Проклятый

– Аура? Бомжей она, смотрю, вообще не колышет, – засмеялся друг. – Идем.

Он взял керосиновую лампу из комнаты, сказал, что заберет ее домой как трофей. Мне вручил фонарик. Потом пнул куклу в комнате так, что она вылетела из помещения и спикировала вниз туда, где заканчивалась лестница.

– Картины жуть, – сказал я, когда свет выхватил стену справа. Бобби даже не обернулся, он вприпрыжку сбегал по лестнице, шумно топая. На одной из картин я заметил краем глаза, что пропало изображение самоубийцы, распластавшегося на земле. Он словно выбрался из картины. Или его там изначально и не было вовсе?

– Идиот, – тихо выкрикнул я вслед другу, наблюдая, что он чудит.

– Не дрейфь, старик! – отозвался он и пропал внизу. Я спустился к длинному как баржа столу. Едва не налетел на стул. Светил фонариком в спину другу. Тот уже, оказавшись внизу, пытался жонглировать тарелками, но только поднял в воздух клубы пыли. Да еще и тарелки шмякнулись от его дурачеств.

– Толстяк, смотри, это ты! – нарисовал он пальцем по слою пыли на столе перекошенную мордочку.

– Ты Пикассо, мой друг, – лениво ответил я, – думаешь, бездомный ушел?

– Конечно! К тебе домой, – заржал Бобби.

Мы осмотрели первый этаж. Заколоченный входной проем с этой стороны выглядел, как и снаружи. Куча писем на полу. Бобби снес их по ходу. Лампа в его руке раскачивалась как маятник.

– Смотри, кухня! Может там чипсы завалялись?

– Думаю, крысы бы их давно слопали, – не успел я договорить, как одна жирная крыса прошмыгнула мимо нас и скрылась в темноте. Бобби рванул за ней, будто они с ней поспорили, кто вперед добежит до определенной точки.

– Не забудь спросить про чипсы у своей подружки, – крикнул ему вслед я. В ответ была тишина. Свет его лампы растворился впереди и пропал, будто закончилась горючая жидкость. Я осмотрел старые напольные часы, стрелка стояла на без пяти девять. Интересно, сколько лет прошло с того момента, когда они остановились? Был ли здесь кто-то в живых, когда стрелка замерла? Тут я вспомнил про друга.

– Бобби!

Тишина. Ветер раскачивал дверь сарая далеко на улице, но звук долетал и сюда.

– Бобби, не смешно уже нифига! – крикнул я в то место, где он скрылся. Фонарик выудил из темноты очертания холодильника, длинной столешницы с шрамами от работы ножа, раковину с отсутствующим смесителем. Я шагнул в кухню. Никого. Шкафы на уровне глаз распахнуты и пусты. Об одну дверцу я чуть не стукнулся, козырек кепки спас от синяка.

– Бобби! – крикнул я уже во весь голос. Тишина в ответ. Что-то зашаркало со спины. Будто кто-то передвигал мебель. Я развернулся и увидел Бобби, держащегося за живот – он корчился от смеха. Ногой он возил в охапке газет на полу. А другой шуршал целлофаном, из-под которого выглядывал ковер.

– Ты мудазвон! Хватит меня пугать! Я сваливаю короче!

– Ну не кипятись! Ты бы видел свои глаза! Бобби, Бобби, – хихикал друг. – Пойдем, кое-что покажу. Я кое-что нашел. Тебе понравится.

Я постоял ровно секунду, после того как он отправился вглубь дома. Потом пошел за ним следом. Больше я Бобби живым не видел.

* * * *

В ту ночь завалился спать как убитый, будто разгрузил целый состав с цементом. Я очень устал, словно дом высосал из меня все жизненные силы. Кажется, как только голова прислонилась к мягкой поверхности подушки, мое сознание мгновенно растворилось во сне. Мне снилось, как я вновь иду в тот самый дом, дверь открывается сама мне навстречу, и я спускаюсь в подвал. С потолка свисают тряпичные тела неизвестных животных, я пробираюсь внутрь и меня встречает старуха. Седые локоны спускаются с ее лица до колен, из-под них я вижу лишь острый нос и безобразную грудь. Ни глаз, ни рта. Рядом со старухой сидят два черных пса. Они смотрят на меня, и она, их хозяйка, не сводит с меня своего взора. Я пытаюсь ей что-то объяснить, сказать, что я здесь случайно, что я сейчас уйду. Но она лишь указывает средним пальцем с громадным когтем мне в лицо. Собаки подскакивают. Следующим кадром они жрут меня живьем.

Проснулся мокрый как лягушка. Подушка и простыня пропитались потом. Выглядело это так, словно я сходил по-маленькому под себя. Я хватал ртом воздух, словно кто-то меня душил во сне. В комнате царил полумрак, и я лихорадочно начал ощупывать себя с головы до ног. Я прекрасно понимал, где реальность и где сновидения – но сегодня они будто сплелись воедино. Я в порядке, это всего лишь кошмар. Черт, да он был таким реальным! Кадры с псами, терзавшими мои руки, кадры с кусками, вырывающимися из моей плоти цепкими зубами – эти кадры, они мельтешили у меня в голове, будто взбесившиеся марионетки. Я встал и побрел на кухню, выпил воды из фильтра, а то в горле пересохло. Долго стоял, задумавшись, пока полностью не вернулся в реальный мир. Направился обратно в постель. Зажмурил глаза, проходя через темный коридор в спальню. Даже не зная, что правильно сделал в этот раз, когда закрыл глаза. Потому что в проходе стояла сгорбившаяся старуха.

* * * *

– Ты опять лунатил, сынок, – сказала мама, когда я наливал молока в хлопья. Мы сидели на кухне. Точнее я, а она только пришла и щёлкнула выключателем у чайника. Лицо у нее было заспанное, а волосы выглядели так, словно она начала делать завивку, а потом бросила это глупое дело на полпути.

– Я не помню, мне кажется, я дрых как убитый.

– Я ночью пошла в туалет, смотрю свет в прихожей. Увидела тебя, сидел с закрытыми глазами на краю ванной, вода из крана бежала. Видимо включил во сне.

– Это так странно. Наверное, потому что вообще такого не помню. Чувствую себя сумасшедшим каким-то.

– Ну, если бы у тебя было это в первый раз за все время, я бы напугалась. Но ты сам прекрасно же знаешь, что у тебя такое бывает. Я тебя проводила в твою комнату, ты тут же уснул.

– Блин, я не помню. Помню, как попить вставал и все.

Зато я помнил свой сон. Свой жуткий сон. В нем был тот дом.

* * * *

Лето подходило к концу. Теплый август скрылся там, куда уходят заканчивающиеся месяцы. Миновала уже половина сентября и школьные занятия были в самом разгаре. Бобби сидел рядом, рисуя в учебнике истории ручкой какую-то мордашку. Наша парта стояла в самом дальнем углу класса. Шторки на окне рядом лениво раскачивались, и из-под них в помещение залетал ветерок, то и дело сдвигающий тетради в разные стороны.