу излишне упитанным, каким-то небрежным и заплывшим от времени. Профессор не был настроен на какой-либо разговор и поэтому ограничился дежурным приветствием и парой фраз-распоряжений насчет Кирилла. Охранник кивнул: Данилевскому было позволена такая вольность – если он считал нужным, он мог разрешить кому-нибудь из своих сотрудников воспользоваться спальным блоком.

– Надеюсь, крыс из министерства не на моем этаже поселили? – Данилевский только собрался уходить, но вспомнил про присланных чиновников.

– Да бог с вами, Кирилл Иванович, они уехали два часа назад. Закончили с бумагами и вернулись восвояси.

Данилевскому явно полегчало. Он даже слегка улыбнулся. Охранник вручил Кириллу ключи от номера. Тот посмотрел на позолоченный брелок, взглянул вслед уходящему профессору и окликнул его:

– Профессор, вы не против, если я встану пораньше и приготовлю все для следующего опыта?

Не останавливаясь, профессор сухо ответил:

– Хочешь, готовь. Я буду в лаборатории к девяти, – произнес он и скрылся за дверью лифта.

Кирилл поблагодарил охранника за ключи. И, оглядев фойе, замешкался, обнаружив два лифта и два коридора.

– Тебе надо на пятый этаж, голубчик, – вахтер заметил замешательство Кирилла, – поднимешься, сразу направо. Найдешь.

Охранник зевнул и медленно удалился в сторону ресепшена, где находилась дверь в коморку. Кирилл остался один. Он посмотрел на часы на стене между лифтами – тридцать две минуты первого. Кирилл посмотрел по сторонам, глянул в сторону двери, за которой скрылся охранник.

Через две минуты молодой ученый уже заводил двигатель электромобиля. До девяти часов, когда профессор Данилевский прибудет в лабораторию, у Кирилла есть несколько часов для осуществления задуманного. Все словно нарочно сложилось именно так. Его повысили несколько часов назад. Теперь он имеет доступ к лаборатории в любое время – никто не спросит с него. Да и разгуливать ночью по территории института простым лаборантам было бы сложно. Плюс ко всему – министерской комиссии во главе с тем лукавым чиновником уже нет и охрана не так агрессивно настроена. Идеально!

Кирилл остановился возле здания лаборатории. Еще раз посмотрел на часы. Все нормально. На максимальной скорости доехал за пять минут. Кирилл поднимался по лестнице, когда за спиной послышались шаги.